Кто бы что ни говорил, а в детстве эти двое просто не выносили друг друга. Дилюк раздражал ее своей горячей навязчивостью, а Кэйа его своим холодом. Удивительно, что он так умолял сделать ее своей сестрой. Крепус Рагнвиндр.
***
29/03/03 Винокурня «Рассвет», Мондштадт. Признаться честно, она его недолюбливала. Маленький, громкий, невероятно наивный. Дилюк совмещал в себе все, что ее, как взрослого человека, страдающего частыми перепадами настроениями из-за всего случившегося, неистово раздражало. Она недовольно вздыхала, когда он заявлялся к ней поздней ночью, робко стуча по вечно запертой двери и притаскивая с собой мозолившего глаз ярко-розового плюшевого кролика. Холодным тоном объясняла подробности собственной занятости, коротая дни либо за монотонной работой на винокурне, либо за чтением интересных книг в богатой библиотеке Рагнвиндров. И методично обрабатывала неутомимую детскую голову такими общепринятыми понятиями, как «личное пространство», «порядок» и «дисциплина». А что? Кому как не ей знать, насколько пластичны мозги детей, прибавив к этому излишнюю доверчивость Дилюка, и грех было не воспользоваться предоставленной возможностью. В конце концов, это был своеобразный вклад в ее будущее. На данный момент ее положение в особняке было не ясным. С одной стороны она много времени проводила с наследником, что уже о чем-то говорило, а с другой нередко помогала местному персоналу в роли девочки на побегушках. Поэтому немного завоевать у него авторитета было делом не лишним. Хотя… Господи, кому она врет, с какой стороны ни посмотри все это было ужасно неправильно. Срывать накопленный годами яд на ни в чем неповинном ребенке, манипулировать им ради собственной выгоды и отгонять, когда становится излишне назойливым. Только в защиту Олберич можно было сказать, что она знала свое место и никогда не переступала черту. Формально, ей ни разу не удалось отвертеться от его нежеланного внимания. Крепус достаточно четко обозначил позиции в этом изысканном проклятом доме, дабы она обреченно тянулась к ручке любимой дверцы, впуская усиленно распинающегося о каких-то монстрах мальчишку в свою постель, до глубокой ночи поправляя на нем упорно сползающее одеяло. Нехотя соглашалась на любые предложенные игры, насколько бы абсурдными те ни были. И угрюмо смирялась с его постоянным присутствием рядом. Ну как «смирялась», точнее пыталась сделать вид, что нынешние обстоятельства полностью устраивают ее и без того замученную душу. — Кэйа, Кэйа! — наконец научившийся правильно говорить ее имя, после сотни раз невнятно произнесенного «Кая», Дилюк, спотыкаясь из-за ненужной спешки, торопливо подбежал к ней, вытягивая вперед стеклянную банку с беспорядочно порхающей внутри бабочкой. — Смотри, кого я поймал! — Бабочку? — с жалостью посмотрев на заключенное насекомое, Олберич скептически выгнула бровь. — Это не просто бабочка, — обиженно пробубнил он под нос, впрочем довольно скоро остыв и нетерпеливо наклонившись вперед, доверчиво поведал. — Она сияет. Девочка все еще выглядела не впечатленной, хотя приглядевшись к стеклу, отметила, что от ее эфемерных крыльев действительно исходил неестественно яркий голубой оттенок. Кажется, она читала что-то об этих видах из одной энциклопедии… Ах да, вроде бы их хрупкие тельца используют в алхимии, дабы извлечь полезную потустороннюю энергию, как раз передающее данное сияние. Вряд ли розовым очкам Дилюка понравится эта информация. Заметив, что от нее ждут ответа, Кэйа неловко сказала короткое: — Мило. — Если хочешь, я мог бы поймать немного и для тебя, — и не дождавшись согласия, осторожно положил банку на край расстеленного на земле пледа, прежде чем помчаться к серьезно кивающему на все заверения молодого господина садовнику, Таннеру, дабы тот помог с предстоящей «ловлей». Несмотря на то, что со дня их знакомства прошло довольно много времени, привыкнуть к неумолимой энергии озорного мальчика с пушистой багряной гривой вместо обычных волос ей так и не удалось. Видят боги, порой нужда открутить его юркий пропеллер, отвечающий за передачу столь огромной энергии, была настолько сильной, что она с трудом удерживала себя от свершения греха. Все же Кэйа не умела ладить с детьми. Не ясно, что они в ней только находят. Зевнув в маленькую ладошку и удобнее расположившись на мягком клетчатом пледе во дворе винокурни, Олберич вяло помахала рукой размахивающему чересчур длинным сачком Дилюку, что уже успел отхватить несколько бабочек, судорожно пытающихся вырваться из-под сетки твердого деревка. Как хорошо, что она не переродилась беспомощным насекомым. — Какие красивые подсвечники, — восторженно протянула подошедшая к их небольшой компании Аделинда, всегда присматривающая за ними издалека. — Только им чего-то не хватает, вам так не кажется? — Правда? — широко распахнул заблестевшие огнем глаза Рагнвиндр. — А чего? Заприметив в руке горничной несколько разноцветных лент, Кэйа закатила глаза от происходящей напротив нелепости. — Ленточек! — и явив на свет несколько развеивающихся на ветру вышеназванных объектов, услужливо попросила у маленького альфы разрешения. — У меня как раз есть две — красная и синяя — которые замечательно подойдут вам с Кэйей. Обвяжем их вокруг крышки, чтобы скрепить не только вашу дружбу, но и праздничное настроение Луди Гарпастума? — Хорошо, только синяя лента будет у меня, — «великодушно» разрешил тот, робко посмотрев на вернувшуюся к прерванному чтению девочке. — Ты не против, Кэйа? — Мм, нет, делай, что хочешь, Дилюк, — перевернув страницу, благосклонно махнула она рукой, мол, чем бы дитя не тешилось. Недолго повозившись с покрытием крышек скользких банок и торжественно вручив их своему любимому господину (ни для кого не была секретом дикая популярность Рагнвиндра-младшего среди местного персонала), Аделинда стала озадаченно оглядываться за горизонт уплывающего закатного солнца. Вероятно, не терпелось уйти домой. Обычно мастер Крепус распускал своих подчиненных как раз к вечеру в честь столь важных праздников, поэтому она еще могла успеть полюбоваться взрывом фейерверков в высоких стенах красиво украшенного Мондштадта. — Что-то не так? — обеспокоенно нахмурился красноволосый мальчик, заметивший нервозность женщины. — Если ты хочешь домой, то можешь уже идти, Аделинда. Добраться до Спрингвейла вполне в наших силах. — Кхм, но мастер Крепус приказал лично сопроводить вас до этого поселения, — возразила та в ответ, пускай и весьма неохотно. Покраснев и вновь кинув полный открытого сомнения взор на усиленно строившую равнодушный вид Олберич, которой на самом деле было действительно все равно на его детские тайны, Дилюк поддавшись вперед, тихо зашептал горничной на ухо застенчивым звонким голосом: — Я бы хотел показать Кэйе одно особое место… Даже с расстояния одного метра можно было с легкостью услышать каждое его слово. Господи, этот мальчишка такой невыносимо наивный. Нужно будет усердно поработать над его конспирацией, если он всерьез настроен на место рыцаря Ордо Фавониуса, как сам старательно уверяет других. — Ах, кажется я поняла, — засмеявшись и заговорщически подмигнув покрасневшему Рагнвиндру, Аделинда игриво закончила. — Тогда не буду вам мешать. Но ни в коем случае не сворачивайте с дороги! А вы, молодой господин, не спускайте глаз с Кэйи, хорошо? Она легко может здесь потеряться. Неправда. Уж что-что, а карту Мондштадта Дайнслейф заставил ее выучить назубок, чему она не сильно препятствовала, прекрасно понимая, насколько сильно пригодятся эти сведения в ближайшем будущем. Что же, не прогадала. Проводив горничную до дверей винокурни и захватив наспех сделанные «подсвечники» в роли банок с сияющими голубыми бабочками, они вдвоем медленно направились к уютной деревушке оборотней, где сегодняшним вечером устраивался неофициальный пир, организованный щедрым владельцем винодельни «Рассвет». Праздник поэзии, вина и музыки. Если задуматься, то это ее первое празднование чего-то настолько глобального. Дни рождения в Каенри’ах не празднуют, да что там, Олберич не может припомнить ни одного знаменательного праздника, ради которого сумели бы собраться жители их мрачной деревни. Поэтому, Луди Гаспартум разжигал предательский интерес и миролюбивое настроение. Она даже не отдернула неуверенно взявшего ее за руку Дилюка, личико которого от отсутствия привычного отказа светилось словно драгоценный камень, впрочем довольно быстро пожалела из-за того, что через несколько минут верткий ребенок начал нетерпеливо подпрыгивать, пока в конце концов не побежал по неровной тропе, потащив ее за собой. — Дилюк, не спеши! Мы и без этого успеем к столу. — Но у нас не останется времени на родник, — с ноткой всепоглощающего отчаяния воскликнул он, не переставая бежать и настойчиво тянуть ее за запястье. — В Спрингвейле вечером на нем появляются сотни сияющих бабочек. Но если мы будем поздно, отец нас не отпустит! Отступившись и едва не разбив свой нос, Кэйа, с трудом поборов желание убить капризного альфу, впилась в него острым взором, несильным щипком по боку остановив на месте: — Значит, полюбуемся им в следующий раз. — Кэйа! — огорченно поджав задрожавшую губу, негодующе запротестовал Дилюк. — Что? — резче, чем планировалось, спросила она, заставив его со страхом вжаться в плечи и усиленно заморгать, сдерживая не пролитые слезы. О нет. Если Крепус снова заметит, что его горячо любимый сын расплакался по ее вине, то обычной отработкой на виноградных рассадниках явно не ограничится. Может быть, закроет доступ в библиотеку или и вовсе отдаст в местный приют, чтобы не мучиться с такой асоциальной воспитанницей. — Ну брось, Дилюк, перестань плакать, — несмотря на то, что Олберич никогда не была сильна в утешениях, она прикладывала все усилия, чтобы успокоить чужие всхлипы. — Ты ведь уже взрослый сильный альфа, а они никогда не плачут. Тише, все хорошо. — Н-нет! — усидчиво вытирая текущие по покрасневшему лицу слезы рукавом дорого темного пиджака, мальчик казалось только сильнее расплакался. — Ты всегда такая злая… Все время ругаешь и о-оталкиваешь, не люб-б-бишь играть со мной в героев Тейвата… Кэйа меня н-не-навидит! — Это не правда, — «я просто ненавижу всех людей» — дополнила она мысленно, неуклюже поглаживая его по подрагивающему крохотному плечику. — Я вовсе не ненавижу тебя. Блестящие из-за слез глаза, на мгновение сравнявшиеся с холодным рубином, окрасились тонкой пленкой разочарования, в то время как сильнее задрожавший Рагвиндр безмолвно пригрозил зарыдать навзрыд, если она срочно что-то не предпримет. Черт, и почему Кэйа не может просто сбежать? Укрыться в глубине окружавших их лесов, начав прекрасную одинокую жизнь в Нагорье Ревущих Ветров, где к ней никто не притронется, не будет требовать немыслимых вещей и наконец оставят в покое. Она ведь действительно могла выжить без чужой помощи. В Каенри’ах, неплодородных одичалых землях, в которые не проникает и капля света, за ней никто не присматривал, скорее хотели довести до могилы, дабы не мозолила глаз лишний раз. Кэйа самостоятельно охотилась на разную дикую живность, неумело училась разделывать их мертвые тушки, отделяя шкуру вместе с грязью и всем остальным, ночевала в пустых пещерах или под корнями могучих деревьев, разжигая костер с помощью подручных средств. Что мешало продолжить вести подобный образ жизни здесь, в живом, сравнительно безопасном Монде? — Дилюк, мы опаздываем, а я знаю более короткую дорогу в деревню, — неожиданно хриплым голосом сказала она, несмело протягивая ему ладонь и улыбаясь кривой улыбкой. — Поспешим? — Х-хорошо, — насупившись и наконец перестав хныкать, он с готовностью ухватился за ее ладонь, прижав к груди самодельный подсвечник. Большая часть пути протекала в безмолвном молчании, изредка прерываемым порывистыми вдохами и выдохами постепенно приходящегося в себя мальчика, однако при расставании у поворота, на стыке двух дорог к Спрингвейлу, он взволнованно встрепенулся. — Кэйа, мне кажется ты выбрала неверную тропу. И… куда ты собираешься? — Я увидела там винные бочки, — незамысловато махнув рукой в самую чащу леса, Олберич заговорщически подмигнула не скрытым темной повязкой глазом. — Ты ведь всегда хотел попробовать немного вина? Я быстро сбегаю за ним и вернусь. — Обещаешь? Девочка посмотрела на его наивно распахнутые глаза и далеко не в первый раз произнесла сладкую приятную на слух ложь: — Обещаю. И бросив туманный, отчасти сожалеющий взгляд на покорно ожидающего возле кромки дерева Дилюка, прытью бросилась как можно дальше от того места, зная, что через некоторое время их начнут искать и с легкостью найдут его маленькую фигуру на перепутье, всего в нескольких метрах от винокурни. Во рту поселилась странная горькость вперемешку с тяжелым возбуждением. Выпуская счастливо упорхнувшую вдаль голубую бабочку, Кэйа предельно четко подумала о том, что впервые чувствует себя свободной.***
Он слишком поздно понял, что никогда не хотел пробовать алкоголь. Рагнвиндр выпрашивал игристого вина у отца только потому что его желала Кэйа, изнывая от жажды вкусить хотя бы крошечную каплю. Может быть, ещё не поздно окликнуть ее и признаться во лжи? Мальчик взглянул на тень голубого света, медленно тающего в непроглядно ночном мраке, и почувствовал непонятное нервное жжение на кончиках пальцев. С ней ведь все хорошо? Кэйа сильная бета, которая даже может с лёгкостью выступить против превосходящего по силам противника. Она справится. Но ее не было слишком долго, чтобы он не забеспокоился и слепо ринулся по природному зову, стараясь не упустить голубой огонек среди множества колючих веток деревьев. Конечно, Кэйа обидела его и произнесла много жестоких вещей, но Дилюк не умел долго на нее злиться, особенно, когда ее жизни угрожала потенциальная опасность. Правда, когда сияющая бабочка была наконец поймана, а пустая банка обнаружена в зарослях куста неподалеку, он совершенно не знал, что делать и как следует поступить. В ушах набатом отбивался ритм его беспутно бьющегося сердца, заключённого в капкан расползающегося ужаса. Она его бросила. Дилюк отчаянно помотал головой, уговаривая себя не делать поспешных выводов и подождать. Только теперь уже здесь. Она ведь будет должна вернуться за своим подсвечником, иначе не сможет разглядеть ничего в темноте. В любом случае, он все равно не знает дороги назад. Дилюк устало опустился на холодную шелестящую травку и подтянув колени к груди, сомкнул вокруг них свои руки, спрятав искривленное в неразличимой гримасе лицо. Она ведь вернется за ним?***
Кэйа на удивление быстро нашла ночлег на первое время — укромное место под могучим дуплом, в которое уютно умещалось ее миниатюрное детское тельце, неподалеку разместился небольшой пруд с морской живностью. Она уже успела словить несколько рыбок стащенным у Коннора раскладным ножом, пускай им было не так уж и легко метать, нежели настоящим кинжалом, как тот, который ей дарил наставник. Впрочем, внутри леса бродят приличное множество хиличурлов. Поймать одного из них и отобрать сносный меч должно быть не самым тяжёлым делом. Откусив на пробу кусочек перегоревшей рыбы на деревянной палочке и сдержав неуместное желание сморщиться, в следующий раз лучше ловить рыбу с помощью крио элемента, Кэйа мимолетом подумала о том, нашли ли мальчишку или он до сих пор смиренно ждёт ее на перепутье. Главное, чтобы не последовал по ее следам и не заблудился в процессе. Тогда вероятность нахождения ее персоны увеличивается в семьдесят процентов. Он ведь не пошел следом за ней? Так не кстати подкравшееся дурное предчувствие буквально кричало о том, насколько неразумен бывает Дилюк, когда ему что-то нужно. Сдержав тяжёлый вздох и немного припустив повязку, дабы осветить дорогу ярко горящим глазом, Олберич нехотя помчалась обратно, спустя половину пути замечая знакомый голубой огонек сияющих бабочек. Свернувшийся в комочек ребенок медленно поднял на нее заплаканное дрожащее от ночного холода лицо, несмело позвав, словно не веря: — Кэйа? Это было нечестно. Ужасно несправедливо по отношению к ее эгоистичным желаниям. — Ты должен был оставаться на месте, если хоть немного доверяешь мне. — П-прости, — потупившись, Дилюк робко коснулся ее плеча, а когда не встретил сопротивления, более уверенно обхватил поперек всего туловища, зарывшись носом в ее воротник и с облегчением вдохнув родной запах холодных ирисов. — Я испугался, что с тобой что-то случилось. — Ничего, — тяжёлый вздох. — Просто пойдем домой. Тебе нужно согреться. Если ее упекут в детский дом Мондштадта, она обязательно сбежит. Вопреки всем ожиданиям, глубокой ночью, в такт мерцающим звёздам, Крепус торжественно объявляет ее своей дочерью, подталкиваемый взволнованно кашляющим в кулак Дилюком.