Зови и улыбайся

Вот уже и дом. Рэки вдруг понимает, что надо прощаться. А ещё — как он не хочет расставаться с Лангой, даже на ночь, даже зная, что утром они встретятся. Он замедляет шаг, останавливается. С сожалением выпускает руку Ланги. Они оба мнутся, Ланга будто тоже домой не торопится. — Ты же так и не рассказал. Что было потом? — спрашивает Ланга. — Точно! — Рэки радуется поводу продолжить разговор. — А, слушай. Ночь. Пойдём ко мне? На мгновение Рэки успевает испугаться тому, что Ланга сейчас его как-то неправильно… или наоборот, слишком правильно, поймёт. Ланга улыбается и смотрит на него так же, как недавно на рампе. — Пойдём… если можно. — Можно! Только очень тихо, если мелких разбудим, мама нам обоим бошки оторвёт! — Рэки ликует, сегодня можно не прощаться с Лангой, и как же это здорово! Они крадутся по тёмному коридору. Вокруг тихо, и они тоже совсем не шумят. В комнате Рэки зажигает маленькую лампу на столе. — Я тут сегодня уже был, — со смущённой улыбкой признаётся Ланга. — Твоя мама меня впустила, сказала, что можно подождать. Я ждал-ждал. Потом подумал, что если бы ты хотел меня видеть, то… — Ланга пожимает плечами. — Я… Я очень хочу тебя видеть сейчас, — говорит чистую правду Рэки. — И не только видеть… тьфу, что я несу! Блин, а ещё мне надо обработать все ушибы. Я ж ещё и под машину попал! — Что? — пугается Ланга. — А тебе не надо к врачу? — Не-не, — мотает головой Рэки. — Что мне надо, так это сполоснуться. Где я сегодня только не валялся! А потом только помазать, и всё. — Я помогу. Ну, помазать, — поясняет Ланга. — Да ладно! Сам что ли не справлюсь! — смеётся Рэки, радуясь, что в комнате полумрак: уши и щёки снова горят при мысли о том, как Ланга обрабатывает его ушибы. — Ты же заклеивал мои царапины. И ту ссадину, когда я крови испугался, помнишь? Теперь моя очередь, — Ланга улыбается, достаёт телефон. — Напишу маме, что я у тебя. Она наверняка спит, но вдруг проснётся, а меня нет. — Конечно! Я щас! — Рэки уносится в ванную. Он едва держится на ногах, всё тело ноет, а ссадины щиплет от воды и мыла. Но внутри прочно обосновалась спокойная радость: он не бросит скейт, он помирился с Лангой, и — о боже! — Ланга остаётся у него на ночь! Рэки сам ещё не совсем понимает, что это означает, и сейчас не готов об этом думать, просто знает, что рад этому, вот и всё. Он возвращается в комнату в трусах и полотенце. Ланга стоит у стола, опёршись на него ладонями, смотрит в окно. Оборачивается на звук задвигающейся двери. — Написал маме? — Рэки открывает шкаф, достаёт бутылочку, на промасленной этикетке которой фломастером написано: «ушибы, синяки, царапины». — Ага, — Ланга подходит поближе, заворачивая рукава рубашки. — Этим мазать надо? Рэки кивает, отвинчивает крышку и с усилием вытаскивает пластиковую пробку. — Осторожно, если на одежду попадёт, пятна останутся. Это мама моя делает, — он нюхает горлышко бутылочки, протягивает Ланге. — Хорошо, что недавно как раз новую развела, у меня это средство быстро расходуется, ну ты понимаешь. Ланга тоже принюхивается к содержимому бутылочки, удивлённо поднимает брови. — Лекарство, а так приятно пахнет? — Да, и помогает хорошо. — Ладно. Где у тебя ушибы? Что болит? — Честно? Всё болит, — Рэки смеётся. — Так что начнём с того, что болит сильнее. Секунду он колеблется, но потом решительно сбрасывает полотенце и садится на кровать. — Так, лицо. Точно лоб, вот тут у виска, а с другой стороны скула, — он ощупывает лицо, иногда морщится. — И по челюсти заехали, ну челюсть хоть прямо всю мажь… Ланга ставит лекарство на край стола, принимается расстёгивать рубашку. Рэки, остолбенев, наблюдает, как Ланга снимает рубашку, аккуратно вешает её на спинку стула и что-то говорит. — ...Что? — переспрашивает Рэки и сглатывает: во рту пересохло. — Говорю, боюсь испачкать, сам же сказал, пятна остаются. Да и всё равно же мы спать сейчас ляжем, не в рубашке же я спать буду. — А… ну да, — он не просто видит, а буквально ощущает, как Ланга подходит вплотную, наклоняется к нему. Ланга смотрит на лицо Рэки, осторожно убирает со лба мокрые после душа пряди. Рэки замирает: что-то не даёт ему ни говорить, ни двигаться, он может только молча таращиться на Лангу, его плечи, голые руки, спортивную фигуру, крепкий пресс. Ланга прижимает горлышко бутылочки к пальцам, на секунду переворачивает. Лёгкими движениями прикасается ко лбу, размазывает маслянистую смесь. — Ты говорил, висок? — Рэки едва заметно кивает. Ланга ещё раз смачивает пальцы в лекарстве, промазывает кожу на виске. — Вот тут ещё красновато… — бормочет Ланга, и Рэки фыркает и тут же качает головой: нет, я ничего, ничего смешного — хотя ему очень смешно. Он сам чувствует, как горит лицо, но это не ушибы. — Челюсть, — справляется выговорить он. Чуть поворачивает голову, подставляя Ланге ушибленную сторону. — Так, с лицом вроде всё. Дальше? — деловито спрашивает Ланга. Вот кремень, его что, вообще не пронимает, что Рэки тут перед ним почти голый? Похоже, что нет. Ланга как Ланга. — Локти… оба, — отвечает Рэки, борясь с соблазном просто упасть на кровать в позе звезды и сказать, что у него болит вообще всё. Пусть Ланга мажет, пусть продолжает прикасаться к нему, это сводит с ума, но Рэки вообще не против. Ланга выливает несколько капель лекарства на ладонь и сует бутылочку Рэки в руку. Опускается на кровать сбоку от него, приподнимает локоть и и бережно промазывает, Рэки шипит — там как следует ободрался. Протягивает второй. — Перелом больше совсем не болит? — спрашивает Ланга. — Не, уже давно зажило. Вот что болит, так это спина, — он ёрзает, поворачивается спиной к Ланге. Тот придвигается поближе, забирает бутылочку. Проводит ладонью по спине Рэки — тот ёжится, по всему телу бегут мурашки. — А на спине ничего не видно, царапин нет, — сообщает Ланга. — Ну да, я просто на спину плашмя упал, когда машина… Одежда спасла, а больно всё равно. — А, прямо вся спина болит… Тогда знаешь что? Вот это, — он трясёт бутылочку со смесью от ушибов, — очень похоже на массажное масло. Если я тебе с ним спину помассирую, тебе наверняка станет легче. Ты как к массажу, любишь? — Я… не знаю? — изумлённо выдыхает Рэки. — Ой, да? Ну вот сейчас и узнаем, — матрас покачивается, Ланга встаёт с кровати, слышен звук расстёгивающейся молнии и шорох. — Да ты ложись. Рэки поворачивает голову, косится за спину: Ланга в боксёрах вешает брюки поверх рубашки, шагает обратно к кровати. Боже, что они делают, что они делают, это слишком! Но он же сам хочет… И это же Ланга, который сам сегодня сказал, что счастлив, когда он с Рэки… Он опрокидывается на кровать, вжимается лицом в подушку. Массаж… массаж — это же вообще ничего такого, ну намажет Ланга спину маслом, ну помнёт там и сям. Если подумать, ничего такого не происходит. Да и в трусах они уже друг друга видели, тогда, на пляже. Даже обнимались, и мир не рухнул, и их дружбе это не помешало. Так что Рэки немножко легчает, и тут Ланга садится на него верхом. Рэки выдыхает. Тяжесть Ланги на нём одновременно приятна и изводит, Рэки невольно представляет, как они сейчас выглядят со стороны, и забывает, как дышать. Он вздрагивает: на спину капает холодная маслянистая смесь из бутылочки, льётся тонкой струйкой вдоль позвоночника. — Ой, холодная, извини. Забыл, в руках надо было сначала погреть, — сетует Ланга. Тёплые руки скользят по спине, Рэки жмурится, весь растворяется в ощущениях. Сильные пальцы проглаживают его шею, расходятся на плечи, двигаются, прижимают, а боками Рэки чувствует колени Ланги, которыми он обхватывает его, наклоняясь вперед. Голова кружится, и всё вместе кажется каким-то невероятным водоворотом, который увлекает их обоих… куда? — Не больно? — спрашивает Ланга. — Нет… — хрипло отвечает Рэки, откашливается. — Нет, норм. — Как под машину-то попал? — руки Ланги с нажимом двигаются вверх вдоль позвоночника, потом снова возвращаются к пояснице, раз за разом. У Рэки ощущение, что он плавится и удлиняется под ладонями Ланги. — Бежал… в темноте. Машина из-за поворота, — сбивчиво отвечает Рэки. — Упал, вроде не сильно, но отключился. В себя пришёл, ой, ты не поверишь, в комнате для свиданий! — В смысле? — Ланга льёт на спину Рэки ещё немного масла, ставит бутылочку на пол. Теперь его движения разбегаются от центра к бокам, вдоль рёбер. — Ну, тот тип, что меня сбил… Он меня туда принёс и ждал, пока я очнусь. Хотел денег дать, но я не стал брать. Зачем? — А скейт? — Скейт тоже был. А тот тип ещё мне нотацию читал. Что не надо на скейте кататься. — А ты что? — Ланга… а я как раз тогда понял, что хочу кататься. Вот хочу, люблю скейт. И даже хоть ты и… — Рэки замолкает. — Что, Рэки? — руки Ланги замирают где-то в районе его лопаток. — О чём ты? Рэки с досады стонет в подушку. Молчит. Ланга ждёт, не двигается. — Ну… звёзды не дружат с неудачниками, — выдавливает Рэки со вздохом. — Так ты поэтому, — с пониманием говорит Ланга. — Рэки, ведь я никогда не говорил ничего такого. И не думал. Ладони Ланги снова скользят по его спине. Разминают, разглаживают, растирают. Рэки молчит. Вспоминает. А ведь и правда, Ланга ничего такого никогда не говорил! Ланга никогда не задирал нос. Не смотрел на Рэки свысока, как высоко бы ни взлетал. Он всегда был рад Рэки. Что же получается, Рэки сам придумал и сам обиделся? Тупой влюблённый дебил он всё-таки. На Рэки снова накатывает и размазывает мешанина невыносимых чувств. Облегчение. Благодарность. Досада на себя самого. Радость. Предвкушение. Смущение. Любопытство. Тяжесть сидящего на нём Ланги, уверенность его рук… Ему хочется остаться в этом моменте и в то же время ему хочется чего-то ещё… По всему телу волнами раскатывается тепло, концентрируясь где-то внизу живота. — Ну как ты? — прерывает молчание Ланга. — Правда, хорошо расслабляет? Рэки истерично ржёт в подушку, его смех отдалённо похож на всхлипы. — Расслабляет? Так это расслаблять должно было? — Ну… да. Наверное, я что-то не так делаю, — растерянно говорит Ланга. — Спине не стало лучше? Рэки чувствует себя так, будто он мчится по незнакомой трассе, впереди поворот, а что за поворотом — вообще не известно. — Спине лучше, — бормочет он, решаясь. — Ты всё делаешь отлично. Это было… офигенно. Он начинает поворачиваться на бок, и Ланга приподнимается, будто хочет слезть с него. Ну уж нет. Рэки хватает Лангу за талию и за руку, ловит, тянет к себе. Ланга падает на него, Рэки ёрзает, выпрямляясь под ним, ощущает Лангу всем телом: коленями, грудью, бёдрами, животом. Очень неловко и до сумасшествия желанно. Рэки обхватывает Лангу обеими руками и ещё ступней за ногу оборачивает. Беззаботно смеётся: — Всё, никуда не денешься! — внутри ужас. — Никуда и не собирался, — шепчет Ланга где-то в районе его щеки. Ужас отступает, на смену ему приходит что-то, чему нет названия. Это новое состояние обостряет все его ощущения, и он с восторгом прислушивается к ним: его ладони скользят по коже Ланги, щекой и ухом он чувствует тёплое дыхание, всем телом — горячую, живую, подвижную тяжесть друга. Ланга чуть приподнимается, лишь для того, чтобы нависнуть над Рэки нос к носу. — Рэки? — рука словно сама мягко ложится на лохматый затылок Ланги вместо ответа. Рэки закрывает глаза. Прикосновение губ к губам — как зелёный свет начала гонки. Больше нет мыслей, больше нет страха и сомнений. Есть только они двое. Безудержная радость, чувство полёта, уверенность в том, что всё будет замечательно! И нет никакого соперничества, им не нужно гнаться друг за другом, потому что они на одной стороне, в одной команде, сейчас и всегда… Оказывается, целоваться не просто приятно. Это какой-то особый способ взаимодействия, общение на новом уровне: вот предложение, а вот согласие, это похоже на признание, и ответ на него — взаимность! А вот это движение языком больше похоже на шутку, и Рэки смеётся, не прерывая поцелуй. Они целуются и трутся друг об друга бёдрами. Рэки не знает, правильно ли это и надо ли так делать, но им обоим приятно, так что какая разница. — Есть… одна проблема, — сбивчиво шепчет Ланга, отрываясь от его губ. — Что? Какая? — открывает глаза и немного пугается Рэки. Только проблем не хватало! — Я… щас кончу, — признаётся Ланга, и ох, какое же у него прекрасное лицо, Рэки уверен, что эту картину он запомнит на всю жизнь. — Давай, — торопливо кивает Рэки. Разве это проблема? Ланга садится верхом, опускает вниз резинку боксеров. О боже, они всё-таки это делают. — Прямо так? — неуверенно спрашивает Ланга. — Да, конечно, — Рэки тянет его ближе, Ланга придвигается. — Можно я? Ланга кивает и зажмуривается, вцепляется руками в колени. Рэки берёт его член в руку, делает несколько движений, чувствуя, как Ланга дрожит. А он и сам дрожит, он и сам вот-вот кончит, боже. — Вот так? — хрипло спрашивает Рэки. — Да, так… отлично, — Рэки продолжает, глядя то на лицо Ланги, то на его член в своей руке. Ланга резко вдыхает, запрокидывает голову, на живот Рэки проливается несколько горячих струек, Ланга хватает Рэки за запястье, открывает глаза — кажется, что они светятся. — Ты? — выдыхает Ланга. Рэки кивает, откидывается, прижимает локоть к горячему лбу. В ушах стучит, и весь он — сплошное возбуждение на грани разрядки. Он на мгновение ощущает прохладу, когда Ланга стягивает пониже его трусы — и сразу же прикосновение, такое долгожданное. — Ой, да, Ланга-а-а-а! — стонет он, захлёбываясь воздухом, выгибаясь, выплёскиваясь в оргазме. Ланга падает рядом, обнимает, часто дышит, прижимается губами к его щеке, и Рэки поворачивает голову, чтобы поцеловать его. Дыхание постепенно успокаивается. Радость и восторг остаются. Рэки, не выпуская Лангу, дотягивается до скомканного одеяла, расправляет его. Нащупывает под кроватью моток бумажных полотенец, отрывает несколько. Вытеревшись, бросает их на пол. — Всё хорошо? — Лучше не бывает! Ланга натягивает одеяло, укутывает их обоих. Ощущать его рядом — блаженство. Рэки уплывает в сон, уже предвкушая, с какой радостью они завтра встретят новый день. Вместе.