Little Queen

Солнце в зените, и Дженна только ступила во двор Мраморного дома. Ей оставалось менее двух дней до возвращения Леона Розье, поэтому тратить драгоценное время она не собиралась и сразу направилась внутрь, не останавливаясь в милейшем саду. Дженна свободно расхаживала по первому этажу в поисках братьев Розье. Эван просил её рассказать каждую деталь встречи с Марлин МакКиннон (многое Дженне придётся опустить, так что финальная речь будет в самом сокращённом варианте, без единого упоминания Ордена Феникса). Но радость сменила тревога с тем, как ни одного звука не прозвучало с её возвращения. Ни смеха, ни крика, ни топота, ни музыки. Тишина поглотила поместье. Дженна начала переживать, представляя, что Леон Розье вернулся раньше обещанный даты, а с ним под руку всегда шла агония, парализующий страх и смерть. Имя Розье едва очистили, благодаря связям Абраксаса Малфоя и ещё нескольким чистокровным семьям, только вот их старания не были оценены по достоинству тем, ради кого они тратили галлеоны и нервы. Единственной достойной причиной спасения Леона Розье стали его дети. Оба несовершеннолетние, а один из них и вовсе ребёнок (будь Феликс хотя бы подростком, кто-то вроде Блэков или Малфоев предпочёл бы взять опеку над братьями Розье, готовя будущий альянс или договор о свадьбе). Детей глава семьи тоже не ценил, особенно старшего. К огромному облегчению Дженны, она нашла Феликса на кухне, рядом с нетронутой кружкой чая и остывшими тостами. Он сидел, отодвинувшись от стола, и сжимал любимого мягкого дракончика с такой силой, что он мог порваться. Феликс только поднял на неё глаза и слабо улыбнулся, и Дженна ощутила на себе, как маленькие лёгкие давит взрослая гадкая грусть, засыпав голову Феликса вопросами: «Что я сделал? Почему он меня не любит?» Несложно было догадаться, кто ранил мальчишку очередной шуткой. Дженна хотела ударить Эвана, оставить жгучее пятно на щеке. Пьяный язык не был оправданием для грубых шуток. Для Эвана это было представление, игра, а вот для маленького Феликса — пытка. Он не сделал ничего плохого и страдал за то, над чем не имел контроля. Младшего Розье ненавидели за лицо, всё больше походящее на материнское. Его ненавидели за имя, данное ему годы назад отцом. А ещё его ненавидели за факт рождения: с первым вздохом ребёнок принял на себя последствия смерти самой доброй ведьмы во всей семье Розье. Дженна подошла к Феликсу и присела рядом с ним. Сначала оба молчали, смотрели перед собой, не представляя, что нужно сказать, пока Феликс не потянулся к Дженне, падая в её объятия. Его плечи вздрагивали с каждым громким всхлипом, и старшая волшебница только и могла шептать слова утешения, удерживая мальчишку рядом. Феликс хвастался за неё, как Регулус, когда боялся, что потерялся во тьме; как дети должны обнимать родителей, рассказывая им про монстров под кроватью. У тех счастливых детей чудовище не существовало, оно исчезало с приходом отважного отца-защитника и светом лампочки. У детей, которых знала Дженна, монстры жили в душах, окруживших их с рождения. И к кому бежать за спасительными объятиями, если твои спасатели — твои же убийцы и ночные кошмары? — Феликс, Эван... Он же несерьёзно. Феликс покачал головой, сжимая кулачками футболку Дженны. — Он всегда так! — Всегда дерьмовый брат? Феликс закивал, выпуская смешок. Он не мог нормально дышать и тем более рассказать, что произошло между двумя братьями, пока Дженна отдыхала с Марлин. — Хочешь, мы заварим тёплый вкусный чай и потом ты почитаешь мне про драконов? — предложила она, поглаживая Феликса по чёрным волосам. Он вновь кивнул, но не посмел отпустить Дженну, пока последняя слеза не оказалась пятном на футболке. Феликс держал её, словно боялся, что волшебница испарится. Ему нужно было заверить себя, что Дженна не очередная попытка его разума избавиться от давления тишины и пустоты родного поместья. Дженна ведь правда испарится, как только появится отец, и её не будет до наступления следующего лета. Дженна закрыла глаза, представляя, что, должно быть, думал Феликс, когда она уходила. Как одиноко ему было в огромном доме. Даже ужасного Эвана не было, чтобы обратить на Феликса внимание, заметить его присутствие в светлых тюремных стенах Мраморного дома. Дженна обняла Феликса крепче, надеясь, что он ощутит, как она переживает за него по-настоящему. И ведь Дженна так редко вспоминает про него со всеми её проблемами в Хогвартсе. Феликс же вспоминает о Дженне постоянно. Он ждёт лета, чтобы увидеть её на пороге дома Розье и подарить ему надежду на другую жизнь. Дженна не просто замечает его, она видит и слышит его, а о таком Феликс даже не мечтал. После первого разговора мальчишки с неизвестной ведьмой в саду он спросил у старшего брата, может ли милейшая девушка забрать его на небо, откуда спускается к их потрёпанным испуганным душам. Старший брат посмеялся, и младший начал доказывать ему, как их гостья не могла родиться на земле, среди алчных смертных. Эван пересказал Дженне слова Феликса, запивая их вином. Тогда она нашла это милым, сейчас грустным. Как мало любви должен был ребёнок получить, чтобы находить доброту неземным удовольствием? Прошло ещё несколько минут, и Феликс отпустил Дженну, чтобы попросить домашних эльфов приготовить чай. Он вежливо поблагодарил их и вернулся на своё место, сияя от радости. Единственным напоминанием об истерике остались красные глаза и лёгкая дрожь в голосе. — Я попытался обнять Эвана. — Что? — Я пытался обнять Эвана. Он меня толкнул. Эльфы поставили чай на стол и отправились выполнять оставшуюся работу по дому. Они точно запомнят слёзы и слова, последовавшие за ними. Только вряд ли Эван сильно пострадает от их мести: они связаны обязанностью служить всей семье Розье, хоть, будь их воля, они остались бы только с Феликсом. — Эван не достоин тебя и твоих объятий. Феликс отпил из кружки и повернулся к Дженне с яркой детской улыбкой, какую должен носить каждый день. Она согревала сердце получше любого чая. — Запомни: люби и уважай тех, кто любит и уважает тебя. — Ты же всегда хотела, чтобы я и Эван помирились. — Я переоценила его способность менять своё мнение. Феликс и Дженна провели часы, читая книги про драконов. Великие древние создания восхищали их обоих, но младший волшебник был особо увлечён ими. Мечта Феликса стать драконологом казалась вполне осуществляемой с его решительным восторгом и бесконечными знаниями. Эван ненадолго проснулся, и по его лицу Дженна сразу догадалась, что он пил. Без какой-либо причины, кроме скуки. К удаче Феликса, Эван перепутал Антипохмельное зелье с Усыпляющим. Дженна перенесла его обратно в кровать после того, как Феликс нарисовал усы над верхней губой брата. Старшим было о чём поговорить, но Дженна не собиралась трогать пьяного волшебника. С трезвым Эваном вряд ли разговор выйдет удачным. Устав после долгого чтения и разговоров, Феликс заснул на час раньше. Дженна еле заставила его дойти до комнаты и лечь в кровать: он хотел остаться в гостиной на диване, а не подниматься на второй этаж. Только уложив Феликса спать, Дженна вышла на улицу и достала пачку сигарет. Час она провела, гуляя по саду и по привычке дожидаясь появления звёзд. С наступлением сумерек стало намного прохладнее, так что можно было по-настоящему насладиться летом и красотой сада Розье, состоящего больше из фонтана и статуй, чем из растений. Никакой жизни, один только камень. «Jenny said when she was five years old...» — напевала Дженна, от скуки прыгая с камня на камень по дорожке к фонтану. Она не привыкла ложиться так рано и хотела развеяться перед сном, вспоминая альбом, который ей сегодня показала Марлин. Ради совершенно новой группы гриффиндорка изменила общей любви пары к «Heart». Только поэтому Дженна не призналась, насколько ей понравились песни. В ночи раздался звук хлопающих крыльев — по направлению к Дженне летела огромная сова. Она бросила письмо прямо в руки Дженны и приземлилась у её ног, поднимая огромные чёрные глаза на удивлённую волшебницу. Дженна достала палочку из кармана и произнесла: «Люмос», — вглядываясь в конверт. Стоило догадаться, что это Сириус решил написать волшебнице так поздно. Наверняка, он только отошёл от Джеймса, и уставшие волшебники собирались спать, чтобы завтра снова сыграть в квиддич. Сова принадлежала Поттерам, Дженна помнила её дружелюбие и терпеливость, но не собиралась задерживать бедное животное и позвала домашних эльфов с просьбой принести уставшей старой бедняге хоть немного еды, перо, чернила и пергамент для ответного письма. Развернув пергамент, она стала читать, вновь пытаясь разобрать неаккуратные буквы, схожие между собой. Дорогая Дженна, У меня появилась свободная минутка, чтобы написать тебе и пожаловаться. Марлин писала (три пергамента!!), что ты официально была у неё в гостях. Между прочим, только тебя, Доркас и Лили она приглашала, так что считай себя особенной. Но это не так важно, как Джеймс и его вечный квиддич. Срочно расскажи мне про какое-нибудь секретное место в доме, где я смогу спрятаться во время утренней разминки. Я ЕДВА ХОДИЛ ПОСЛЕ ПЕРВЫХ ДЕСЯТИ МИНУТ. Ох, а ещё Монти и Эффи показали мне ваши детские колдографии. Ты была куда милее до Хогвартса. Кроме того, я признался Сохатому, что общался с тобой (прости прости прости), а он решил: это хороший повод пригласить тебя на ужин в Поттер-мэнор, так что жди письма от идиота-братца (прости прости прости). И Питер живёт рядом! Мы приглашаем Ремуса, и у нас собрание Мародёров прямо на кухне. Очень удобно. Ещё и Монти помогает с идеями для мести Нюниусу. Эффи не одобряет, но она рада, что мы заступаемся за маглорождённых. Клянусь, глядя на Поттеров, я уверен, что Лили и Джеймс через лет пятьдесят будут вести себя так же. Жду ответа! Особенно про секретное место в поместье! Твоя любимая псина Дженна выдохнула, не в силах собрать себя по кусочкам вновь после невинного дружеского письма. Как глупо было думать, что она легко примет мысль о её замене в доме из детских воспоминаний. Сириус был в шаге от того дня, когда он назовёт Юфимию и Флимонта Поттеров своими родителями, а Дженна была в шаге от возвращение в прошлое, в тот день, когда она сбежала, надеясь вычеркнуть первые одиннадцать лет жизни из своей истории, начать с того дня, как она села за слизеринский стол и поздоровалась с Нарциссой Блэк. Или ещё раньше. Когда она увидела пустое купе с Эваном Розье и Регулусом Блэком. Но никто не в силах забыть первое воспоминание. Счастливое или нет, оно преследует тебя до самой смерти. А до этого идут первые моменты, забытые тобой, но оставшиеся в памяти у тех, кто держал тебя на руках и приветствовал яркой улыбкой. Дженна ненавидела их порой, но скучала, превращаясь в маленькую девочку, смеявшуюся над ужасными шутками отца, на которого нападала мать, восклицая: «Это неподходящие шутки для детей, Монти!» Теперь у них был Сириус, и они, наверняка, не ждали Дженну. Стирая слёзы, покатившиеся по бледным щекам, она писала ответ другу, стараясь не обращать внимание на зависть, закравшуюся в голову Дженны вместе с осознанием глупости поступка. Дорогой Сириус, Прячься в библиотеке. Туда Джеймс не ходит. Только предупреди домовиков, чтобы они не выдавали тебя ему. Во-первых, никогда не говори про мои колдографии! Во-вторых, ты обязан мне много вина за письмо Джеймса. И я имею в виду МНОГО, Блэк. Иначе на Рождество Люпин получит книгу для дрессировки собак. И я не видела упоминаний про мамину кошку. Ты же не съел её? С любовью, Твоя любимая Поттер. Дженна вручила письмо сове, и та сразу же взмахнула крыльями и улетела, оставляя плачущую Дженну желать напиться. И если бы завтра она не обязала себя прийти в дом Ламентов, это бы и случилось. Вместо возвращения в дом, Дженна прокляла себя за чувствительность и закурила, сев у фонтана, обливающего её спину каплями холодной воды. Она должна была радоваться за Сириуса, так почему ей было так грустно? Утро принесло много проблем. Дженна едва открыла глаза, забыв, каково просыпаться после двух часов нервного полудрёма. Поднявшись с дивана, она пошла собираться, пока братья Розье не набросились на неё, отвлекая от важных дел. Жители Мраморного дома привыкли вставать ближе к обеду. Когда Леон Розье возвращался с «работы» (если отдых с остальными Пожирателями Смерти можно было назвать так), строгий график устанавливался вновь. Никаких полуночных танцев, прогулок по саду, пьяных разговоров на траве. Следующим шагом Дженны стало посещение комнаты Эвана. Феликс мог поспать, пока его старший брат стирал усы на лице. Дженна открыла дверь и вошла в самую пустую комнату подростка в мире. Единственными признаками жизни были учебные принадлежности на столе, чемоданы для Хогвартса, одежда и разосланная постель. Эван лежал лицом на подушке, обняв её двумя руками. На нём была та же одежда, что и вчера вечером — он не вставал всю ночь. Дженна тихо подошла к нему и потрясла за плечо, пытаясь разбудить. — Дио. Эван не сдвинулся с места. Дженна стала сильнее трясти его. — Дио! Наконец, он открыл глаза и медленно поднял голову, чтобы взглянуть на потревожившего его прекрасный сон. Увидев Дженну, Эван огляделся, прищурив глаза, будто состояние комнаты подсказывало ему, который час. — Мари пригласила нас, помнишь? — Чёрт, это сегодня? С кивком Дженны Эван простонал и сполз с кровати вместе с одеялом. Повторяя, как ему лень ходить, он пополз к ванной. Дженна не стала спорить с его методами передвижения и ушла, оставив зелье на столе и напомнив, что у Эвана был ровно час до момента, когда им нужно будет выходить. Если бы не Мари и Беатрис, Дженна бы оставила Эвана страдать от похмелья весь оставшийся день. Но во имя одного хорошего дня компании друзей месть отошла на второй план. Следом за Эваном Дженна разбудила Феликса и напомнила ему: «Мы вернёмся только вечером» — на что младший Розье никак не отреагировал, только закрыл глаза и перевернулся на другой бок. Вечером Дженна возвращалась в Мраморный дом только ради младшего Розье, ведь завтра в неизвестное время его отец должен был вернуться. И мистеру Розье, наверняка, не понравится присутствие неизвестной ему ведьмы в семейном поместье. Дженна хотела остаться, провести больше времени с Феликсом, но она никак не могла переступить через Леона Розье. Ей придётся завтра утром оставить мэнор, возможно, на год, если удача не перейдёт на её сторону в последний момент и позволит вновь встретиться с обоими братьями Розье до Хогвартса. Дженна и Эван даже не завтракали. Одному из них нужно было подождать, пока подействует зелье, а вторая не собиралась дразнить его видом вкусной еды. На удивление, оба собрались быстро и вышли на несколько минут раньше, только вот Эван всё равно почти бежал, будто не знал, что спешить некуда. Его виноватый взгляд и натянутая улыбка говорили Дженне всё, что необходимо было знать для понимания стыда Эвана. Он помнил сказанное Феликсу и душил сам себя несказанными извинениями. Таков был Эван Розье. Он раскаивался молча и не умел просить прощения. А ещё Эван Розье всегда скрывался от осуждения, даже когда он сам напоминал себе о совершённом поступке. — Мелкий был просто невыносим! — воскликнул Эван, размахивая руками. — Знаешь, что он попытался сделать? Ты просто не представляешь, насколько омерзительно и низко он поступил! — Закрой рот. Дженне не нужно было говорить ему, как отвратительны ей стали его шутки про Феликса, как она не могла понять несерьёзности Эвана в моменты, где следует опустить голову и принять ошибку с её последствиями. Дженна могла сказать ему сотню слов, но куда лучше было ни сказать ни одного. Одного тяжёлого взгляда хватило для уничтожения хорошего настроения Эвана, но молчание ударило по нему куда сильнее. Как жаль, что даже этого не было достаточно: Дженна не могла избавить Эвана от его нахального характера, как и не могла найти в друге эмпатию. Её глаза вывернули Эвана наизнанку, показывая самые уродливые уголки внутреннего мира. Попытки забыть прошлое и построить мир вокруг нового Эвана не закончилась хорошо для него. Тот никогда не знал жестокого отца и пустого общества, не видел смерти матери и падения мира вокруг него. Тот Эван не был потерян. Он был счастлив и свободен. Только Дженна, как никто другой, знала, что с прошлым нужно научиться уживаться, а не делать вид, что груз за спиной не лишает сил двигаться вперёд. — Не надо только разговоров по душам, — предупредил Эван. — Знаешь же, что я их не люблю. Он боялся их, поэтому и не любил. — Хорошо, — сказала Дженна и через несколько секунд напряжённого молчания спросила: — Морфей придёт? — Он обещал постараться. — Значит, нет. Регулус опять оказался заперт в собственном доме с матерью и отцом. Дженна должна была вскоре составить ему компанию, помочь рекламной компании Вальбурги Блэк против Поттеров, содержа их дочь в тёмной клетке вместе с хрупким пианистом, занимавшим свои руки, лишь бы отвлечься от гниющей плоти матери. Только Дженна могла выскользнуть из хватки Вальбурги Блэк, а Регулус был скован, а ключ к его цепям — давно потерян. — Мари расстроится, — осторожно продолжила она. — Морфея самого сожрёт вина. Дженна остановилась. Они прошли пару метров от ворот на территорию поместья Розье, и Эван уже заставил её почувствовать все возможные эмоции за утро. Она злилась и переживала в одно и то же время. — Ты точно не хочешь ничего сказать? — спросила Дженна. Эван остановился в двух шагах от неё и резко обернулся. — А что если хочу? — Так скажи, ты из-за своих самокопаний не заметил, как мы вышли на пятнадцать минут раньше. — Это влияние Морфея, клянусь, — посмеялся Эван, качая головой. — Хочешь кратко высказаться и никогда больше не поднимать тему? — мягко предложила Дженна, пока Эван не передумал и продолжил идти. — Лучший вариант, да, так и сделаем, да-да. Последний раз, когда они серьёзно говорили один на один, был на первом курсе. Тогда Дженна впервые услышала про Феликса и миссис Розье. Эван выговорился и позволил ей услышать правду в его слов, взяв слово, что никто посторонний не услышит о правде за всегда весёлым слизеринцем. После Эвану и Дженне не нужны были слова. Они прекрасно понимали, что чувствует противоположная сторона, и различали дрожь в голосе, тень печали в глазах и резкость в движениях каждый раз. Но слова нужны, чтобы выпустить правду наружу и опустошить вскипающую голову. Эван как раз вот-вот взорвётся от внутреннего напряжения и ненависти. — Начнём с того, что я дерьмовый брат. И жалкий человек. И мама ни за что бы не называла меня сыном, если бы она была жива, конечно, — он на секунду отвернулся от Дженны, делая вид, что убирает волосы с глаз, а не слёзы. — Посмотри на меня. Загрустил, напился, проблевался и теперь плачу. Просто плачу. Дженна аккуратно дотронулась до плеча Эвана и, не встретив сопротивления, подошла ещё ближе, обнимая со спины дрожащего ничего в себе непонимающего Эвана. Её Эвана. Упираясь лбом в его спину, Дженна слушала, как он плачет, не показывая ей своего лица, но крепко держа её за руки. — Эв, — позвала она его, позабыв про злость. Это же был Эван. Как долго можно злиться на человека, сияющего осколками разбитого стекла? — Я был один, и мне вдруг стало так... Его слова пропали в тихих всхлипах, будто он боялся, что кто-то увидит и услышит его, что люди заметят не свет, отражающийся на них, а посмотрят прямо не него. Как смотрит Дженна. — Я просто залез к отцу в кабинет, взял ту красивую бутылку. Помнишь, за книгами стояла? Ох, он меня убьёт, когда узнает. Эван смеялся, наполняя Дженну печалью. Насколько глупо было с его стороны идти против отца, представляя, что ждёт после. Безрассудно, бессмысленно. — Зачем? Зачем ты пошёл туда? Эван отошёл от Дженны, оттолкнув её от себя. Его настроение сменилось: она задела его, одним вопросом сломив стену, возведённую для защиты сердца от охотящихся за истиной руками. — Так я не такой скучный. Дженна смотрела на него, пока он медленно поворачивал голову, позволяя ей взглянуть на лицо Эвана Розье. Того, кто прятался под кожей, умолял не забывать его, просил смеяться над самыми плохими шутками, не терпел крика и осуждения. Этот Эван хотел исправить все свои ошибки, но боялся быть замеченным за актом слабости. — Я даже не хочу ничего исправлять. Мы переступим порог школы и умрём. Все. Пусть Феликс меня ненавидит и не скучает, когда придётся выбирать могильную плиту. «Он будет скучать», — хотела крикнуть Дженна, но молчала, слушала, не перебивала. — Я провёл его через Ад, а не детство. Вместе с нашим дорогим папашей. Семейная традиция почти. — Эв, ты не похож на своего отца. Дженну перебили до того, как она успокоила его, заставила посмотреть на историю с её стороны, показала единственного злодея. Эван не хотел слышать ни слова утешения или понимания. Ему хватило избавления от эмоций, половину из которых он оставил в себе. Всю вину, ненависть к себе, страх будущего. Дженна знала о них, но ей запрещено было озвучивать мысли. Почему тогда он говорит об этом только с ней? Эван стёр слёзы со щёк и выдохнул, возвращая улыбку на лицо. И вновь он выглядел счастливым, беззаботным подростком, а не сломленным ребёнком. Только Дженна моргнула. — Я не просил комментариев, Джи. Знаю, ты меня любишь, но, к сожалению, этого недостаточно, чтобы спасти кого-то. С этими словами Эван пошёл вперёд, не представляя, что ударил Дженну сильнее, чем каждый, кто ранил её в прошлом.