Little Queen

Август уходил, приглашая сентябрь с прохладой, тучами и приятным дождём. Мир становился прекраснее и свободнее, как только жара спадала, заставляя всё вокруг застыть в мыслях о подготовке к осени. До начала нового учебного года оставалось всего несколько часов, и большинство студентов Хогвартса старательно исполняли планы на целое лето, посещали Косой переулок и развлекались, зная, что не увидят свободу родных городов до зимних праздников. Дженна Поттер была одной из тех, кто ждал возвращения в Хогвартс, зная, что она проведёт куда больше времени с любимыми волшебниками там, а не путешествуя по Англии в поисках приюта. Подол платья развевался на ветру, тонкая белая ткань едва прикрывала бледную кожу, зато мантия, в которую Дженна облачилась перед выходом во двор МакКиннонов на перекур, согревала её вместе с прикосновениями Марлин. Блондинка стояла перед Дженной, принимая её объятия со спины. Запах сигарет обвивал их так же, как руки Марлин — ладонь Дженны, придерживающую любимую ведьму за талию. Дождь усиливался, падая на зелёную траву и серые дорожки огромными каплями, заглушая дрожащее дыхание волшебниц Окурки испарились, и свежий воздух заменил никотин. Две ведьмы стояли у порога, прячась от дождя в объятиях друг друга. Дженна счастливо улыбалась, уткнувшись в плечо Марлин, сонно хихикающей от ощущения щекочущего дыхания Дженны. Они наблюдали за природой, наслаждаясь лишь присутствием друг друга, знанием, что они рядом. После долгой ночи, полной разговоров, шуток и дразнящих поцелуев не было ничего лучше призрачного присутствия сентября, напоминающего волшебницам о том, что это их вторая совместная осень. Марлин откинулась назад, и Дженна притянула её ближе к себе за талию, стараясь не обращать внимания на белые волосы, касавшиеся её лица. Марлин отбивала знакомый ритм на ладонях Дженны, и на секунду могло показаться, что дождь танцует под эту странную музыку, наталкивая Дженну на мысль. Она поцеловала Марлин в щёку и выпустила её из своих объятий, тут же выходя на траву, ступая по ней босыми ногами. Дождь тут же облил Дженну, платье прилипло к телу, становясь почти прозрачным, и если бы не мантия, Марлин бы не хохотала, а смущалась, поглядывая на свою девушку. — Я хочу потанцевать! — Ладно, — покачала головой блондинка, прикрывая улыбку тыльной стороной ладони. — Но я пойду с тобой. Марлин выскочила под дождь следом за своей девушкой, вздрагивая от холода, но так же сияя искренней радостью и восхищаясь красотой Дженны, протягивающей ей руки. Дождь пытался прогнать двух волшебниц, ударяя их в плечи, обливая их фигуры, но Дженна и Марлин кружились и прыгали, скользя по мокрой траве и хватаясь друг за друга. Ужасный вальс не мог сравниться с красотой двух ведьм, целующих друг друга, замерзая от холода. Они едва могли видеть счастье в глазах напротив, зато обе ощущали это в прикосновениях и слышали в смехе. Наконец, Дженна упала в объятия Марлин, переводя дыхание после нескольких минут непрерывного танца, драматичных движений руками и детского искреннего хохота. И затем раздались раскаты грома, с которыми Марлин, подняв голову к небу прокричала, не боясь капель, усыпающих её лицо: — Я люблю Дженну Поттер! — И я люблю тебя, Марлин МакКиннон, — тише ответила Дженна, кладя руку на затылок блондинки и притягивая её к себе, даря очередной жадный поцелуй. Пальцы Марлин поглаживали щеку Дженны, пока волшебница лежала на её груди, засыпая после тёплого душа и двух чашек вкуснейшего чая. Наступил миг покоя, и агрессивный стук капель дождя по стеклу казался чем-то потусторонним, пока в комнате тихо играла «Haert», и Марлин подпевала любимой песне, с обожанием и умилением наблюдая за Дженной, прижавшейся к ней в поисках тепла. Казалось, что вес мира упал с их плеч, и никакие проблемы не посмеют побеспокоить влюблённых. Дыша без страха, они думали, каково им будет через пару лет там, где злой мир не нагонит их. Такая же милая комната с огромной кроватью, на которой Марлин не будет бояться ворочаться во сне. Их дом будет пропитан запахом корицы и повсюду будут раскиданы кассеты. Дженна сможет красиво расставлять книги на полках и читать котам перед сном, потому что Марлин была слишком занята рисованием очередного портрета своей невесты. — Дженна. Она недовольно промычала что-то в ответ, приоткрывая глаза. И только тогда Марлин продолжила: — Почему тебя так назвали? В смысле, твои родители. Дженна задумчиво обвела глазами комнату, будто что-то могло помочь ей дать ответ. О родителях вспоминать совсем не хотелось: болезненные и испуганные лица родителей преследовали сознание Дженны с обвинениями. Но голос Марлин был так тёпл и ласков, что он оказался способен затмить видения из прошлого. — Насколько мне известно, оно уэльское. Я не думаю, что за выбором много мыслей было. Они просто искали имя, похожее на имя брата. — А что оно значит? — Что-то, вроде «белой тени», вроде. Марлин помолчала несколько секунд, играя с тёмными волосами Дженны, а затем дала свою профессиональную оценку: — Оно тебе подходит. — Спасибо, хоть где-то мои родители не ошиблись. Марлин выпустила смешок, а Дженна приподняла голову, чтобы взглянуть в глаза своей девушке, и они сияли теплом и любовью, приятный цвет карих глаз манил к себе мечтами смотреть в них вечно и находить те же редчайшие эмоции каждый раз. Марлин выглядела немного усталой, но всё это время она не смела сомкнуть глаз из-за неудобства позы, в которой ей пришлось застыть, если она не хотела потревожить Дженну, так редко мирно лежавшую рядом. Белые волосы были собраны в короткую косу, но пару недостаточно длинных прядей падало на лоб и краснеющие от внимания Дженны щёки. Розовые губы отвлекали от любых мыслей, маня воспоминаниями о вкусе вишни и сигарет, и ресницы дрожали, пряча красоту эмоций за ними. Лицо Марлин навечно отпечаталось в мире Дженны, став портретом случайной встречи и спасения. И в такие моменты, когда Марлин просто была собой, не прячась и не пытаясь поразить других, не боясь показать свои неизмеримые в масштабах сознания большинства эмоции, Дженна смотрела особо внимательно, стараясь запомнить, что мир не совсем ненавидит её, если позволил оказаться рядом с стремящейся в даль вселенной кометой. — Твоё что значит? — с интересом спросила Дженна. — Я скажу, но запомни одно: хочу честности, ожидаю только правду. Поклянись, что будешь говорить только правду. — Обещаю, — растерянно подтвердила волшебница. — «Звезда моря». Немецкое. Имя совсем не подходило Марлин, но с её семьёй, наверняка, стремящейся подарить прелестное имя будущей леди, всё имело смысл. Только вот море никак не подходило Марлин, да и звёзды в голове Дженны принадлежали другому волшебнику. — Ладно, врать не буду, ты уж скорее северное сияние, чем звезда моря. — Вот и я о том же! — Но если они думали, что ты сияешь ярче других, то я с ними полностью согласна. — Перестань так флиртовать со мной! — Никогда. Регулус Блэк смирился с ненавистью, пожирающей его с самого детства. Только годами ему приходилось гадать, что юному волшебнику стало так отвратительно в короткой жизни. Родители, его собственная кровь? Судьба, пока лишь отголосками напоминающая о себе? Тьма замка, воздвигаемого вокруг принца? Но с тем, как ему открылся мир за пределами земель, подчинённых его роду, Регулус осознал, что все его эмоции были лишь отражением ненависти к себе. Он не мог причинить боли себе, разве что избавиться от всех источников радости, запереть ворота и закрыть все окна, позволить себе погрузиться в пустоту самосознания, полную прозрачных мыслей, лишь визуально не имеющих веса. Только однажды коснувшись счастья, хочется поглотить его, окружить себя неземным сиянием, а иначе прозрачные мысли обретут форму лиц из прошлого с тихим вопросом: «Что ты натворил?» Регулус знал, что он натворил. И впервые даже темнейшие части его души мечтали остановить пытку и помочь спасти мальчишку от существования без Дженны Поттер. Он не мог смотреть на ночное небо, но и не мог заснуть: везде глаза луны прожигали его загадочным светом. Усталый и болезненный вид Регулуса отпугивал даже его мать, привыкшую видеть сына во всех его настроениях. Она заставила нанести множество заклинаний на лицо перед выходом, не желая выносить позора ослабленного наследника рода. Эван не узнал друга, пока тот не поздоровался с ним поникшим, но всё ещё знакомым голосом. Элен и Беатрис удивлённо уставились на Регулуса, не подозревая, что обычно идущий с Дженной под руку маг придёт один (или в сопровождении неописуемых мучений). Мари сочувствующе приобняла его, начав аккуратно расспрашивать о произошедшем, и на том моменте Эван заметно изменился в лице, отворачиваясь от остальных. Регулус посмел попытаться объясниться, рассказать, как он не желал причинить Дженне боли, как бы глупо не звучали его слова: он уже ранил её, и ничто в мире не оправдает его бесчеловечности и эгоистичности. Эван вышел из купе, не желая слышать ни слова из долгой мольбы Регулуса о помощи в поиске прощения Дженны. Несомненно, в ней есть силы и любовь для этого, но сколько ещё ей придётся пропускать мимо себя очевидную правду: Регулус не менялся, принося извинения лишь для получения улыбки Дженны. Он совершал те же ошибки, играл в те же игры и боялся меняться. Мари оказалась слишком добра для осуждения, Беатрис желала помочь ему исправить ошибки, а Элен молчала, отвернувшись к окну. Для неё было сложно сочувствовать Регулусу, но она не хотела говорить ему то, что он и так знает: он — проблема. Так поезд и отправился. Ни Дженны, ни Эвана не было видно. Никто не смеялся, не шутил, не говорил. Тепло и краски покинули четвёрку, оставшуюся смотреть в окно на пейзажи, которыми сложно было восхищаться без желания улыбаться. Цепь на шее Регулуса змеёй обвилась вокруг шеи, пока кулон прожигал его грудь, вызывая горячие слёзы. Он хотел сдержать их, пряча за отросшими волосами глаза, но неловкий вопрос Мари: «Реджи, ты плачешь?» — оставил его желать взвыть от боли, упираясь лбом в окно и роняя на свои ладони солёные капли. И как бы Мари не пыталась придвинуться к нему, чтобы успокоить, Регулус отталкивал её, умоляя перестать и оставить его. Но волшебница прикрыла его от глаз остальных и продолжила шептать бессмысленные слова утешения. Как будто что-то могло помочь ему. — Она меня не простит. Я сам себя не прощу. Голос Регулуса сошёл на едва слышный шёпот, заглушаемый объятиями Мари, и вся жизнь потеряла смысл от одной мысли: не ощутить любви и не исполнить клятву. Дженна была концом и началом его мира, Эван был единственным верным проводником. Без них Регулус Блэк ничто, жалкие остатки человека, потерявшегося на своём пути. Судьба подарила ему дружбу, способную продлиться вечность, а он возжелал большего и не пытался остановиться, пока не потерял то, чего уже было вполне достаточно. — Всё будет хорошо, вот увидишь, — мягко напомнила Мари, касаясь его головы. — Нет, ничего не б-будет, ничего. Дверь в купе открылась, и Мари моментально села рядом с Регулусом, который опять стыдливо опустил голову, быстро вытирая слёзы. Только вот стоит ему поднять голову, как гостю придётся столкнуться со следами отчаянного крика, едва не вырвавшегося из горла будущего главы чистокровного общества. — С ним всё в порядке? — раздался обеспокоенный голос Дженны. Регулус тут же вскинул голову вверх, встречаясь с тремя знакомыми магами. Эван вошёл в купе и сел рядом с Элен, не проронив ни слова, но выглядел он вполне довольным, проведя хорошее время в лучшей компании. А вот Марлин, держащую руку Дженны в своей, Регулус никак не ожидал увидеть. Гриффиндорка лишь поглядывала на слизеринцев, устремив всё внимание только на Дженну. За неделю с ней, в отличие от Регулуса, не произошло ничего: он посвежела, и, кажется, он заметил за её длинным рукавом новое тату. Он ожидал увидеть в ней жестокость, но она смотрела на него с присущей ей мягкостью и заботой. Будто ничего не изменилось. Только если бы это было правдой, Дженна бы бросилась обнимать его, а не стояла рядом с Марлин, цепляясь за неё, лишь бы не войти в купе. — У нас собрание старост. Я скажу, что тебе нехорошо. Сердце Регулуса упало. Надежда растворилась в напряжении в воздухе. Кровь застыла в теле, недвижимым временем. Дженна Поттер больше не смотрела на Регулуса Блэка. Он мог не идти, пропустить собрание и остаться в коконе собственного несчастья, но вместо этого его ноги потянули его к Дженне, и рот открылся быстрее, чем мысли пришли: — Нет, я пойду. — Реджи, послушай, — раздался позади него голос Беатрис. — Нет, я иду. Он не сказал Дженне ни слова. Не было ни приветствия, ни прощания, только их неустойчивые попытки проявить свои чувства, не говоря о них. Кажется, Дженна была разочарована, возможно, раздражена и расстроена. Сложно было сказать, когда её лицо не поворачивалось в его сторону. Марлин отпустила руку Дженны и быстро поцеловала в висок, шепча: «До встречи» — прежде чем уйти к своим друзьям. Она не обратила на Регулуса внимания, даже не задела плечом на прощание. И это было страшнее её гриффиндорского гнева. Дженна тут же начала идти в противоположную сторону, к другим старостам, а Регулусу пришлось догонять её, спеша за быстро удаляющейся фигурой, не читая в этих движениях её нежелание говорить. Опять он был эгоистичен, опять он думал только о том, как ему хотелось получить шанс начать всё с начала или продолжить с момента до безумия. Но для Дженны его слова сейчас не значили ничего, ведь она знала, что они не для неё, а для него. Не было никакой красоты, волшебства и любви в нём, лишь слепая жажда, которую только она различала от обожания. — Прости, — сказал он. Дженна остановилась, выпуская смешок. Ей не нужно было поворачиваться, чтобы Регулус догадался, сколько злости в её взгляде, и как она закопает его глубоко под землю, если мир заставит его встретиться с ней. — Это действительно всё, что ты можешь сказать? — спросила она, жестоко смеясь. — Ты знаешь, мне жаль, я не хотел... — Регулус, — прервала она его лепет. — Что ты хочешь, чтобы я сделала? Продолжала игнорировать твою помешанность? — Нет, просто... Просто он не нашёл подходящих слов, просто она была права, просто он видел, как она обернулась с стеклянными глазами с картин о самых грустных и красивых дамах. Километры между ними превратились в дистанцию между космическими телами, которые уничтожат вселенную, если сдвинутся со своих мест. Луна была прекрасна, но Регулусу придётся наблюдать издалека, бросая извинения, не доходящие так далеко. — Мы друзья, Дженна. Я клянусь, если такое повторится, то я больше не скажу тебе ни слова. — Во имя Мерлина, Регулус, заткнись! Если тебе так нравится делать больно себе, пожалуйста, продолжай, но я больше не буду... Его отбросило назад с жестокими словами. Он так долго рисовал картину с ним и Дженной ярчайшими красками, что не заметил, как холст потемнел, и краска треснула. Краска была дешёвой, и дождь смыл её до того, как она полностью высохла перед ним. Регулус не заметил, как разрушил всё. Он потянулся к ней, но она отошла назад, руками закрывая тело, раненное им. Вся Дженна была изорвана им лишь из-за его желания сделать её подходящей для него. Для других она была сломлена и испорчена, а для него идеальна. И ничего безумнее и отвратительнее Регулус не знал. Он сделал это с Дженной. Он разрушил счастье для всех. Он испортил жизнь не только себе, но и тем, кто пытался помочь ему. Теперь его ноги потянули его подальше от любви прямиком к осуждению в закрытом ото всех месте. Справедливо сказать, что Регулус Блэк не выходил никуда до прибытия поезда.