Little Queen

Регулус Блэк проснулся с надеждой, что прошлая ночь была только сном. Он вскочил с кровати около шести утра, подремав не более часа, и стал искать следы реальности произошедшего, в панике трогая свою шею перед зеркалом. Около пяти небольших тёмных пятен на бледной коже стали подтверждением страшной мысли: Регулус провёл ночь (в совершенно трезвом состоянии) с братом его лучшей подруги. Или уже бывшей лучшей подруги, если Дженна когда-нибудь узнает. А Дженна Поттер обладала умением всегда быть в курсе последних событий в школе. Не было ни малейшего шанса того, что она упустит нечто настолько грандиозное. Так Регулусу пришлось смириться со своим положением и просто надеяться, что никто не заметил, как он и Джеймс выходили из замка или возвращались обратно. Только от этого легче не стало: страх затмил сознание Регулуса, и он не смог уснуть даже после того, как стёр все следы со своего тела и принял тёплый душ в попытке расслабиться. Раньше всех остальных слизеринцев Регулус отправился на завтрак и раньше остальных он оказался в кабинете истории магии, которая проходила с гриффиндорцами, будто вселенная старалась пристыдить бедного волшебника, как могла. К счастью, Дженна, Эван и Элен не появились на первом уроке, в то время как Мари и Беатрис сели на парте перед Регулусом и спали, скрестив мизинцы. Красный цвет обжигал глаза Регулуса, заставляя его переживать вину вновь и вновь, прокручивая события ночи в голове который раз, извиняясь перед братом и Дженной за свою слабость перед милым лицом и мягкими губами. Как Регулус сможет смотреть хоть кому-то в этой школе в глаза, если новость станет доступна не только самым близким? На этом издёвки вселенной не закончились. Следующий урок у него был с Дженной. Ещё хуже: она была единственным знакомым лицом на изучении древних рун. И намного хуже: она выглядела ужасно раздражённой, и Регулус не мог понять причину: узнала ли она про историю с Джеймсом, или утро не задалось? Дженна сидела недалеко от него, агрессивно отбивая ритм магловской песни на столе, чтобы отвлечь себя от неизвестных Регулусу мыслей. Ему хотелось спросить, но его щёки покрылись румянцем в ту же секунду, что он взглянул на лицо Дженны, готовой убить любого, кто обратится к ней. Тогда Регулус вспомнил, что в присутвии Джеймса про вторую Поттер он и не вспомнил. Его любовь к ней заканчивалась там, где он пересекался с кареглазым гриффиндорцем, влюблённым в улыбку Регулуса. Слизеринцу совсем не хотелось думать про чувства, которые он носил в себе последние четыре года, сокрушаясь по безответной любви. И если за поцелуй Джеймса ему не должно было быть стыдно, то за отрицание существования Дженны Поттер — определённо. Как легко он выбросил её из своей головы, как только появился шанс. И он прошлой ночью был тем, кто злился на неё за вольное распитие алкоголя и танцы, когда очевидно для большинства было одно: она отчаянно пыталась отвлечься от боли, которую нёс с собой Регулус. Напряжение Дженны в течение всего урока мог ощутить каждый в комнате, даже профессорша Бабблинг. Затем последовала нумерология — прекрасное время, когда Регулус радовался, что пережил предыдущий урок, и дышал почти спокойно. Только вот вселенная решила посмеяться над ним и в третий раз, поставив урок нумерологии у шестого курса перед тем, как настанет черёд пятикурсников с Когтеврана и Слизерина. Ремус Люпин и Лили Эванс взяли нумерологию уровня ЖАБА, и остальные Мародёры не могли не появиться, чтобы забрать своих друзей. Джеймс Поттер был в их числе, появившись со своими друзьями в коридоре, по которому проходил Регулус. Они бежали вперёд, крича всем: «Разойдитесь!» Эванс, ко всеобщему удивлению, спешила за ними, смеясь, пока ученики хлопали глазами, прижимаясь к стенам. Регулус провожал взглядом спину Джеймса с тоской от осознания, что тот не заметил его среди толпы, не разобрал черт лица, которое покрывал сотней коротких поцелуев-обещаний всю ночь. «Может, он и вовсе не был серьёзен? Может, он от скуки или из жалости», — думал Регулус, поправляя сумку на его плече. Это было вполне возможно: никто не давал никаких обещаний, они разговаривали всего несколько раз, и их положение требовало осторожности. Вряд ли Джеймс Поттер пойдет на отношения с другом своей сестры и братом своего друга одновременно. Даже он не настолько безумен. Было ли глупо со стороны Регулуса ожидать чего-то другого? В это время мимо него прошли Эван и Беатрис, и Регулу у оставалось только подавить пустую грусть и пойти вслед за ними, надеясь занять свободное место в кабинете, отгоняя одним видом от себя всех желавших сесть рядом. Нумерология была сложным предметом, но Регулус не мог думать о цифрах: всё его сознание было поглощено Джеймсом Поттером. В его голове, под его одеждой и кожей, закрадываясь прямо в сердце, гриффиндорец призрачным туманом оплетал Регулуса. Он помнил, как ладони держали его лицо, и глаза изучали каждую ресничку, прикрывающую серые глаза с отражением звёздного неба под слоем туч. Регулус пытался сосредоточиться на страницах книги перед ним, но он был глупцом, привязывающимся к каждому, кто проявил к нему хоть немного терпения и любви. «Дурак, дурак, дурак», — повторял он снова и снова, роняя голову на стол. Сердце трепетало и сжималось от боли. Регулус не знал, чего ему ждать и о чём думать. Он не понимал, как поступить. Стоит ли ему говорить с Джеймсом, или тот посчитает его назойливым ребёнком, требующим внимания? «Мерлин, отношения — это сложно», — с такой мыслью Регулус на секунду пожалел, что вместо практики потратил четыре года на поклонение невзаимной любви. Если бы обстоятельства были иными, он мог бы спросить Эвана. Тот всегда мыслил здраво, когда дело касалось романтики — и Регулусу необходимо было именно это. Эван как раз сидел совсем близко к нему, подозрительно переглядываясь с Беатрис, наполняя воздух густым ароматом сплетен и секретов. И интуиция подсказывала Регулусу, что дело в нём. Если интуицией можно назвать прилетевший ему в лоб кусочек пергамента, сложенный пополам. Регулус помедлил с секунду, подозревая, что содержание может ему не понравится, но любопытство вскоре взяло своё — слизеринец быстро развернул пергамент, встретившись с весьма ясным посланием от друга: «СЕРЬЕЗНО????!!!!! Брат Дженны????» Цвет покинул лицо Регулуса, оставляя за собой только бледность и ужас в глазах от простого понимания: они знают. Было ли проявление чувств в коридоре очевидным знаком или Джеймс и Регулус упустили чьё-то внимание ночью? В обоих вариантах вопросов появлялось больше, чем ответов, и весь мир замер, наблюдая за Регулусом Блэком, получающим последствия своих действий впервые за долгое годы. Ему казалось, что жизнь разрушается на глазах. Только он обрёл нечто, как тут же потерял ещё больше. Насколько же несправедливым будет этот удар судьбы? Когда же она перестанет играть с отчаявшимся Блэком? Эван быстро переместился на свободное место рядом с Регулусом, а Беатрис, сидевшая позади, наклонилась вперёд, внимательно слушая, что оба собираются сказать. Их действия не гласили о возвращении дружбы, но Регулус определённо стал на шаг ближе, заставив их приблизиться к нему и заговорить. Он в панике оглядывался по сторонам, боясь других студентов, способных подслушать важную беседу. Эван же ментально записал это в список действий, подтверждающих вину Регулуса. — Нет, Эван, я... — стал тихо оправдываться осуждённый. — Не, я понимаю, — вмиг успокоил его друг. — Он менее секси, чем Джи — факт. Но если поработать хорошо, сойдёт. — Я просто посмотрел в его сторону! — Нет, ты посмотрел в ту сторону, увидел его, задержал на нём взгляд, улыбнулся, взгрустнул и затем отвернулся, — объяснила Беатрис, подпирая рукой голову. Она смотрела на Регулуса с насмешкой и нотками удивления и недоверия. Доказательства были получены, но преступление казалось невозможным. Сама натура Регулуса не соответствовали портрету согрешившего, как любой смертный, бога. Беатрис играла роль судьи, пока Эван невольно встал на защиту усыпившего собственный рассудок бога, пошедшего по пути эмоций земного жителя. Он предал Олимп, а теперь и вовсе отходит от самой своей сути, плетя интриги с Солнцем, пытающимся подняться выше даже великой справедливой Афины. А Регулус знал, как поступала Афина с теми, кто смел задевать гордость величайшей из воительниц. Только он таил надежду: Дженна была далека от имени, подаренного ей годы назад без долгих размышлений. — Это было из чистого любопытства, — продолжал оправдываться Регулус. — Ври, сколько хочешь, — смеялась Беатрис, закатывая чёрные глаза. — Тебя вчера видела Элен. Регулус застыл, приоткрыв рот. Неожиданно он осознал свою неосторожность по отношению к их с Джеймсом ночной прогулке. Его мысли касались только одного лица, не замечая, что творится за пределами маленького мира, построенного на одиночестве и страсти. Эван наклонился прямо к уху Регулуса, смягчившись над приговорённым к самонаказанию, и прошептал: — Тебе повезло, что другие не видели, как ты шёл за Поттером из замка. Ни одного слушка не всплыло. — Отвратительный выбор, Реджи, — добавила Беатрис. По крайней мере, дальше компании друзей история не пошла. Только мысли о реакции Элен или Дженны вполне хватило, чтобы вернуть страх, на пару мгновений ускользнувший от Регулуса. Они могли в гневе стереть с лица земли и Джеймса, и Регулуса, если посчитали бы их достойными кары древних богов. — Что сказали остальные? Беатрис обернулась удивительно сочувствующей с одним вопросом, понимая, как Регулус хотел исправиться и вернуть прошлое. Очевидно, что промах с Джеймсом мог затруднить путь к прощению Дженны Поттер. Даже не из-за любви к её брату, а по причине временных рамок, в которые уложился Регулус со своей любовью. Ему стоило притормозить в коридоре, не принимать поцелуй, способный разрушить его репутацию и заставить забыть о долге перед той, кто ждал его исполнения. Иными словами, собственные желания не были тем, о чём Регулусу стоило думать. — Так, — начала Беатрис, вспоминая фразу дословно, — Элен: «Я могу случайно начать практику проклятий». Мари тактично промолчала. Эван визжал и кричал. — Могла не упоминать, — обиженно буркнул тот. — А Дженна? Ответом ему стало стыдливое молчание и бегающий по комнате взгляд. Он ожидал самих язвительных фраз после того, как спасся на Элен, но, оказывается, Дженна не знала ничего. Звучало так необычно, зная о её умении притягивать к себе всю школьную драму. — Эм, — с нервным смешком произнесла Беатрис, так получилось... — Мы ей не рассказали, — объяснил Эван. — Ночь у неё не задалась, — быстро добавила Беатрис. — Да, мы не хотели портить настроение ещё больше, — с той же скоростью подтвердил Эван, почёсывая затылок. — Видишь ли, подонок Мальсибер задавал странные вопросы. — Да, Афина, любовь моя, уже почти год не целовала никого. — И там ещё Эйвери. — И ты, и родители, и Марлин... — Да, много всего, — закончила Беатрис, мягко намекая Эвану закрыть рот. — Да-да, не представляешь, ей утром пришло письмо от матери, она его сожгла и... — Господа Блэк, Розье и мисс Бёрк! — прервал трио злой голос профессора. В тишине класса, погружённые в беседу, они не заметили, как начался урок. Прошло около минуты с момента появления профессора, стоявшего у их парты и ожидавшего (вместе со студентами), когда Беатрис и Эван перестанут бросать беглые фразы, понятные только им и едва ли Регулусу. — Прошу прощения, профессор, — ответила Беатрис, откидываясь на спинку стула и придвигая к себе чистый пергамент. Эван тут же вернулся на своё место, оставляя Регулуса переваривать сказанные другом слова: родители пишут Дженне, о её отношениях с Марлин вполне скоро могут заподозрить, Эйвери тянет её к себе, ловя момент, а Регулус оттягивает неизбежное, как только может. И не лучший ли момент был сейчас, когда ей нужна вся поддержка, какую она может получить, но боится попросить? Стоило спросить у Эвана, только вот тот не стал ждать Регулуса после урока и позже заговорил с ним только за обедом, во время которого Дженна пропала при том, что МакКиннон проводила время со своими подругами на противоположной стороне зала, а вот место директора школы за столом профессоров пустовало, наводя слизеринскую компанию на размышления. Регулусу оставалось только подозревать и надеяться, что за ужином он увидит Дженну без приглашения в Орден Феникса в трясущихся руках. Дженна сидела в круглой комнате, которая, несмотря на внушительные размеры, казалась крохотной в присутствии Дамбодора. Ни за одним столом или огромным шкафом, набитыми доверху множеством серебряных предметов, нельзя было скрыться. Приборы только раздражали Дженну, заставляя её злиться не только на тот факт, что директор Хогвартса решил обсудить какие-то важные вопросы с ней в обеденный перерыв. Предшественники Дамблдора с любопытством наблюдали за Дженной, играющей со своими кольцами незаметно для директора, лишь бы ей удалось скрыть нервозность за уверенным и хладнокровным выражением лица. К великому облегчению Дженны, многие портреты вскоре заснули, оставляя её под изучением пяти пар глаз, включая Дамблдора, ожидавшего, когда терпению Дженны придёт конец. Её руки не покидали колен, продолжая крутить кольца вокруг пальцев и разглядывать кабинет с видом полной скуки. Дженна сидела, удобно устроившись на стуле перед директором, расправив плечи и высоко держа голову, а главное: не показывая страха, таившегося в глубинах её совершенно человеческой души. К тому же Дженна была злой, уставшей и голодной, что совсем не помогало делу. Тогда её взгляд упал на феникса и стоявший неподалёку от него омут памяти. С ним у Дженны были связаны особо приятные воспоминания, принёсшие улыбку на её губы. Дамблдор сам усмехнулся, видимо, вспоминая, как нашёл в том углу Эвана в прошлом году. Слизеринец пробрался в кабинет самого директора, чтобы воспользоваться омутом памяти. Звучало очень по-гриффиндорски. Наконец, Дамблдор взмахнул палочкой — и на столе появилась шахматная доска, прилетев с одной из полок. Второй короткий взмах — и фигуры уже выстроились перед Дженной, но с одной ошибкой: среди чёрных фигур оказалась одна белая, а среди белых — чёрная. Непонимание быстро сменилось шоком, а он в свою очередь превратился в гнев, самый чистый безудержный, нарастающий с каждым раздражающим звуком прибора, служащим как большая стрелка часов. Как только Дамблдор мог бесстыдно предлагать Дженне служить ему, жертвуя своей жизнью в рядах слепых верующих? Как он смел сравнивать её с жалкими смертными, неспособными распознать лживый язык в праведных речах? Дженна была прекрасной кандидаткой в шпионы для Ордена, но именно её ум, воля и сила духа делали её такой. Ей не нужно было долго думать, чтобы рассмотреть в Дамблдоре убийцу, врага. Склонить голову перед ним было тем же, что и отдать её на отсечение. — Мисс Поттер, не желаете сыграть? Как мягко говорило зло, как чувственно и с какой теплотой. Дженне хотелось скривиться, но пришлось натянуть вежливую улыбку и отказать, пародируя голос директора: — Простите, не думаю, что способна сыграть против Вас, профессор. — Я буду вынужден настаивать. Дженна никогда не проклинала кого-то в своей голове с такой безумной яростью. Часть неё даже хотела, чтобы профессор услышал, какие эпитеты она употребляла вместе с неописуемым количеством брани. — Чаю? Лимонных долек? — продолжал Дамблдор, как ни в чём не бывало. Не было и шанса, что он не заметил опасного блеска глаз Дженны, способном сжечь всё на своём пути (хотя сейчас она была бы вполне довольна его бородой). Несмотря на это, волшебница приняла лимонную дольку, но от чая отказалась, обезопасив себя от возможных зелий в маленьком старом чайнике. — Я думаю, что уже ответила на все Ваши вопросы, профессор. — Только на большую их часть, мисс Поттер. — Я буду рада ответить на оставшиеся, профессор. Возможно, даже успею на обед. Сладость на языке определённо пробудила апетит, и сытный перекус казался необходимостью. Тем более, когда Дженну будут ждать до последнего, не зная, куда она пропала в одном из тёмных коридоров. Она была нужна и нужна живая. Не было и шанса, что она предаст доверие друзей и отправится на верную смерть во имя высшей цели. — Вы всегда можете проникнуть на кухню после, не так ли, мисс Поттер? Дженне так и не удалось до конца понять, говорил ли Дамблдор шутя или угрожая. Старик заставил её сомневаться в самой сути мироздания с его абсолютной пугающей непредсказуемостью, против которой Дженна шла в одиночку. Сколько бы друзей у неё не было, этот бой она вела один на один, возлагая на свои плечи то, что не способен поднять ни один другой маг или ведьма. Дженна не была одна, но, если ей суждено погибнуть в честной дуэли, она не посмеет втянуть в неё невинные жизни, как делал это маг перед ней, прячась за маской мудрости и старости. Альбус Дамблдор был жалким трусом в глазах Дженны Поттер. — Разумеется, профессор. Директор придвинул к ней доску, пытаясь отобрать у Дженны выбор, сделанный ей в тот день, как она села в Хогвартс-экспресс и протянула дружескую ладонь Эвану Розье, оскверняя себя для света, но не пачкая себя для тьмы. Дженна Поттер была и новой, и старой фигурой в битве за свободу и мир. Фигурой, стоявшей на месте за пределами поля, рядом с игроками, слепыми к её призрачному присутствию. Теперь они повернули голову в сторону девушки, безоружной лишь с первого взгляда. Теперь руки тянулись к ней, стараясь получить те знания и возможности, какими обладала только Дженна. Дженна Поттер, всего лишь подросток и вместе с тем богиня, в глазах которой многие видели всю вселенную, словно девушка перед ними хранит её, пряча от коварных игроков и пытаясь сохранить её в целости и сохранности, под кожей, сотканной из света Луны и одеждой, скрывающей сияние небес под собой. Дамблдор смотрел на ту самую девушку, наконец, видя, упущенную им деталь. Дала бы судьба ему время, профессор бы превратил юную богиню в несокрушимую мощь, в воительницу, несущую справедливость от имени огненной птицы. Но ни одна птица не способна затмить пожар в душе девушки, не желавшей быть сломленной стариком и его жаждой величия. Она будет бороться. Дженна Поттер сгорит в своём же пламени, но она ни за что не скроется от него, умирая, как подобает всем ведьмам. А пока вместо обеда — лимонные дольки, вместо будущего — шахматная доска, вместо света — угасающая надежда.