Little Queen

Первая декабрьская ночь была отмечена Сириусом Блэком как первая со дня смерти его дяди, Альфарда. Никто не хотел сообщать причину его кончины или обстоятельства — семья Блэков молчала. Никто из них даже не пригласил изгнанных Андромеду и Сириуса на похороны, поставив обоих перед фактом: дядя Альфард умер и оставил вам все деньги — сумма, на которую можно было начать новую жизнь. И это пугало Сириуса больше всего. Это значило, что дядя Альфард знал о своей скорой смерти и тайно написал завещание. Это значило, что дядя открыто переступил дорогу опасным людям или Блэки решили избавиться от пятна на их шаткой репутации. Андромеда за деньги дяди переехала ещё дальше от дома из детства, оградила себя защитными заклятиями и отложила некоторую сумму на будущее. Сириус рассказал, что давно не видел кузину. Она жила вполне счастливо со своей маленькой семьей, находя силы бороться с прошлым ради будущего. Сириус тоже решил, что ему пора переставать пользоваться гостеприимством Поттеров и купить квартирку в магическом районе Англии. Но тогда ему пришлось бы жить одному, а Сириус вынести не мог тишины и пустоты. Он боялся дышать, когда его в детстве запирали в комнате, днями не разговаривая с ним, только посылая Кричера позаботиться о том, чтобы наследник рода не умер в стенах собственной спальни. Каждый друг помогал Сириусу преодолеть горе от потери любимого дяди, но Ремус и Дженна были теми, кто курил с Сириусом на Астрономической башне в ночь после посещения кладбища. Изгнанные Блэки захотели попрощаться с родственником вдвоём, перед ужином отправившись в Лондон. Сириусу было предложено взять выходной и побыть с кузиной хотя бы пару дней, но волшебник вернулся, как только часы пробили полночь, найдя Ремуса и Дженну курящими там, где десять минут назад первокурсники изучали звёзды. — В общем, на этом и всё, — сказал Сириус, сделав долгую тягу, — мы поужинали, поговорили и быстро разошлись. У Андромеды своя жизнь и дел по горло и без меня. — Ты сам себя в этом убедил, — парировала Дженна. — Меда любит тебя и, наверняка, беспокоится, так что отправь ей письмо вроде: «Я в Хогвартсе, жив и здоров». Я права, Лунатик? — Да, совместные травмы не забываются так просто. Дженна разочарованно вздохнула, а Сириус посмеялся, прижимаясь ближе к своему парню. В ответ Ремус обернул руку вокруг плеч непривычно печального и задумчивого гриффиндорца. Сириус смотрел на небо с таким лицом, будто он взвешивал какое-то важное решение, пытаясь посоветоваться с огоньками на тёмном полотне. Все трое успели докурить сигареты и избавиться от окурков, как загадочная улыбка засияла на губах Сириуса. Северный ветер подул, прикрывая тучами печальные звёзды, принявшие окончательно простившегося с землёй волшебника. Небо прятало скорбь, прося Сириуса первым ступить на путь к исцелению от ран прошлого, а Альфард уходил, зная, что племянник принял правильное решение, повернувшись к Дженне Поттер. — Хочешь жить со мной, Джи? — Что? Теперь смеялся Ремус. Сириус уже предлагал ему съехаться после школы, но Хоуп Люпин заболела за месяц до этого — Ремус отказал, но Дженна готова была поклясться, что он отреагировал так же, получив неожиданное предложение. — Я же сказал: я куплю дом. Просто предлагаю тебе бесплатную крышу над головой, но если ты не хочешь... — Ремус, посторонись! Дженна прыгнула в объятия к Сириусу, затыкая его в секунду. Запах сигарет, дорогих духов и нотки мокрой собачьей шерсти наполнил её лёгкие, но этот сбор ароматов был уже совсем родным, запомнившись как запах объятий Сириуса Блэка — тёплых крепких объятий, полных честности, любви и мечт, которые ведьма и маг разделили с богами и звёздами. — Я слышу «бесплатно» и говорю сотню да, так что даже не мечтай избавиться от меня теперь! Дженна выпустила Сириуса из своих объятий и оставила долгий поцелуй га его щеке, счастливая за него и за себя. Она и не думала, что среди всех своих друзей Сириус выберет именно её, чтобы переселиться, начать новую главу жизни, построить дом хоть где-то в мире одиноких. — Я получу шанс наедине пообщаться со своим парнем в том доме? — спросил Ремус. — Только за его пределами, Рем. Только так и никак иначе. Эван знал и понимал Дженну лучше, чем весь мир, но он был плох «во всей этой поддержке», как часто сам говорил. Эван всегда находил худшее время для шуток, улыбался, когда нервничал, или сам впадал в такую печаль, что не мог помочь себе и тем более кому-то другому. Но именно Эван вытянул из Дженны признание о письме родителей. Благодаря лёгкости их общения, она частенько случайно бросала ему разные ужасные факты как шутку, и он отвечал тем же. Эван объяснил это так: — Ну мы можем по-пьяни обсуждать поклонников Афины, и на вопрос: как думаешь, кто-то тебя любит? — она ответит: «Точно не мои родители» — мы посмеёмся и забудем. Я скажу что-то про моего отца, она скажет: «Я могу быть твоим отцом» — мы посмеёмся опять и забудем. Конечно, пару раз Эван перебарщивал со словами и плакал в плечо Дженны, пока к нему не возвращалось хорошее настроение, но это был их маленький ритуал, о котором они никогда никому не говорили. До вчерашнего вечера. — Дженне написали родители, и она не знает, что делать, — объяснил Эван. — Мне кажется, это серьёзнее, чем обычно. — Чем обычно?! — кричала Элен в ответ. — Это была тайна, я вообще не должен был говорить! Регулус навсегда запомнит лицо Эвана в тот момент: он ощущал себя предателем, лжецом. Дженна могла сильно разозлиться, а Эван ненавидел, когда кто-то ругался с ним, повышал голос или обижался. Это напоминало ему об отце — гнилом маге, тонувшем в болоте из собственной блевоты и крови каждую неделю. Если уже не каждый день: Эван давно не упоминал про него, так что никто не знал. Кроме, разве что, возможно, Дженны, но она и под «Круциатусом» не выдаст. Элен тогда успокоилась и обняла Эвана, пообещав ему, что никто ничего не скажет. На что тот тихо ответил, пряча за русыми кудрями мокрые глаза: — Я переживаю. С того разговора прошло почти двадцать четыре часа, а Регулус не мог выбросить слова друга из головы. Он был тем, кто всегда поддерживал любые развлечения Дженны, даже если в будущем они могли сильно навредить ей. Иногда Регулус думал, что и курить Эван начал, только чтобы поддержать Дженну в войне против борющейся за здоровый образ жизни Элен. Потому что потом Эван бросил. И если даже он переживал за состояние Дженны, то почему Регулус не видит никаких изменений? Она улыбается всем друзьям и знакомым, поглядывает на Марлин в коридорах и Большом зале, читает магловские романы вместо учёбы, курит с Сириусом по ночам — в общем делает всё, как обычно. Так что именно должно заставить Регулуса переживать? Он шёл в двух шагах от Дженны по тёмному коридору и задавал себе бесполезные вопросы, пока голос в голове не начал пожирать свет на фоне стука капель дождя по стеклу и раскатам грома где-то совсем близко. Зима не хотела приходить со снежным чудом, оставляя чёрные тучи обливать землю ледяным дождём. Не прошло и минуты с тех пор, как старосты разошлись на патруль, а Регулус уже в страхе нагонял Дженну, чувствуя гнев богов в каждом раскате грома. — Как там Сириус? Ты же вчера встречалась с ним? — спросил он, наполняя пустоту словами. Дженна на секунду повернулась к нему, приподняв брови в изумлении, и быстро опустила голову, пытаясь спрятать самую милую из своих улыбок: такую, от которой живот наполнялся теплом, а щёки загорались. Она сопровождалась тихим смешком и мягким взглядом — жесточайшая пытка. — Что? — Ты редко спрашиваешь про него. Регулус знал, что подумала Дженна, но он не хотел соглашаться с тем, что беспокоится за брата. Почему именно о Сириусе в первую очередь заговорил Регулус? Он мог спросить Дженну об учёбе, о Гамильтоне, о прекрасной погоде за окном, но ему было суждено лгать самому себе, боясь открыто переживать за брата, как Эван за Дженну. — Он в порядке, несколько это возможно — ответила она. — Достаточно, чтобы предложить съехаться с ним. — И ты согласилась? «Глупый вопрос», — подумал Регулус. Для Дженны это был шанс обрести постоянный дом — место, куда она будет желать попасть после школы, а не гнусное здание на Гриммо, 12. Дженна обретёт шанс на счастье, оставляя Регулуса за собой в полном одиночестве. — Конечно, только я никому ещё не сказала, пока всё не станет точно. Особенно с Сириусом. — Да, это я знаю. Сложно убедиться, что он серьёзен. Дженна кивнула, выдерживая долгую паузу, прежде чем сказать: — Ты сам не говорил об этом много. В смысле о твоём дяде. — Кто бы говорил. Регулус пожалел о словах, как только они сорвались с языка. Дженна задумчиво отвела глаза от лица друга, прикусывая губы, видимо, проклиная себя за вопрос. Скорее всего, Дженне показалось, что она обидела Регулуса, задев за незажившую рану, но смерть дядя не отпечаталась на Регулусе с той же силой, что на Сириусе. Правду сказать, младший из братьев вовсе не плакал и не посещал могилу. — Я знаю, что вы обсуждаете у меня за спиной, — сказала Дженна, смотря только перед собой, — но, если вам станет легче, то я думаю, стоит ли отвечать родителям на письмо, помимо остального бреда: Гамильтон, Эйвери... Регулусу показалось, что Дженна резко ускорится, обгоняя его, и растворится во тьме, но ведьма продолжала идти шаг в шаг с ним, держа взгляд на каменных стенах и спящих картинах. Регулус не услышал ничего нового, но ему хватило и того, что Дженна произнесла правду вслух, пусть с нотками раздражения и недовольства. — Ну а я не особо общался с дядей Альфардом. Он был хорошим магом, только вот Сириус всегда был ему ближе. Матушка говорила, что не позволит испортить второго сына. Молния сверкнула в небе, за ней последовал гром, сотрясавший землю, но Регулус забыл про ужасы мира, как только увидел небо раннего утра с оттенком серого на всё более голубом полотне. Мир застыл вместе с сердцем Регулуса: он утонул, погружённый во тьму волнами собственной трусости и несчастья. Тени нимф танцевали перед ним, и Регулус погружался глубже, даже не пытаясь спастись, отвлечённый красотой печальной песни. Он вспомнил: с рассветом пройдёт это гадкое чувство, и Джеймс поднимет его наружу и подарит поцелуй, заставит сердце биться, а пока небо остаётся тёмным, соответствуя жажде Регулуса. — Не смотри на меня так. — Как? — Не знаю. Как ты сейчас смотришь. Регулус посмеялся, отдавая себя болезненному терпкому чувству: как объясниться с собой, со своим внутренним миром? Как ему может быть не стыдно, зная, что встреча с Джеймсом последует прямо после того, как он обнимет Дженну на прощание? — Возвращаясь к Альфарду, он не оставил твоей матери ни пенни. — Она уже сожгла его портрет, не беспокойся. Теперь настала очередь Дженны смеяться, мягко, поглаживая внутренности Регулуса с лаской, так сладко, так горько. Дженна не могла не заметить, как позже будет думать волшебник. Не настолько же она слепа к его вниманию, чтобы во второй раз совершить ту же ошибку? В тот вечер же он не думал ни о чём, поэтому слова Дженны не звучали для него так двусмысленно, как чуть позже: — Ты заслужил лучшего, Реджи. — Уже ничего нельзя поменять, — пессимистично заметил он, невольно касаясь левой руки. — И мне жаль. Правда. Ненадолго два мага погрузились в собственные мысли. Но Регулус не удержал комфорт ночной тишины, всецело принимая ночную грусть с её слезами, эмоциональными бурями и чувством одиночества в мире людей. И там, во тьме, с ним была Дженна. — Ты тоже заслужила лучшего. Больше, чем кто-либо из нас. — Реджи... Найдя её во тьме, Регулус остановил Дженну и взял её лицо в свои ладони, встречаясь только с выражением удивления и её замёрзшими пальцами на его предплечьях. Волшебница смотрела на него с криком о пощаде, пока шторм за окнами усиливался: боги пытались убрать смертное создание подальше от их прекрасной дочери, а небеса умоляли, гоняя чёрные тучи. — Ты хороший человек, Дженна. И ты заслужила лучшего в мире, ясно? Если бы я мог купить лучшую жизнь для тебя, я бы это сделал. Я бы продал свою душу, если бы мог убедиться, что ты проживёшь долго и счастливо. Слышишь? Дженна не двигалась, её глаза расширились, а губы приоткрылись в непонимании, пока пелена слёз не заполнила прекрасные небеса, окрашивая их тёплым летним дождём, заставляя Регулуса остановить долгую речь и нежно провести пальцами по щекам, сверкавшим со светом молнии. И Дженна прильнула к его руке, ища утешение в призрачных прикосновениях. Регулус видел: она была разорвана на части, уничтожена признанием, как её не растерзали даже слова о любви. Он знал, что она лучше всего, что он когда-либо сможет заслужить, и отдать жизнь за Дженну — единственная честь, на какую Регулус может надеяться. Ничто не оправдает будущих грехов, но, если Дженна сможет пережить горечь обещанных ей потерь, Регулус простит себя за то, что ему придётся совершить. — И я сделаю то же для тебя. Конечно, она ответила именно так. Кто бы мог подумать, что Дженна не позволит Регулусу встать между ней и миром как щит? Она была слишком сильна и независима, чтобы принимать рыцарские жесты, а ещё Дженна была слишком хорошей — это видели все, кто готов был присмотреться. Регулус отпустил Дженну, делая шаг назад, но она быстро схватили его за руки, не позволяя отвернуться от неё. Металл их колец, встретившись, поцарапал друг друга, только Дженна не отвернулась, слыша неприятный звук. Её пальцы сильнее сжали кисть Регулуса, и ведьма сделала уверенный шаг вперёд, не встречая сопротивления. — Дженна, нет... — Регулус, не смей. Её строгий тон мог прервать его в любой момент, только Регулус был не намерен отступать сейчас, когда он ближе всего к хрупкой стороне души Дженны, какую она показывает так редко, пытаясь сиять полумесяцем круглый год. — Ты сделала достаточно, ладно? Перестань играть в героиню и... — Позволить тебе играть в героя? — Дженна, во имя Мерлина, выслушай меня один раз! Дженна выпустила его ладони из хватки, вместо этого обнимая себя одной рукой, а второй вытирая слёзы, скатившиеся по щекам между попытками Дженны перебить и навсегда остановить Регулуса. Волшебница молчала, зато за неё прекрасно говорили буря и раскаты грома, сопровождавшего мельчайшие движения Дженны. Театр её чувств, гнева богини, проклятой на скитания по земле, с Регулусом, её верным пастырем. — То, что ты подарила мне — осторожно начал он, — это единственная радость, какую я знал и знаю до сих пор. Если бы не ты в тот день на первом курсе, то я бы не нашёл свою семью. Если бы не ты, я бы не пережил столько кошмаров. Дженна, во имя Морганы, ты лучшее в моём мире, и тебя я не заслуживаю. Мир тебя не заслуживает! Регулус сделал последний шаг, сокращая расстояние между ними до считанных сантиметров, которых не хватало даже для того, чтобы спокойно дышать, глядя друг другу в глаза со стойкостью собственных мыслей. Грудь почти прижималась к груди, и одежда касалась кожи напротив вместе с руками, так и тянувшимися друг к другу. Оба волшебника застыли, и гроза либо унялась, либо на фоне стука собственного сердца Регулус не слышал ничего, кроме, разве что, прерывистого дыхания Дженны у его губ. Слишком близко, но даже так Регулус не отступил, видя, как гневный взгляд Дженны сменяется на нечто иное — сложно было прочесть — и падает, сдаваясь под весом доброй правды. — И если ты умрёшь, то я не знаю, как найду свет вновь. Никто никогда не заменит тебя ни для меня, ни для Эвана, ни для кого бы то другого. Я люблю тебя, Дженна Поттер, потому что только это я и могу подарить тебе в ответ на всё. Ты моя подруга, моя прекрасная Луна, запомни это, хорошо? Дженна кивнула и уткнулась в плечо Регулуса, тут же всхлипывая пока он неспешно оборачивал руки вокруг неё, глядя по голове и прижимая дрожавшее тело к себе. Только это он и мог: утешать свои богиню и надеяться, что она примет его поклонение, продолжая освещать путь к неизвестности. — Ты весь мой мир, Дженна, — шептал он только для неё. — Я так тебя люблю. — И я тебя, Реджи, — сквозь слёзы поддержала она, — сильно-сильно. Регулус посмеялся, целуя Дженну в макушку, его руки теперь лежали на её спине, скрытой под тонкой мантией. Пусть мысль, что ему никогда не суждено поцеловать каждый сантиметр блаженного тела, до сих пор убивала Регулуса, он не мог позволить себе отбросить жажду смертного, на которую его прокляли для одной цели: любви к самому прекрасному, что когда-либо ходило по земле. — Ты такая глупышка, Дженна. — Заткнись, Реджи. Регулус мечтал ощутить, как стыд, ужас и отчаяние отпустят его, покинут навсегда. Тот день, когда он проснётся с желанием открыть глаза, будет тем, когда Регулус посчитает себя достойным попытки жить. Но эти чувства никогда не уходили, только ненадолго, когда одинокий слизеринец встречался с весёлым гриффиндорцем. Мираж счастья? Может быть, но пока Регулус примет и это, купаясь в поцелуях и объятиях. Джеймсу достаточно было подойти, положить широкую ладонь на талию Регулуса и поцеловать того в уголок губ — слизеринец забывал обо всём плохом, его разум погружался в состояние покоя. Всё становилось хорошо. Всё было в порядке. С нетерпением Регулус открыл дверь и взглянул на пустой кабинет, быстро находя Джеймса на одной из парт. Он пытался спрятать цветок за своей спиной, и, судя по испуганному лицу, случайно поджёг его, забыв о свече возле него. В панике Джеймс подул на лепестки, но красивый синий цветок уже наполовину сгорел, и теперь едва ли был приятным сюрпризом. — Мерлин, Реджи, прости! Я идиот, каюсь. Регулус подошёл ближе и взял цветок за стебель, аккуратно спрятал в своих кудрях и оставил короткий поцелуй на губах Джеймса, улыбаясь удивлённому магу. Место сгоревших лепестков прекрасно заменяли густые волосы Регулуса, с сердцем, трепетавшим от внимания и обожания в каждом действии Джеймса. Наверное, теперь слизеринцу должно было быть стыдно за мысли об океанских глазах, но Регулус и не помнил о них в плену очарования Джеймса Поттера. — Merci, mon amour. И они обнялись, поглощённые моментом чистой невинной любви. Регулус прятался, зарываясь в грудь Джеймса, пока тот, тихо смеясь, обернул руки вокруг слизеринца, краем глаза следя за ним. Регулус вёл себя чуть необычно, почти сразу бросаясь в объятия, без долгих приятных разговоров и чтения стихов. Он понимал это, но сегодня его тянуло к солнечному теплу куда больше обычного. И о причине догадаться было несложно. — Что происходит в этой милой голове, а? — раздался сверху голос Джеймса. — Ничего, — пробубнил Регулус, — устал после дежурства и соскучился. Вот и всё. — Ну ладно, значит, сегодня без французской поэзии. Джеймс поудобнее устроился на столе и заодно отодвинул свечу, позволяя Регулусу подняться и удобно устроиться на коленях гриффиндорца, обнимая того за шею. Как они делали почти каждый день, долго целуя и обнимая друг друга, пока не придёт сон или утро. — Ты и так её не любишь, — ещё с большим недовольством произнёс Регулус, уткнувшись в плечо Джеймса. На этот раз, правда, гриффиндорец приподнял голову слизеринца за подбородок, выглядя чуть серьёзнее. — Я не люблю только, когда ты прячешься от меня. Что случилось? Регулус раздражённо выдохнул, но Джеймс был терпелив, нежно поглаживая любимого по щеке, пока он не смягчится и решится на честный разговор. Регулус готов был проклясть Джеймса за то, как быстро ему захотелось обняться и рассказать гриффиндорцу всё-всё: хорошее и плохое, грустное и весёлое. Ведь Джеймс выслушает, поймёт и поцелует все раны. — Мы говорили с Дженной о всяком. — Да? Надеюсь, не обо мне, — пошутил Джеймс. Регулус не смеялся. — Погоди, только не говори, что ты обсуждаешь меня с моей сестрой. — Ну я просто пару раз спрашивал её кое о чём, — уклончиво отвечал слизеринец. Достаточно уклончиво, чтобы Джеймс подхватил смысл предложения, удивлённо уставившись на Регулуса. — Ты спрашивал её о сексе, не так ли? — Абсолютно... Да, я спрашивал. И Джеймс засмеялся. Громко, звонко, будто желая, чтобы весь мир услышал. Никакого стыда или стеснения, какие испытывал в тот момент Регулус — они не были знакомы Джеймсу. — Ну всё, хватит издеваться. — Неужели никого другого не нашлось? — спросил гриффиндорец, пытаясь подавить ухмылку. — Ага, либо влюблённые пташки, либо Эван и Элен, а такого позора я не вынесу. Регулус не мог представить, сколько отвратительных шуток последовало бы за одним вопросом. Дженна хотя бы держала мысли при себе и убеждала друга, что она понимает и вообще хорошо, что он пойдёт в чужую постель с реалистичными ожиданиями и минимальными знаниями. К тому же, как оказалось, Дженна была учителем не только для Регулуса — следовало ожидать, что Мари сильно волновалась. — Мерлин, тебе пиздец не повезло. — Заткнись уже, а? Джеймс послушно кивнул и замолчал, наклоняясь за поцелуем, неспешным, долгим, с перерывом между каждым движением губ. Джеймс растягивал удовольствие, как он только мог, прижимая Регулуса всё ближе и ближе, пока тот нетерпеливо ёрзал, сжимал пальцами рубашку и приподнимая её вверх, не имея желания расстёгивать пуговицы. Регулусу нужен был Джеймс с его умелыми движениями, горячим телом, мягкими прикосновениями и широким сердцем. В тот момент или уже никогда. Регулус жаждал Джеймса, как в первый и последний раз, желая стереть остатки любви из прошлого. — Не хочешь применить знания на практике? — прошептал Джеймс с издёвкой, теперь оставляя поцелуи по линии челюсти. Его руки быстро скользили по напряжённому телу, поглаживая и успокаивая, пуская мурашки по бледной коже. Регулус ощутил себя летящим выше звёзд, когда Джеймс боготворил его, не видя космоса за пределами приятного холода души Регулуса. — Я вошёл пять минут назад, — сквозь тихий стон прошептал Регулус, забрасывая голову назад от наслаждения. Но его слова были восприняты Джеймсом иначе. Гриффиндорец тут же отстранился, боясь, что поспешил, и убрал руки обратно на стол, лишая Регулуса дыхания. Не в хорошем смысле, как оказалось. — Ой, прости... — Джеймс, я не сказал тебе нет. — Ты не сказал да. Регулус тяжело вздохнул и приблизился к Джеймсу, кладя руки на широкие плечи. Их губы оставались в сантиметрах друг от друга, дразня воспоминания и пороки. И Джеймс смотрел в глаза Регулуса, будто тот сошёл с небес в теле, схожем со скульптурами богов, и с лицом, как на картинах готических художников. — Я не видел тебя уже целую неделю и ночами мечтал только о том, как ты целовал каждый сантиметр моего тела, шептал, как тебе хорошо и как ты меня любишь. Я вспоминал о твоих губах и стонах, стоило мне только увидеть тебя. Так что если ты сейчас же не вернёшь свои руки мне под кофту, твоя любимая команда не увидит своего капитана ещё очень-очень долго. Джеймс нервно сглотнул, и Регулус надменно усмехнулся, склоняя голову вбок, но не теряя напряжённого зрительного контакта с глазами цвета тёмного шоколада. — А ты говорил, что не будет поэзии.