Little Queen

Декабрь пролетел, как снежинки на ледяном ветру. Последняя неделя учёбы подошла к концу, и красный поезд должен был забрать учеников утром, вернуть их в Лондон, где снега почти не было. Дженна могла представить мокрые серые дорожки и маленькие снежинки на шарфах и пальто, свет огоньков и толпы людей с тёплым кофе в руках. Марлин опаздывала на их встречу в Выручай-комнате, которая обернулась в самую обычную гостиную с огромным красным диваном, горящим камином, тёплым ковром и открытой бутылкой вина. Часы на стене подсказывали: полчаса Дженна сидела одна, пробуя вишнёвую жидкость и наблюдая за танцем пламени. У Марлин и Дженны не было много времени на встречи в последние месяцы, и зимние каникулы разделят их на две недели. Сегодняший вечер был единственным шансом просто поговорить, а не разделить пять минут в пустом коридоре или записки. И Марлин опаздывала. Если вообще собиралась приходить. Дженна даже не удивилась, когда блондинка ворвалась в комнату с красными от бега щеками, запыхавшаяся и уставшая. Пропали те долгие сборы с их первого знакомства, пропали объятия приветствия, пропали рутина и постоянство, но игра в тайну продолжалась. — Прости, заговорилась с Доркас, — объяснила она, опираясь руками о свои колени. — Догадалась. — В смысле? Дженна пожала плечами, пытаясь не играть безумную ревнивую женщину, потому что Доркас была верной подругой и хорошим человеком — она никогда не позволит ничему произойти, пока Марлин не её. А Марлин всё ещё любит другую, так или иначе. — Ты постоянно с Доркас, — объяснила Дженна, допивая вино. Марлин не выглядела удивлённой словами своей девушки, что ударило по той куда больше, чем лицо могло показать. Но вместе с тем глаза Марлин наполнились лаской, любовью и сожалением за то, что с другой девушкой она виделась каждый день, а Дженна пряталась вне первой пятёрки в сердце гриффиндорки. Блондинка подошла и села на пол перед Дженной, аккуратно убирая бокал из её рук и заменяя его собственными ладонями. Вмиг Дженна простила ей опоздание, кинжал в груди, бессонницу и всё-всё, что шло до этого. Потому что перед ней была Марлин, её Марлин. С любимыми тёмными при свете огня глазами, сиявшей ярче закатного Солнца улыбкой, с прикосновениями, полными любви и понимания. Дженна так скучала по ним, и по запаху лаванды, и по ощущению дома, и по безграничной любви. Дженна прощает всё, и судьба использовала это против ведьмы слишком часто. — Ну у нас с ней квиддич и тренировки с Лили и Алисой. Ты могла бы прийти, — предложила Марлин. Идея была великолепной, но Дженна, скорее, закопала бы себя под землю, чем слушала про стремление прекрасных сильных ведьм с многообещающим будущим служить высшей цели. Только она не хотела звучать так грубо, как вышло, при отказе: — Да нет, я в вашей подготовке орденцов не участвую. — Конечно, — произнесла Марлин, закатывая глаза. Дженна наклонилась вперёд и сильнее сжала ладонь блондинки, целуя любимую с тысячей «прости», соскальзывавших с губ, пока Марлин не расхохоталась, возвращая воспоминания о лете, тёплых ночах, скачущем по речной воде камешке и летевших по голубому небу облаках. Так звучал её смех, по крайней мере, для одной ведьмы. Марлин поцеловала Дженну, и они были в порядке вновь, делая вид, что ничто не остановит любовь в тёмных углах и скрытых комнатах. Дженна считала, что не глупа, но продолжала верить в бессилие обстоятельств. — Тебе повезло, что я тебя люблю, — ответила Марлин. — Никому никогда так не повезёт. Теперь Дженна поцеловала Марлин, но та быстро прервала её, чтобы лечь на диван, уронив голову на колени Дженны, как всегда. Марлин смотрела на девушку с десятков портретов, как на создание Афродиты, и мечтала нарисовать ещё один, пополнив коллекцию однотипных для простого зрителя рисунков. — Наверное, всё-таки это мне повезло, — рассудила Марлин. — Хватит, Марлс, ты утратила привилегии флирта, опоздав. — Невозможно! Дженна опустила руку на волосы Марлин, играя с выбившимися прядями, и блондинка прикрыла глаза, тяжело вздыхая. Усталость брала своё вверх, и Марлин вполне могла уснуть, но Дженна не злилась, видя, как гриффиндорка спокойна и умиротворена в полудрёме. Свечи погасли, и только от огня на волшебниц падал оранжевый свет. — Так, когда ты и Сириус съезжаетесь? — спросила Марлин, зевая. — Летом. Пока он возвращается к Поттерам и будет с ними присматривать дом. Марлин резко распахнула глаза, и Дженна ощутила её сочувствие в один болезненный миг, сама наполняясь грустью от тёмной пустой гостиной, которую громкая музыка не могла наполнить. Две недели. Это не так много, так? — А ты остаёшься здесь? — Да, Мари предлагала поехать с ней, но я не люблю портить семейные праздники. Марлин приподнялась, и Дженна задержала дыхание, сталкиваясь с обрамлённым огненным свечением лицом, таким добрым и жалостливым. Марлин выглядела до безумия обеспокоенной, слушая Дженну и при этом не говоря ни слова, не объясняя свои мысли, пугая Дженну незнанием. — Не волнуйся, я не прыгну к тебе в окно. «Умоляю, не беспокойся. Я стану бременем, и ты не будешь меня любить. А я не могу жить без тебя. Не сейчас и никогда». Дженна напряжённо дёрнулась, отворачиваясь от Марлин, как только поняла, что шутка не скрыла правду. Гриффиндорка видела сквозь очень уставшую и привыкшую лгать Дженну. Во всём виновато вино. — Хочешь поспать? — спросила Марлин тихо, будто кто-то мог услышать. — И утром мы придумаем, куда ты можешь поехать. — Ладно. Руки Марлин коснулись плеч Дженны, подталкивая её лечь, прижавшись спиной к дивану. И дальше слизеринка не помнила ничего, кроме ужасного чувства. Казалось: все вокруг заботятся о Дженне, будто она перегорела, как лампочка в домах маглов. Теперь бесполезная, неспособная дарить своему дому свет, Дженна заснула, гадая, когда так ослабла. Утром Марлин провела слизеринку до самых подземелий, пытаясь шутить и убедить Дженну, что та не останется одна: в Хогвартсе многие проводили каникулы. Но эти «многие» не были знакомы Дженне, а кто захочет дружить со знаменитой слизеринкой? Со вкусом прощального поцелуя на губах ведьмы разошлись, уже начиная отсчитывать дни до следующей встречи. И обеих встретила суета последнего утра в Хогвартсе: маги бегали по гостиной, кричали друг другу что-то о вещах, желали счастливых праздников, и среди них в комнату плыла Дженна. С ней тоже здоровались и прощались, бросая сочувствующие взгляды, от которых тошнило. Неужели Дженна выглядело настолько жалко со стороны? В комнате только Сюзанна Эш успела собраться и уйти на завтрак, остальные ведьмы бегали по комнате, бросаясь друг в друга подушками и споря, кто занял душ без очереди — обычное утро для конца декабря. Вещи валялись на кроватях, чемоданы оказались наполовину пустыми, и ни Элен, ни Беатрис, ни Мари не успели даже переодеться из пижам. Элен заметила Дженну первее всех и усмехнулась, играя бровями: — Посмотрите, кого не было всю ночь! — Я имею право проводить свою девушку. Беатрис подкралась к Дженне со спины и обвила руку вокруг шеи, её иссиня-чёрные волосы щекотали открытую кожу, падая на плечи Дженны лёгкой волной. Мари недовольно скрестила руки перед собой, как бы предупреждая свою девушку не приставать к Дженне с вопросами. Но Беатрис не заметила сигнала. — Да? — спросила она, копируя выражение лица Элен. — И как же ты проводила МакКиннон: объятиями и поцелуем? — Да. — Ты несерьёзно? — с выражением шока спросила Беатрис, отступая от Дженны. — Видимо, за меня ты не выйдешь больше, Поттер, — с наигранной грустью добавила Элен. — Это ты должна была понять год назад, — заметила Мари. — И у тебя есть свой милый гриффиндорец, — поддержала Дженна. — Кстати, да! — воскликнула Беатрис. — Я давно не слышала про милашку Кингсли! — Элен может не рассказывать про свои отношения, если не хочет! — запротестовала Мари. — Да, имею право! Беатрис и Дженна переглянулись, загадочный блеск в глазах обеих засверкал так ярко, что Элен отошла назад, готовясь к побегу, пока Мари прикрыла улыбку ладонями, ожидая броска. На бедную Элен накинулись, прижимая её к кровати и пытая криками: «Говори!» — совмещёнными с щекоткой прямо под рёбрами. Стоило Элен отвернуться от одной, пытаясь сбежать, как вторая хватала её, заставляя хохотать и кричать на всю комнату. Если бы ведьмы из соседних комнат не привыкли к безумию за их стенами, то некоторые могли бы подумать, что кого-то пытаются убить. — Мари, — между вздохами, смехом и ором произнесла Элен, — спаси! Умоляю! — Прости, но никто тебе не поможет! — Сдавайся власти сильнейших! — Вы знали, что кареты уходят через пятнадцать минут, — как бы невзначай произнесла Мари. Беатрис и Элен тут же вскочили с постели и начали бегать по комнате, собирая валявшиеся повсюду вещи, пока Дженна поудобнее улеглась на постели, наблюдая за подругами. За четыре года ничего не изменилось — это заставило Дженну улыбнуться. Воспоминания плакали детством, скребя по душе, болевшей по сладкому почти беззаботному прошлому. Беатрис всё так же ловко собирала платья, используя магию, пока Мари делала всё руками, аккуратно складывая каждую вещь, а вот Элен просто запихнула всё в одну кучу и закрыла чемодан, надев на себя первое, что ей попалось. — Поцелуй на прощание для своей уже не будущей жены, Поттер? — спросила она, нависая над Дженной. — Целуй Кингсли. — О, это я сделаю. Они посмеялись, глядя друг на друга, как кусочки кулона, собиравшегося в целое «сердечко». Элен быстро поцеловала Дженну в нос и убежала, пока её не схватили и забросили на кровать вновь. Мари и Беатрис быстро обняли приподнявшуюся для них Дженну и убежали, закрыв за собой дверь и оставив тотальную тишину висеть в комнате. Регулус и Эван, наверняка, уже стащили завтрак и заняли свободные места в карете, дожидаясь трёх волшебниц. С тем дуэтом Дженна попрощалась ещё вечером, подозревая, что не встанет достаточно рано. Так она осталась одна, не находя другого занятия, кроме как лежать на кровати и читать книгу про древнюю магию. Сборник Дженна украла из коллекции Гамильтона в качестве мести за испорченное настроение ещё в ноябре. Даже если он заметил пропажу пары книг, профессор ничего не сказал. Издание было старым, обложка — из драконьей кожи, покрытой тонким слоем золота, этим же металлом, судя по всему, ещё в средневековье дали название книге и изобразили маленькие «завитки» вокруг букв. Конечно, стоило задаться вопросам, от кого профессору досталось нечто настолько роскошное, достойное чистокровного мага, но Гамильтон работал с Дамблдором: тот вполне мог подарить соратнику и правой руке что угодно. Затем Дженна открыла книгу и заметила на первой странице чей-то тонкий изящный почерк: «Моему любимому племяннику, Натаниэлю. Помни, что преданность лежит с семьёй». — Значит, книгу придётся вернуть, — подумала Дженна. А потом её осенило: если адресат, некий Натаниэль, — это Гамильтон, то он вышел из богатой семьи или, по крайней мере, когда-то богатой. Из слов, написанных кем-то, Дженна догадалась, что семья чистокровна: у них была особая любовь к теме рода и преданности крови. Но с последним фактом никогда нельзя было быть уверенным. С интересом Дженна стала листать книгу, но ни одной пометки, вложенного пергамента или хотя бы какой-то информации о Гамильтоне не было. Как и в других, которые ведьма бросила на кровать, осматривая каждую. Видимо, Дженне придётся занять себя просмотром архивов: что-то не укладывалось в голове, когда дело касалось профессора ЗОТИ. Поезд ожидал студентов Хогвартса на станции, покрытой тонким слоем снега, на котором вырисовывались картины из многочисленных следов. Мародёры кричали текст «Don't Take Away The Music» (Джеймс громче всех). Студенты смеялись, первокурсники боязливо запрыгивали на поезд, а старшекурсники бросали друг в друга снежки на прощание. Наконец наступило время отдыха. Они едут домой! Только вот слизеринцы заползали на поезд нехотя, вспоминая о балах, обязанностях, постоянном контроле родителей — прелестям жизни с великими фамилиями. Конечно, не все считали это проклятием. Такие, как Мальсибер, наслаждались подарком судьбы, пока другие страдали. Регулус же считал своё происхождение причиной лечь в снег и замёрзнуть насмерть: уж лучше так, чем встретиться с семьей и рассказать им, как ни одна чистокровная леди не заинтересовала его. Регулус повернулся направо, чтобы в последний раз посмотреть на Джеймса, и тот тут же подмигнул любимому слизеринцу, обаятельно улыбаясь в его семейной манере. Эван, как заметил Регулус краем глаза, одобрительно кивал, вызывая смешки Мари, Элен и Беатрис. Такое смущало, и Регулус лишь надеялся, что его щёки не горели так, как он представлял. Устроившись поудобнее в купе, группа слизеринцев расслабилась, зная, что им нужно найти лучшее в последних часах вне семьи. Повеселиться, прежде чем придётся запереться в комнатах и ждать приглашения на трапезу или на важное мероприятие. — Вы все, неудачники, будете на рождественском балу Блэков? — спросила Мари, чересчур довольная. — Не напоминай, — проворчал Эван. — Мы рады, что ты съёбываешь, но не напоминай. — Дио, следи за языком! — воскликнула Элен. Регулус хмыкнул, молча следя за друзьями, такими странными, что он должен был спрашивать себя: «Как я попал в их компанию?» Вместо этого Регулус тихо смеялся, слушая обычную перепалку самых дорогих ему людей, как сказку перед сном. Знакомую и всё равно интересную, а ещё такую домашнюю, родную. Когда-то Регулус завидовал брату, мечтая заполучить его жизнь. Сейчас эти ссоры Регулус не готов был променять ни на что другое, даже на свободу, как у Сириуса. Кажется, даже вечно грустным слизеринцам нужны были друзья. — Я завидую! Мне можно! — воскликнул Эван с тем, как поезд тронулся. — Вы могли бы поехать со мной, — тихо прервала спор Мари. Четыре печальных взгляда упали на рыжую ведьму, и та опустила голову, не веря, что вообще предложила такую глупость. Регулус ощутил на себе чувства всегда открытой Мари и мог предугадать мысли, летавшие в светлой голове: «Я такая дура, только испортила настроение». Беатрис обняла поникшую ведьму, целуя её в висок и отвечая за всех необычайно мягким голосом: — Нам всем обязательно надо присутствовать. Сейчас, как никогда, милая. — Я понимаю, просто сказала, не подумав. Простите. — Тебе незачем извиняться, — сказала Элен, протягивая ладонь Мари. — Нам приятно, правда. — Подтверждаю десять раз! — добавил Эван. С этими словами глаза рыжей ведьмы вспыхнули огнём жизни вновь, одаривая всех теплом дома, как и следовало ожидать от кого-то, названного Гестией. Мари была такой хорошей и светлой, что она должна была отбить любые стереотипы о злых слизеринцах своим существованием. Беатрис влюбилась в этот огонёк, как только Мари подошла достаточно близко, чтобы ощутить его на коже тысячью пожаров. Идеальное сочетание всё-таки: тьма и свет — одно не существует без другого. Они дополняли и защищали друг друга, жили друг ради друга и готовы были погибнуть во имя любви в любой миг. Сила Мари и Беатрис хранилась друг в друге, удерживая мир вокруг них. — И мы обязательно съездим с тобой и мистером Ламентом куда-нибудь, когда всё закончится, — пообещал Регулус, перенимая факел заботы. — Семейное путешествие перед вашей с Беатрис свадьбой. — Звучит хорошо, — подтвердила Мари. — Это и будет хорошо. Беатрис мечтательно улыбнулась, представляя пейзажи, на фоне которого согласится подарить Мари кольцо с изумрудом, обрамлённым серебром. Или же золото лучше будет смотреться? Может, лучше гранат с белым золотом? Наблюдая за двумя ведьмами, Регулус заметил, что эта любовь едва ли была основана на физической тяге. Ведьмы будто бы любили душу напротив больше, чем им хотелось касаться друг друга, что для Регулуса было странной мыслью. Если он всерьёз подумает об этом, то поймёт, что Дженна и Эван были первыми, кто свободно показал Регулусу свою любовь: оба в прикосновениях и словах. У них то он и перенял эту страшную тягу ощутить реальность чувств вне собственной головы. — Но все свободны 31-го? — неожиданно спросил Эван с загадочными нотками в голосе, будто он планировал нечто грандиозное. — Нет, — хором ответили Элен и Регулус. — Я с Гестией, — объяснила Беатрис. — Празднование и прочее. Мари активно закивала, до безумия счастливая от одной мысли о проведении Нового года с отцом и любимой ведьмой. Беатрис будет подальше от собственных ужасных родителей несколько дней как бонус к веселью. — А мне на ужин к Эйвери всей семьей, — гневно сказала Элен. — Хотят убедиться, что договор в силе после истории с Азкабаном. Сочувствие заполнило купе с одним упоминанием страшной семьи и помолвки. Факт розыска Эдварда Эйвери мог отложить свадьбу, но ей было суждено пройти, если Элен не откажется от семьи, включая брата, ставшего Пожирателем Смерти несколько лет назад. — Реджи, каково твое оправдание? — спросила Элен, сбрасывая всеобщую удручённость со своих плеч. Регулус густо покраснел в секунды и кое-как выдавил из себя: «Я и Джеймс...» Они планировали провести часть Нового года вместе, уже за полночь, когда все договорились разойтись по своим новогодним свиданиям. Джеймс, конечно, не сказал, что он идёт встречаться с кем-то, а солгал, что поиграет в шахматы с Питером (он пообещал молчать) и пойдёт спать. Сириус же планировал провести остаток ночи с Ремусом, и чета Поттеров — друг с другом. Группа слизеринцев в купе дружно произнесли долгое «о», поражённые и заинтригованные новостью. Особенно нетерпеливым выглядел Эван. Он прикрыл рот от шока и готов был выпрыгнуть с места, как только имя «Джеймс» слетело с языка Регулуса. — Вау, ладно, это достойная причина не праздновать со мной. Если подробности потом, конечно, будут. — Обойдёшься, — со смущённым смешком бросил Регулус. «Как кто-то вообще обсуждает нечто настолько интимное?» — думал он. — Он стесняется, — поняла Беатрис, коварно улыбаясь. Элен и Мари согласились, бросая «точно», «ага», «определённо» в воздух вместе с комплиментами, вроде: «Он такой милый, стесняшка», — что в книге Регулуса вовсе не было позитивным описанием. Четверо слизеринцев издевались, дразнили, заставляя друга ещё больше краснеть. — Нет, я не стесняюсь! — Тогда расскажи? Как он? — продолжил настаивать Эван. — Дио! — вскрикнула Мари. — Я всего лишь хотел спросить, как Джеймс Поттер целуется! — Прекрасно, — коротко ответил Регулус. Он был где-то на грани между потерей сознания и провалом под землю. Первое казалось легче, но это лишь на время спасёт его от приставучего мага. Хотя и земля не защитит Регулуса от Эвана Розье и его вопросов. — И всё? Это все подробности, Морфей? — возмутилась теперь Беатрис. — Ну давай, расскажи тогда про Гестию. — Я бы могла, но она застесняется. — Да нет, — пожала плечами Мари. — Геката потрясающе целуется с языком: так решительно и при этом... Беатрис закрыла рот ведьмы и неловко улыбнулась, останавливая поток слов, способный раскрыть тайны волшебницы вмиг. Элен и Эван оба разочарованно вздохнули, только получившие намёк на пошлые подробности. Регулус же выдохнул с облегчением, услышав достаточно. — Что же, мы не узнаем самого интересного, — грустно заметила Элен. — Но я могу рассказать вам про Кингсли! — Нет!