Little Queen

Приближалась полночь, и в гостиной Слизерина в полутьме сидела Дженна, сделав милый макияж и надев любимую футболку с «Fleetwood Mac», подаренную Марлин в октябре. Новый год приближался, и Дженну приглашали встретить праздник с когтевранцами, но она вежливо отказала, понимая, что там будет всего несколько студентов и никаких развлечений. А ещё там будет Сивилла Трелони. Пальцы Дженны быстро перебирали струны гитары, чтобы выбросить мысли о новом письме из головы, и треск огня в камине поддерживал уверенный голос волшебницы, когда она пела, зная, что маги с картин разошлись по замку — никто не услышит. «Let me go crazy, crazy on you» — напевала Дженна, вспоминая о лете, когда репетировала с Эми и Саммер. Только даже вкус дешёвой водки и сигарет никак не мог перебить мысли о послании Эйвери этим утром. Поиски в архивах ничего не дали. Буквально. Дженна не нашла ни одного мага с фамилией Гамильтон, но с чистым английским акцентом профессора ЗОТИ сложно было поверить, что он не родился и вырос здесь. Так Дженна осталась с двумя вариантами прошлого Натаниэля Гамильтона: его отец не был магом или не учился в Хогвартсе. Сам профессор родился в 1947, учился на Слизерине — это всё, что смогла узнать про него Дженна. Колдографий было немного, никаких академических успехов Гамильтон не достиг, однако, должно быть, экзамены сдал хорошо. Скорее всего, он был, как Мари: менее заметным слизеринцем, способным к слежке без подозрений к нему, — прелестный экземпляр для Дамблдора. Это оставляло только один вариант: отец Гамильтона был учеником другой магической школы. Дженна даже решила, что нечего ей копаться в семейной истории шпиона Ордена, когда с утренним письмом Элен пришло ещё одно: записка, сложенная пополам. Пустая на первый взгляд, но сомнений в адресанте и значимости послания у Дженны не было. Только на этот раз птица, доставившая пергамент, не была личным питомцем, а записка открыла написанное только с прикосновением руки Дженны. Эйвери писал впопыхах опять, но теперь он не доверял тому, кто, как поняла слизеринка только сейчас, помог ему доставить записку в прошлый раз, потому что Эйвери был под надзором. Тот, кто согласился помочь ему тогда, явно нарушал правила, поставленные при Лорде Волан-де-Морте. Теперь Дженне необходимо было понять, кто предал Эйвери, а до этого легко предал Тёмного Лорда. В послании было всего два слова: «Гамильтон — Эйвери». Что бы не значила линия посередине, Дженна не поняла общего значения подсказки. И зачем вообще Эйвери пытался помочь ей? И пытался ли помочь? Или он хотел убрать Гамильтона с помощью Дженны? Или завести её в игру мести? Что хотел от Дженны Эдвард Эйвери? Дженна отложила гитару, тяжело вздыхая. Лучше забыть о послании, пока оно само не всплывёт в качестве помощи в будущем. Только как это сделать, зная, что Эйвери и Гамильтон как-то связаны. И, возможно, тогда у Дженны и появилась страшная теория, которую она пока никак не могла проверить. Но вместе с тем теперь Эйвери не покидал головы Дженны днём и ночью, поедая сознание, пока она не стала видеть его в своих кошмарах вместе с Волан-де-Мортом. И та река преследовала Дженну вместе с ними, спасая от магов, шептавших сладкую ложь о спасении семьи на тёмной стороне. Дженна захлёбывалась каждый раз, отказывая им. Из объятий сна ведьма вырывалась с отчаянным криком, хватаясь за грудь и просто дыша, пока сердце не успокоится, а мозг не осознает, что Дженна в гостиной, у камина, и никакие монстры её не достанут. Мадам Помфри с кошмарами не смогла помочь, но последние ночи, после получения записки Эйвери, Дженна едва ли выживала, слыша шум воды, стоило ей сомкнуть глаза. Неожиданно стена, служившая входом в гостиную, раздвинулась, заставляя Дженну вскинуть голову, ожидая встретить хоть самого Дамблдора, но не бегущего к ней Феликса с тянувшимся за ним старшим братом. Волшебница едва успела подняться с дивана, как Феликс, заметно подросший за последние полгода, набросился на Дженну с объятиями, звонко смеясь. И холодная комната снова окрасилась летом с жарой, яркой зелёной листвой и волшебниками, бегавшими босиком по траве за счастьем. Эван подошёл медленно, держа две бутылки с шампанским в руках, но дорогой алкоголь не привлёк столько внимания Дженны, сколько победоносная ухмылка, расплывшаяся на лице волшебника. — Я тебя переиграл. Феликс отошёл от Дженны с тем, как бутылки были поставлены на пол, и Эван обернул две руки вокруг Дженны, а она обняла его за шею, чувствуя, как к ней вернулась вторая половина души в облике мага, которого она не мечтала увидеть ещё неделю. Но он был здесь, с ней, когда Дженна скучала по нему больше обычного. Люди стремятся искать дом — место, где они окажутся в мире с самими собой. Некоторые видят его в стенах огромных зданий, кто-то ограничивается одной комнатой. Другие держаться за семью: смех матери над шутками отца, споры братьев и сестёр. Руки любимых людей на сердце служили домом для тысячи поэтов. Ещё люди едут в никуда, будто весь мир — их дом. Они находят дом в полях, садах и лесах, плача в объятиях природы. Книги и дальние миры, пекарни и маленькие магазинчики... Дженна Поттер знала, что её дом там, где был Эван Розье с его шутками, любовью к шоколадным тортам и странным танцам, с его свободолюбивой душой и способностью смеяться в грусти. Ничто в мире: ни самые прелестные замки, ни самые далёкие галактики — не способны дать Дженне больше, чем Эван, потому что в самые холодные зимы он был рядом, танцуя под грустнейшие песни, будто это был джаз. Эван не был ни звездой, ни луной, зато он был для Дженны всем. — Мерлин, Джи, ты что, плачешь? — Нет, — ответила она со всхлипом. — Я просто рада, что ты пришёл. Феликс, занятый восхищением гостиной, к счастью, не услышал тихого разговора двух друзей. Поэтому он и не заметил, как оба мага сделали шаг назад друг от друга и вытерли слёзы, подступавшие к глазам от странного комфорта в их душах — они были дома. — Мне нельзя становиться эмоциональным. Так, — выдохнул Эван и добавил громче: — Феликс, где твой сок? Скоро полночь. — Ты не принёс сок вообще-то, — ответил младший Розье, насупившись. — Видимо, кому-то придётся найти его. — Чья идея вообще была пробраться в Хогвартс? — спросила Дженна, отвлекая Эвана от проклятия, которое он готов был бросить в сторону младшего брата. — Понимаешь, мы оба решили, что не встретить Новый год с Дженной Поттер — настоящее преступление. — Я впервые согласен с голосом правосудия, — поддержал Феликс. — Так где мы будем искать сок? Дженна прыснула от смеха и взглянула на Эвана. Тот раздражённо выдохнул, но пошёл к выходу из гостиной, пообещав скоро принести «проклятый трижды сок». Феликс же, крайне довольный собой, сел на диван и стал внимательно изучать гитару, со страхом и любопытством дёргая струны. — Хочешь покажу, как сыграть на этом? Феликс так и не научился играть той ночью, сдавшись после того, как научился плавно перебирать струны снизу-вверх. Возможно, не решив он заснуть (даже с громкой музыкой на фоне) через час после полуночи и крика Эвана: «С Новым, блять, годом!», Феликс смог бы научиться чему-нибудь, но старшему Розье пришлось занести его в свою комнату и уложить спать, при этом активно отрицая, что он волнуется за брата (говорил он это, аккуратно поправляя одеяло, чтобы Феликс не проснулся). И остаток ночи Дженна и Эван танцевали до боли в ногах, напевая тексты всех знакомых песен прошедших лет, будто им снова было и одиннадцать, и двенадцать... И оба встретили первый рассвет 1977 в объятиях друг друга, прощаясь до следующей недели, пока Феликс делал снежного ангела, незаметно пряча в снежок, чтобы бросить его в Эвана по дороге назад. Регулус стоял возле паба в Уэльсе, провожая взглядами каждого мага, проходившего мимо, чтобы убедиться, что никто не узнал знаменитого чистокровного волшебника. Кто-то внутри играл на гитаре знакомую песню, название которой Регулус не помнил. Снег под ногами хрустел, и за пять минут сотни следов изобразили какую-то фигуру под ногами от хождений туда-сюда. Небо было удивительно ясным, звёзды сияли одна ярче другой, танцуя под мелодию из паба. Только Луна вечно пряталась от Регулуса, не реагируя на его нервные взгляды. Маленький город неподалёку вовсю праздновал, судя по громким возгласам с улиц. Свет перебегал из одного окна в другое, играя со сном после полуночи. Лондон никогда не праздновал Новый год так громко. Наконец в одной фигуре Регулус узнал Джеймса. Тот бежал вперёд, желая поскорее подобрать слизеринца и унести его далеко от всего мира, обернуть руки вокруг изученного во время долгих ночей тела, подарить странные лиловые цветы и заодно всего себя. — Прости, немного не рассчитал время! — объяснил Джеймс на выдохе, опиревшись рукой о стену паба. — Всего пять минут, — успокоил его Регулус. — Ты стоял на холоде. Один. Джеймс огляделся и быстро поцеловал слизеринца, ужасно довольный собой, но это было мило, а не надменно. Регулус не мог представить себе картины приятнее, чем любовь на лице Джеймса, сравнимая с позолотой заката. Но быстро нашлось нечто лучше: цветы в руках гриффиндорца. Неровные, плохо склеенные не то розы, не то тюльпаны из лиловой бумаги. Джеймс сделал их для Регулуса, и тот не мог поверить своим глазах и тому, как сердце плавилось от милейшего подарка, какой кто-то мог получить на зимнем свидании. Джеймс смутился от молчания, стоя перед Регулусом и почёсывая затылок, чтобы унять нервозность: четыре ночи гриффиндорец клеил по-магловски каждый лепесток, пряча коробку с материалами от любопытного Сириуса. Джеймс хотел отплатить за сожжённый на декабрьском свидании цветок, создав несколько вечно живущих (и нанеся на них заклинания против горения с помощью советов Лили Эванс). — Они могли получиться немного кривыми, я понимаю... — Они прекрасны! — тут же поспорил Регулус. — Правда! Это я не принёс тебе ничего. — Ты принёс себя. Регулус покачал головой на кокетливую ремарку Джеймса, проводя пальцами по тонким картонным стебелькам. В голове не было ни единой идеи, куда спрятать поделку дома, но Регулус поклялся найти ответ. Иначе как он сможет смотреть на подарок каждую ночь, вспоминая, насколько любим в мире, который ненавидит романтику? Свернув в сторону Поттер-мэнора, Регулус и Джеймс поспешили туда, где свободно смогут держаться за руки, гуляя по заснеженным дорожкам и целуя друг друга в тенях холмов. — Я знаю одно место, — говорил Джеймс. — Оттуда всегда хороший вид на город, а потом я тебя проведу по лесу возле дома: там нас точно никто не найдёт. Как проходят каникулы, кстати? Вопрос был сложным: дома было тихо — и хорошо, и плохо. Молчание и спокойствие предвещали неприятные новости. Но вместе с тем не слышать ссор и криков, вернувшись в Лондон, стало лучшим подарком на Рождество. Даже бал прошёл без происшествий, ничем не отличаясь от десятков других, кроме, разве что, Вальбурги Блэк, пытавшейся познакомить Регулуса с очередной леди. — Ну матушка спрашивает про будущую невесту чуть ли не каждый день, отец пропадает, а Кричер ворчит. Пока что никто не умер, и это уже хорошо. Последнее было шуткой, но Джеймс обеспокоенно взглянул на Регулуса, как бы спрашивая: «Ты в порядке?» — на что тот только закатил глаза и отмахнулся, чуть не споткнувшись о палку на земле. Моментальная карма всегда работала в пользу Джеймса Поттера. — Ты как? — спросил Регулус, пихая ту самую палку в качестве мести. — Отлично, у меня здоровая семья. — Ауч. — А ещё я достал нам торт, покрывало, и миссис Петтигрю с её новым парнем купила фейерверки, так что у нас будет бесплатное зрелище. Вот это уже звучало соблазнительно. Джеймс был романтиком, и от него меньшего, чем поедание десерта под звёздами не ожидалась, но фейерверки заинтриговали Регулуса, как ребёнка, впервые услышавшего новое слово. В магловских книгах они описывались волшебными, — Я видел только те мелкие, которые Сириус пускал по дому, пугая деда. — Тебе понравится. Обещаю. Может, даже напишешь об этом. «Фейерверки, как пьяные души...» или что-то в этом роде, нет? — дразнил Джеймс, снимая с плеча небольшой рюкзак. — Ты так уверен, что они меня настолько поразят? — Я убеждён. Два мага взобрались на холм, и действительно: весь городок был как на ладони, прячась под тёмным небом. Расстелив покрывало и аккуратно разложив вещи, Регулус и Джеймс обратились именно к чёрному полотну, на котором так и танцевали звёзды, продолжая свой праздник. Но куда больше множества звёзд в тот момент Регулуса интересовала одна: Джеймс, пытавшийся найти созвездие Льва на северной стороне. Когда гриффиндорец концентрировался, его брови сводились к переносице, а глаза обретали маленькую искорку любопытства. Джеймс играл с рукавами куртки, отвлёкшись, как он думал, всего на секунду, а не на несколько минут в настоящем. Но Регулус не обладал жестокостью, чтобы сказать о чём-то, когда мог так незаметно внимать красоте своего парня. Вот об этом он бесспорно напишет стихотворение, а Джеймс не поймёт половину метафор и сравнений и попытается соврать, как ему понравились «новые двадцать замен слова «страдания», если цитировать самого Джеймса. Но в этом тоже было очарование гриффиндорца, любившего, когда всё просто. — Смотри, фейерверки! С криком Джеймса на небе вспыхнули красные, золотые и зелёные звёзды, рассыпаясь тысячью маленьких искр. Регулус задержал дыхание, стараясь запомнить каждую из них, но взрывы быстро сменяли друг друга, оставляя после себя только треск и дым. Цвета вспыхивали один за другим, всё ярче с каждым разом, или так казалось Регулусу Блэку, никогда раньше не наблюдавшему подобного чуда. Джеймс видел отражение неба в глазах восхищённого слизеринца так ясно, будто они были глубокими озёрами или зеркалами из чистого серебра. Регулус сидел, приоткрыв губы, и с детским восторгом следил за небесным сиянием, вызывая мягкую улыбку Джеймса. Ему хотелось бесконечно смотреть на это лицо, ослеплённое счастьем. А Регулус молил, чтобы взрывы не прекращались, пока само небо не вспыхнет, но вместо ярких фейерверков Регулуса встретили гул ночного празднества в небольшом городке и привычные звёзды на чёрном небе. — На твой день рождения взорву двадцать таких, — поклялся Джеймс, касаясь руки Регулуса. — Мерлин, ты хочешь разрушить Хогвартс? — спросил слизеринец, сжимая тёплую ладонь в своей. — Ради тебя я весь мир взорву. В хорошем смысле... Эм, сиять заставлю! Вот! Регулус засмеялся, падая на спину. Джеймс умолял его перестать, наклонившись и начав трясти за плечи, но слизеринец не мог. Он продолжал хохотать и параллельно умиляться смущению Джеймса. Тот был таким очаровательным и прелестным, обрамлённый ночным светом. Вся суть Джеймса была в его мягкости: черты лица, небрежно уложенные пушистые волосы, взгляд — каждая частичка образа весёлого непринуждённого гриффиндорца. Джеймс был таким хорошим, что Регулус не сомневался, что судьба привнесла лучик Солнца во тьму жизни слизеринца, вознаградив за прошлое и будущее любовью, сиявшей ярче любого фейерверка и оставлявшей сердце Регулуса блестеть, как снег на рассвете. И сейчас Джеймс смотрел на него сверху вниз, как будто Регулус был особенным, хрупкой фигуркой из античного магазинчика на конце улицы, первым весенним цветком, упавшей в море звездой, редчайшей картиной, похищенной из музея. Затем Джеймс дотронулся до лица Регулуса, убирая кудряшки со лба и заглядывая в прекрасные глаза, затуманенные жаждой любви, на этот раз не физической, а той, какую найти можно было, только узнав, что кто-то мечтает о тебе перед сном, слушая песни о любви или читая стихи. Джеймс любил Регулуса именно так: всей своей огромной душой. Медленно наклонившись вниз, гриффиндорец усмехнулся в губы любимому слизеринцу и поцеловал его в приоткрытые губы: не торопясь, без жадности и страсти. Джеймс просто поцеловал Регулуса, и тот наконец поверил, что, возможно, в мире есть место для этого слова, «просто». Поэтому Регулус просто положил руки на плечи и шею Джеймса, просто поцеловал его в ответ, чтобы следом поцеловать в щёку и нос, а затем и в лоб, и в висок, пока тихие смешки и «ну перестань, Реджи!» не отвлекли Регулуса от сложнейшей миссии. Они будто находились в другом измерении, окружённые снегом, спящими деревьями и ночным небом. Два принца из сказки о магии и любви, делившие невинные поцелуи и гревшие друг друга в зачарованном лесу. Тогда Регулус знал, что это их маленькое место, наполненное чистым счастьем, где не одно зло не достанет Регулуса Блэка и его любовь. Джеймс, последний раз встретившись с уже красными губами, лёг набок и притянул к себе Регулуса, предлагая продолжить смотреть на небо и есть украденный у мадам Поттер шоколадный торт, разговаривая о важных глупостях, вроде снежных забав. Регулус вернулся домой поздно, только после посиделок на холме, долгой прогулки по окраине леса и тайном чаепитии на ступеньках Поттер-мэнора, пока все спали.