Little Queen

Пятница выдалась удивительно солнечной, и Дженна не могла пропустить шанса вместо последнего урока покурить на свежем воздухе, наслаждаясь редкими зимними лучами Солнца с высоты Астрономической башни. Той же мыслью вдохновились Марлин, Ремус и Сириус, встретившие Дженну такими неловкими взглядами, что она тут же догадалась: говорили о ней. Марлин вела себя крайне подозрительно, и Дженна стала гадать, не о подарке ли на приближающийся праздник шептались гриффиндорцы: если бы Марлин захотела посоветоваться с кем-то, она бы обратилась именно к Сириусу за подсказкой и к Ремусу за осуждением. Всё же с тем, как отношения охладели, День всех влюблённых мог спасти Марлин и Дженну от надвигающихся споров и ссор. Джеймс обожал праздники, так что ни о какой тренировке и речи идти не могло. Тем более матч Гриффиндор ждёт только в марте, где они сразятся с Пуффендуем и закроют второй этап школьного соревнования. Идеально, чтобы в понедельник сбежать с уроков и провести день вместе, окутывая друг друга любовью. Дженна подошла ближе к Марлин и улыбнулась ей, но вместо радости увидела в глазах гриффиндорки сожаление о чём-то недосказанном и поддельный блеск, обычно походящий на снег под Солнцем, а не на отражение фонарей в луже. Хотя Марлин всё равно обняла и поцеловала Дженну в щёку, согревая её в присутствии февральского мороза и отвлекая от правды. — Мы встретимся в понедельник? — с надеждой спросила Дженна, сделав первую тягу. — Марлин, — начал было Сириус. — Конечно, — тут же оборвала его блондинка чересчур добродушно. — Я вся твоя в любой день недели, Джи. Словно мошка, застрявшая в тонкой паутине, Дженна ощущала приближение паука даже за биением сердца, но её белые цепи были сотканы из сладостных воспоминаний, объятий прошлого, мечтаний о будущем — как она могла не прикрыть глаза, погружаясь в чистейшее наслаждение мига с Марлин МакКиннон? Сириус как-то неодобрительно глянул в сторону подруг, намекая о существовании некой тайны, но вскоре пристал к Ремусу с тем же вопросом, что задавала Дженна Марлин. — А мы что будем делать, Лунатик? — Во имя Мерлина, Сириус, ты спрашивал об этом вчера. — Конечно, но я хочу, чтобы все услышали и обзавидовались. Дженна признает: она ждала праздника с редким нетерпением впервые с первого курса, когда за неделю до Дня всех влюблённых к ней подошло столько людей, рассказывая о том, какая она умная, красивая и «не такая, как все», что Дженна приучила себя ходить в компании Элен или Регулуса (а позже и Беатрис), которые выглядели достаточно грозной преградой для завоевателей сердец. Но валентинки и конфеты в среду были финальным актом в пьесе «Путь ненависти ко Дню всех влюблённых», и Дженна не желала видеть себя той самой краснощёкой ведьмой, открывающей послание на красном картонном «сердечке» с писком и слезами, но что не сделаешь ради Марлин МакКиннон? Послала бы она валентинку — Дженна бы расплакалась от умиления. Джеймс, например, принёс Регулусу пирожные с клубничной начинкой и красную открытку, на которой аккуратно (как мог) вывел слова одного из любимейших стихотворений Регулуса — так Джеймс пригласил своего любимого отметить вместе праздник вечером понедельника, чтобы не отвлекать Регулуса от важных уроков. Так бы Джеймс провёл с ним часы от рассвета и заката каждого дня до того, как судьба отправит их в царство Аида, где нет небес. Дженна верила, что Регулус достоин такой любви. И Джеймс достоин всех стихов, написанных для него. По тому, как старательно переписывалась каждая буква созданного вчера произведения, несложно было судить, на что готов был пойти Регулус ради Джеймса. Он не просто готов отдать всё за чересчур оптимистичного, вечно улыбавшегося гриффиндорца. Регулус готов был жить для Джеймса, расцветая с обожанием, до этого неизвестным ему. Слизеринцы сидели в гостиной рядом с Регулусом, с опаской наблюдая за его хорошим настроением. Кроме, разве что, хитро улыбавшейся Дженны, читавшей стихотворение с тем, как перо бегало по бумаге. Она ожидала увидеть тёплый огонёк, а увидела горящий шар Солнца в каждой строке, полной интимной страсти и высшего чувства. Если Регулус и заметил, он не запретил Дженне смотреть. Беатрис и Мари вскоре собирались на своё воскресное свидание, не особо переживая о несовпадении дат. Пока они могут съесть торт и посмотреть на закат, отпраздновать День всех влюблённых на сутки раньше казалось незначительной проблемой. Как бонус, они были немного пьяны от шампанского, подаренного Дженной. Две ведьмы даже оделись в одинаковых тёплых тонах. Только если Беатрис была в джинсах и свитере с хомутом, то Мари надела джемпер поверх приталенного платья, но в одном ведьмы оказались похожи: обе очаровательны в глазах Дженны, мечтавшей о том, чтобы их любовь продлилась вечно. К счастью, Афродита давно благословила союз, соединяя свет и тьму в танце гармонии. Такими и были Беатрис и Мари, незаметно державшиеся за руки при свете дня и целовавшие пальцы друг друга, когда темнело. Прекрасные, будто принцессы из сказок, нашедшие друг друга на пересечении страниц, где-то у королевского фонтана. Элен предвкушала встречу с Кингсли Бруствером, зная лишь, что её ждёт сюрприз. Эван был наиболее спокоен по отношению к празднику, радуясь только возможности получить подарки и посплетничать с Дженной о том, кто кого пригласил. — Я люблю сплетни, — сказала Дженна тихо, не желая напугать или отвлечь Регулуса, — но не очень хочу прослыть той типичной злобный популярной слизеринкой, ты же знаешь. — Но ты типичная злобная популярная слизеринка, — парировал Эван. — Наша любимая типичная злобная популярная слизеринка, — добавила Элен. — А можно потише, я занят, — вставил Регулус. Беатрис и Мари посмеялись, за что получили недовольный взгляд волшебника, а он в свою очередь ощутил, как Элен потянула его за ухо в отместку. Дженна прыснула от смеха: она и Элен составляли неплохой родительский дуэт, прекрасно воспитавший почти всех своих детей. Регулусу всего лишь нужны были толчок и желание стереть это грозное лицо, сменяя его на что-то помягче. Эван же воспользоваться моментом, чтобы взглянуть на красивую открытку и изящный почерк Регулуса, составивший самые прелестные слова, какие Дженна не находила даже в толстых книгах поэзии. Наверное, потому что Регулус писал, извлекая слова исключительно из собственного сердца, упуская шанса вспомнить, как другие поэты кричали о своей любви. Должно быть, Регулус знал, что его любовь уникальна. — Никто не обижает моих любимых девочек, мистер Блэк, — добавила Элен, отпустив беднягу. — Это было обязательно? — буркнул Регулус, потирая ухо, пока он не заметил Эвана над своим творением и громко добавил: — Не смотри! Только Эван уже успел дойти до последнего слова и спокойно отвернулся от черновика с полной версией стихотворения. На лице Эвана появилась самая широкая и довольная улыбка, когда взгляд упал на Дженну, уже успевшую выучить половину длинного произведения, метафорами повествующего о моменте встречи с Джеймсом Поттером как о безумной войне между сердцем и разумом. И чем-то ещё. Дженна могла лишь предположить, что это прошлое и будущее, пытавшиеся сразить Регулуса в настоящем. — Твой парень вообще сможет понять, о чём это? — с насмешкой спросил Эван. — «Я к тебе паду звездой...» — Вообще-то из первых букв каждого стиха можно составить: «Я тебя люблю, mon amour», — тут же отметила Дженна. Регулус повернулся к ней с удивлением и злостью в глазах, заставляя волшебницу пожалеть о прочтении произведения, созданного только для одного единственного, никак не для любопытной Дженны Поттер. Регулус выглядел так, будто сейчас проклянёт и её, и Эвана, если они не замолчат. Только у Дженны была великолепная защита: она единственная, кто мог спасти Джеймса, когда Сириус узнает, с кем по ночам гуляет его лучший друг. Хотя, возможно, Дженна просто будет наслаждаться шоу, вкушая драму вместе с Ремусом и Эваном, пока закуски не закончатся. Хотя, судя по лицу Регулуса, защита не работала. — Если вы, два совершенно отвратительных... — Знаете что? Мне надоело, — проворчала Элен. — Афина, любимая, поднимайся. Дженна только привстала с дивана, как оказалась поднята в воздух Элен. Та держала одну руку на спине, а вторую — под коленями Дженны, удаляясь из комнаты под аплодисменты нескольких зрителей, специально для которых ладонь Дженны легла на шею Элен, пока они не скрылись за пределами гостиной, прямиком в коридоре к комнатам. Но даже там Элен не отпустила подругу. — Тебе нетяжело? — спросила Дженна чуть смущённо. — Если я не могу носить на руках красивых девушек, зачем мне играть в квиддич? Приятный золотистый свет беспечно двигался по стене, гонимый тенями. Глаза Джеймса же отражали огонёк, принимая его, как часть себя, будто где-то в глубине души гриффиндорца вместо души пылала жизнь вселенной. И во мраке кабинета она молила быть замеченной. Регулус застыл, с приоткрытыми губами наблюдая за Джеймсом, чья простая добродушная улыбка контрастировала с глубиной взгляда, в котором чёрные тени смешивались с тёплым коричневым цветом, а сверху бликами падал медовый. Регулус никогда бы не поверил, что достигнет того странного чувства, ради которого поэты погибали и кричали в ночи, сжигая строки, а затем создавая новые, лучше прежних. Но вот перед ним стоял Джеймс Поттер. Он освободил Регулуса, подарил ему мечты и обернул жизнь долгим и приятным сном. И для этого Джеймсу просто понадобилось полюбить одного одинокого слизеринца. — Реджи, ты долго будешь смотреть на меня так? Джеймс Поттер посмеялся, и это было пением нимф для Регулуса Блэка, красневшего при свечах с запахом роз. — Прости, что я рад видеть своего парня, — буркнул слизеринец, подходя к столику со свечами и совсем не дорогим шампанским — удивительно для Джеймса. — Я тоже рад видеть тебя, mon amour, — произнёс он с плохим французским акцентом. Регулус посмеялся совершенно по-доброму, награждая Джеймса лучшим проявлением своей любви, и произнёс непривычно мягко: — Умоляю, больше не говори по-французски. — Могу спеть по-английски. — Мерлин, Джеймс, — взмолил Регулус, опираясь о стол. Только гриффиндорец уже подхватил ритм, пританцовывая и вспоминая слова давно забытой песни, не стесняясь широкой улыбки Регулуса. — When the night has come. And the land is dark, — начал Джеймс, приближаясь к слизеринцу, чтобы притянуть его к себе за руку. — Давай, Реджи, потанцуй со мной! Прикосновения Джеймса Поттера обладали каким-то обезоруживающим действием: Регулус подчинялся любой просьбе, стоило ощутить немного тепла на своём теле, и на этот раз он не был намерен отказывать. Наклоняя голову, Регулус сжал ладонь Джеймса, ступая с ним в неловкий вальс. — Не стесняемся становиться ближе, cariad. С этими словами Джеймс положил руку на спину Регулуса и заставил его сделать шаг ближе, так что их губы теперь едва ли не задевали друг друга, когда слизеринец спросил полушёпотом: — Это был уэльский? Вместо ответа Джеймс продолжил петь, не отрывая взгляда от лица смущённого Регулуса, неспособного найти слов, достойных перебить удивительно мелодичный голос Джеймса. Столько лет крик Мародёров портил десятки песен, в то время, стоило Джеймсу спеть чуть тише — Регулус не мог перестать наслаждаться, не желая слышать ничего, кроме прекрасного голоса Джеймса. Регулус сдался: ни одно произведение никогда не лишит мага способности дышать, как это сделал голос одного гриффиндорца, наклонившегося к губам одного слизеринца в поисках поцелуя. — Stand by me. Воздух покинул лёгкие Регулуса с прикосновением губ Джеймса, будто в первый раз: совсем кротко, но с той неведомой миру любовью, подарившей Регулусу храбрость пойти против всех правил, лишь бы получить шанс на ещё один такой медовый (точно, как блики на глазах) поцелуй. — Споёшь ещё? — тихо спросил Регулус, наблюдая за Джеймсом полуприкрытыми счастливыми глазами. — Как скажет моя любимая звезда. Ещё один поцелуй, тоже сладкий и полный чувств. «Простой» было бы лучшим словом для магов, однажды решивших ничего не усложнять и окунуться в самые простые и сложные отношения, какие могли найти, гуляя под Луной. Огонь в камине рисовал счастливые сердца, горящие ровно с той же силой в большой комнате, усыпанной лепестками высохших роз (они не только лежали на полу, но и порхали в воздухе, образуя подобие призрачной арки, на входе). Дженна аккуратно поставила вино и текилу на кофейный столик, стоявший на мягком ковре, как островок в море. Вместе с тем она поставила маленькую красную коробочку за две бутылки, проклиная себя тысячи раз за то, в какую идеальную девушку она превратилась. Следом Дженна заставила огонь потухнуть и вместо него комнату осветили маленькие звёздочки на стенах и потолке, а лепестки (собрать их было легко в такой праздник) стали меньше бросаться в глаза Дженне, ненавидевшей розы всем сердцем. Но их любила Марлин. А затем настало время ожидания, долгого, мучительного, но каждая секунда стоила удивления на лице Марлин, когда волшебница вошла в Выручай-комнату, встретившую её аркой из роз. Душа Дженны запела. — Тебе нравится? — нахально спросила слизеринка. — Мерлин, ты лучшая, Дженна. Марлин прошла медленно вперёд, разглядывая звёзды и восхищаясь каждым украшением в комнате, пока Дженна смущалась, нервно покачиваясь с носка на пятку. Она так хотела, чтобы всё сработало и отношения с Марлин приобрели те же яркие краски, что и раньше — это работало. Гриффиндорка подошла ближе к Дженне и взяла её лицо в свои ладони, позволяя слизеринке рассмотреть прекрасные тёмные глаза при невозможно близком звёздном свете. Мерлин была просто так идеальна, будто сошла со страниц готических романов о красивой девушке, достаточно доброй, чтобы полюбить кого-то, как Дженну. Может, та и не была злом в чистом виде, но Марлин была лучше, светлее и, пожалуй, превосходила Дженну во всём, за что бралась. Одна гриффиндорка спасла одну слизеринку, подарив ей значение, цель. Марлин помогла создать целый мир, в который Дженна поместила всё хорошее, отделив его от происходящего вне объятий, портретов и песен «Heart». Дженна знала цену и готова была заплатить сполна, если остаток своих дней ей будет суждено танцевать под дождём с Марлин МакКиннон. — Спасибо, — искренне поблагодарила та, поцеловав Дженну в щёку. — Ты потрясающая девушка, ты знала? — То же можно сказать о Вас, мисс МакКиннон. Марлин посмеялась, но её глаза задели маленькую красную коробочку на столике. Один вид заставил блондинку тут же подойти ближе и ощутить бархат упаковки на своих пальцах. Несколько раз в совершенном шоке Марлин смотрела то на Дженну, то на коробочку, открывая и закрывая рот: не было слов, достойных описать то дрожаще-поражённое состояние, в котором находилась Марлин, открывая подарок. Чтобы только найти пустоту внутри... — Дженна... ...и слизеринку, стоявшую на коленях с кольцом в руках: серебро, тонкий рисунок ветвей розы с тремя маленькими красными камнями. Зачарованное лично Дженной и созданное на заказ теми же магами, что работали над кольцами для Юфимии и Флимонта Поттеров. Возможно, Дженна всё же была романтиком. Марлин смотрела на неё сверху вниз, и слизеринка глупо улыбалась, жалея, что гриффиндорка не дала ей времени произнести речь о любви, заметив коробочку куда раньше задуманного. — Я знаю, что мы женимся нескоро, но я подумала, что это будет обещанием. — То есть обручальное кольцо? — Ну да, но нет: обручальное я куплю тебе ближе к свадьбе, знаешь... Марлин не выглядела обрадованной предложением. Смущённая и поставленная перед сложным выбором, она отвела глаза от Дженны или украшения в её руках, играя с кольцами на собственных пальцах. — Прости, я должна была понять, что это рано, — заговорила Дженна, быстро поднимаясь с колен. — Просто прими его как подарок, прости ещё раз, я... — Нет, Дженна. Марлин взяла застывшую Дженну за руку, находя в себе силы встретиться с грустным океаном напротив, пока сама она собиралась с мыслью, облизывая красные губы. — Я не могу принять это, зная, что оно значит для тебя. — О чём ты? — с нервным смешком спросила Дженна, чувствуя, как комок подбирался к горлу. Ответа не последовало, Марлин только сильнее сжала руки, державшие кольцо, и грустно улыбнулась, будто смирилась с прощанием. Но она ведь не могла? Её Марлин не могла просто отпустить? Они обещали любить друг друга до самого конца, но Дженна никогда не видела его таким простым. Она верила, что только боги и смерть способны вырвать одну гриффиндорку из хватки одной слизеринки. Не могла же Дженна ошибиться? — Марлс? Марлин тяжело вздохнула, поглаживая большим пальцем ладонь Дженны, и произнесла, звуча свободнее, чем последние месяцы, будто она могла вновь взмахнуть крыльями после того, как их засыпали камнями. — Ты хочешь жить вместе, встретить со мной старость, но проблема в том, — недолгая пауза, — что я этого не хочу. Дженна отбросила от себя ладони Марлин, оставляя в них чуть не упавшее на пол кольцо. Ватные ноги едва удерживали пошатывавшуюся Дженну, пока вселенная продолжала движение, но без волшебницы, обернувшейся каменной статуей с акварельными глазами. Дженна ошиблась. Всё это время она ошибалась. Как давно Марлин перестала любить её? Как давно она подарила последний портрет? — Дженна. И резко любимый голос обернулся обжигавшим лицо пламенем. — Скажи это. Скажи, как есть. «Я хочу услышать это» — не удалось добавить Дженне из-за всхлипа, вырвавшегося из самой глубины. Дрожащий вздох. Тишина, в которой слова звучали громче и опаснее, но Дженна именно этого и хотела: она мечтала злиться, кричать, только перед ней стояла Марлин. И Дженна любила её до безумия. До кровопролития. До последнего взгляда на мир живых. И она мечтала в свой последний час увидеть улыбку Марлин. Хоть на секунду взять её за ладонь и отпустить только с тем, как тело охладеет. — Дженна, умоляю, я... — Зачем тогда устраивать всё это? Марлин выдохнула, обнимая себя, лишь бы защититься от полушёпота Дженны с его всхлипами, дрожью и стекавшими по бледным щекам слезами. А самое уродливое: Дженна любила Марлин с каждым болезненным мигом, не чувствуя ни ненависти, ни ярости на кого-то, кроме себя. Дура. — Я не хотела, чтобы ты оставалась одна на праздник, а в прошлый раз... — Прошлый раз?! — Дженна, я не хотела делать тебе больно! — Так почему ты не ушла сразу?! Марлин ступила ближе, хлыстом избивая сердце Дженны, неспособной ответить ничем, кроме молчания и поиска лжи в глазах Марлин. «Скажи мне, что ты давно не любила меня, чтобы я смогла злиться, а не пожирать себя». Но Марлин коснулась плеч Дженны, и та одёрнулась, как от яда. Сладкого. Который хотелось вкусить, как алкоголь или сигареты вечером пятницы. Но Марлин отравила Дженну уже навсегда. Кажется, мечта сбылась: Дженна увидела Марлин перед тем, как часть души охладела навсегда, а отголоски брошенной случайны фразы — «прошлый раз» — затмили видение. — Думаешь, я сама быстро поняла? — затараторила Марлин, кидаясь в объяснения, будто это поможет. — А когда всё произошло — не было подходящего момента. Я боялась, что ты совершишь какую-нибудь глупость! — Моей главной глупостью была ты. Теперь и Дженна отравила Марлин. Одной каплей закрасила чёрным все воспоминания об утренних поцелуях со вкусом вафель, плясках под софт-рок в Выручай-комнате, катке в пустом коридоре — всё пошло к чёрту с тем, как Дженна назвала любовь всей своей жизни глупостью. Той она была: не ошибкой, но точно глупостью. Гриффиндорцы с их высокой моралью никогда не будут ползать со змеями в грязи и уж точно найдут себе кого-то, с кем можно бороться плечом к плечу, оставляя прятки в тени жалким воспоминанием. Этим Дженна Поттер и останется: жалким воспоминанием. И это злило её более всего. Потому что Доркас Медоуз будет той, от кого Марлин примет кольцо. Той, кто будет сидеть рядом во время свадьбы с Сириусом и пить шампанское, обещанное Дженне. Доркас будет всем: небом, дыханием ветра, пушистым облаком и опавшей листвой — Дженна будет Луной, на которую Марлин взглянет перед смертью, рассуждая, стоила ли чего-то эта далёкая недоступная красота космоса. — Я знаю, что тянуло долго, — попыталась мягко поспорить Марлин. — Достаточно долго, чтобы полюбить Доркас? Имя повисло в воздухе, не оставляя Марлин ничего, кроме как стыдливо опустить глаза — она даже не отрицала. Носила кардиган Дженны и при этом мечтала о чужих синих поцелуях на шее. Как долго можно жить в этой лжи? — Прошу, Дженна... — У тебя есть ещё что сказать? Холодный голос дал знать: лучше молчать. Нечего было добавить к имени Доркас и Ордену, вставшим между двумя ведьмами, не осознавая своего участия. Нечего было убавить из сумбурных речей: всё таило в себе долю правды. Конец. — Нет. — Тогда уходи. Марлин кивнула, не говоря Дженне больше ни слова, положила кольцо на столик и ушла без «прости и прощай» или последнего взгляда на следившую за ней ведьму. Просто исчезла за дверью, даже не подозревая, что то самое кольцо разрыва прилетело в дверь, стоило ей закрыться. Маленькое украшение упало в неизвестном направлении, навечно теряясь в Выручай-комнате вместо с воспоминаниями о двух ведьмах, разделявших тайные поцелуи где-то здесь когда-то давно, когда Дженна обладала всем миром, а теперь у неё осталось разбитое сердце в пустой красной коробочке. И с тем Дженна рухнула на мягкий ковёр вместе с высохшими лепестками, напоминавшими слёзы, сопровождавшие уход Марлин МакКиннон. Лоб коснулся пола в поисках холода, способного спасти от воспоминаний от сиявших под Солнцем волос, аккуратных пальцах на пере, красных губах с лживым «я люблю тебя». Но Дженна издала сотню всхлипов и дрожащих вздохов, царапая пол, лишь бы не представлять, как она касается Марлин МакКиннон, обнимая её со спины и напевая одну из песен, которые теперь Дженна не сможет слушать. Весь мир рухнул, оставляя в Выручай-комнате лишь пустыню с редкими кусками железа, напоминавшими, кто пьяно хохотал, лёжа на мягких диванах, покуривая сигареты и обсуждая планы на будущее. — Не плачь, не плачь, не плачь, — умоляла себя Дженна, пока тушь стекала со щёк на пол. Она сама была виновата. Глупая ведьма с её любовью, от недостатка которой не спасла тошнотворная помесь из вина и текилы. Свернувшись клубочком, Дженна плакала, выплёскивая злобу до собственного бессилия, пока внутри не осталось ничего, кроме пустоты и усталости, заставившей Дженну заснуть прямо там, пав жертвой Дементора и алкоголя.