Little Queen

15 февраля, 1977 Дженна не могла перестать думать про Марлин МакКиннон. Стоило Элен дёрнуть за одеяло — Марлин, стоило спросить про вечер — Марлин, стоило взглянуть с сочувствием — Марлин, Марлин, Марлин. Мерлин, Дженна сходила с ума. Она попыталась найти, во что одеться — футболки Марлин лежали целой стопкой. Пришлось надеть свитер Регулуса. Их тоже было много, все с нашивкой «Р.А.Б.». Это отвлекло Дженну на секунду, но затем она вновь подумала про Марлин. Дженна точно сходила с ума. Торт. Вишнёвый. Ей нужен был торт, и чай, и побыть подальше от Марлин. Марлин. Марлин... Дженна умылась — не помогло. Она пошла на кухню, за тортом. Огромным. От такого количества заболят зубы. Пусть болят, так она не будет думать о Марлин. Марлин... Дженна хотела плакать, но слёз не осталось. Глаза всё ещё болели, но это напомнило о том, что они достойны этого. Если Марлин не будет рисовать эти глаза — значит, они не смогли быть достаточно хороши для неё, ведь так? «Торт вкусный». Это вторая мысль не о Марлин. «Чай тоже». Третья. «Интересно, Марлин пьёт тот же чай? Она грустит? Смотрит на Доркас?» Доркас была хорошая, правда. Она была лучше Дженны и играла в квиддич. Ох, и Орден, точно. Будь он проклят. Дженна хотела быть Доркас. Будь проклята Распределяющая Шляпа. Торт оказался очень вкусным. Марлин любила есть вишню с шоколадом. Дженна не любила шоколад. На дни рождения она и Джеймс просили шоколадный торт. Теперь Дженна ела вишню со взбитыми сливками и пила чай с лимоном — её брат ненавидел кислое. А потом снова Марлин. И снова. И снова... Затем на кухню вошли, и Марлин испарилась ненадолго из головы, как утренний туман. «Эван». Дженна заплакала, как ребёнок. Он пытался отбиться от предложений эльфов — она хихикнула, шмыгая носом. Эван сел рядом — Дженна поняла, как скучала и хотела просто поесть торт с кем-то. Нет, она хотела позавтракать с Эваном, её лучшим другом. Не с Марлин. — Ты выглядишь так, будто переживаешь развод после десяти лет брака. — Для развода надо женится. — Ну теперь я знаю, что на свадьбе будет ебучий торт с вишней. — Тебе что-то не нравится, Дио? Эван посмеялся, но даже так он едва ли сдерживал напряжение и беспокойство после одного взгляда на Дженну: стоило догадаться, как пугающе выглядело лицо с остатками чёрного карандаша под глазами, опухшими веками и общим болезненным видом. И Дженна, даже не подумав, посмела так выйти в коридор, где её вполне могли заметить. Репутация — весьма хрупкая вещь, разбивается легче хрусталя, особенно в Хогвартсе. От такого количества логичных мыслей хотелось больше торта. — Честно, меня всё устраивает, если ты будешь счастлива. Дженна промолчала, делая последний глоток ароматного чая, запивая слова Эвана с долей скептицизма: быть счастливой казалось неправильным. Да и как Дженна могла, если ей придётся рисовать новую жизнь перед собой? Писать другую историю, начиная с кухни Хогвартса, вторника и поедания безумного количества сладкого? Какие книги начинаются так? — Хочешь? — спросила Дженна, пододвигая десерт к другу. — Абсолютно. Попросим ещё чая? Здесь удивительно комфортно для пола кухни — можем остаться хоть до обеда. Знаешь: пить чай, обсуждать наших любимых однокурсников... — Ты подводишь к тому, что нам надо поговорить о вчерашнем вечере? Эван виновато кивнул, как пойманный с разбитой вазой ребёнок, осторожно отламывая чайной ложкой слишком большой для неё кусок торта, когда Дженна откинула голову назад, упираясь затылком в стену и прикрывая глаза: она помнила, как стояла с тушью на щеках и непониманием в глазах, а Марлин так и не смогла даже честно признать, что разлюбила или что в ней проснулись чувства к другой. Хотя, будь Дженна честна с собой, она не дала сказать ничего, бросаясь в гневные обиды с головой. С другой же стороны Марлин могла быть честной — тогда бы и не получила по заслугам. Но стоило заметить, что она хотела как лучше (по гриффиндорскому обычаю). — Я не хочу давить, но это из-за кольца? — спросил Эван, давая знать, что Дженна молчала уже несколько минут. Она хмыкнула, возвращаясь к красной коробочке с горящей ненавистью, будто та была источником всех проблем. Один маленький предмет, милое украшение в простой упаковке — Дженна пожалела, что она не могла растоптать его или сжечь, а потом развеять пепел с Астрономической башни, проклиная ступеньки, ведущие наверх: на них она впервые представила, каково любить Марлин МакКиннон. Только Дженна не была поэтессой — ей не следовало разбрасываться метафорами, иначе она станет искать покой в собственной грусти, как Регулус. — Нет, кольцо не совсем то, — поспорила Дженна, поднимая глаза к потолку. — Просто тайные романы никогда не заканчиваются хорошо: все эти прятки, секреты, встречи раз в неделю, гляделки через весь Большой зал. Рано или поздно она бы захотела выбраться на свободу. — Ты говоришь так, будто заперла её в шкафу. — Я заперла её со мной. Рука Эвана обернулась вокруг Дженны, прижимая дрожавшее в крупных слезах тело так близко, что ощутил его боль на себе: режущую, как ржавый нож. Её пальцы сжимали мантию, цепляясь за Эвана и шепча сотню извинений в агонии, пока он держал её, поглаживая по спине, и плакал, слушая всхлипы и мольбы второй половины своей души. Дженна потерялась где-то по пути из Выручай-комнаты и не могла найтись без Эвана. — Я так люблю её, Эв. — Знаю. Дженну тошнило от сладкого, от слёз и неспособности дышать из-за Марлин МакКиннон. Мир мог рухнуть в эту секунду, и одна слизеринка не заметит разницы, потому что одна гриффиндорка больше не создаст портрет с самой красивой улыбкой и самыми грустными глазами. Пусть мир сгорит, и Дженна задохнётся в чёрном дыме, а не в белом тумане. — Я хочу домой, — на выдохе прошептала она, когда боль снаружи и внутри стала невыносимой. — Забери меня домой. 16 февраля, 1977 Марлс, МакКиннон, Дорогая Марлин, Прости, что пишу: не хочу доставлять проблем с вопросами друзей — иначе я бы сказала тебе это лично, потому что ты достойна услышать это и начать свою жизнь без тяжёлого осадка от меня. Нет ничего плохого или нового в историях, где кто-то перестаёт любить. Мы привыкли читать книги с парами, находящими друг друга навечно, а если они и перестают любить, то это потому, что один из них погиб. Мы слышим с детства, что настоящая любовь способна пережить любые трудности, а если и нет, то это ужасное общество убило влюблённых. Помнишь Ромео и Джульетту — идиоты, клянусь. Так вот, жизнь абсолютно не похожа на книги, на песни или на магловские фильмы. Я не верила тем, кто кричал о серой реальности. Жила поэмами Байрона и любовной лирикой, читала романы и пьесы в поисках правды, будущего и себя, но не нашла ничего, кроме надежд. Глупость, знаю. Мне нужно было время, чтобы разочароваться в строках и осознать, что все мои мечты взяты оттуда. Никакой логики. Именно поэтому я прошу прощения. В основном за то, что перенесла свои мечты на твои — несправедливо, правда. И за то, что накричала — мне стоило понять, и теперь я благодарю тебя за заботу, за рисунки и за лучшие 1 год, 4 месяца и 11 дней в моей жизни. Искренне надеюсь, ты найдёшь себе кого-то, с кем проведёшь куда больше. И не пиши ничего в ответ: это прощальное письмо, объяснение, извинение и благодарность. Разреши мне сказать последнее слово. Спасибо, что позволила мне мечтать, Та самая змейка Дженна 17 февраля, 1977 Дженна вернулась к учёбе и делам старосты, но её любовь к вишнёвому торту никуда не ушла. Элен сказала, что Дженна имеет право грустить, а ещё что той стоит попрощаться с Марлин МакКиннон и не хвататься за прошлое, но Элен вряд ли могла понять, что Дженна не представляла себе будущее без этого прошлого. Гриффиндорская блондинка была окружена друзьями, смеялась вместе с Сириусом и обсуждала что-то с Джеймсом. Наверняка, новую тактику к матчу. Марлин была в порядке. И Дженна завидовала ей. 18 февраля, 1977 Дженна устала думать о Марлин, устала отвечать на вопросы друзей — ей просто хотелось вернуться к тому, что было до появления любовных проблем. Дженна даже нашла, чем заменить Heart, обратившись к Сириусу за советом. Он одолжил несколько кассет, среди которых Дженна нашла Fanny. Альбом одобрила и Элен, так что Дженна обратилась к Ксенофилиусу Лавгуду — волшебник должен был достать остальные альбомы группы в течение недели. После обеда в спальне слизеринок не было никого, кроме Элен и Дженны: Эш, как обычно, пропала, а Мари и Беатрис устроили вылазку в библиотеку для какого-то задания по прорицаниям. Да и Элен уже вот-вот должна была уйти на тренировку, в последний момент рассматривая схему на пергаменте. Дженна лениво перебралась на часть постели, где лежала Элен, и почти рухнула на подругу, не сдвинувшуюся с места: она была чересчур увлечена своей новой тактикой. — И долго ты будешь сегодня? — спросила Дженна, поглядывая на пергамент. — Нет, мы должны сохранить силы для матча, а что? — Просто спрашиваю. Дженна повернулась на спину и прикрыла глаза, пытаясь придумать, чем она сможет занять себя остаток холодного зимнего вечера. Эван нашёл себе кого-то постоянного в качестве «друга по постели», как он выразился, и сейчас был с ним, а Регулус погряз в подготовке к экзаменам, не оставляя Дженне шанса упросить его прогуляться. Неожиданно Элен сдвинулась с места, и Дженна распахнула глаза, только чтобы увидеть волшебницу, нависшую над ней. Задумчивый взгляд встретил непонимающий, и Элен подозрительно усмехнулась, заставляя Дженну задержать дыхание в нервном предвкушении. Забытое чувство для опустевшей души. — Я могу побыть с тобой, — предложила Элен, убирая пряди с лица подруги, — если хочешь. Дженна несколько раз моргнула, не в силах ответить, пока пальцы Элен касались её лба и висков, охлаждая закипавшую голову. Это расслабляло и успокаивало, а ещё смущало до потери способности мыслить. — Дженни? — Ты пропустишь ради меня тренировку? — спросила та в полутрансе. — Ну я же не МакКиннон. Элен тут же захотела взять слова назад, застыв на месте и покраснев от стыда, но, к собственному удивлению, Дженна оценила шутку — её губы расплылись в широкой улыбке, а из груди вырвался смешок. Впервые за дни тоски волшебница ощутила себя живой. С Элен. — Ты лучше МакКиннон. 19 февраля, 1977 Элен пыталась заставить Дженну поговорить, но та не понимала, что добавить к сказанному ранее: Марлин полюбила другую, Дженна скучала. Только теперь намного меньше: она и Элен постоянно напевали Seven Roads, гуляя по Хогвартсу долгими вечерами. Эван часто был с ними, шутил и делился слухами, заставляя Дженну смеяться, пока мысли о МакКиннон не испарялись окончательно. Беатрис и Регулус пытались быть рядом, но меланхолия Дженны была им слишком понятной и близкой, а читать печальные стихи и искать искусство в грусти Дженна не была намерена. Мари была лучшей поддержкой и поставляла Дженне еду и чай, если та пропускала обеды или завтраки, особенно в самом начале, когда видеть Марлин было крайне болезненно: раны у них были одни, но Дженна никак не могла залечить свои, застыв во времени с разбитым хрусталём вместо сердца. Пусть шанса остаться без шрамов не было, волшебница надеялась хотя бы на облегчение. Научиться жить без Марлин МакКиннон было трудно, и ещё недели понадобятся на восстановление, но Дженна чувствовала себя чуть-чуть лучше, постепенно возвращаясь к повседневным делам с друзьями, пусть часть её по привычке гадала, когда Марлин захочет встретиться вновь. Время похоронит воспоминания и чувства, час настанет для новой жизни, и только слизеринская компания останется с ней навсегда, как бы много белых листов не появлялось перед Дженной. Шестёрка обязана была крепко держаться друг за друга в сходившем с ума мире. Любовь, расставания, свадьбы или похороны — друзья молча поклялись не оставлять никого наедине с трагедиями и радостями. Слизеринские трибуны пытались перекричать три факультета, поддерживая Толкэлот и команду с каждым забитым квоффлом и сбитым когтевранцем. Как толпа, змеи были несокрушимы, повторяя многочисленные кричалки и пуская зелёный свет над всеми сидениями, тем самым заслоняя синий Когтеврана. Взгляд Дженны бегал между Элен и Эваном. Оба пытались забить квоффл, пока Толкэлот стояла на земле, проклиная загонщика орлов. Когтевран побеждал, тактика Слизерина не срабатывала. Надежда оставалась только на ловца и Паркинсона, всё ещё успешного вратаря сборной, но оба загонщика Слизерина были слишком заняты попыткой сбить Медоуз, так что Паркинсону пришлось справляться и с бладжерами, и с квоффлами: Когтевранцы пользовались положением, как и следовало, гоняя вратаря Слизерина между кольцами. — Мы позорно проигрываем, — установила Беатрис, поправляя шарф Мари. — Ещё бы, Толкэлот вчера отвергла идею Элен, тем самым позволила подставить под удар всю команду, — согласилась Дженна. — Она знает, как играть против Гриффиндора, но когтевранцы используют моментальные приёмы и продумывают всё до мелочей. И... — В общем, она пиздец тупая, — сократила Мари. Регулус молчал, без особого интереса наблюдая за провалом своего факультета. Единственным развлечением для скучавшего волшебника было унижение Паркинсина в его последний год обучения. Дженна была согласна: вид ненавистного мага в жалком положении приподнимал настроение после ужасной игры. — Пьюси удалось перехватить квоффл! — раздался голос Адриана Кроссвела. Слизеринцы следили за Элен, затаив дыхание. Охотница летела через поле, петляя между игроками Когтеврана без особого напряжения, будто они и не были преградой для Элен. Слизеринцы проигрывали, оставалось только уйти с последним красивым ударом, чтобы утешить себя: мы сделали всё, что могли; мы играли до последнего. Но вместо объявления о попадании квоффла в кольцо, Дженна услышала радостный крик Кроссвела: — Доркас Медоуз поймала снитч!

***

Слизеринцы любили находить повод выпить и развлечься, пока могли. Вне Хогвартса чистокровное сообщество не позволяло своим детям позорить семьи пьяной страстью у стен, грязными танцами в середине гостиной или тяжёлыми зельями и травами, уносившими магов к потолку. Но желания заставляли нарушать запреты, и подростки выдыхали дым, подносили стаканы к губам, снимали с себя одежду и делились жадными поцелуями свободно, зная, что никто не скажет и слова утром. В ночи не существовало запретов, и Дженна пользовалась этим правилом более других, двигаясь, как змея, в знакомой толпе. Травы и огневиски помешали её сознание, и Элен, настолько же грустная и пьяная, как подруга, поддерживала порывы Дженны, танцуя рядом и выкрикивая текст песни, не зная половины слов. И она была великолепна в каждом своём движении. Неожиданно Элен наклонилась вперёд, к самому уху Дженны, и та почти ощутила ухмылку на красных губах. — Кто-то тобой очень заинтересован. У Элен не было причин желать свести Дженну с каким-то слизеринцем: это не имело смысла. Почти все парни на факультете были отвратительны, ни о какой любви не могло идти и речи, но, видимо, в книге Элен обязательным пунктом лечения от последствий расставаний были связи с другими людьми. Дженна не желала думать о том, как ей хочется, чтобы Марлин появилась и украла любимую, унеся её к тёплому огню и поцеловав перед лицами ночи, но Дженна обернулась и увидела только одного из дружков Эйвери с сигаретой в губах и взглядом, полным желания сломать ведьму. Слишком много парней смотрели так на Дженну. Едва ли он был интересен. Элен должна была знать это. — Посмотри чуть правее, Джен. — У меня нет настроения на это, Элли. Наверняка, дальше бы последовал спор и недовольства, но музыка затихла, позволяя громкому голосу Мальсибера раздаться на всю гостиную: — Прошу внимания! Он стоял, приобняв неловко улыбавшегося Теренса Паркинсона. Оба были пьяны, оглядывая толпу и держа стаканы с алкоголем в руках, когда едва могли устоять на одном из диванов, шатаясь из стороны в сторону. Элен наигранно захныкала, упираясь лбом в плечо Дженны. — Пробило полночь! — воскликнул Мальсибер. — Теренсу Паркинсону официально исполнилось восемнадцать! Гостиная наполнилась аплодисментами, в ответ на которые именинник поклонился, удерживаемый другом, иначе бы он давно упал. Дженна же лишь подумала, что пошёл шестой день с её расставания с Марлин. Вечера пролетели незаметно, стремясь куда-то вдаль, не оставляя после себя даже воспоминаний, а Дженна всё ещё была в той комнате с Марлин, кольцо в руке и глаза в слезах. Прошла почти неделя, и Дженна не заметила, оставаясь удерживать поцелуи на щеках, когда Марлин уже дарила их другой. — Пойдём выпьем. Элен согласно кивнула и сжала ладонь подруги, чтобы не потеряться в громадной активной толпе, возгласы которой звучали, как насмешки, издёвки для Дженны. «Мы можем смеяться, а ты нет; мы здесь и сейчас, а ты нет; нам хорошо, а тебе нет», — говорили они, наступая на осколки души под их ногами. И лишь ладонь Элен удерживала Дженну от слёз. А ещё присутствие Алоиса Уолша, обновлявшего свой стакан. Не хватало только больше нежеланного мужского внимания, когда хотелось поцарапать всех вокруг грязными кусочками хрусталя. — Леди, — поздоровался он, опираясь бёдрами о стол. — Что будете пить сегодня? — Мы сами разберёмся, — ответила Дженна, ловко открывая новую бутылку и заливая содержимое в стакан. — Я не сомневаюсь в тебе, Поттер. Элен приняла жест подруги с благодарностью и взглянула на неё, играя бровями, на что Дженна только тяжело вздохнула и, взяв в одну руку алкоголь, а в другую Элен, удалилась, забыв про Уолша. Зато вторая слизеринка протестовала, оглядываясь на волшебника и повторяя: «Мерлин, как он пялится!» Но Уолш не был Марлин. Беатрис заметила Элен и Дженну первой, подняв руку и подозвав их ко всей компании, стоявшей в стороне, у стены, как и всегда. Регулус был почти трезв, а вот Эван пританцовывал, опираясь на стену, будто не мог удержаться на месте, желая броситься обратно в толпу. Мари и Беатрис придерживались золотой середины. — Кто-нибудь объяснит Афине, что пора бы уже по-пьяни неудачно поцеловаться и успокоиться с её блондиночкой, — первым делом сказала Элен, приблизившись к друзьям. — Элен. — Что? Поцелуй кого-нибудь и расслабься. Будет легче. Дженна взглянула на компанию в поисках поддержки, но столкнулась только с кивками Регулуса и Эвана. Дженна готова была закричать, но рот даже не открылся в тихом протесте. — Хороший совет, — заметила Беатрис, поглядывая на Мари, как когда-то Марлин смотрела на Дженну. И та разозлилась, ощущая себя преданной и брошенной не только любовью, но и самыми дорогими магами. Дженну будто не воспринимали всерьёз больше, не считаясь со случившимся всего шесть дней назад, смеясь ей в лицо и рассказывая о том, что один поцелуй вылечит всё. Глупости. Дженне нужна была только Марлин. Почему никто не видел этого? Даже Регулус. Он должен был знать. — Как скажете, — бросила Дженна, вырывая пальцы из хватки Элен. Каждый шаг сопровождался внутренним вопросом «что я делаю?» и хлопками Эвана, видимо, пытавшегося поддержать Дженну, не знавшую, как ей хватило сил дойти обратно до столиков. Противна была сама мысль об этом поцелуе и о волшебнике, а Дженна продолжала идти к нему с целью, но без причины. Ярость на друзей закипала в теле, и отвращение к себе гнило в самой голове, когда очередной стакан был осушен, а Алоис Уолш оказался рядом, вновь приставая к Дженне с вопросами: — Ты не поздоровалась со мной, Поттер. — Трагедия. Уолш хмыкнул и сделал глоток из своего стакана, без стеснения разглядывая Дженну, крутившую кольцо на пальце. Забытое одной маглой, оно стало напоминанием о Саммер и Эми, долгих ночах в клубе и на улицах, одинаково забытых наутро. Дженне не было отвратительно целовать Эми после Лили, но Марлин удерживала хватку на слизеринке, какую никто не мог затмить. Уолш и не знал, кого заменяет в беззаконии тьмы, а Дженна и не скажет, надеясь на чудеса алкоголя. — Пошли уже. Её фигура первой ступила обратно на танцпол, под зелёный свет, скрываясь в дыму. Уолш последовал за ней, выглядя так, будто получил всё, что жаждал и даже больше, стоило ему оказаться лицом к лицу с Дженной в танце. Музыка помогала расслабиться, и ноги понесли обоих в привычном активном ритме, хотя глаза не смели покидать лица напротив, бегая между мокрыми от алкоголя губами и красными щеками, пока рука Уолша не переместилась на талию Дженны, притягивая волшебницу ближе под конец первой песни. И тогда пара печальных чёрных глаз нашла горевшие ядовитой зеленью. Проникновенные, способные убить Дженну, если она начнёт искать в них что-то, кроме слепой жажды удовлетворить тайные желания. Руки упали на мужскую шею, обернувшись вокруг неё при неожиданно начавшейся медленной песней. Спланированное движение, наверняка, но Дженна не была поражена. Ей не хотелось любви или внимания от такого мага, как Уолш. Она просто успокоит его, себя и Элен одним коротким поцелуем и убежит обратно к друзьям и мыслям о Марлин. И всё же касания кончиков пальцев к щеке заставили лицо гореть, а яд глаз растворился в темноте с тем, как Уолш приблизился к губам Дженны, давая ей шанс уйти, но она сделала обратное, впившись жадным поцелуем в нижнюю губу Уолша, играя для него роль той самой подводной сирены, сладость губ которой способна была заменить вкус жизни. Тело волшебницы прижалась к магу в поисках усыпления разгоравшегося в животе пожара, и пальцы сжали мягкие каштановые волосы. Уолшу пришлось быстро очнуться и опустить руки на бёдра Дженны, чтобы совладать с её темпом и жаждой вытянуть из него всё, чего ей не хватало для заполнения пустоты внутри. Она заставит его любить её этой ночью: Дженна привыкла быть любимой всеми, и Уолш не был исключением. Он целовал её, пытаясь соревноваться за главенство, хотя язык Дженны и её хватка на его волосах заставляли почти плакать, поддаваясь очаровательной волшебнице. Она затянет его в морскую пучину. Уолш согласился на погибель. «Блять», — прошептал он, когда губы Дженны коснулись шеи, оставляя мокрые поцелуи у линии челюсти. Руки Уолша танцевали по телу волшебницы, гнавшейся за теплом, за стоном и за мольбами — всем, что может получить на глазах у внимательных зрителей, но ей всегда было мало. Крепко держа Уолша за корни волос, Дженна оставляла маленькие следы по всей шее, лишая волшебника уверенности и самоконтроля. Он всецело принадлежал ей. «Мерлин, не останавливайся». И вновь Дженна поцеловала Уолша в губы, не давая ему шанса передохнуть: слизеринец забывался в своём желании, тщетно пытаясь ответить на требовательные прикосновения ненасытной ведьмы, аккуратно прикусывавшей его губы, будто в мокром сновидении, как он мечтал. И только когда самой Дженне пришлось выдохнуть, она отстранилась от потерянного Уолша, чей взгляд был затуманен жаждой погибающего. Элен была неправа: лучше не стало. Дженне не было хорошо, как с поцелуями Марлин. Ей и не было плохо. Лишь всё ещё тоскливо и печально, и вид Уолша, цеплявшегося за неё, никак не помогал. — Я пойду, — неловко произнесла Дженна, сбрасывая с себя руку волшебника. — Ты не хочешь? — Нет, прости. Сирена оставила бездыханное тело на берегу. И затем Дженна убежала к огневиски, смывая им воспоминания о жалобном взгляде и запивая собственные неутолимые желания, как проклятие. Дженне нужна была Марлин: никто другой не обладал силами подарить слизеринке покой. Неужели теперь найти его окажется навечно невозможным?