Little Queen

10 июня, 1977 Регулус не мог сконцентрироваться на учебнике по изучению магических рун: слова никак не складывались в предложения, а мысли продолжали цепляться за прошлое и будущее. Регулус вспоминал весну с её первыми лучами света, незаметно закрадывающимися во тьму слизеринских спален и о надежде, любви, отчаянии, драме — этот учебный год подходил к концу спокойнее, чем начинался. Вместе с тем Регулус думал о лете как о проклятии, препятствии на его пути к попытке быть счастливым. Он получит метку и никогда не станет свободным. Регулус должен был уже принять направление жизни, но ребёнок внутри требовал шанса сделать что-то. Какую-нибудь мелочь, которая позволит Регулусу умереть с улыбкой. Джеймс был его протестом против самой судьбы, только нужно было больше: побег на всё лето, например. Регулус мог представить себя на берегу моря, в маленьком домике. Прыжки в воду с обрыва, дешёвое магловское пиво на закате, костёр, звёзды и страсть к жизни. Регулус бы вернулся домой к матери на рассвете, пьяный, держа сигарету в зубах и укутавшись в куртку Сириуса, оставленную тем в шкафу. Хватит ли Регулусу храбрости сделать это? Нет. Определённо. Никогда в жизни. В дверь постучали, прерывая цепь мыслей и заставляя взглянуть на часы: 120 минут мучений с учебниками и одна прочитанная страница. Экзамен — 6 июня, Регулус был абсолютно не готов начинать новую неделю с провала. — Дженна, не обязательно стучать! Ручка дёрнулась и в следующую секунду весёлая волшебница уже развалилась на чужой постели, лениво поглядывая на учебник, который тоже должна была читать. Регулус мог поставить семейное состояние на то, что Дженна не притрагивалась к страницам с рунами и что она собирается каким-то магическим (во всех смыслах) образом получить высший балл. — Неудачники всё ещё пишут экзамен по уходу? — спросил Регулус, вырывая учебник из рук Дженны. — Да, но эти неудачники не прячутся за учёбой, чтобы не думать о своих чувствах, — тут же подметила волшебница. — Мне не о чем говорить. Я не думаю о Джеймсе уже давно. Точка. — Да-да, как будто я о нём хоть слово сказала. Регулус пытался спрятать лицо за пожелтевшим пергаментом книг, пытался не думать о тоне Дженны и о её присутствии, пытался закрыться, как он умел всегда, притвориться прекрасной серой статуей с взглядом, полным размышлений. Но как тяжело было оставаться спокойным, когда колкий взгляд цеплял его кожу, заставлял вывернуть органы наизнанку и устроить выставку содержимого: отяжелевшие лёгкие, окровавленное сердце, больное сознание. — Ты подразумевала! — А ты злишься. Книга полетела на одеяло. — Конечно, злюсь, потому что ты делаешь вид, что со мной что-то не так. Да, я расстался с Джеймсом. Да, мне было больно, но я знал, что так будет. Я не хотел, но я знал. Моя мать сделала из меня то, что невозможно любить. Даже ему это понятно! Дженна приподнялась, опираясь на локти, и взглянула на Регулуса с проклятыми сочувствием и пониманием, а он, только начав, не смог сказать более ни слова. Не потому, что взрывных эмоций не было, а из-за страха позволить этим идеям дышать вне головы Регулуса. Комнату наполнила тишина. — Я бы сказала, что тебя любить очень просто, — спустя минуту размышлений отозвалась Дженна. Смех стал ей ответом. Регулус был болен, он уже давно не ощущал себя так. Разбит, беспомощен, как котёнок, брошенный у дороги. Вокруг хищники, опасность, грязь и мусор. Небеса будут бескрайне милостивы, если кто-то заметит чёрное пятно у трещины на асфальте. — Невозможно любить того, кто не любит самого себя. Джеймс пытался, а у него сердца на весь Хогвартс хватит. Он был единственным, и всё вокруг казалось только его тенью, понимаешь? Регулус взглянул на Дженну, его пальцы прикоснулись к её руке в поисках забытого комфорта, и в ответ волшебница сжала его ладонь, возвращая вселенную к началу. Регулус мог только продолжить говорить, узнавая успокаивающие движения пальцев по мягкой бледной коже. — Я не уверен, кто я рядом с ним, и иногда мне кажется, что всё это было злой шуткой, не знаю... Он особенный, такой солнечный, а я не могу прожить сутки без нытья по моей же жизни, и это жалко. Я жалкий. И этим ограничится моя жизнь: я никогда не смогу стать хоть чуть-чуть достойным Джеймса. — Не говори так, — прошептала Дженна. — Я говорю, как есть. Как я чувствую. А чувствую я себя дерьмово, бесполезно и просто... Регулус выдохнул, опуская стеклянные глаза на книгу, которую так и не смог прочесть, занимая себя мыслями о жизни, которую не сможет прожить. Только идеями о невозможном романтики и жили, но Регулус не мечтал, а сожалел. В его голове не было места покою. Теперь он хотел говорить, только вот не было ни одного слова, способного описать глубину бездны. — Я не хочу так жить, Дженна, но я не могу перестать. Волшебница застыла, то ли шокированная брошенными фразами, то ли искренностью. Шторм же продолжался: — Я служу своей матери, стараюсь быть идеальным – зачем? Я учусь, зная, что не буду работать. Я трачу время на её прихоти, боюсь собственных страхов... И ничего не имеет смысла! Я не имею смысла, потому что... Кто я, Дженна? Когда мы повзрослели и потерялись? Когда я стал таким... Я не понимаю ничего. Каменной щеки коснулась живая рука, и лицо статуи сдвинулось, слёзы потекли, смывая слои притворства и пыль лет. Регулус смог ненадолго освободиться, говорить без тонкой руки матери на плече и плакать то ли от радости, то ли от боли. Он всё ещё не знал ничего, всё ещё сидел в комнате, застряв между прошлым и будущим. Но было нечто в объятиях Дженны. Регулус вернулся к ней, и он был согрет без шанса обжечься. — Ты тоже особенный, Звёздочка, — полушутя шептала Дженна ему на ухо, как самую интимную тайну. — Ты поэт, и ты не так близко, как Солнце, но я пройду километры ради тебя, слышишь? «Зачем?» — хотел спросить Регулус. Нужна ли была Дженне причина? Ведь она была единственной, кто стояла с ним в пламени, утопала с ним, падала и плакала с ним, держала его, когда земля дрожала. Дженна держала его и сейчас, помогая выпутаться из змеиной кожи и обернуть руки вокруг света. Дженна, Дженна, Дженна. 14 июня, 1977 Регулус продолжал усердно заниматься, готовиться к каждому экзамену, как будто жизненный путь зависел от количества «В» по СОВ. Днями и ночами учебники находились в руках мага, пока глаза не уставали. И сколько бы друзья не просили его отвлечься, расслабиться с ними в гостиной, прогуляться по замку — Регулус продолжал заниматься. Он читал и читал, засыпал в кресле с пером в пальцах и, проснувшись, снова начинал читать. Так плавно проходили недели. Зато он не думал о «что если...», не мечтал, не занимал себя надеждами и страхами, всецело погружаясь в забытое и пропущенное. — Эван, я вижу, что ты пялишься. — Мне скучно. — Иди попялься на Дженну. — Она занята. Разговаривает со своими гриффиндорцами. Регулус тяжело вздохнул и отложил чтение, гневно поглядывая на довольного полученным вниманием Эвана. У друзей была отвратительная привычка прерывать любимые занятия Регулуса. Усердную работу в том числе. — А Элен? — Без понятия, куда она делась. — Мари? Беатрис? — Свидание в библиотеке. Наверное, Регулусу тоже стоило чаще посещать место, которое Эван обходил стороной. Полезно для здоровья. — Тогда дождись Дженны. Она вряд ли надолго. — А если я хочу поговорить с любимым другом детства? Регулус проигнорировал Эвана и продолжил читать учебник по прорицаниям, пытаясь понять, как работают гадания на чайных листьях, но волшебнику не дано было закончить даже предложения: Эван упал на кровать, случайно роняя голову на спину Регулуса. Без предупреждения и без последующего извинения. Проще было продолжить молча искать ответы в книге, чем начинать очередной спор по этому поводу. — Погадай мне хотя бы, прорицатель. — Ты от меня отстанешь? — Нет. Как много детей у меня будет? Регулус вернулся к простейшим гаданиям: по ладоням. То, что такой гений, как Эван, сможет осилить, не заскучав от огромного количества текста и не запутавшись в понятиях. И он оставил ему учебник, а сам стал искать другую книгу, где содержались теоретические вопросы к экзамену. Эван начинал читать лениво, без особого интереса, но вскоре он уже лежал на кровати Регулуса, листая учебник и бегая в ванную за стаканом воды, зеркалом, подходя к окну, хватая пергаменты и перья — всё, что можно было только достать, не выходя из спальни. Регулус смог свободно продолжить заниматься в течение пары часов. Эван только восхищённо произносил раз в несколько минут что-то вроде: «Ты знал, что меня ждут успех, удача и много-много денег!» Регулус редко отвечал ему, но с каждым излитым словом неопознанные чувства тяготили его всё более и более. Нечто, похожее на вину, укутанную в одеяло ностальгии. Детские воспоминания витали в голове. И из-за них Регулусу было стыдно. Когда он стал таким холодным и жестоким? Когда Эван перестал быть ему другом? Плохой вопрос, ведь он-то никогда не забывал про Регулуса, ждал его на диване в гостиной и запрыгивал на постель, чтобы выслушать очередную тираду и пошутить, вернуть веселье в жизнь вечно недовольного мальчишки, который не любит балы. Эван терпел плохую погоду, злобные ремарки и молчание, покорно принимал своё незначительное место и продолжал радостно встречать Регулуса вопросами, странными остротами и историями. Даже после ссор и споров Эван был его другом, пачкал руки ради него, принимал сторону проигравшего — сторону Регулуса всегда, когда ему удавалось смириться. Эван Розье не раз спас того недовольного мальчишку. Просто так. Без причины. Вчера ведь именно он увидел Регулуса на экзамене по зельеварению. Тот сильно нервничал, забыл про сон, отдых и завтрак, боясь упасть в глазах Слизнорта и матери. Казалось, что все смотрят и ждут его провала. Руки дрожали и оставалось лишь надеяться на удачу при добавлении ингредиентов в котёл. Мантия и рубашка душили, было жарко, по всему кабинету раздавались различные запахи, чаще неприятные, а пар закрадывался глубоко в голову. Дышать было нечем, и Регулус уже ощущал, как закрываются глаза — ещё несколько минут до падения в обморок и провала на экзамене. Остальные студенты только потирали вспотевшие лбы, а такие профессионалы, как Мари, например, выглядели довольными работой, легко порхая возле котлов. Регулус пытался убедить себя, что он тоже выглядел здоровым, пока Эван не позвал его обеспокоенным полушёпотом: «Реджи, ты жив?» Стоило усталому слизеринцу повернуться, Эван добавил, напустив испуганный вид: «Мерлин, ты выглядишь, как моя бледная бабка!» Регулусу не было смешно, хотя Эван отвлёк его. По крайней мере, попытался. Зелье кипело, но, стоило помешать его, мир закружился с жидкостью в котле. Регулус смог установить, что его вывели в коридор подышать, а после он вернулся и до самого вечера не говорил с Эваном, пока Дженна не повысила голос, объяснив глупцу Регулусу, как постоять пять минут в коридоре было лучше, чем упасть в обморок перед всей группой и не сдать зелья. Эван не обижался — он привык. Когда же Регулус стал таким? И почему все продолжают терпеть его? — Не хочешь прогуляться до библиотеки? Можем захватить пару книг для гаданий, — предложил он, закрывая учебник. Эван резко вскинул голову и заулыбался, обнажая зубы. Счастливый и беззаботный, как его и помнил Регулус. Тот же мальчишка, что знал, как сбежать с любого официального мероприятия и заодно оказаться на кухне. — Знал, что ты всё ещё ценишь меня, — сказал Эван, поднимаясь на ноги. И прозвучало это так горько-сладко. 22 июня, 1977 Большой зал выглядел удивительно приветливо для утра экзамена. Тем более письменного. Студенты редко поднимали глаза, нервно проверяя, успевают ли они дописать то, что всегда вспоминается в последний момент. Некоторые, низко склонив головы, продолжали писать, заполняя пергамент хоть чем-то. Перья скрипели, пергамент шелестел, тяжёлые вздохи раздавались со всех сторон — месяц СОВ подходил к концу так же, как и начинался. Студенты работали в поте лица, пока солнечные лучи струились сквозь окна, дразня уставших. Регулус осознал, что осталось всего несколько минут, когда его перо опустилось на парту, и решил развлечься поиском друзей, разбросанных по залу. Мари, например, сидела на соседнем ряду, чуть позади, а Беатрис, наоборот, значительно впереди — можно было рассмотреть только синеву её затылка. Эван оказался далеко от компании, но его страдания легко было разглядеть издалека. Элен должна была быть в поле зрения Дженны: обе заняли места у входа. Каким-то образом две волшебницы всегда оказывались там, что позволяло одной из них пользоваться запасным пером (экзаменационное носило чары против списывания) и маленькой книжечкой с пустыми страницами. Стоило вписать в такую вопрос — она выдавала ответ. Элен, как честная капитанша команды, которая не умела списывать, отказывалась пользоваться помощью Дженны и страдала над каждой буквой. Регулус же мечтал оказаться на том месте, потому что он бы не упустил свой шанс. — Отложите перья! Пожалуйста, оставайтесь на местах, пока я не соберу ваши работы! — прогремели вполне знакомые слова преподавателя. — Акцио! Пергамент Регулуса взмыл в воздух вместе с остальными, а затем полетел к Флитвику и опустился в быстро формировавшуюся стопку работ. Бедному профессору второй год выпадало преподавать ЗОТИ и принимать два экзамена на пару с МакГонагалл. И всё из-за проклятой специальности. — Все свободны! — наконец объявил профессор, разглядывая количество пергаментов. Вскочили все студенты мигом и понеслись подальше от страшного места, оставляя Регулуса семенить за ними и собирать компанию по одному, начиная с Беатрис и Мари, которые тут же обменялись таким болезненно-любовным взглядом, что можно было подумать: они месяцами не видели друг друга. Следом подбежал Эван, тут же прервав короткое обсуждение экзаменационных вопросов: «Я не желаю слышать ничего вплоть до шестого курса». Элен и Дженна оставались у выхода, терпеливо ожидая остальных у самой двери. Одна из них была спокойна, а другая паниковала, перечисляя непонятые моменты и повторяя: «Я завалю СОВ и не получу капитанство». Примерно так проходил каждый экзамен: Элен бросалась в истерику, Эван не мог вынести упоминания учёбы, Регулус только о ней и думал, Беатрис занималась всю ночь перед назначенной датой, Мари составляла расписание подготовки и шла спокойно, а главное — выспавшись. О Дженне не стоило и говорить. Она единственная, кто смог провернуть списывание и остаться с «П» по всем необходимым предметам. Регулус завидовал и восхищался одновременно. — Афина, не хочешь снять проклятие со специальности, чтобы не утруждать бедного Флитвика? — спросил Эван, приобнимая подругу за шею. — Гестия может: она слишком хорошая, чтобы проклятие сработало на ней, — заявила Дженна. Компания двинулась обратно в подземелья, подальше от невыносимого Солнца, общества активных студентов и духоты. Почти все слизеринцы ползли к приятному холоду родной гостиной, жалуясь друг другу на тяжёлый экзамен, пока остальные факультеты бежали под зелень деревьев, к озеру, где танцевали босиком в прохладной воде или наслаждались приятной прохладой тени. — Спасибо, — с непониманием поблагодарила Мари. — Но я к ЗОТИ не приближусь. — И правильно, — вставила Беатрис. — Посмотри-ка, Афина, ты наша единственная надежда, — продолжил Эван. — Спаси Флитвика! — Ну уж нет. — Ну уж да. — Ты подумал насчёт июля? Вопрос Дженны заставил напрячься не только Эвана, но и Регулуса, который тут же заинтересовался пылинками на своей мантии. Оба забыли об обещании подумать над предложением Элен о праздновании дня рождения Беатрис на пляже в Корнуолле. — Возможно, — уклончиво ответил Эван. — В смысле возможно?! — гневно переспросила Элен, забыв об усталости. — Реджи тоже не знает! — Эван! Тот бросил ему взгляд типа: «Прости» — и пожал плечами. Вдвоём умирать было не так страшно. — У вас хотя бы есть оправдание? — продолжала Элен, скрестив руки перед собой. — Я не знаю, ладно? М-мне стоит поговорить с матерью! — выпалил Регулус. Ему действительно стоило. Она не выпустит его из дома после получения метки, да и до этого. Регулус мог с лёгкостью представить голос Вальбурги Блэк: «Не позорь себя перед Тёмным Лордом. Тебе суждено пронести семейную репутацию через войну. Как ты добьёшься этого, развлекаясь с друзьями? Ну же, скажи мне». — Да брось, — отозвалась Беатрис. — Ты достоин хотя бы одного шикарного лета, — поддержала Мари. — Я уже присмотрела нам коттедж, — добавила Элен. — Теос, мой брат, обещал снять его на двое суток, если мы вовремя ему напишем. — Вы меня купили. Я за, — тут же согласился Эван. — Да! — радостно воскликнула Мари. — Разве дом Гестии не находится в часе ходьбы от пляжа? — уточнил Регулус, чуть не упав с последней ступеньки лестницы. — А ты хочешь идти час до пляжа? — поспорила Элен. — Ага, вдруг ещё споткнёшься и упадёшь по дороге, — с издёвкой заметил Эван. — Давай уже, Реджи! — не унималась Беатрис. — Ты должен поучаствовать в лучшем летнем празднике. Ради нашей дружбы! — вместе со всеми настаивала Мари. — Лучшем после моего дня рождения, — добавила Элен, но, заметив недовольные взгляды, исправилась: — Это неважно, конечно, но я решила напомнить. Простите. Ты должен поехать с нами! Определённо. — Соглашайся, иначе мы применим групповое моральное давление на тебе, — продолжил Эван. — Я же правильно сказал? — «Психологическое» было бы вернее, — ответила Беатрис. — Вот видишь, — продолжил волшебник, — если ты захочешь побыть занудой, у тебя всегда будет леди Беатрис. Вход в гостиную приближался, а Регулус и не знал, что ответить. Эван достанет его в комнате, а вне — подруги нападут с уговорами. И что Регулусу делать? Писать матери, умолять её (какова вероятность получить согласие)? Сбегать от друзей (бесполезно, его найдут)? — Не называй мою девушку занудой, мистер, — сказала Мари, легонько ударяя Эвана в плечо. — Да, Трис далеко до уровня Морфея, — подтвердила Элен. — И после этого я должен захотеть поехать с вами? — с усмешкой спросил Регулус. — Ты должен захотеть поехать с нами ещё больше, — объяснила Беатрис. — Афина, скажи ему. Дженна, молчавшая всю дорогу, тяжело вздохнула и взглянула на Регулуса, покачав головой. Выпавшие из быстрой утренней причёски чёрные пряди обрамляли милое лицо выпавшей из беседы волшебницы. — Я бы не стала с ними спорить. — Меня же не отпустят, — попытался объяснить он. — Мы тебя похитим, — предложила Мари. — У тебя нет выбора, — закончила Элен. — Я отправляю письмо Теосу сегодня же. — Афина, — взмолил Регулус, — скажи им, что я не смогу. Дженна только сочувствующе улыбнулась, не в силах бороться с могуществом Элен, получившей зелёный свет на организацию праздника для Беатрис: — Шестого и седьмого июля, все помнят? Неделя после окончания учёбы, то есть две недели, чтобы придумать оправдание для матери. Миссия из разряда невыполнимых, шанс успеха был равен нулю. Только чудо могло спасти Регулуса. Возможно, конечно, он нервничал раньше времени и драматизировал, но в семье Блэков следовало ожидать любой реакции. По крайней мере, так Регулус себя оправдывал. — Ты отправишь нам писем пять с напоминанием, — ответила Беатрис, проходя в гостиную. — Я передумал, — сказал Эван, наклоняясь к Дженне. — Лучше держать Гекату и Морфея подальше друг от друга на каникулах. Меня на обоих не хватит. 30 июня, 1977 Громкая музыка, алкоголь, сигаретный дым, вонючие травы и страстные танцы счастливых студентов в последнюю ночь в Хогвартсе. Свет поблёк, одежды стало куда меньше, а нагие тела приближались друг к другу в поисках тепла или любви. Самая обычная слизеринская вечеринка с привычными лицами и картинами. Регулус проводил её в стороне, уже несколько минут держа полупустой стакан, лишь бы контролировать себя и уйти спать при первой возможности. Трезвенникам делать здесь было нечего, а за пьяные приключения Регулус не готов был отвечать. Серые глаза бродили по комнате, постоянно возвращаясь к одному телу, прижатому к грязному животному, каким был почти каждый слизеринский парень. Случайно. И не так заметно, как пялилась Элен, сжав челюсть от ревностной злобы. И не так жалобно, как Уолш: тот выглядел, как брошенный щенок. Печальное зрелище. Стоило начать отговаривать Дженну от игр в бутылочку. — Они что, так и не поговорили с тех пор? — поинтересовалась Беатрис, наклонившись к Эвану, обновлявшему стакан. — Нет, она профессионально избегала любой встречи с Уолшем. — Мне его жаль, — вставила Мари. — Честно, потенциал есть, но он слишком легко привязывается, — отметил Эван. — Да, представь: один раз переспать и влюбиться, — поддержала Беатрис. Регулус мог сказать, что он был на стороне Уолша в одном: оказаться поглощённым любовью к Дженне Поттер было крайне легко. Это происходило в долю секунды. Вот ты замечаешь, как передняя прядь обрамляет овал бронзового лица — и вдруг ты попадаешь в омут больших карих глаз, мечтаешь только о них днями и ночами, пишешь стихи, не в силах подобрать ни одного достойного слова, и пропадаешь без вести. Слишком просто. Регулус помнил те страдания, как помнит мелодию любимой песни. — Так, я хочу танцевать, — объявил Эван. — Элли? Реджи? — Нет, я против. — Спасибо, откажусь. — Я с тобой станцую, — согласилась Мари, выходя вперёд. — Вот почему она моя любимица, неудачники! Взяв Мари за руки, Эван повёл её в толпу, в танце исчезая среди тел. Даже огненных волос не было видно за сотней магов, походивших на культ с их странными движениями. Это называлось у них танцем, развлечением. Регулус предпочитал слово «нелепость». Танец — это чувственное искусство, а не игра в умиравшую в конвульсиях змею. Элен прекратила смотреть в сторону Дженны и вернулась к флирту со своим партнёром и к бессмысленному дрыганию под плохую музыку. В сторону круга бутылочки Регулус и не хотел смотреть: несложно было представить жадные поцелуи, плавные движения бёдрами и прочие противные детали. Таким вообще не занимаются у всех на глазах! — Разве Элен не встречалась с гриффиндорцем? — спросил Регулус, повернувшись к Беатрис. — Больше нет. Хочешь потанцевать? — Конечно. Один танец за другим привёл к совместным тостам, и Регулуса заставили опрокинуть пару стаканов. Он обещал себе пойти спать, а вместо этого вдыхал дым трав, исходивший от Дженны, делавшей ему какой-то коктейль. Она объяснила ему, что пытается спасти его от шанса перебрать, делая полные стаканы с малым содержанием спирта, но Регулус просто радовался, что ему наливают, забыв упомянуть, что ему кто-то другой наливал что-то покрепче до прихода Дженны. Регулус соврал нарочно, он не хотел лекцию от Элен о вреде очень-очень горькой выпивки. Как она называется? Высокоградусная. Как лето. Регулус ненавидел и то, и то. — Я хочу поцеловать кого-нибудь, — объявил он. — Эван лучше даст совет по местным парням, но я могу сказать, что Эш вряд ли откажет, как и... — Я хочу, чтобы они целовали меня, как Джеймс. — Мерлин, Реджи. Стакан попал в руки и тут же опустел, сладких вкус сока приятно контрастировал с выпитым до этого: таким горьким, что первые глотки едва дались. Регулус не видел перед собой ничего, кроме лица Дженны и чего-то размытого на фоне. Кто-то звал Дженну танцевать, и ей это нравилось. Он заметил пьяную усмешку на искусанных десятками губах, румянец на щеках и как бы изучающий взгляд полуприкрытых глаз. Здесь никто не будет целоваться мягко, как Джеймс. В гостиной царила жестокость, властолюбие, эгоизм. Самообладание терял каждый пьяный подросток. Руки не держали с нежностью, они вытягивали всё живое, и романтика умирала с первым стоном. Регулус хотел не так. — Ох, Эван, ты заведёшь Реджи в комнату? — спросила Дженна, подловив друга. — Я не хочу никуда идти, я хочу поцелуй! — Многого хочешь, — отозвался Эван, хватая Регулуса. Тот упёрся ногами в пол и отказывался уходить. Мир напоминал расплывчатую массу, только лоб Эвана кое-как различался на фоне смешанных цветов. Регулус доверял только слуху и осязанию, пытаясь сделать вид, что может устоять на месте для одного короткого поцелуя-чуда. Только Джеймс целовал его так, будто любил, редко ища ответные сокровища. Остальные были требовательны, нетерпеливы. Регулус смотрел на лоб Эвана с одной мыслью: «Не выгляди пьяным. Ты обязан найти поцелуй Джеймса». Не самого мага. Регулус уже не хотел гриффиндорца. Ему всего лишь нужно было заменить то, что у них было. Получить такой же поцелуй. — Давай вдвоём, — предложила Элен.— Нужно напоить его зельем уже сейчас. Регулус не помнил, как появилась Элен, и как ушёл тот парень, что звал Дженну потанцевать до вмешательства Эвана. Они будто поменялись местами, научились перевоплощаться друг в друга. Это было забавно. — Он собирается блевать или смеётся? — донёсся из другой вселенной голос Элен. — Он отрубается, твою мать! Регулус проснулся уже в постели. Он будто моргнул, а его уже укутали и гладили по голове, заливая в рот что-то очень-очень-очень горькое, но знакомое на вкус. И пахло, как зелье. Регулус. Он заснул сразу после и проснулся только утром, хотя бы отрывками пытаясь вспомнить вкус коктейля, лоб Эвана и громкую музыку.