Little Queen

1 июля, 1977 Регулус был дома ровно пять минут и сорок секунд, и он уже хотел уехать в тот снятый Элен коттедж. Пьяный отец шумел в столовой, мать отвечала ему ледяным криком, угрозы летели с обеих сторон. Ровно шесть минут прошло, когда Регулус запер свою комнату и нанёс чары на дверь. Он взглянул на уже разложенные Кричером вещи и сел на кровать, размышляя, чем может себя занять. Читать не хотелось, а для лирики нужна была идея, мысль, пожирающая сознание, пока не пропадёт в строках. Чем Регулус занимался в Хогвартсе, когда ему становилось скучно? Разговаривал с друзьями. Что он напишет им, когда попрощался с ними на поезде меньше часа назад? Пустые слова, на которые будет нечем ответить. Регулус падает на постель, и ему не нравится идея провести ещё хоть минуту дома. Мрак и скука, грусть и семейная травма пропитали гниющие стены. Регулус мог бы навестить Нарциссу, наверное. Только вот миссис Малфой почти всегда была занята, находя способ дышать даже в нежеланном браке. Тогда Регулус вспомнил про брак, про просьбу матери, и ему захотелось закричать в подушку: он совершенно забыл об обещании подобрать ведьму для брака. Сначала он думал, что у него много времени, потом Джеймс отвлёк его, а потом Регулус плакал из-за их расставания. Мать явно не примет это как оправдание. И, будто она знала, когда сын думает о ней, Вальбурга Блэк попросила Кричера напомнить будущей гордости семьи об ужине. Несложно было догадаться, о чём будет долгая беседа (иначе бы Регулус был в столовой один), и оттого идти хотелось только меньше. Матери и дети, кровь от крови, яблоко от яблони. Те же грустные глаза, те же лица, искажаемые только временем. Те же молчаливые протесты и страх быть пойманными за ними. Каждый раз, когда мать звала Регулуса в столовую, держа курительный мундштук между пальцев, он чувствовал себя мальчишкой, выглядывающим из-за угла. Он пугливо проверял, в хорошем ли она настроении, прежде чем задать вопрос. Он молча кивал, когда на него опускались злые слова и прятал свои мысли в сожжённые страницы стихов до того, как мать успела бы их найти. Этот дом не был домом. Здание. Цирк уродств. Кукольный театр. И, зайдя в столовую, Регулус опять столкнулся с ней: курительный мундштук, строгий взгляд, чёрное платье и бледные губы. С появлением сына мать только нахмурилась и выпустила дым. «Она разочарована,» — понял Регулус. И это ударило по нему сильнее, чем должно было. Почему сын не мог смириться с тем, что мать его не любит? Почему дети никогда не могут принять это до конца? Почему они несут идеальные оценки, трут посуду до блеска, тихо сидят и смотрят с надеждой, что когда-нибудь им искренне скажут, что ими гордятся. В обычный день. Когда маленький Регулус приносил матери рисунок и ждал, что она улыбнётся ему и поцелует в макушку... Когда сейчас он нёс себя на стол, прося разделать его на части и окрасить руку меткой... Чтобы только Вальбурга любила его. Чтобы мама сказала сыну, какой он молодец. Один раз, боги, один. Регулус сел за стол, и ему совсем не хотелось есть. Он сделал вид, что начинает, дрожащими руками хватая вилку и нож, но мать заговорила достаточно быстро, чтобы тот отложил приборы и забыл про вкусное блюдо. — Я видела баллы за СОВ, два «Выше Ожидаемого», — протянула женщина, выпуская дым из тонких потрескавшихся губ. «И в разы больше «Превосходно», — сказал бы Регулус, будь он Сириусом. С горделивым видом откинулся бы на спинку стула и смерил Вальбургу таким взглядом, будто та не стоит и секунды его внимания. Сириус был прав, но Регулус оставался неправым. — Прошу прощения, этого не повторится на седьмом курсе, я убеждён. — Хорошо. «Сука, — бросил бы Сириус, вскакивая со своего места. — Посмотри, что ты с ним сделала! Посмотри!» А Регулус молчал, ожидая следующего вопроса, как узник пытки. И он мог только осторожно положить руки друг на друга и коснуться кончиками пальцев кольца, подаренного Дженной. Её мягкий голос перебивал крик Сириуса, её глаза всегда были полны сочувствия и жизни, как глаза Джеймса. Но Дженна оставалась с Регулусом в самые тёмные времена, и ему была необходима её мягкость, не энергия, огонь и жар Солнца. «Ты больше, чем её сын,» — шептала волшебница. Регулус хотел запереть эти слова в своей голове и играть, как любимую песню. — Прислушался ли ты к моему совету по поиску жены? «Дженна, мне страшно,» — шептал Регулус и прятался в объятиях, в своей голове. «Она не сделает тебе больно, она говорит словами своего отца, который повторяет за своим, и тебе нельзя верить им,» — говорила Дженна. — Большинство чистокровных леди уже нашло себе мужей, — боязливо заметил Регулус. Вальбурга раздражённо вздохнула и заговорила, стряхивая пепел догорающей сигареты: — Это не оправдание, Регулус. Ты знаешь, как я стараюсь защитить тебя от семьи. И как требователен твой дедушка. Прояви хоть немного самостоятельности в будущем! — Прошу прощения, матушка. — Мерлин, ты Блэк, и оставить тебя без невесты после шестнадцатилетия позорно, — объяснила мать. — Неужели ты не мог попросить девчонку Бёрк? Регулус опустил глаза на свои ладони, его ногти впились в мягкую кожу, чтобы молчать, чтобы не показать своей злости. Ему хотелось закричать, как он не просил всего этого, как он не просил защищать его, как он не хотел быть рождённым. — Видимо, мне придётся заняться этим самой, если ты не обладаешь достоинством разобраться с собственным будущим хоть раз. Вальбурга резко поднялась со своего места и бросила мундштук с окурком в пепельницу, заставляя Регулуса вздрогнуть от резкого движения и вспомнить события многолетней давности, когда братья Блэки были лишь детьми, а на месте Регулуса сидел Сириус, вынося те же фразы с могуществом взрослого в теле мальчишки. Когда он сказал, что его будущее не принадлежит ему. 3 июля, 1977 Дженна осторожно ступала за Сириусом, держа единственный чемодан в одной руке, а другой проверяя волшебную палочку в рукаве промокшей куртки. Переезд начался с весьма недружелюбной погоды, но Дженна ценила свежесть воздуха и покой на улицах. Богатый зелёный цвет нравился ей куда больше жгучего золота. Да и тем более дуэт уже поднимался по лестнице, спеша оценить состояние просторной квартиры. — Дом небольшой, соседи, вроде как, спокойные, — пояснял Сириус, едва удерживая свои сумки. — В двадцати минутах ходьбы магловские дороги, но наши друзья редко подходят близко к границам поселения, так что дыши спокойно. — Меня больше пугает, что мы здесь почти одни, — прошептала Дженна, оглядываясь по сторонам, будто кто-то в этих стенах мог услышать их. — Ну дома были построены не так давно, но ты же знаешь: большинство наследует жильё от родителей и не нуждается в поиске квартир или коттеджей. — Как хорошо, что мы особенные. Сириус хмыкнул и, остановившись, начал рыться в карманах в поисках чего-то, пока часть сумок рухнула на пол, а другая продолжала висеть в воздухе. — Я хотел притвориться, что потерял его, — сказал волшебник, достав маленький серебряный ключик. — Но я дорожу твоими нервами, Поттер. — И своими тоже. Сириус проигнорировал комментарий Дженны и подошёл к массивной тёмной двери, размер которой совсем не сочетался с маленьким замком. С каждым поворотом ключа восторг рос в сердце Дженны, и почти забытые бабочки предвкушения ожили, порхая по всему телу и вызывая приятную дрожь. — Твой лунный мальчик придёт скоро? — спросила волшебница, нервно сжимая ручку чемодана. — Да, через час-полтора. Кто-то из твоих? — Нет, как долго ты будешь возиться с замком? Сириус тут же открыл дверь и впустил Дженну в самую прекрасную квартиру в её жизни: напротив было огромное окно с широкими подоконником, посреди комнаты — величественный синий диван с сотней подушек, коробки с кассетами стояли на разделявшем гостиную и прихожую столике, и по всему дому был слышен голос Фредди Меркьюри. Дженна оказалась в самой просторной и роскошной комнате, где тёмное дерево и шёлковые обои сочетались с современным интерьером и стилем «отброса», который себе приписывал Сириус. — Как тебе? — спросил он, подкрадываясь к застывшей у шкафа в прихожей Дженне. — Я в восторге, — выдохнула она. Волшебница была готова расцеловать Сириуса прямо в моменте. За выбор квартиры, за оформление, за приготовленную заранее музыку и шампанское в ведёрке со льдом. Дженна всерьёз ожидала зайти в копию колдографий из модных журналов, и она могла смириться с жёлтым цветов или обоями в кружочек, но Дженна оказалась в доме мечты, где тьма встречала свет, и холодные цвета превалировали над... Что бы там не было в квартирах соседей. — Давай, небольшой тур, — сказал Сириус, подталкивая Дженну влево. — Я хочу показать тебе всё-всё-всё! И он показал. Коридоры между комнатами не представляли ничего интересного, но возле поворота на кухню уже висели первые колдографии: сверху — Мародёры, а чуть ниже Мэри и Лили заплетали чёрные волосы полупьяного Сириуса, следом — Питер и Марлин в костюмах Дамблдора на их первый школьный Хэллоуин, следующая — Ремус целует щёку Сириуса, а тот кривляется на камеру, и ещё несколько других, хранивших всё те же гриффиндорские лица. Но объединяла каждую колдографию ужасная рамка, покрашенная в чёрный, на которой странным (зелёно-красно-золотым при определённом освещении) блестящим лаком было выделено слово «Семья». «Это копии, — объяснил Сириус, — оригиналы в альбоме, надо будет достать их всех, перенести на новый носитель и повесить. Работы много. И мне нужно будет твоё лицо, Поттер!» Сама кухня была выполнена в двух цветах: тёмное дерево и богатая зелень с вкраплениями в виде, например, стоявшей у чайника-мухомора открытой пачки хлопьев или розовых полотенец, которые, как предполагала Дженна, когда-то были белыми. До того, как кое-кто занялся хозяйством. Ещё слева от входа была комната Сириуса, и она была самой гриффиндорской спальней по меркам Дженны, когда-то жившей с Джеймсом Поттером. По содержанию кухни и по состоянию спальни, можно было догадаться, кто приходил праздновать новоселье прошлым вечером. Ванная, к сожалению, была общей, но она выглядела более чем прилично, и единствнным минусом могли оказаться продукты для ухода за волосами и кожей. Минусом для Сириуса, разумеется, потому что Дженне с таким количеством не придётся покупать свои. А третья зубная щётка была, скорее, плюсом — Ремус планировал заглядывать часто. Балкон тоже был общим. Две двери вели на него, и обе из спален. Он был полон оставшихся с новоселья подарков: цветов от Эванс хотя бы. Она действительно верила, что Сириус сможет позаботиться о бедных созданиях, только вот он сам предложил Дженне отвезти растения к Мари, иначе «те умрут зловещей смертью». Комната Дженны была наиболее пустующей: кровать у стены, книжная полка без книг, шкаф и комод без вещей, стол с милым кактусом. Подойдя ближе, Дженна смогла прочесть на кусочке магловской бумаги слова, принадлежавшие руке Эванс: «Это Гарри, и он желает тебе прекрасного новоселья». Возможно, Лили выиграла себе путь прямо в сердце Дженны с незначительным презентом. Заполнить комнату не составит труда, хоть с постоянными побегами слизеринка не обрела достаточно имущества, чтобы оказаться в среде максимализма , то есть спальне Сириуса. — Погоди, тут чёрный потолок? — удивлённо спросила Дженна. — Я обожаю тебя, Сириус Блэк! — Как же я люблю это предложение. Волшебница рухнула на кровать и тут же ощутила себя парящей в мягких облаках, и она ведь даже не коснулась подушки! — Во имя Морганы, если рай есть, то ты его создатель, — продолажала шептать Дженна, закрывая глаза. — Я польщён, дорогая Поттер, но приятности пока не закончились. Так быстро с кровати слизеринку не поднимало ничто. — Говори. Сириус сжал губы, сдерживая смешок, наверняка вызванный нетерпением Дженны и восторгом в тёмных глазах, никогда до этого не горевших так ярко. Как фейерверки на ночном небе. — У нас есть твоё любимое шампанское, — соблазняюще шептал Сириус, — Юфи передала еды на месяц вперёд, и в гостиной кассет хватит на всю ночь. — И что будет, если я выйду за тебя? — Счастливый брак, и умрём мы в один день вместе с королевой. — Я согласна. — Прекрасно, а теперь помоги мне запихнуть куда-нибудь еду, пока она не испортилась. Сириус и Дженна не были созданы для жизни в богато устроенных домах. Как два несносных ребёнка, они прыгали по диванам, чудом избегая падения. Они пили шампанское, курили сигареты на балконе и кружились по просторной гостиной, и, наверное, свобода была этим покоем в бушующих сердцах. Правители мира с детским блеском в глазах получили первый трофей — смех в стенах, которые принадлежали им. Юные безумцы с шансом дотянуться до небес нашли своё место на земле. И Ремус смотрел на них, добродушно покачивая головой, пытаясь не поддаться просьбам потанцевать с ними, но Дженна видела, что тот не может отказать Сириусу, тянущему своего парня на диван. «Born To Be Wild» играла на весь дом, и уши соседей спасали только Заглушающие чары, когда Сириус и Дженна орали текст так громко, что голос угрожал пропасть. — Давай, Рем, ради нашей любви! Take the world in a love embrace! Был ли у него шанс отказать, когда две пары широко раскрытых глаз смотрели на него с молчаливой просьбой, крича текст песни, которую он считал помехой развитию музыкального искусства? Ни единого. Именно поэтому он вскочил на диван и запел с ними, пытаясь повторить все странные движения и поспеть за ритмом песни. Дженна могла уверенно сказать, что не было ничего лучше, чем видеть своих друзей счастливыми. С каплями пота на лбу, прилипшими к лицу волосами и красными щеками, но такими счастливыми, оборачивающими руки вокруг друг друга, сотрясавшими комнату своим хохотом и громкими тостами, пока музыка всё шла, а коктейли сменили шампанское. Вот Сириус кружил Дженну, а вот и Ремус держал того за талию, а вот они вновь на полу втроём, плачут от ужасного каламбура, уже не помня, кто использовал его первым. Они просто добавляют его в каждое предложение и хохочут в истерике, катаясь по полу. Такими счастливыми. — Поговори мне об оленях, — заметил Сириус, восстанавливая сбитое дыхание. — Я знаю только одного оленя, — ответил Ремус, — и про него было создано достаточно каламбуров. — То есть я олень без каламбуров? — спросила Дженна, явно задумавшись. — Или они всё-таки переходят по наследству? Сириус тихо посмеялся, а вот Ремус приподнялся, поворачиваясь к обоим и опираясь на локти. Его глаза бегали между двумя хихикавшими волшебниками, и Дженна могла видеть, как поворачиваются шестерёнки в его пьяной голове. — Дженна тоже анимаг? Сириус, я знал, что ты задумал что-то, но это... — Она мне угрожала! Ремус выдохнул, и его голос звучал почти спокойно, когда он задал следующий вопрос: — И как она тебе угрожала? Сама Дженна не помнила ничего о том вечере, кроме Астрономической башни и сигарет в руках. Возможно, холод осенних ночей пробирал её до дрожи, когда почти два года назад она чуть не потеряла шанс поцеловать Марлин МакКиннон, пряча под языком лист мандрагоры. Да, это были те полночи... — Я не помню, — признался Сириус. — Видимо, я хорошо тебя напугала, — поддразнивала Дженна. — Мне часто угрожают, мы живем в опасном мире! — Да-да, отважный мой гриффиндорец. Ремуса, кажется, очень даже забавляла эта перепалка, и он не собирался вмешиваться. Только вот Сириус не мог оставить своего парня в покое: — Ну ты выглядишь очень угрожающе. Ремус, подтверди! — Дженна? Угрожающе? — Ты просто не видел её злой, — театрально размахивая руками, продолжил Сириус. — Она? — ответил Ремус, указывая на ведьму. — Она, — согласно кивнул Сириус. — Дженна, расскажи-ка ему про... Это The Who? Все встаём! Дженна узнала мелодию почти сразу: кассета, которую Сириус недавно поставил, была сборником его любимых песен. И едва ли волшебник должен быть удивлён, слыша слова «My Generation», но он всё равно играет шокированного на концерте зрителя и тащит Дженну и Ремуса танцевать. — Что, у королевы вечеринок ноги болят? — теперь дразнил Сириус. — У королевы вечеринок отпуск между прочим. И тогда Ремус поднял её на ноги, хватая за талию одним резким движением, и так визги и смех продолжились до самого утра, пока все трое не рухнули от усталости и уснули, соединяясь в один большой обнимающийся клубок тел с одним голосом, принадлежавшим Сириусу, говорившим во сне. Дженна проснулась от шороха с левой стороны, опьянённый и сонный разум плохо переваривал происходящее, но силуэт поднимавшегося на ноги Сириуса Дженна смогла различить. Волшебник был достаточно тихим, чтобы не разбудить Ремуса, и тот продолжал мирно сопеть, почти полностью спрятавшись под одеялом. Только копна тёмных волос и глаза выглядывали из своеобразного «кокона». Дженна аккуратно поднялась следом и последовала за Сириусом на балкон, часто моргая при свете ясной ночи из теперь открытых для курения окон. Звёзды рассыпались по синему полотну, а Луна, едва затемнённая с краю, смотрела на спящих как-то иначе: так, что Сириус мог простить её за то, как пару ночей назад она навредила Ремусу. Дженна подошла к магу со спины и обернула руки вокруг его талии, кладя голову на плечо, пока тот доставал сигарету из пачки нервными, резкими движениями. Несложно было догадаться, что на уме Сириуса было нечто горькое, колющее душу. И обычно он так старался подавить это, что видеть его устало-грустным было почти болезненно. — Плохой сон? — шёпотом спросила Дженна. Сириус кивнул, расслабляясь в необычайно ласковых объятиях, и протянул ведьме сигарету, которую она схватила губами, прежде чем достал другую себе. Дженна могла почувствовать его сомнения: стоит ли рассказывать или лучше помолчать? И то, и то она поддержит так или иначе. Спустя минуту молчания Дженна всё же выпустила Сириуса из объятий и встала рядом, касаясь его плеча и дружески улыбаясь. Она всё ещё была рядом, он всё ещё её чувствовал. А для некоторых это важнее всего. — Мне снился наш старый дом. Мой и Регулуса, я имею в виду. Ночная прохлада заставила Дженну поёжиться, и в её голове промелькнула очевидная мысль: «Как давно он говорил о братьях, а не о врагах?» — Регулус всегда был таким, — продолжил Сириус. — Он боялся поспорить с матерью, а я всё не мог перестать. Он слушал крики с кухни и бежал обнимать меня, как только мать уходила. Пока однажды я его не оттолкнул. Голос Сириуса предательски дрогнул на последних словах, и пепел упал на пол вместо улицы из-за дёрнувшейся к блестящим от подбирающихся слёз глазам. Столько сожаления была в нём, столько боли, которую он просто не мог вынести в себе... Сердце Дженны разбивалось только от одного вида Сириуса. Он был абсолютно потерян в прошлом. — Тогда я впервые подвёл его. Дым сигарет покинул губы Сириуса, и тот вдохнул свежий воздух, пытаясь успокоить себя и продолжить говорить, потому что ему нужно было объяснить это, вывернуть душу наизнанку в поисках слов и чувств, оставивших царапины. Дженна протянула ему ладонь, серебряные кольца блеснули под светом Луны и встретились с пальцами Сириуса. Тепло и холод нашли комфорт друг в друге на минуту, переживая одни воспоминания в глубокой ночи. — Ты был ребёнком, Сири, — отметила Дженна. — Я был старшим братом. Я должен был остаться им. — Но ты был и обиженным сыном. На это у Сириуса не было ответа, но вина из сердца не ушла, покинув разум. Регулус занял место, брошенное своим защитником. И его уже никто не обнимет после битвы за свободу. Регулус был там один — Сириус не мог перестать ненавидеть себя за это. — Я помню, как она привела меня в столовую и стала говорить о Пожирателях, о свадьбе, о наследии... Тогда я впервые достал палочку, — Сириус остановился на пару мгновений и сделал долгую тягу, перемещая взгляд на небо, на созвездие Льва. — Регулусу пришлось тащить меня обратно в комнату, потому что отец запретил Кричеру. Это было перед Хогвартсом, и его тогда наказали за меня. За то, что он позаботился обо мне против воли отца. А он мне об этом даже не написал. Нервный смешок вырвался с губ Сириуса, и Дженна увидела, как слеза стекает по его щеке. Регулус, хилый мальчишка, тащил брата по лестнице, давясь собственной болью. Тот самый мальчишка, который недовольно встречал Дженну в поезде, выносил больше душевных криков, чем мог поделиться до конца жизни. Тот самый Регулус, который смотрел на Дженну в книжном... — Он идиот, но он мой любимый идиот, — продолжил Сириус. — А я отнял у него Джеймса, отнял у него шанс побыть счастливым хоть немного. После того, как отнял шанс на будущее и ушёл. В последний раз. — Ты не мог оставаться там, — мягко ответила Дженна, сжимая его ладонь. — Ему сейчас не лучше. Тишина повисла ненадолго, слёзы теперь текли по щекам обоих с тем, как пришло ощущение пустоты и отчаяния: никто из них не мог помочь Регулусу. Сколько бы оба не старались и жили глупыми надеждами, лучше не становилось. И никогда уже не станет. Регулус был обречён на смерть, а им осталось откладывать её и притворяться, что их любимый грустный слизеринец не дойдёт до момента, когда печаль иссякнет и придет пустота. — Я виноват во всём, что происходит с ним, Дженна, но я не могу вернуться туда, — сказал Сириус, качая головой и бросая в окно окурок. — Я не могу. Я не могу спасти его. Не могу. — Мы не можем. Ни ты, ни Джеймс, ни я. Но я попытаюсь ещё. Обещаю. Со слезами, скатывающимися по щекам, и широкой улыбкой Сириус взглянул на Дженну, как взрослый смотрит на глупого ребёнка, верящего в сказки. Надежда перекрикивала здравый смысл, и любви было слишком много, чтобы пропустить малейший шанс помочь. Дженна готова была держать дрожащего, плачущего Регулуса, пока её плечи не сломаются от веса его слёз, но она будет рядом до конца. Поворачивать свой мир по его желанию в надежде, что этого хватит, что Дженны хватит. — Ты любишь его слишком сильно, но даже этого не будет достаточно. — Я не прощу себя, если не попытаюсь. Глупая, глупая Дженна и глупые, глупые звёзды, которые не перестанут светить так ярко, когда всё закончится. Когда Дженна иссякнет и Луна поблекнет, звёзды будут плясать, ведь они не одни. Их сотни на тёмном полотне, и все они прячут имена тех, кого мы ищем по ночам, теряя себя.