Little Queen

5 июня, 1977 Солнце светило ярко, проникая в комнату сквозь окна, закрытые полупрозрачными светлыми шторами. Жара стояла невыносимая, и Дженна уже не знала, куда ей спрятаться от палящих лучей, лёжа на полу комнаты Элен, уже в тени огромной королевской кровати. Всё было невыносимо. Именно поэтому лето — худшее время года. Barracuda играла из магнитофона, музыка мягко разносилась по комнате, отвлекая внимание от духоты, и Элен танцевала у зеркала, укладывая свои длинные чёрные волосы и подпевая то тихо, то громко. В одном лишь топе, который позволял Дженне смотреть на тело, созданное сотнями спортивных тренировок. Именно поэтому лето — лучшее время года. — Поднимай свою жопу с пола и иди помоги мне с макияжем! — приказала Элен, даже не взглянув на отдыхающую подругу. — Как скажете, мэм, сию секунду, — ответила Дженна, лениво перекатываясь на бок. — Сейчас же! Мы должны успеть поговорить с Бетти, помимо Теоса. И столько всего надо подготовить ко дню рождению Трис! Мерлин, я не успеваю! Дженна посмеялась. С тех пор, как пару дней назад Элизабет, жена брата Элен, объявила, что беременна, дуэт сиблингов Пьюси начал сходить с ума. И Теос, и Элен ходили вокруг волшебницы так, будто она могла сломаться от плохо лежавшей под её спиной подушки, поэтому Элизабет старалась избегать их, как могла, повторяя, что прошёл всего лишь месяц. Но обоих Пьюси это не волновало: они готовы были носить её на руках, особенно Элен, мечтавшая о племяннике годами. Теос, конечно, спорил, что у него будет дочь, но его никто не слушал. И чтобы продолжить традицию с буквой «Э», Элизабет и Элен решили назвать будущего наследника Эдрианом, что Дженна посчитала крайне милым: мальчишка ещё не появился на свет, но он уже был окружён всеми видами любви и заботы. И даже если его родители никогда не смогут полюбить друг друга, они будут безмерно любить своего сына. — Она всего лишь беременна, Элли, она не умирает, — сказала Дженна, поднимаясь и следуя за подругой в ванную, чтобы сесть на столешницу, возле раковины, где свет идеально ложился на лицо. — Да-да, конечно, я знаю, но я читала, что это тяжело, и я не хочу заставлять её проходить через это в одиночестве! — У неё есть Теос. — Да что он знает! Дженна опять посмеялась, но на этот раз она остановилась из-за Элен, подошедшей к ней со всем необходимым для лёгкого макияжа глаз, чем она хотела добиться более солидного вида или чего-то ещё, и Дженна была рада помочь. Только она не ожидала, что Элен подойдёт так близко и встанет между ног подруги, аккуратно кладя ладони на них, при этом улыбаясь так, будто ничего не происходит. А в животе Дженны бабочки обезумели, вырываясь наружу с тяжёлым выдохом крайне напряжённой волшебницы. Элен смотрела так обыденно, её чёрные глаза нетерпеливо сверкали, а Дженна ощущала, как смущается, роняя взгляд на губы напротив. Это уже не было по-дружески. Совсем нет. — Серые тени и чёрный карандаш? — спросила Дженна, выйдя из короткого транса. Её голос предательски дрогнул, когда она почувствовала лёгкое движение пальцев Элен по коже. Совсем незаметное, но Дженна была напряжена до предела: это делало её крайне внимательной. И настолько же чувствительной. — А можно что-нибудь поярче? Я в хорошем настроении. — Я вижу. Дженна положила ладонь на шею Элен и аккуратно начала красить глаза в лёгкий голубой, который в дальнейшем должен образовать переход из белого в синий, потому что Элен любила чистое небо и гладь моря, сверкающего под Солнцем, и у волшебницы было синее летнее платье, которое она постоянно носила вне Хогвартса, когда находилась вдали от матери, счастливая и беззаботная. — Тебе бы стоило тоже попробовать что-то поярче, у меня есть самая-самая красная помада, и ты будешь просто великолепна с ней, — заметила Элен, наслаждаясь процессом. Она полностью расслабилась, рисуя узоры на ногах Дженны лёгкими прикосновениями, которые заставляли ведьму заставлять себя думать о чём-то другом. Конечно, она надеялась, что не выглядит и не звучит так, как чувствует. Ведь Дженна всегда уверена в себе, всегда знает, что сказать, легко поддаётся чувствам и флиртует свободно, не ограничивая себя. Но ведь это Элен. — Ни за что, я выгляжу слишком сексуально с красной помадой. — Нет, ты выглядишь просто очень сексуально с красной помадой. — Просто сексуально я выгляжу каждый день. — Говоришь, как Эван. — Мы духовные близнецы. Элен бы, наверняка, закатила глаза, если бы Дженна не рисовала синим на её веках. Пришлось ограничиться словами: — Вы оба невыносимы. — И ты всё равно улыбаешься, — ответила другая, наклоняюсь вперёд, чтобы аккуратно стереть синюю пыль под ресницами Элен. — С тобой невозможно не улыбаться. Дженна улыбнулась широко, обнажая зубы, но вскоре она вернулась к синему и затем к белому, добавляя цвета в молчании, позволяя и Элен отдохнуть в моменте, ощутить осторожные прикосновения на своей коже и прислушаться к игравшей на фоне музыке вновь. Было что-то особенное в молчании, какое-то призрачное напряжение между двумя волшебницами, но Дженна старательно не замечала его. Это же Элен. — Стрелки? — Да, давай. И Дженна стала рисовать чёрным тонкую линию на веке, пока её мысли уходили всё дальше, и она тонула в них, проваливаясь в глубокую бездну гаданий: когда всё это началось? Когда Дженна стала смотреть на Элен так пронзительно, гадая, есть ли шанс понравиться ей? Она никогда не задумывалась об этом раньше, чувствуя чужое притяжение к себе с точностью. Но это же Элен. Они были лучшими подругами и любили друг друга, как лучшие подруги. Так как сделать этот сложный шаг и не провалиться? Не испортить то прекрасное, что уже цветёт. Ведь чувства только пришли, и они могут вскоре уйти. Но с тем, как Элен смотрела на Дженну, только открыв глаза, могло показаться, что обе волшебницы были созданы для этой любви. Потому что невозможно было спрятать столько звёзд в глубине других глаз, невозможно было найти кого-то, обнимающего с большей теплотой, невозможно было найти кого-то, кто может заставить Дженну Поттер сказать что-то хорошее про лето. Молчание не прекращалось ни на секунду, и оно давило на волшебниц достаточно, чтобы они наклонили головы вперёд, почти встречаясь губами, и в тот момент сердце Дженны вырывалось из груди, как в первый раз, как будто оно до этого не билось вовсе, созданное, чтобы лечь в руки Элен. Розовые щёки и потеря способности дышать. Тепло тела и невыносимая близость. Дрожащие ресницы и широкие зрачки. Приоткрытые губы и осторожные движения пальцев. Всё так правильно. Дженна ненавидела фруктовые духи, но Элен использовала только их. Дженна никогда не любила мёд, но Элен поедала его ложками. Дженна никогда не любила пляж, но Элен находила себя там каждое лето. Дженна ненавидела квиддич, но она сыграет с Элен. Дженна никогда не уступала в спорах, но она сделала это для Элен. Дженна ненавидела фруктовые духи, пока Элен не обнимала её, заставляя желать окружить себя только этим сладким ароматом. Дженна не любила мёд, пока Элен не улыбалась по-детски, облизывая ложку. Дженна ненавидела пляжи, пока Элен не начинала говорить о них, любимая Солнцем. Дженна ненавидела квиддич, пока Элен не одерживала победу. Дженна никогда не уступала в спорах, пока Элен не попросила её. Дженна извинилась перед Эваном только ради Элен. И как не захотеть поцеловать свою подругу, когда она значит столько для тебя? Когда она почти ожидает этого, её пальцы медленно поднимаются вверх по твоим ногам, а дыхание касается твоей кожи, пуская мурашки по всему телу? На этот вопрос Дженна ответила поцелуем, осторожно взяв лицо Элен в свои ладони, и та встретила её медленным плавным движением мягким губ, не задумываясь ни на секунду. Потому что они обе ждали этого мига. Потому что пальцы Элен уже впивались в бёдра Дженны, и весь мир не значил абсолютно ничего: музыка была забыта, а стрелки так и не были прорисованы. Дженна ощутила вкус любимых губ, почувствовала, как её тянут ближе и как обхватывают руками, затягивая в глубокий долгий поцелуй. Что могло заставить её остановится? Пальцы Дженны в волосах Элен, ноги вокруг её талии — и резко голова опустела, мысли стали такими туманными, а движения такими резкими, будто Элен вот-вот исчезнет, оставив Дженну без вкуса мёда на губах, без этого ощущения эйфории от жадности и требовательности в каждом миге. Элен хотела её бесстыдно и сильно, и Дженна нуждалась в этом до боли в сердце. — И после этого она просто попрощалась? — раздался шокированный голос Эвана. Дженна приподняла брови, как бы говоря: «Поверь, я тоже была удивлена». Сигаретный дым скользнул меж её губ, пускаясь в пляс по воздухы, заполняя собой часть кухни, где двое разместились за чаем и грустной беседой. — Сказала, что ей больше не нужна моя помощь. Я хотела поспорить, но она вышла в коридор, а там Теос, и... — Дженна выдержала паузу, делая ещё одну тягу. — И я не стала останавливать. Её глаза смотрели на чашку, на исходивший от тёплой жидкости пар, который исчезал в дымке сигарет. Она избегала прозорливости Эвана. Или, вернее, его внимания и заботы. Дженна до конца и не понимала, зачем позвала кого-то, зачем заговорила, когда от вырвавшихся наружу слов ничего не изменилась. Солнечные лучи падали на пальцы Дженны, кольца сверкали золотом под светом, когда яд попадал в её лёгкие и выходил через несколько долгих секунд с невероятной легкостью. Как долго бы она не держала дым внутри, какой долгой бы ни была тяга, ничего не могло вернуть Дженну к состоянию покоя. Она всё ещё была открытой раной. — Мерлин, честно, я думаю: тебе стоило остаться, — заметил Эван. Дженна подняла глаза на него впервые с тех пор, как он вошёл в квартиру, и она встретила осуждение в лице друга. Но стоило Дженне моргнуть, как она поняла, что это она рисовала свои тягостные мысли в глазах других вновь, желая быть осуждённой Эваном, быть ненавидимой им на долю секунды за то, что не побежала за Элен, когда должна была. Но Эван был таким понимающим, что хотелось вышвырнуть его за дверь. Дженна Поттер ведь не может быть единственной, кто ненавидит Дженну Поттер. Так почему он не может сказать ей, какой она ужасный человек? Почему он улыбается так, будто сочувствует ей и знает, что у неё в голове, когда она сама потеряла ответ? — Ты знаешь, что всё можно исправить? — мягко продолжил Эван. — Вам нужно поговорить. Ты не хочешь, чтобы всё закончилось, как с Эванс. И вот ему обязательно было вплетать забытое прошлое, чтобы заставить Дженну столкнуться с её зарытыми лучше сокровищ чувствами? Они должны оставаться под землёй. На это была причина, и Дженна всегда будет пассивно-агрессивно защищать свою внутреннюю боль, пока груза не станет достаточно, чтобы сломить ведьму и пустить её кровь по земле, а мясо и кости отдать на съедение хищникам. Потому что провал с Эванс будет нависать над Дженной, как призрак, до конца её дней. — Понял, деликатная тема твоих неудавшихся романов. Если Дженна до этого прожигала Эвана взглядом, то теперь она молча отвернулась и, сделав последнюю короткую тягу, потушила сигарету и оставила окурок в пепельнице, пока тишина сдавила комнату, заставляя Эвана нервно ёрзать на месте и следить за Дженной, как за взрывоопасной бомбой. Но ведьма не желала эмоциональных битв, как и долгих чувственных бесед. Уже нет. Это не имело смысла. Моральная поддержка и слова утешения проходили мимо ушей Дженны, её сердце и разум делали всё, чтобы опустить их обладательницу в бездну собственноручно созданных кошмаров — путешествие, которое ведьма долго откладывала. — Так как вы держитесь дома? Феликс писал, что мистер Розье неожиданно миролюбив. Эван откинулся назад, руки оказались скрещены на груди, а ножки стула приподнялись, позволяя ему медленно покачиваться, действуя Дженне на нервы. Теперь она была и раздражённой, и грустной. — Если считать тот факт, что он запирается в своей комнате и напивается до беспамятства в страхе попасть в Азкакабан миролюбием, то да, — ответил Эван, гневно насмехаясь над своим отцом. — Как всегда впрочем. Сколько Леон Розье скрывался от мракоборцев? Дженна иногда гадала, как стареющий маг, играя в прятки с правительством, не сошёл с ума, но, как оказалось, он был в процессе. Хоть какие-то хорошие новости. Уже в декабре Эван сможет взять опеку над братом, и тогда безумный отец не сможет навредить своим сыновьям больше никогда. Они сбегут, они обязаны после всего, что братьям Розье пришлось пережить. И тогда Дженна разберётся с Регулусом, и все выживут. Она отдаст свою жизнь за такой красивый финал. Боги, мечтать было вредно. — Вы всегда можете прийти сюда. Не думаю, что Сириус будет против. — Знаю. Но мы говорили о тебе, если не ошибаюсь. — Больше не о чем говорить, — сказала Дженна, пожимая плечами и впервые с начала разговора поднимая чашку к губам. — Не о чем? — спросил Эван, сузив глаза и усмехнувшись. — Не о чем. — Чудесно, я как раз готовил речь пять лет на случай, если ты когда-нибудь захочешь поговорить, но мне придётся отложить ещё на годика два. — Хорошо. — Прекрасно! — Потрясающе. Эван бросил на неё тот самый взгляд, вроде говоря: «Ты серьёзно?», на что Дженна только улыбнулась, изогнув бровь, намекая, что не собирается говорить больше ни слова. Ведьма поставила чашку на стол, отпив незначительное количество тёплой жидкости, и попыталась завести разговор вновь, отвлечься от холодной злой тишины внутри. — Во сколько ты завтра... — Дженна, — перебил её Эван непривычно ласковым голосом, — никто не сможет помочь тебе, если ты будешь молчать. Даже я иногда не знаю, что творится в этой прекрасной голове, а я знаю тебя лучше всех. Он мягко улыбнулся и потянулся к её ладоням, чтобы обернуть тёплые пальцы вокруг её холодных и дрожащих и не отпустить никогда. Эван будто пытался напомнить подруге, что он здесь, с ней, даже если она собирается пробраться через болота подростковых эмоций сама. Если Дженна провалится, Эван будет готов вытянуть её, сжав тонкую кисть, и обнять вышедшее из трясины грязное тело. И она сделает то же для него. Они ведь Эван и Дженна. — Поговори со мной, — почти взмолил он, поглаживая большим пальцем кожу ведьмы. — О чём? — О том, что с тобой происходит, — ответил Эван и, выдержав долгую паузу, добавил: — Мне страшно за тебя. Сейчас больше, чем обычно. — Страшно за меня? — повторила Дженна со смешком. — Ты беспокоишься зря, Эв. Всё в порядке. — Тогда почему ты вот-вот заплачешь? Слёзы, угрожавшие скатиться по щеке, затуманили взор, и было глупо надеяться, что Эван пропустит их, помолчит хотя бы один раз, позволит Дженне втянуть всё в себя, выдохнуть и посмеяться с ним вместо того, чтобы реветь, как ребёнок, вытирая крупные капли с подбородка и губ. Слёзы не останавливались, оставляя мокрые дорожки под глазами, напоминая сначала об Элен, потом и обо всём-всём, пока Дженне не показалось, что она никогда в жизни до этого не плакала. Будто весь мир разом сокрушился на маленькую ведьму и её едва ли повзрослевшую версию, а Эван не переставал держать их обеих за ладони несмотря ни на что, потому что никто не любил Дженну больше, чем Эван. Поэтому он плакал лишь от вида её дикой боли, из-за которой сложно было дышать и лишь всхлипы раздавались по всей квартире вместе с неразборчивым шёпотом: — Я устала, Эван. Я просто так устала. — Знаю, — шептал он в ответ, крепче сжимая ладони, — я знаю. — Я просто хочу почувствовать себя хорошо. Один день. Всего один день. Дженна выдернула свои ладони из хватки Эвана и стала вытягивать новую сигарету из пачки, не думая, что говорит: бессвязная истеричная речь вылетала из дрожащих полураскрытых губ, и только лишь Эван пытался уловить смысл в том, что говорила Дженна: — И иногда я думаю: может, со мной что-то не так. Потому что... Потому что как можно жить и не дышать так долго? Первая тяга не помогла, и Дженна отвернулась от Эвана, одна её рука на плече, пальцы впивались в кожу под футболкой. Опять, опять, опять... Дженна просто не могла вынести этого сочувствующего взгляда на себе. Она была жалкой. Она ощущала себя так, выплёскивая агонию наружу до состояния, когда от слёз подташнивало. Легче не становилось. Никогда не станет. Как бы Дженна не старалась и сколько бы сил в себе не находила. — Знаешь, казалось, я была счастлива, начала новую жизнь с Сири, и весь этот бред... Чтобы сейчас реветь, потому что проебала свой шанс с Элен? И я не знаю, что мне делать, я не понимаю, почему мне так грустно? Почему всё это так больно? Почему меня никогда не может быть достаточно? — Джей... — Меня не было достаточно, чтобы спасти вас! Меня не было достаточно, чтобы Марлин осталась! Чтобы мой брат проглотил свою ебучую гордость. Чтобы моя семья меня любила. Почему меня никогда не хватает? Даже для меня самой? Одолев очередной жалкий всхлип, Дженна спрятала лицо за тёмными прядями и замолчала на пару секунд, давая себе шанс выпустить больше дыма в сторону. Её слова не скрывали эмоций, только отчаянную усталость и хрипотцу прокуренных и залитых слезами лёгких. — Я всего лишь хочу быть счастливой, — прошептала она, направив пустой взгляд на пол. — Но каждая моя попытка заканчивается со мной и злобой, и её столько... Я просто устала от неё. От себя. И иногда мне кажется, что, если я разозлюсь ещё раз, если мне придётся опять бежать, чтобы не навредить тем, кого я люблю... Ещё раз, и я... Слова повисли с напряжением в воздухе и минутой молчания. Дженна болезненно усмехнулась, краем глаза замечая, как напрягся Эван от её слов. Но всё её сознание было занято лицом Элен, полным ужаса и страхов — то, от чего никто не должен бежать. — Я стараюсь не думать об этом, но если я не могу ничего изменить, то ради кого я страдаю? Солнце так и продолжило сиять, пыль танцевала в лучах, купаясь в дымке. Пепел плавно падал, позволяя искорке сигареты догореть. Всё было так спокойно.