Little Queen

7 июля, 1977 Регулус Блэк ненавидел праздники: они ассоциировались у него с криками и слезами Сириуса, жестокими нерушимыми правилами, пьяным отцом и вежливыми улыбками гостей. По крайней мере, до того, как Регулус впервые попробовал дешёвый алкоголь и стал танцевать под музыку, которую он ни разу не слышал, в толпе едва знакомых волшебников. Никаких мыслей — только ритм, толкающий на танцпол, пока тело не отдастся мелодии чистой эйфории. День рождения Беатрис стал таким праздником, когда была произнесена священная фраза: «Я могу выпить больше, чем ты!» Никто не помнил, кто первым произнёс её, но закончилось всё тем, что шампанское ушло за первые полчаса танцев, и какое-то абсолютно отвратительное на вкус вино пошло следом, а затем Дженна заставила всех начать пить воду, забирая алкоголь себе. Разумеется, потом она начала делать всем вкусные фруктовые коктейли, огромный минус которых оказался в том, что вкус текилы почти не ощущался, но Элен контролировала компанию (кроме Дженны, которую остановить было невозможно). Вечеринка, как казалось, вышла из-под контроля, потому что Регулус никогда не позволял себе столько свободы в движениях и мыслях. С тем, как шли дела, к утру Регулуса придётся нести в постель, пока он будет петь серенады ночному небу. Ни один из них не был бы даже отдалённо трезв, и поэтому никому не было стыдно танцевать свободно и напевать текст песен, будто они их знали. Регулус ощутил единения с мелодией, которая захватила всех и заставила кружить по дому. Сердца бились быстро, пот охлаждал, щёки горели, и смех бил по дыханию. Такую ночь помнили все. Но помимо танцев были и пьяные разговоры, когда половина лежала на полу, а вторая сидела на диване — и все пожирали торт, как будто не ели годами. — Хорошо, если бы я был животным, то я бы был крокодилом, — сказал Эван, чуть не пролив содержимое своего стакана. — Свиньёй, — поправила его Элен, спасая его стакан. — Вообще-то свиньи — одни из самых чистоплотных животных, — заметила Мари, прижимаясь ближе к своей девушке. Они сидели на диване, обнимая друг друга и заставляя всех завидовать миру между ними. Беатрис смотрела на Мари с обожанием и целовала её в лоб и макушку так часто, что Регулус предпочитал не смотреть в их сторону, находя такое проявление любви интимным, не для чужих глаз. Или он просто завидовал больше других. Только одна Дженна смотрела на подруг умилённо. — Почему крокодил? — спросил Регулус, отвлекая Эвана от комментариев. — Не знаю, это необъяснимо. Дженна отпила из своего стакана и взглянула на друзей, почти оценивающе, прежде чем произнести своим пьяным голосом, который идеально ложился на эту ночь: — Ты коала. Морфей — кот, Гестия — белка, Геката — ёжик, Мида — воробей. Многие застыли, начав раздумывать, будто это имело хоть какой-то смысл, и Элен была первой, кто дал дельный ответ, а не помесь звуков. — Я думала о себе, как об антилопе, но воробей подойдёт как вариант. Они, вроде, редкие птицы в Британии? — Почему я кот? — спросил Регулус недовольно, слегка нахмурившись. И с заявлением Дженны вдруг согласились все, начав засыпать бедного Регулуса бесконечными комментариями о том, какие коты милые и какой прелестный он сам, даже когда он невыносим или начинает проваливаться в мир печальной поэзии о конце вселенной. Регулус никогда не получал столько комплиментов: его назвали красивым, очаровательным и всевозможными приятными словами в мире. Его внешность, его душу и манеру двигаться, говорить и — складывалось ощущение — дышать расхвалили, не задумываясь. Но для него эти слова значили больше, чем пьяная компания могла представить. В это время Мари коротко поцеловала Беатрис и поднялась с дивана, чтобы наполнить стакан. Даже Регулус знал, что это нормально для романтических партнёров и что пара наконец-то чувствует себя всецело комфортно, свободно обнимая и целуя друг друга. Но Эван, драматичная его душа, не мог удержаться от комментария: — Почему никто меня не целует? Я, может, тоже хочу. — Тебе поможет только Морфей, — ответила Беатрис, подмигнув Регулусу. Дженна и Элен выпустили смешки, явно не веря, что что-то может произойти между этими парнями. Регулус обычно бы молча согласился, но сейчас он воспринял это как вызов. Регулус может целовать других людей, он не такой сентиментальный, как они думают. По крайней мере, так он себе твердил. Поэтому Регулус притянул Эвана за шею, почти дьявольски улыбаясь тому. Алкоголь придавал уверенности. На мгновение Эван выглядел слегка удивлённым, а затем он усмехнулся и медленно наклонился ближе, чтобы встретиться с губами Регулуса в коротком поцелуе. Это была игра, не более того, но в этот момент Регулус наконец понял, почему люди так жаждут поцеловать Эвана Розье. В этих нескольких секундах присутствовало лишь пламя. Казалось, если бы на месте Регулуса был кто-то другой, поцелуй убил бы его, окружив бедное сердце, как пожар. Эван Розье был искушением для многих, но под его шутками и отношением к друзьям было трудно понять, кем он может быть, когда желание падает на его губы. Когда же Регулус отстранился, Элен выглядела шокированной, открыв и закрыв рот несколько раз, Беатрис была впечатлена, в то время как Дженне и Мари это почему-то показалось забавным. — Что это было? — почти прокричала Элен. — Красивые парни целуют друга друга, — ответил Регулус, усмехаясь. — Ты считаешь меня красивым? — спросил Эван с поддельным удивлением. — Ну я и так знал, но мне всё равно приятно, Морфей. Спасибо. — Всё для тебя. Регулус был пьян, и его состояние давало о себе знать в этих коротких фразах, но вскоре поцелуй забылся, ведь компания вновь стала танцевать, найдя какую-то песню слишком хорошей, чтобы просто сидеть под неё. Регулус узнавал звучание «ABBA» Они танцевали, шутили, пили и курили (только снаружи, Элен запретила «убивать лёгкие» в доме). Ничто не могло убить эту прекрасную ночь, когда они были просто подростками без магии, без семей, без обязанностей — детьми на пути к звёздам. Ветер мог унести их туда, но музыка и напитки справлялись быстрее. Мир в состоянии войны, а они продолжали танцевать, будто это было ответом на проблемы будущего. Регулус решил, что, наверное, так оно и есть, когда он ощутил прикосновение Луны, а занавески были задёрнуты. Дженна и Мари курили на веранде, пуская дым в ночь, где он танцевал на фоне тёмного неба, пока не растворялся на пути к звёздам. Беатрис приобнимала обеих волшебниц, пьяно рассказывая что-то о доме на берегу, «там, где закат падал в объятия моря». Она выпросила у них по тяге и была вполне довольна этим. Регулус же просто вышел за компанию и пританцовывал под последнюю песню на кассете, которую Дженна сделала для праздника. Эван выглядывал из маленького окошка в двери и кривлялся, пока Элен не оттащила его обратно к диванам. Ночь постепенно подходила к концу, синева падала на волшебников вместо тьмы, и через примерно полчаса покажутся первые пятна рассвета: золото и огненный оранжевый. Регулус хотел провести эту тьму и поблагодарить за самый волшебный шанс в его жизни: шанс побыть свободным перед тем, как всё закончится. Перед тем, как детство вырвут с корнями из молодого тела. А ещё Регулус хотел поблагодарить тьму и алкоголь (который играл хорошим оправданием) за то, как легко было потерять свои страхи, когда Дженна Поттер стояла рядом с ним. Потому что каждый раз, когда рассвет обжигал Регулуса, именно её плечо касалось его дрожащего. Дал бы кто-нибудь Регулусу перо, чернила и пергамент, он бы начал писать о том, как он перестал слушать звуки живого мира, проваливаясь в океан своих мыслей. Там Дженна была отражением поэзии. Красота скрывалась в том, как непросто это было, как много слов вылилось бы на пергамент. Регулус бы описал, как ненавидел эту привычку когда-то, как не ценил дружбу, воображая из Дженны какую-то фигуру, упавшую с небес, чтобы вытащить поэта из холодной глубины. Сейчас бы Регулус сочинил обращения с искренней благодарностью, и он бы показал их ей спустя пару рассветов, закатов и звёздных часов. Как подруге, а не его спасительнице. — Кто-нибудь хочет прогуляться? — спросил Регулус, когда сигареты превратились в окурки. — Да! — тут же ответила Дженна. — Не, если прогулка, то только до кровати, — сказала Беатрис, стряхивая содержимое пепельницы в пакетик (указание Элен). — Да, я поддержу любовь всей моей жизни, — согласилась Мари, целуя свободную ладонь Беатрис. Дженна мягко посмеялась и открыла дверь, чтобы спросить у Эвана и Элен, но те очень быстро отказались: оба собирались играть в карты. И они тут же затянули Беатрис и Мари на одну партию, которая, наверняка, превратится в несколько к тому времени, как Регулус и Дженна вернутся. Волшебник смог только взглянуть на лицо Эвана, который пытался понять правила. Он был слишком пьян и невнимателен для этой игры. Сцена была милой, комфортной и такой домашней с тем, как четверо друзей растянулись на полу, смеясь и хихикая, будто им снова было по одиннадцать, и они сидели в гостиной Слизерина. Но также грусть и вина кольнули в то, что осталось от сердца Регулуса: он отнимет у Эвана шанс быть таким беззаботным. Затем Дженна закрыла дверь и взглянула на друга тем самым взглядом. Она знала всё, читала Регулуса, как его личный дневник, без особых усилий. Даже эти секундные эмоции и мысли. — Что с грустным лицом, Реджи? — Я просто думаю. Ты знаешь, у меня это плохая привычка. Дженна улыбнулась и не стала толкать его к ответу. Вместо этого она взяла его под руку и потянула его на прогулку под уходящим ночным небом. Пройдя сад в тишине, Регулус и Дженна вышли на дорогу и направились по ней к воде, держась ближе к краю. Две минуты — и они там. Море. Ночью оно было прелестнее. Вода ласкала берег, касаясь волнами песка, будто где-то в глубине билось сердце. Вода дышала, а Дженна вырвалась вперёд и ступила по берегу босиком, явно не находя близости с красивыми словами Регулуса. Дженна сказала, что видит лишь пляж. Ощущает близость рассвета. Ждёт его отражения в воде, пока волны пытаются смыть следы присутствия волшебницы. Дженна наслаждалась ветром в волосах, запахом соли, свежестью темноты и тихим голосом Регулуса, который считал всё в мире огромной метафорой жизни и смерти. — Помнишь мы говорили о богах? — спросила Дженна неожиданно. — Что нам сказали: Афина — богиня справедливости... И мы поверили. — Да, — ответил Регулус, идя чуть позади подруги, всё ещё обутый. — Мир изменился, наше восприятие тоже. — Я думаю, что это не мир изменился, а мы. Дженна взглянула на Регулуса, будто он мог дать ей ответ на почти обвинение. Изменились ли они? Сложно сказать. Повзрослели ли? Да, но это естественный ход вещей, и Регулус считал его едва ли достойным звания перемен. Дженна точно не изменилась: лунная пыль плыла под её ногами, и звёзды сияли в её чёрных волосах всё так же, как и годы назад. Время не унесло улыбки Дженны, не украло свет её души и детскую веселость с нотками взрослой грусти. — Ты думаешь я изменился? — спросил Регулус, нагоняя всегда быстро ходящую волшебницу. — Да, — без замедления ответила Дженна. — Ты никогда теперь не сможешь смириться с отсутствием свободы. Их взгляды пересеклись, и оба остановились на мгновение. Регулусу нужно было время осмыслить только произнесённые слова, и он почувствовал слёзы в своих глазах, когда минута прошла. Рука Дженны обернулась вокруг талии Регулуса, прижимая его близко-близко, и он растаял в объятиях, которые не увидят ни Солнце, ни Луна. Время застыло, момент был пропитан магией домашнего уюта. Регулус только обнял Дженну в ответ, целуя её в макушку. Эта дружба значила для него больше, чем он бы мог выразить даже в поэзии. — Спасибо, — вместо тысячи стихов прошептал Регулус. — Глупости. Тебе незачем благодарить меня. — Могу составить тебе список, — со смешком сказал Регулус, поглаживая волшебницу по холодным плечам. Дженна усмехнулась и закатила глаза следом, вся серьёзность разговора улетучилась мигом. — Пошли уже, — сказала она и потянула его дальше по пляжу. Беседа пошла о чём угодно, вплоть до того, сколько сигарет Дженна курит в день (как оказалось, её зависимость от никотина не была запущена). К рассвету оба поднялись выше по склону, чтобы встретить первые лучи Солнца и обсудить там любовь Регулуса к Шекспиру. Около десяти минут звучал монолог о деталях в «Ромео и Джульетте», начиная о том, как первый акт был о материнстве, заканчивая тем, что разум Дженны перестал воспринимать информацию. — Ты должна понимать, что никогда на возрасте персонажа не заострялось столько внимания. Добавить это в описание Джульетты было крайне важно. Отметить, что и она, и Ромео — лишь дети. Да и не только для этого. Разговоры о том, что одни персонажи видят её как ребёнка, а мать уже думает о замужестве дочери. — Кого мне это напоминает... — Дженна! Детали. Ты не слушаешь. — Я слушаю, и я помню абсолютно всё, — чуть раздражённо ответила она. — Ромео имеет право быть эмоциональным и безрассудным, пока Джульетта всегда думает, потому что безрассудство — привилегия, не дарованная женщинам, даже несмотря на то, что ей тринадцать, и она юна и глупа, как ребёнок. — Да... Это я и хотел сказать. Регулус был ошеломлён тем, как быстро Дженна начала разбирать детали монолога и находить общую мысль во всех представленных волшебнице фактах. Настолько, что Регулус перестал говорить, вместо этого обращаясь взглядом к небу, точнее, к огненнлому пятну на горизонте. Дженна встала позади Регулуса и наклонилась близко к нему. Настолько, что её дыхание скользнуло по его шее. Небо будто открылось перед волшебниками, его сердце горело в пламени и освещало мир, который не был готов ценить каждое утро. Регулус сделал шаг ближе к краю склона с верой в то, что Дженна не позволит ему упасть. Волшебник думал о музыке волн и поэзии природы, пока не потерял своё прошлое и застыл в моменте, где он наедине с собой, где Регулус никто. Перед ним было лишь небо в огне, горизонт и зеркало воды. Ветер касался лица, и Регулус на секунды поверил, что он свободно парит над миром, что впереди только свет, а прошлое оставлено в тени позади. Регулус дышал с ожившим на рассвете миром.