Люцифер
Беспощадные удары капель дождя по прозрачному стеклу создавали особенную атмосферу. Тихие, но при этом четкие звуки повторялись в легком мраке умиротворяющего помещения, но не для меня. Казалось, что одежда, плотно сидящая на теле, становилась меньше в размерах с каждым шумным вдохом, желая прогнать поскорее прочь. Вокруг шеи будто затягивалась убийственная петля, в какой-то момент грозясь задушить. Я с раздражением дернул головой в сторону и прикрыл веки, стараясь сконцентрироваться на чем-нибудь другом. На собственном дыхании, на нарастающем шуме за преградой окон, на тотальной тишине вокруг… Но вместо этого с раздражением выдохнул и устремил пылающий взор на маленькие отверстия в деревянной перегородке, ожидая по ту сторону каких-либо движений. «Знаешь… — неожиданно послышался сквозь нарастающий шум в ушах соблазняющий голосок. Я посмотрел в сторону Непризнанной и нахмурился, заметив на себе ее задумчивый и играющий взгляд небесных омутов. — Я все это время думала, что демоны не могут здесь находиться, — так и расслышал тихое хихиканье в своей голове». Ее глаза удивительно завораживающе и пленительно поблескивали в священных стенах церкви. Когда я был готов всеми возможными способами проклинать ангела Фенцио за такое дурацкое задание, она же в нем нашла для себя что-то цепляющее. Закусив губу и сложив руки на груди, с особым вниманием рассматривала исповедальню и периодически поглядывала на меня, которому назло казалось еще в обширном зале, что увешанные иконами стены постепенно сужались. Каждое перышко в крыльях отдавало пульсацией от этой заразной мысли. Еще раз посмотрев сквозь решетку и тяжело вздохнув, обнаружил там лишь раздражающую пустоту. — Совсем забыл, что у людей принято считать, что Дьявол никаким образом не может перейти порог священного места, — мой голос прозвучал удивительно спокойно и расслабленно — совсем не так, как сейчас ощущалось на душе. — А на самом деле нам, носителям темного зла, просто не очень комфортно находиться здесь долгий промежуток времени. «Но можете?» — Можем, но через неприятные ощущения, — нежный голос в моей голове в какой-то момент показался убаюкивающей колыбельной среди гудящего шума, и я прикрыл веки, вслушиваясь. Наслаждаясь и цепляясь за него так, словно это было моим единственным спасением. — Наверное, удивлена, как быстро может разрушиться привычное, да? Медленные, едва уловимые звуки шагов послышались с ее стороны. Удобнее усевшись на стуле, полностью облокотился на спинку и продолжал наслаждаться черной пустотой перед собой и собственным дыханием, размеренно распространяющимся в маленьком пространстве. По сравнению с залом, который даже удивлял своей просторностью и светлостью, эта исповедальня казалась уж больно тесной. Особенно для нас двоих. Совсем неожиданно я почувствовал скользящие руки по своим брюкам. Ладони остановились на коленях, как-то игриво поглаживая их через ткань, когда собственной кожей ощутил движение рядом. В ушах все неприятно загудело. Мне одновременно хотелось и не хотелось открывать глаза, но звуки со стороны заставили это сделать. Уставившись на появившееся очертание по ту сторону перегородки, чуть ли не с облегчением вздохнул, но быстро опустил глаза. Вики стояла на коленях, хищно улыбаясь. Ласковым и одновременно опьяняющим взглядом смотрела в самую душу, когда ее руки до опасного безумия уже скользнули наверх, намереваясь добраться до ремня. В легких моментально стало тесно. «Наконец-то она пришла, — хриплым голоском пропела в моей голове, легким движением подбородка кивая в сторону пришедшей девушки. Но глаза Непризнанной все это время не отрывались от меня. — Знаешь, раз тебе здесь не очень уютно, то могу попробовать это исправить… — заметив заострившиеся скулы и вспыхнувший взгляд, она едва слышно хмыкнула, расплываясь в порочной улыбке. Все тело предательски напряглось, когда тонкие пальцы умело начали расстегивать ремень. — Тебе нужно будет лишь вести себя естественно и не подавать виду, — небесные глаза блеснули интригующим огоньком». Ее пальцы только-только успели обхватить уже возбужденную кожу, как моментально захотелось раствориться во времени, обрести необходимую именно сейчас способность становиться невидимым. Чтобы с особой грубостью, присущей ненасытной душе, расположить эту хрупкую и будоражащую сучку на стуле, раздвинуть ноги и очернить священное место нашим шумным дыханием. Безжалостно сжать волосы на затылке, задрать ее голову так, чтобы могла смотреть только на меня, и хорошенько оттрахать за очередное испытание. В данную секунду получилось только тяжело сглотнуть, почувствовав необычную тяжесть в голове. Сосредоточиться на пришедшей девушке, находящейся по ту сторону, на моем задании, которое могу быстро выполнить и больше не переступать порог этого места, уничтожающего изнутри каждую секунду. Сосредоточиться на чем-либо помимо самой настоящей бестии, идеально находящейся между моих ног с уже приоткрытым ротиком, который хочется тотчас заполнить за игривость. Исключительно так, чтобы каждое мое движение, вторгающееся внутрь, сопровождалось слезами по щекам и размазанной тушью по коже. Так развратно, грубо, пошло… Пришлось сжать руку в кулак и испустить мучительный вздох, когда бархатные и мягкие губы Непризнанной нежно обхватили головку. Уже в этот момент казалось, что весь мир накренился. Втягивающие движения заставили скулам принять более острые линии, а желанию поскорее закончить с заданием — нетерпеливым. Посмотрев ей в глаза, которые, как и можно было ожидать, все это время искали мои, было огромной ошибкой. Немного одержимое желание трахнуть ее божественное тело прямо здесь и сейчас граничило с нарастающей болью в голове. Но с каждым движением мягких губ, скользящих по члену, она притуплялась, становилась менее заметной. А мое желание хорошенько насадить Непризнанную на себя — более реалистичным. — Святой Отец, простите меня, но я… — раздавшийся голос девушки прервался, словно на какой-то момент она засомневалась в том, чтобы признаваться в своих деяниях. Поэтому сделала глубокий вдох, успокоившись, и произнесла намного тише: — Но я согрешила. Раздвинув ноги шире, я пытался сосредоточиться на словах девушки, которые скорее напоминали несвязную цепочку слов, чем признание. Хотелось рычать от чувства беспомощности, когда Непризнанная, явно наслаждающаяся моей реакцией, увеличила напор. Движения головы ускорились, как и глубина ощущений, сбивающая от выполнения поставленной задачи еще сильнее. «Обещаю, когда она уйдет, от тебя живого места не останется, — скорее всего, в ее голове это прозвучало с рычанием, обещанием неминуемого». «Тогда быстрее заканчивай с ней и натяни меня на свой член, — удивительно соблазнительным и низким голосом прошептала. Казалось, что жарче не могло быть, но ее слова точно огнем обуяли все тело, каждый сантиметр и так разгоряченной кожи, устремляясь неминуемо вниз. — Используй для своего удовлетворения как игрушку. А я рада буду послужить в таком деле». — В чем же заключается твой грех, дитя? — мне оставалось только мысленно усмехаться, когда голос прозвучал спокойно, словно в данную секунду никакой разврат своим бесстыдством не касался стен всей церкви. По ту сторону четко послышался тяжелый вздох. Я не видел, но будто чувствовал смущенное и неуверенное ерзанье девушки на табуретке, сильное волнение, заполнившее каждый уголок взволнованной головы. — Я понимаю, мой грех ужасен… — тихо начала она, снова тяжело вздыхая и делая паузу. Словно от этого станет легче. — Но я действительно раскаиваюсь в содеянном, каждый день ощущаю на себе давление сверху, словно в любой момент на мою голову должны обрушиться небеса… — снова тяжело вздохнула. — Я изменила своему мужу. Через нарастающую пульсацию в голове на моих губах расплылась истинная ухмылка дьявола. Стараясь громко не дышать от очередного движения языка Непризнанной, который своей умелостью отдалял куда-то от границы реального и происходящего, тихо поинтересовался: — Как же это случилось? — Я до сих пор помню этот день, как будто он был совсем недавно, — голос девушки принял задумчивые нотки, растягивающие. — Обычное раннее утро, пробежка в парке, которую я совершаю каждый день. Раньше не замечала никого, кто занимался подобным. Но одним днем, пробегая вдоль очаровательного вида природы, я услышала приятный мужской голос через наушники в ушах, привлекающий внимание, — я едва сдержал насмешливый смешок, сжимая и разжимая кулак, когда девушка замолчала и снова заерзала. Руки Непризнанной переместились выше, проскользнули под рубашку и стали обводить рельефные мышцы, пробуждая предательские мурашки. — Именно тогда познакомилась с ним, нашла общие темы для разговора и каждое утро с приятным трепетом в груди выходила из дома… «Какая она молодец, — ласковый и заигрывающий голос ворвался слишком неожиданно, из-за чего слегка наклонил голову к Непризнанной, словно таким образом можно было лучше услышать. — Нужно задуматься… Кажется, теперь и я буду почаще прогуливаться во дворе школы, чтобы встретить кого-то подобного.» «Ты там никого не найдешь, кроме меня, — сжал челюсти и выровнялся, смотря через прорези на свое задание, которое хотелось поскорее довести до окончания. — Непризнанная, не разбрасывайся опасными словами в моем присутствии, даже в своей безумной голове. Они могут иметь катастрофические последствия.» Но она только безразлично хмыкнула, выпустила член и прижалась к головке припухшими губами, сладко посасывая. Черт, она действительно создана для того, чтобы уничтожать меня в пух и прах. — Я перестала замечать, что привязывалась к нему, постоянно искала встречи. Да даже во время пробежки сокращала между нами расстояние, чтобы быть как можно ближе. И радовалась тому, что получала взаимность, совсем забыв о муже… — ее голос начал дрожать, предвещая слезы, но через несколько секунд, успокоившись, прозвучал таким же, каким и был: — Мне захотелось побегать не только утром, но и ночью. Поэтому мы договорились о вечерней пробежке и встретились в том же парке. Было абсолютно безлюдно, свободно, хорошо… Я и не заметила, как за смехом последовали особенные переглядывания, как за легкими прикосновениями к моей руке — приятная дрожь… Возможно, в тот момент настал какой-то особенный пик напряжения между нами, что я не смогла устоять перед грехом, — горечь ее слов звучала в моей голове постоянно, почти все признание, но сами слова — то, как именно она об этом рассказывала, говорили о другом. Призадумавшись, я улыбнулся уголком губ и наклонил голову в сторону перегородки. — Мы отдались разврату прямо среди деревьев, позабыв о приличиях, обо всем на свете… После этого я оборвала общение, перестала выходить на связь… Периодически вспоминала об этом и молила о прощении. А возможно ли вообще его получить? — вопрос прозвучал с неприкрытой надежной, сильным и нерушимым сожалением. Но было ли оно настолько честным, насколько и ее слова? — Прелюбодеяние — один из самых тяжелых и страшных грехов, — в какой-то момент по моим венам будто прошлось тепло, притупляющее общее состояние в церкви. Мельком взглянул на Непризнанную, глаза которой горели в заинтересованном ожидании. Тихо усмехнувшись, обхватил за голову, с наслаждением погрузив пальцы в шелковистые волосы, и сам начал управлять движениями. — Тяжело отмыть грех только внутренним сожалением, но настолько ли оно правдивое, каким пытается быть на самом деле? — заметив, что ее лицо приняло удивленное и ошарашенное выражение, подкрепил свою мысль окончательно. Мне нужно только одно: изменить ее жизнь, заставив верить, что мимолетная интрижка, вспышка пожара и страсти — ее настоящая судьба, ожидающая своего законного времени. — Что вы имеете в виду? — спросила девушка осторожным и тихим голосом. — Я чувствую вашу вину, но не ощущаю ее до конца. Вы словно до сих пор в том моменте, до сих пор мечтаете… Словно поступаете так, как считаете правильным, заставляете себя думать так, как надо, когда втайне хотите совсем другого. Ее поникший вид казался ужасно жалким, но мне нравилось смотреть на нее такую, зная, что это именно то, что нужно. Поправив волосы какими-то растерянными движениями, ее глаза, наполненные страхом — едва заметным, спрятанным глубоко-глубоко внутри, устремились вперед, в пустоту, видимую только ей самой. Прозвучавший голос разнесся по помещению с отчетливым поражением, признанием самой себе: — Возможно, — заметно нервничая, стала поправлять одежду, разглаживая незначительные складки подушечками пальцев. — Только с ним я почувствовала то тепло, о котором воображала всю свою жизнь… Нереальные, граничащие с сумасшествием ощущения. Хотела окунаться в них вновь и вновь, не зная перерывов и отдыха. Но постоянно напоминала самой себе: это грех. Непростительный, ужасный… Запретное и недосягаемое, просто невозможное. — Иногда в нашу жизнь приходит человек, который с легкостью может отодвинуть другого, открывая совсем новый для нас мир, — едва сдерживая наслаждение, сжал волосы немного сильнее, слегка подаваясь движениям Непризнанной, постепенно сходя с ума. — Возможно, он пришел в вашу жизнь, чтобы исправить те дни, которые считались самыми счастливыми. Советую задуматься над этим. — Получается, мне нужно принять решение? — ее голос казался удивленным, но эта чертова надежда… Она пропиталась в стены, в воздух, во все находящееся здесь. — Верно. Наконец-то понять для себя и сделать выбор. — Святой Отец, спасибо, мне стало легче, — она встала, не скрывая удивления на лице, но блаженно вздохнула и прикрыла глаза. Словно благодарила это место за выслушивание, за то, что навело на новый путь. Я едва сдерживался, чтобы не усмехнуться. С горящими глазами следил за тенью девушки, постепенно исчезающей в проеме. Как только понял, что она ушла, расплылся в дьявольской улыбке и посмотрел на Непризнанную, которая мгновенно выпустила мой член и хищно улыбнулась уголком губ. Не сдерживая себя в желании и похоти, давным-давно очерняющей это место, поднялась на ноги и присела ко мне на колени, обхватывая ногами с двух сторон. Изогнулась в спине, призывая моим рукам проскользнуть по заманчивым линиям, сжимая и разжимая от нагрянувшего нетерпения. Губы сами по себе прильнули к шее, безумно целуя и кусая, когда ее бедра совершали призывающие к действиям движения, разгоняя уже кипящую кровь по всему телу. Тихое рычание сорвалось с губ, когда я отчетливо почувствовал свой член, безжалостно трущийся об ее промежность. Избегая легкой боли в голове из-за воздействия священного места, задрал подол ее юбки, оттянул ткань трусиков в сторону и хрипло прошептал: — Теперь ты будешь извиваться на мне, как в собственном Аду, прося прошение.Вики
Жар, распространившийся по всему телу… Мне хотелось кричать от блаженства, когда его грубые руки наконец-то овладели мной. Когда желанные губы, произнося самые долгожданные слова, сводили окончательно с ума. Отказываясь соображать, возбуждалась с каждой новой секундой, прекрасно зная, где мы находились и чем занимались. Безумно, откровенно, безбожно, но жалкий стон желания распространился в воздухе, когда его ладонь обхватила ягодицу. Губы прильнули к уху, продолжая горячо шептать грубые непристойности, а мое тело пылало чуть ли не в агонии, когда член с внушительной чувствительностью упирался в горящую кожу. Внутри образовывалась трепещущая пустота, волны блаженства и дрожи, граничащие с безумием. — Чего ты некоторое время назад так страстно желала? — теплое дыхание на коже оказалось гипнотизирующим. Прикрыв веки, я затаила дыхание, вслушиваясь в ускоряющееся биение сердца. Люцифер слышно усмехнулся, сжал кожу и потянул резко вниз, делая именно то, что я просила. Насаживая меня так, как грезила все мучительные минуты утомляющего задания. Дернув бедрами, погрузился полностью, срывая мой тихий вздох, от которого огонь в кровавых глазах запылал безумнее и ярче. — Хочу слышать этот звук каждый раз, когда буду натягивать тебя на себя, — ухмыльнувшись, резким движением обхватил мои ягодицы, ждал до приятной боли и потянул наверх, потом резко вниз, даря неописуемые ощущения заполнения. Я чуть ли не задохнулась в собственном стоне, упираясь руками в грудь и приподнимая бедра, желая испытывать это ощущение вновь. — Боже… — дрожащим голосом выдохнула ему в лицо. Люцифер приблизился, собираясь поцеловать, но вместо этого шлепнул по ягодице. Сжал бедра и снова начал приподнимать и опускать в нарастающем темпе, не обращая внимания на шлепки, кажущиеся все громче и громче. — Такая ненасытная… — очередной шлепок обрушился на чувствительную кожу, возбуждение показалось невыносимым со смесью головокружительного экстаза, разрастающегося внизу. Бедра задвигались в желании чувствовать сильнее и глубже, ища тот самый пик, но Люцифер предотвратил движения, направляя меня и делая те, которые ему хотелось. — Сегодня ты будешь прыгать только так, как я того захочу… — несколько шлепков обрушились в том же месте, заставляя зажмуриться. Горячие губы прижались к шее, покусывая удивительно сладко и жадно, нетерпеливо. Громкие стоны все чаще распространялись в церкви, превращаясь в самую безбожную мелодию. Это явно веселило Люцифера, отчего его руки ускоряли движения. — Если бы это место не воздействовало на меня, то ты бы каждый вечер стонала подо мной здесь. Своим соблазнительным голоском достигала самого грехопадения. В моих руках. — Люцифер… — мучительно простонала, ерзая на нем. — Шлепни меня еще раз, пожалуйста. — Нравится? — грешно ухмыльнулся, шлепая с внушительным звуком. От сорвавшегося всхлипа омуты приняли насыщенный красный цвет. — Ты выглядишь великолепно, прыгая на мне, — одна из рук скользнула по ноге, будто в поощрении гладя кожу, но потом снова вернулась к ягодице и шлепнула. Очередной раз, позволяя внутреннему огню сжирать безжалостно изнутри. Возможно, из-за бесстыдного желания прыгать на самом Дьяволе в священном месте. Или же из-за самого Люцифера, действующего на меня слишком внушительно. Или всё сразу?.. — Я хочу кончить, — сорвавшийся шепот показался невинным, из-за чего последовал очередной шлепок. — Скажи это снова, — властно потребовал, сжимая ягодицы в предостерегающем предупреждении. — Скажи это. — Я хочу кончить… — всем телом прижалась к его груди. Игнорируя руки, задающие определенный темп, в нетерпении заерзала на члене, задирая голову и тяжело дыша. Люцифер мучительно медленно собрал волосы, накручивая в кулак, властно натянул и принялся двигаться со мной в такт, одной рукой сжимая бедро. Изогнувшись, я почувствовала его невероятно глубоко, из-за чего активнее принялась двигаться, позволяя приятному ощущению разрастаться в уничтожающий комок. Чуть ли не рыча, его толчки стали грубыми и резкими. Исповедальня пропиталась запахом соития, неконтролируемого слияния, сносящего обоим крышу. Все тело то пылало, то дрожало в необъяснимой лихорадке. Приятные разряды тока по всему телу ощущались восхитительно прекрасно. Теплота, разрастающаяся внизу, грозила поглотить целиком. Невыносимые, хаотичные движения моих бедер сводили с ума, когда получалось ощущать его еще острее, приятнее. Полыхающий огонь между нами, казалось, обещал пылать еще нескончаемое количество времени, словно пытаясь сжечь в горячем воздухе очередных грешников. Губы чуть ли не дернулись в намеке на грешную улыбку. Мы ими явно были, сливаясь неприкрытыми телами перед священными стенами. Но не для нас. Не для тех, у которых грех являлся незаменимой основой существования. Очередная непристойная мысль заполнила весь разум, посылая сигнал вниз. Мне безумно нравилось понимать, где именно Люцифер меня трахает. Нравилось ощущать в себе мощные толчки под гробовую тишину церкви… Цепочка мыслей казалась бесконечной и опьяняющей, помогающей терять контроль, которого никогда и не было. Приятный спазм образовался внизу с нарастающим напряжением, заставляя меня закатить глаза от наслаждения. Ноги задрожали, когда маленькие разряды расползались по всему телу, но это совершенно не мешало Люциферу продолжать насаживать меня на себя. Только через несколько секунд он замер, издав хриплый и низкий стон. Самое соблазнительное, что я могла только услышать. Горячее тепло моментально окутало внутри, заставляя окончательно обмякнуть в его руках, которые обхватили за талию. Горячее дыхание обдало ухо, отчего я задрожала: — Ты подумала, что этого достаточно для моего насыщения? — низкий, абсолютно хриплый голос действовал возбуждающе, отчего я сжала его член внутри себя, тяжело дыша. — Ты не поверишь, но это только одна из тех поз, которыми я собираюсь осквернить это место. — Как раз верю, — сладко прошептала, ощущая новую волну первобытного желания. Приподняла бедра, дразня. Его руки, внезапно оказавшиеся на них, обещали не одно падение в бездну удовольствия.