Геройские монологи

— Смотри, любезный братец, как горят твои дома! — голос Силсая сочится ядом, а глаза пылают ненавистью и презрением. Он смотрит на близнеца, упиваясь своей властью и болью, которую несёт, и искренняя печаль отражается на лице Менана.       Не то чтобы он был удивлён. Силсай всегда был высокомерен и груб, вспыльчив и жесток. Он не любил никого, кроме самого себя, не уважал никого и ничего, кроме грубой неистовой силы. Соревновался со старшим братом и даже дерзил венценосной матери, и не было ни у кого на него управы — что уже и говорить о тихом неконфликтном Менане.       Менана Силсай никогда не воспринимал всерьёз. Смотрел с презрением, без тени какого-либо уважения. Лишь ядовито шипел да насмешливо ухмылялся, снова и снова пиная младшего близнеца с пренебрежением.       «Слабак»       «Тряпка»       «Не верю, что мы могли выйти с тобой из чрева одной матери и от семени одного отца, ещё и в один день»       «Мне стыдно, что ты мой брат»       Менан солгал бы, если бы сказал, что такое отношение не задевало его. По крайней мере, в детстве, когда он ещё пытался сблизиться с братьями и напомнить родителям о своём существовании. Это потом, намного позже он понял всю тщетность подобных потуг и начал искать себя самостоятельно.       Они никогда не были близки с Силсаем. Близнец презирал и избегал его, предпочитал забывать, что кроме Раилага, у него есть ещё один брат. Сам Менан тоже очень скоро уяснил, что они слишком разные с Силсаем, и им никогда не стать друзьями и настоящими братьями. Однако всё же...       Менан был мягким. Силсай считал это пороком, слабостью, с которой необходимо бороться. Оттого ещё больше насмехался над братом, упрекая в отсутствии мужественности и силы. Сам Менан готов был поспорить с ним, но поступал мудро, игнорируя упрёки чужого невежества. Да, он был мягок, но отнюдь не той мягкостью, что делала его бесхребетным и податливым. Он просто был добр и сострадателен, и он тянулся к своей семье даже несмотря на то, что она сама отвергала его. И Силсай, грубый, резкий, невыносимый Силсай, тоже был её частью.       Как бы Менан ни старался, он не мог перестать считать Силсая братом. И Силсай, конечно, знал об этом. Нагло пользовался, снова и снова ударяя в больное место, торжествуя и упиваясь болью, которую нёс близнецу вполне осознанно и желанно. И Менан не был удивлён. И честно говоря, он не знал, насколько велико его сердце и где та грань, шагнув за которую Силсай подпишет себе смертный приговор.       Удар по его цитадели был ожидаемым шагом. На ком ещё садист захочет сорвать свою злость, как не на ненавистном младшем брате? Раилага он опасался, но что мог противопоставить ему Менан, слабый и мягкий? Принести боль и страдания в его дом, пролить его кровь — смотри, любезный братец, как сильно я ненавижу и презираю тебя. И всё, что ты можешь получить от меня, — слёзы и разрушения.       Менан не был удивлён — лишь глубоко опечален. Теперь ему предстояло отстраивать свою столицу заново. Но одно дело восстановить из руин дома и совсем другое — жизни, которых не вернуть. Пускай Силсай мстил ему за все свои обиды, но для чего было подвергать страданиям его людей?!       Йешад превратился в руины. Прицельный удар снёс половину города, похоронив под собой десятки, если не сотни чужих жизней. Те, кому посчастливилось уцелеть, спрятались в тоннелях за городом, и это был долг Менана найти их и утешить. Хотя что он мог сказать и сделать теперь, когда родной брат принёс такое горе и беду в его дом?.. — Милорд! — голоса и стенания сливаются в один поток боли и надежды, и какая-то эльфийка тянет к нему руки, плача от радости и облегчения: они всё же не одни.       Менан смотрит на них, на жителей своей столицы. Некогда процветающий город, пусть не настолько населённый, как города братьев — теперь от него осталась лишь горстка беженцев. Голодные, уставшие и обездоленные — и всё это из-за злобы и слепой ненависти того, кого Менан звал своим братом. За что? — Милорд, это ловушка, — в голосе эльфа, чьего имени Менан не знал, сквозила горечь. — Мы стали лишь приманкой — демоны окружили нас и вас вместе с нами. Они перебьют всех нас. — Вот как? — горечь искривила губы, и в глазах Менана читалась усталость. — Ну что ж, в таком случае, пусть попробуют, — он повёл плечами, оборачиваясь, и маска ледяного хладнокровия заставляет кровь стыть в жилах.       В своём цинизме, жестокости и слепой ненависти Силсай шагнул слишком далеко, и даже терпению Менана пришёл конец. Он никогда не был слабым, что бы там брат себе ни думал, и кучке демонов было не сломить опытного и могущественного колдуна. Силсай хотел достать Менана? Что ж, он наконец-то добился своей цели. — У меня больше нет брата, — холодным металлом сверкают глаза, и Менан выходит в схватку один на один со своим злейшим врагом.       Раилаг справляется с владыками демонов, и Силсай ухмыляется едко, глядя на невозмутимого близнеца с насмешкой и вызовом. «Ну же, что ты сделаешь мне, слабак?» — так и читается в его глазах, и Менан делает вдох. Ты хочешь знать, на что способен любимец Силанны, прошедший сквозь боль посвящения и отречения?       Битва завершается намного скорее, чем Силсай рассчитывает. Младший брат-неудачник возвышается над ним, приставив клинок к горлу, и смотрит прямо в глаза. Ловит в них изумление и — впервые — тень уважения. — Давай, братец, убей меня, — он скалится — у него остался последний беспроигрышный козырь, и губы Менана кривятся в горькой усмешке.       Он качает головой, пряча тонкий клинок кинжала в рукаве. Смотрит в торжество на искажённом злобой лице, и вновь усмехается горько. По-прежнему он не может убить брата. Нет, не так. Он не может убить демонопоклонника, продавшего душу Ургашу, ведь это будет означать лишь одно: он освободится от оков Порядка и возродится в Шио, из которого будет приходить снова и снова, и снова.       Наказанием ему должна быть соответствующая кара. Вечное гниение в сырой, холодной, тёмной тюрьме, из которой нет и никогда не будет выхода. Для тщеславного гордеца вроде Силсая это будет вдвойне мучительное воздаяние. За каждую отнятую жизнь и за каждую искалеченную судьбу он будет гнить в безумии и одиночестве — достойная кончина, несомненно. Или всё же Менан пытается обмануть самого себя?..       Он едва заметно хмурит брови и встряхивает головой. Моргая, глядя вглубь тёмного коридора, в начале которого стоит, вздыхает и разворачивается, уходя, так и не дойдя до места назначения. До камеры, где отбывает пожизненный срок брат, переставший быть братом. И Менан не знает, правильно ли поступает в действительности. Ведь Силсай, униженный, но несломленный, по-прежнему опасен и ненавидит его ещё сильнее, чем прежде, а в глухой тюрьме, в одиночной камере тихо убить его было так легко и просто...       Менан вздыхает и снова откладывает этот вопрос на задворки собственного сознания. Определённо, он пожалеет об этом, о собственном малодушии и мягкости, наконец-то обернувшейся слабостью. Но несмотря на всё причинённое зло, он всё также не может убить своего брата. Пусть даже уже давно и не считает его братом.