I miss you, my friend (оригинальная версия)

Страшно, странно, непростительно. Безумно опасно. Как он вообще докатился до того, чтобы пытаться использовать нечестивое искусство некромантии? Но это факт — вот они, вместе стоят в одном из закрытых помещений Синдиката, куда порой прорываются монстры, а Джордж только прохладно улыбается, глядя на их бренные останки. Ранбу вздохнул. Ответ очевиден — он докатился сам. Своим согласием. Своим недеянием. Своим словом. — Знаешь, я хотел бы снова найти кого-то, кому смогу доверять, — бросил Джордж, почти любовно поглаживая ткань собственного плаща, свободно лежащую на плечах. Джордж не смотрит на него, Ранбу не чувствует направленного внимания. И говорит он так тихо… Как будто сам с собой. Ранбу замялся, нервно дёрнул хвостом. Промолчал. Джордж закрепил плащ застёжкой в виде визера. Как у Техно. У него тоже такая была, но где — Ранбу не помнит. Иногда это пугает. Возможность всё забыть. — Ты хочешь доверять? Звучит наивно, — решившись ответить, эндермен склонил голову набок, не спеша устанавливать зрительный контакт. — Ты веришь величайшему предателю предателей, Джордж. — А ты веришь мне, — тот убрал в сторону маску, которая всё ещё заставляла его дрожать, попытался проморгаться открывшимся глазом, из которого вытекла прозрачная капелька — слеза. Вероятно, из-за того, что по рецепторам резануло светом факела, который они принесли. Джордж вытер свои руки о ткань свитера, наткнулся на свисающие на цепочке очки. Как-то неопределённо хмыкнул, цепляя их на нос. Ранбу слабо разбирается в человеческой психологии, но за прошедшее время заметил, что вытирает руки Джордж постоянно. Чистые руки. Наверное, это должно что-то значить, вроде того, что на его руках были раны, грязь, или кровь. Таббо, его дорогой Таббо, тоже постоянно тянется к своим шрамам, чтобы их потрогать — будто не может осознать их наличие до сих пор. Ники, Немезис, временами обхватывает ладонями горло, скрывая признаки удушья и паники. А Томми, Тесей, вечно заматывает верхние конечности эластичным бинтом. Стоит ли говорить, что синяки из-за неправильной перевязки у того сходят неделями, раны заживают с трудом, кровоток вовсе бывает перетянут, что может привести к обморокам. Перевязывать руки друг никому не доверял, страдая из-за этого. Но вот Джордж… У Джорджа на теле не должно быть ран. Тот не выглядит человеком, который привык получать их. Джордж не такой маленький, как его дорогой Таббо, но выглядит гораздо слабее — со своими чистыми руками и постоянно грустным лицом, со своей бледностью и меланхолией, которая делала давнего недруга тенью себя самого. Ранбу не смог бы утверждать наверняка, он не знал этого человека близко. Просто среди всех этих добрых людей, которые вопреки пережитому ужасу продолжали улыбаются и радоваться всему вокруг, Джордж выглядел живым мертвецом, даже когда пытался сказаться своим, присоединяясь к общему веселью. — Я верю тебе, но вера и доверие не всегда означают те же вещи. Знаешь, Гоги, я говорю сейчас честно. Твой друг никогда не был честен с людьми, которых впускал в своё окружение. Он не был честен с друзьями. С народом. С тобой, — прощупал почву Ранбу, кидая осторожный взгляд на собеседника. За затемненными стёклами не было видно, но в чужих глазах ему почудилась искренняя ненависть. — Дрим не был честен, — спокойно подтвердил Джордж, чей тон не изменился ни на йоту. Он стянул очки с переносицы, потёр её двумя пальцами. Продолжил что-то раскладывать на принесённом со склада столике, пока Ранбу помогал со светом, удерживая факел. Джордж расстелил поверх тёмного дерева зелёную ткань, разложил три книги — обычные, без названия. Ранбу, возможно, посмотрит их. Ему стоило бы сделать это. Позже. — Знаешь ли ты, почему Дрим не был честен? — ухмыльнулся собственным мыслям Гоги. — Он никому не верил из-за предательства. До всего, ещё до постройки Пандоры, мы подвели его, Ранбу. Мы обманывали, предавали и подставляли. Превратили место из его мечтаний в ад на земле. Мы разочаровали его, и я не собираюсь больше сидеть в стороне. Я хочу вмешаться. Плевать, что я обязан быть нейтрален. Я не король больше. Эрет обязан. Я — нет. — Это ошибка, — Ранбу покачал головой, перекатывая между пальцами бусины своих чёток. Ладонь защекотала монохромная кисточка. Бу наклонился к собеседнику ближе, посмотрел испытующе. Засверкала маленькая корона под светом неверного пламени. Эндермен вдохнул, прежде чем смог продолжить. — Ты пожалеешь о своём слепом доверии, Джордж. — У нас сделка, — хмыкнул тот. Ранбу вздохнул, ссутулился. Только буркнул в подтверждение: — Я знаю. Джордж ему не нравился. Наверное, это было взаимно.

Но Гоги не обратил внимания на его недовольство. Лишь хмыкнул чему-то, покачав головой.

***

Здесь стоит его личный замок. Место, которое помогали строить друзья. Под ногами во все стороны света расстилается его королевство, которое, наконец, обрело покой. Вокруг него — тронный зал, такой красивый, как он всегда и хотел. Он любил это. Обожал, если говорить с собой честно. Чувство принадлежности. Ощущение власти. Ради того, чтобы стать королём, Эрет когда-то продал врагу совесть и собственную воинскую честь. Да, после он терзался стыдом, жалел о том, что подставил под удар товарищей, пытался искупить свою вину, но о том, что получил, он не жалел никогда. Когда ты стоишь на вершине, ты способен изменить мир. Когда ты поднялся из низов, то знаешь, что можешь исправить и улучшить. Когда ты находишься на стороне врага, то начинаешь понимать его мотивы и можешь помочь друзьям в нужный момент, оставаясь, для вида, нейтральным. «Предатель однажды — предатель всегда, как думаешь, король Эрет?» — глумится совесть голосом Дрима. Он качает головой. Нет. Возможно, с этической точки зрения он поступил неправильно там, в Контрольной Комнате, предавая всех, кто в него верил, но Эрет не подвергал сомнениям собственные убеждения и слова. Л’Манбург действительно был ошибкой. Дрим — ужасным человеком. Томми — самой надеждой во плоти... А Эрет — хорошим правителем. Он вздохнул. Выдохнул. Погладил полокотники изящными пальцами. Если бы у Эрета спросили, считает ли он своим грехом предательство, ответ они получили бы отрицательный. Предательство было единственным вариантом, который привёл ситуацию к мирному исходу. Она поступила единственно-верным образом, и если бы однажды люди потребовали повторить свой выбор, он бы сделал это без промедления. Если бы у Эрета спросили, изменил бы он хоть что-то в этой жизни, она бы… — К тебе гостья, лорд Эрет! — чуть насмешливо прозвучал голос Панза. Стойте, нет, подождите… Что в замке гордости делал сам Панз? Посторонние мысли вымерло из головы очень быстро. Он увидел её. Паффи. Своего дорогого капитана, Кару, верного старого друга! Боги, его дорогая Паффи… Эрет скучал по ней. Паффи, судя по виду, уставшему и неверящему, тоже. Наплевав на всякую субординацию, Эрет побежал к ней, и, едва не споткнувшись о собственный плащ на ступеньках, заключил девушку в крепкие объятия. Кара вцепилась в его камзол подрагивающими руками. Плечо его промокло. Эрет посмотрел на Панза, который так и стоял в дверях, опираясь спиной о косяк. Наёмник кивнул на выход, указал на часы. Затем поднял два пальца и отошёл, прикрыв за собой двери. Король погладил подругу по подрагивающей спине, уткнулся носом в пушистые волосы. Панз желает встречи через пару часов? Что ж, он придёт. Как раз хватит времени, чтобы Паффи пришла в себя. — Эрет… — девушка всхлипнула, резко выдохнула, опустив голову ему на плечо. На пол упала капитанская шляпа, отлетело в сторону сломанное перо, главный элемент украшения. — Эрет, я хочу снова вступить в твою гвардию, нам нужно защитить страну Дрима, нам нужно, нам, нам!.. Он только сильнее прижал девушку к себе, пробормотал что-то успокаивающее. Поглаживая Кару по волосам, он шептал, что всё будет в порядке. Кара расскажет всё, когда успокоится. В такие моменты не нужно требовать истории, стоит просто помолчать. Нужно найти в себе точку спокойствия, но не стоит искать в одиночестве. В такие моменты нужно просто побыть вдвоём — и Эрета стоило бы посчитать ужасным человеком, откажи король в помощи своему дорогому другу.