— Прими мою клятву, Эрет! — просит Паффи, сложив ладони лодочкой и склонив голову. Она гордо стоит перед ним на коленях — как и вчера, и позавчера, как и всю неделю до этого.
Понять, о чём давняя подруга думает, сложно, но сдаваться — определённо не стиль Эрета. Эрет пытается. Пытается принести мир — если не на свои земли, то хотя бы в умы друзей и соратников. В этот раз, с Паффи, не выходит. Не получается вообще ничего.
В мудрых книгах сказано — «не помочь тому человеку, коий не жаждет помощи от брата своего». Вероятно, Паффи действительно не жаждет помощи. Вполне возможно, что пока не готова. У Эрета в голове нет ни капли уверенности в том, что же делать с Паффи. Владыке Эрету не нужны воины. За своего короля и без долга службы вступится любой из его подданных — просто потому, что любят. Потому что они — семья.
Эрет смотрит на Паффи — всё ещё коленопреклонённую, протянувшую к нему руки в поисках чего-то… Возможно, ей не хватает тепла, но и духу признаться в том не хватает?
«Логично» — проносится мысль в голове. — «Они с Дримом в этом так похожи, хоть и не являются роднёй в привычном понимании…»
Он едва подавляет желание перекреститься, вспоминая о своём «благодетеле». А ведь Паффи со своим не-сыном действительно слишком похожи. Хотя бы своей непредсказуемостью. Неизвестно, чего от обоих ждать. Если не дать ей, чего она хочет, что же капитан предпримет?
Не очень хочется проверять.
Девушка неверяще поднимает глаза, когда Эрет перехватывает её ладони своими, приняв наконец решение.
— Я принимаю твою клятву верности, Кара, — под звуки его голоса Панз раздражённо щурится из тёмного угла, постукивая когтями незеритовой перчатки о незеритовые же наплечники. — Будь поддержкой и опорой королевской власти, Паффи.
Будь достойным представителем нашей семьи.
Та без слов целует ему руку, мягко улыбаясь.
***
— Ники?
— Уилбур…
Она пропускает мимо ушей восклицание о правильном варианте нужного имени. Уилбур, Гостбур, Президент Сут… Да хоть зелёный человечек с планеты Нибиру!
Роль как раз вакантна, а то, что он синий… Ну, мало ли, от чего призраки зеленеют. Впрочем, технически, несмотря на всю свою Синеву, он серовато-жёлтый, что можно трактовать по таблице сочетаний, как явление, что туманит рассудок, не оставляя на спасение ни единого шанса.
Гостбуру это подходит. Такой ведь и есть — обманчиво добрый, обманчиво бледный, обманчиво нежный образ безумца. Доброе слово найдёт для любого, светлую улыбку — для желающего пообщаться, а пустой взгляд отойдёт тому, кто знал Уилбура живым. Кто был слишком хорошо знаком с гранями его личности.
У Уилбура красивые карие глаза и буйные тёмные кудри. Иногда его взгляд будто бы загорается, темнеет изнутри, приобретая глубокий багровый оттенок, а на солнце горит расплавленным золотом. Перед смертью взгляд этот полыхал диким тёмным огнём. Глаза Гостбура пусты и бессмысленны, как у снулой рыбы. Почти больно, невозможно смотреть.
Она чиркает в книге пару слов, прежде чем выйти из-за стола. У неё много таких книг, столов и сундуков в этом маленьком скрытом городе. Мысль может настигнуть её где угодно, нужно быть готовой ту записать, прежде чем упадёшь в обморок от голода, и…
Вообще-то, — с удивлением понимает Ники, — она давно не забывала поесть и не теряла сознания, не путалась в датах, не резала руки и не пыталась спрыгнуть с высоты. С тех пор, как вступила в Синдикат? Кажется, да?
Она не знает.
Ники давно уже ничего не ждала и не надеялась на исцеление. С тех самых пор, как её бросила даже, казалось бы, влюблённая Паффи. Ники была недостаточно хороша? Недостаточно весела для неё? Нездорова? Она не знала.
Тогда, поймав Техноблейда и Филзу за странным разговором и осознав, что влезла, куда не следует, она ожидала от старых врагов Л’Манбурга разве что милосердной смерти. И они даже оправдывали её ожидания — а потом признались, что это было лишь испытание, которое она и тот долговязый мальчик, Ранбу, достойно прошли.
Она удивилась тогда. Она растерялась. Она не поняла, почему они — старый враг и незнакомец — к ней так добры. А потом поняла. Они не враги ей. Они враги её старой, уничтоженной родины: несчастной, несправедливой, безрассудной в своей неравной борьбе страны, падению которой она помогла.
«Ты молодец» — сказал ей Техноблейд, когда узнал об этом. — «Анархия лучше подобного порядка.»
Она не знала. Не знала, прав ли он.
Знала Ники только одно. В Синдикате ей как нигде захотелось жить.
— Никитá? — Гостбур, не дозвавшись до неё, достал из кармана кривоватую кнопку, кое-как поместил её на стену из серого грубого камня…
Да как он вообще что-то при себе носит? — Помнишь, мы сидели в похожих пещерах вместе? Я и ты. Где-то в ногах, у огня, грелся Томми в моём плаще. Я помню множество кнопок, кучу некрепких верёвочных лестниц, деревянные мостки, с которых в полутьме можно легко свалиться, хотя Дрим никогда не падал. И даже несмотря на ветер и темноту… Было тепло, помнишь? Ники?
Она обнимает себя за плечи, поглаживая чистый, целый, но всё-таки — тот самый плащ. Гостбур прав в одном. Это было тепло. Мирные секунды в войне. Немного доброты в океане боли.
В груди неожиданно колет. Да, Синдикат исцелил её, но раскрываться им и впускать в душу — страшно. Она благодарна, но…
Ники в ужасе от мысли, что доверится своей новой семье — и снова останется одна.
***
— Скажи, Джордж, откуда ты взял этот ритуал?
Ранбу мягко кладёт свои руки ему на плечи. Тот осторожен, вроде бы демонстрирует жест поддержки и участия. Не то чтобы данный факт делал лапищи этого чудовища менее цепкими и сильными. Эндермен, даже если он, в отличие от большинства сородичей, разумен, не может не вызывать опасений.
Ходят слухи, что Ранбу полукровка. Не то чтобы Джордж им верил, да и слышал их только раз от каких-то мутных людей, вместе со слухами о том, что королева Эрет нашла себе супруга, а преступник Дрим сбежал из тюрьмы. Пф. Королева Эрет… Каков бред!
Он не будет думать о Дриме. Он не может думать.
Джордж редко видел настоящих выходцев из Энда вблизи, скорее вообще не задумывался об их существовании, зная, что без контакта глаза в глаза те не нападут. В сравнении с ними, Ранбу… Что ж, тот скорее походит на альбиноса, чем на хоть какое-то подобие человека. Ранбу мог бы показаться человечным, но нет же! Сам себя выдаёт!
Ранбу хлестает всё вокруг длинным хвостом с кисточкой на конце, держит свои когтистые лапы так, словно готов напасть и оцарапать любого. Он прядает ушами, стоит только прозвучать постороннему звуку. Совсем как животное.
Ранбу порой гуляет ночами в окружении странных лиловых искр, которые кажутся разумными и отлетают туда, где эта тварь вскоре появится в вихре телепортации, глядя потемневшими немигающими глазами на очередной принесённый с улицы кусок дёрна. Он ходит во сне — объясняла Ирис. Это ненормально.
Ранбу слишком широко раскрывает пасть при зевке, иногда пробует воздух удлинённым, слишком тёмным для человека языком, и как будто бы нарочно сверкает перед ним острым частоколом белоснежных зубов. Он не угрожает так. Возможно.
Джордж ослабляет ремни, стягивает расколотую маску, положив её на раскрытые страницы книги с зарисовкой их старой команды. Он не уверен в своих мыслях. Возможно, он неправ. Вероятно, будь он добрее, Ранбу не демонстрировал бы агрессию в простейших непроизвольных жестах. Возможно, если бы Джордж не считал это существо кем-то вроде полуживотного…
Он выдыхает. Бесполезно. Он не боится, но не найдёт в себе сил измениться. Джордж боялся бы раньше. Менялся бы раньше. Сейчас — нет.
— Джордж? — великовозрастный мальчишка напоминает о себе, встряхивая его за плечо и разжимает хватку, беспокойно соединяя указательные пальцы перед лицом.
— Я знаю ритуал воскрешения от Гостбура, — раздражённо бросает он, потирая шею и раздумывая, насколько сильные останутся синяки от пальцев этого… Ранбу. — Понятия не имею, откуда его знает этот чёртов Сут!
— От меня, — звучит третий голос, когда приоткрытая дверь и вызванный ею сквозняк едва не задувает единственный факел в его руках. Джордж кидает косой взгляд на Филзу, делает глубокий вдох. И правда, в этой комнате душно. И жарко, наверное проблемы с вентиляцией… Он не замечал. Он вообще мало что замечает.
Они так и не починили крепления для факелов на стене, хотя бывают здесь довольно часто. Наверное, к следующему визиту нужно будет принести инструменты. Нужно будет погнуть несколько полос металла и взять скобы, притащить дощечки подходящего размера, а ещё…
Джордж хлопает глазами, вздрагивая от щелчков прямо перед носом. Оказалось, он сам по себе уже принял кусок свежего мяса и лепёшку, завёрнутую в пергамент. Джордж переложил пергаментный свёрток из руки в руку, пытаясь остудить. Тот был горячим.
Он с удивлением глянул на Филзу, который успел протянуть и Ранбу такой. Мужчина покачал головой, глядя на композицию на столе и вокруг него, на притащенный неизвестно откуда лаймовый коврик с белым узором.
— Твой друг никогда здесь не был, помнишь? — мягко говорит Фил, сверкая голубыми, какими-то очень глубокими глазами из-под панамы. — Ты принёс его личные вещи, у тебя есть символы в его цветах, но это место никогда не было для нашего союзника важным. Не было дорогим.
Филза молчит, поглаживает бородку, глядя то на Ранбу, то на самого Джорджа. Ранбу вздрагивает при упоминании имени Дрима. Джордж на секунду сжимает висящие на цепочке очки, которыми очень хотел бы скрыть направление своего взгляда.
— Дрима здесь не было, я знаю, — он кивает, встречаясь взглядом со своим собеседником. — Но ему не были важны места. Важны были люди. Семья.
— И что тогда, строиться на могилах? — еле слышный шёпот Ранбу заставляет Джорджа вздрогнуть и сжать кулаки. — Тот, кто дорог Дриму, долго не живёт.
— Хватит его дома. Места, которое ваш друг считал безопасным, — качает головой их советчик, явно всё расслышав и усмотрев в их разговоре.
Ранбу уже не слушает, пережёвывая принесённую еду. Фил одобрительно кивает, приобняв того крылом и потрепав по макушке. Мужчина разворачивается, делает шаг к двери, собираясь из покинуть.
— Спасибо, Филза! — бросает Джордж ему в спину, отчего тот замирает и оборачивается к нему лицом. — Но я не уверен… Если всё сделать правильно — ритуал сработает?
— В это верили люди, которые меня ему обучили. Если сделать всё правильно… Возможно, нужно искреннее желание? Правильный набор предметов? Вера?
Филза отвёл глаза.
Джордж отвернулся, скрывая взгляд за давно не стриженными волосами. У него есть личные вещи Дрима, отрезы ткани нужного цвета, он знает, какие были у друга слабости, что он любил, какой смысл вкладывал в слово семья. Но хватит ли этого?
Он не знает.
