***
— Здрасьте! Ехать, как грится, надо? — Таксист в фуражке приоткрыл окно машины, несмотря на морозный день. Фигура, стоявшая прежде к нему спиной, обернулась. — Да… Да, мне нужно в Катамарановск, знаете, где это? Только это самое, мне бы побыстрее, если можно. — Катамарановск! Да я и сам оттуда! Запрыгивайте, уважаемый! Покрасневший от холодного ветра пассажир неловко забрался на заднее сиденье. Лицо его чётко отражалось в зеркале заднего вида: человек то и дело бегал глазами туда-сюда, осматривая старенький салон автомобиля. Он дышал громко и сбивчиво, выдыхая клубки пара, что растворялись в воздухе, не успев коснуться воротника тёплой куртки. — Погода сегодня что надо! Настоящая, новогодняя! А Вам я обогреватель включу, вы расслабьтесь, не стесняйтесь! — Таксист изучающе разглядывал человека в зеркале. Тот сидел, уткнувшись в пол. — Что-то вы грустный совсем! Вы не грустите, хорошо всё будет, как грится! Новый год на дворе! А вы, кстати, чего в Катамарановск едете? В первый раз, аль были уже? Пассажир наконец поднял голову. Глаза у того были страшно грустные. «Прямо как у Игоря с утра…» — Я, голубчик, в Катамарановске вырос. Детство там моё прошло. А как уехал, так с тех пор ещё и не был там ни разу… Решил, вот, приехать наконец… Да. — О как! Ну, как грится, никогда не поздно ошибки исправлять! Я вот, помню, в студенчестве своих родных редко навещал. Но зато как рады они были, когда я приезжал! Такие моменты бесценны, я считаю. Так что это Вы правильно сделали, уважаемый, что решили Новый год в родном месте справить! А люди то ваши любимые как рады Вам будут! Ух! Пассажир неловко улыбнулся. — Да, голубчик, эт правильно… Ошибки исправлять не поздно. Надеюсь, в моём случае тоже. Жилин, наконец расслабившись, взглянул в окно. Дело было ближе к полудню, и белые сугробы слились с небом в единую цветовую гамму. Насколько Серёжа себя помнил, в такую погоду ему всегда страшно хотелось лечь и проспать весь день. С тех пор ничего не изменилось. Сергей устало зевнул. На самом деле начало дня успело вымотать Жилина. Мужчина чуть было не опоздал на самолёт, а затем и вовсе чуть не позабыл свои вещи в салоне. Стюардесса ещё, помнится, усмехнулась, мол, молодой человек, наверное, к девушке своей спешит, бедняга. Серёже, конечно же, оставалось лишь фыркнуть, натягивая тёплую шапку пониже. Правда, уже на улице он понял, что работница была права. Вот только не угадала лишь с пунктом про девушку. — А лицо у Вас, кстати, знакомое. — Звонкий голос вырвал Жилина из мыслей. — Чувство такое, будто видел Вас. — Ну так, голубчик, я же жил здесь когда-то. Может быть, видались уже. Правда, если это действительно так, то я завидую Вашей памяти. — Эт да, эт вы правы… Город-то небольшой, как грится, все друг друга знают. Я вот всех знаю! Оно и неудивительно, я же, что называется, каждый день кого только не вожу! Сегодня вон все из Катамарановска рвутся уехать, Новый год справить где получше. А вы наоборот! Уважаю! — Что, всех знаете? — А то! Знаете, люблю людей. Возишь их, а они все такие разные, с разным настроением… Кто счастливый весь едет, кто грустный. Я со всеми поговорить пытаюсь: очень уж мне нравится с людьми общаться. Кто грустный, того подбодрю, кто счастливый — с тем счастье, что самое, разделю. Вот вы, уважаемый, грустный какой-то, а ведь едете в родной город. — Да не в город я еду… Жилин почувствовал резкое желание открыться водителю. Вывалить всё, что накопилось на душе: про Игоря, про письма эти проклятые, про то, что боится. Боится, что поздно уже. Слишком. — К человеку еду одному. Только он меня, наверное, не помнит уже. Серёжа заметил, как таксист неловко поджал губы. — Но ведь сами сказали, никогда не поздно, верно? — неуверенно продолжил Жилин. Водитель почесал голову, смахнув козырёк зимней фуражки вбок. — Конечно, уважаемый, конечно верно… Я вот с утра человечка одного подвозил — вот у него ситуация безвыходная. Бедолага совсем расклеился. Представляете? А человечек он хороший, я-то его знаю… Такие глаза у него печальные были, у меня аж сердце разрывалось… Пассажир замолчал. На самом деле, Жилину всё больше казалось, что, конечно же, никакой Игорь не ждал его каждый год все эти двадцать лет. С чего он вообще возомнил, что он единственное, что есть в жизни Игоря? За столько лет Катамаранов уже наверняка нашёл себе семью, живёт счастливо, а о Жилине позабыл как о страшном сне. А Серёжа сейчас придёт как дурак, и его, Серёжин Игорь, этого самого Серёжу и не узнает даже. Потому что уже давным давно не Серёжин. Но маленький огонёк надежды, горящий где-то в глубине души, не давал покоя. Согревал — нет, скорее, обжигал неким чувством, что, быть может, не всё ещё потеряно.***
— Серёг, выходи! — босоногий мальчишка в майке размахивал оранжевой кепкой, не спуская глаз с окна квартиры на пятом этаже. Вообще, обычно Серёжа вставал рано, но сегодня, видимо, решил проспать до обеда. — Серёга!!! Наконец за окном показался силуэт. Сонный мальчишка открыл окно, потирая глаза. — Игорёш, ты чего кричишь? — Сер-рёг, пошли быстрее! Я т-тебе такое покажу! Серёжа лишь мягко улыбнулся. Если Игорь будит с утра, это значит, что поспать ещё пару часиков уже не выйдет, как бы Жилин этого не хотел. — Горе ты моё луковое. Утренний лес встретил ребят звонким щебетанием птиц и запахом свежей травы. Всю дорогу Игорь радостно трещал обо всём на свете, правда, сонный друг его особо не слушал. Точнее, совсем не слушал. — Серёг, ну ты понял? — А? — Говор-рю, наша поляна будет! Тольк я о ней знаю, никто больше! Кроме нас! — Уже и поляны себе присваиваешь голубчик. — Серёжа залился фирменным смехом. — Хозяином леса будешь. — Ты пог-годи, Серёг. Здесь и дуб есть неподалёку большой, п-под ним сидеть хорошо! Там, правда, лисья нора рядом, но ты не бойся, лисы меня зн-нают. — Я и говорю, природа тебя любит, хороший мой. В ответ Жилин получил лишь фырканье Игоря. На самом деле Серёжу всегда умиляло, как Игорь искренне пытается скрыть смущение. Всё голову отворачивал, чёлку на глаза смахивал. Думал, что так его не видно. Очаровательное зрелище. Игорь резко вскочил с места. — Серёг, щ-ща я тебе лягушек принесу! Я их вчера здесь ловил, думал тебе показать! Жди здесь. Серёжа лишь улыбнулся убегающему другу вслед. Игорь, конечно, уже не раз лягушек приносил: однажды он и вовсе притащил в школу жабу. Толстую такую, смешную. Девчонки, помнится, визжали хором. А Серёже понравилось. Он даже жабу в руки взял, погладил. Дал ей имя — Голубушка. А после уроков Голубушку на болото отнесли, в родную среду. А вот Водолаз жабе понравился больше всех. Кеша сначала брезговал, а как взял её в руки, так та слезать и не захотела. Жилин тогда сказал, что с жабами у Кеши всё идёт куда лучше, чем с девчонками, да залился своим фирменным смехом. С тех пор Игорь с Серёжей не могли не напоминать кудрявому о том случае, а тот всё краснел да отмахивался. Серёжа прислушался к тишине леса. Будь его воля — он просидел бы здесь весь день. Но долгое отсутствие Игоря заставило напрячься: обычно он возвращался почти сразу. Стоило бы сходить, проведать. — Игорь? — запыхавшийся мальчишка устало облокотился на дерево. Жилин и сам не помнил, как перешёл с ходьбы на бег. На берегу болота царила тишина. — Игорь?! Игорь, ты где?! Игорь!!! — С каждой секундой тревога нарастала, отдавая тяжестью в груди и звоном в ушах. Жилин отчаянно кричал, кричал во всё горло, умоляя друга откликнуться. Вдруг за деревом показался силуэт. Незнакомый мужчина средних лет спокойно подошёл к перепуганному мальчишке. — Чего ты здесь один по лесу ходишь? — Незнакомец расплылся в улыбке. — П-пожалуйста… — Серёжа жалобно шмыгнул носом. — Я-я друга потерял… Везде ищу, его нет нигде! Помогите, пожалуйста! О-он здесь был, а-а потом… Мужчина ухмыльнулся. Что-то подсказывало, что ему вообще нет дела ни до Серёжи, ни до его друга. — Друга потерял, говоришь? — Незнакомец громко цокнул, откровенно, как показалось Серёже, насмехаясь над ситуацией. — Сам виноват, Серёж. Ты чего там сидел? Чего ты его одного отпустил? Нельзя было отпускать, Серёж. С дорогими тебе людьми надо рядом быть. Всегда. А ты не был. Отпустил. Нет у тебя больше Игоря. Сам виноват. Сознание помутилось. Нарастающий звон в ушах безжалостно бил по вискам, а голова гудела так, что была готова вот-вот расколоться пополам. Голос незнакомца всё что-то говорил, пытался что-то донести; но слова его терялись, растворялись в звоне пульсирующих висков. «Сам виноват.» — Приехали! Серёжа поднял влажные от выступивших слезинок глаза. Пейзаж летнего леса сменился на бесконечно белое полотно снега, а вместо тёплой травы, нагретой солнечными лучами, оказалось мягкое сиденье автомобиля со включенным обогревателем. Водитель в фуражке внимательно рассматривал пассажира, обернувшись назад. — Ну как, выспались? Вы во сне всё дергались, мычали, я уж было думал разбудить Вас, раз Вам нехорошие вещи снятся. Но передумал. Вы, наверное, устали просто. — Мягкий голос звучал так взволнованно, будто бы Серёжа ему не клиент, а какой-нибудь близкий человек. Вот в Москве Сергей такого ни разу не встречал. Никого не волнует, что у тебя там на душе: твои проблемы — это твои проблемы. Сонный полковник лишь растерянно похлопал глазами. — Извините, подустал немного, да. Возьмите. — Горсть монет звонко пересыпалась в чужую ладонь. — Сдачи не нужно. Сергей уже было открыл дверь машины, но ощутил осторожное прикосновение чужой руки к своему плечу. Таксист смотрел пристально, прямиком Серёже в глаза. Тепло, заботливо, и что самое главное — в карих глазах водителя читалось искреннее беспокойство. — Вы… Вы плакали? — Он спросил осторожно, будто бы боясь спугнуть или смутить. У Серёжи щипало в глазах. Да, он плакал. Да, суровый взрослый дядя-полковник, сам того не заметив, заплакал прямо во сне, в котором потерял друга детства. И что с того? Ему-то какое дело? Посмеётся? Пожалеет? Сергею уже плевать. — Меня Фёдором звать. Можете звать просто Федей. — Мужчина покопался в бардачке машины и протянул Серёже визитку. — Это мой номер. Если нужна будет помощь — звоните. Если надо довезти — довезу. Хоть днём, хоть ночью. Если идти не к кому — звоните, не стесняйтесь. Если Вам просто плохо — звоните. Примчусь мигом. Только не плачьте. Вам улыбка больше идёт. — Фёдор широко улыбнулся, не отводя взгляда от покрасневших глаз полковника. Тот смотрел ошарашенно: Серёжа на секунду подумал, что он по-прежнему спит. Это же как так: коллеги, с которыми он бок о бок работал столько лет, все однокурсники, знакомые — никому, кого он знал в Москве, не было дела до его чувств. Там это дело привычное: в столице жизнь кипит, нет времени обращать внимание на какие-то там чувства. Взгрустнул немного и пошёл дальше — всё. А здесь что? Таксист, который видит его впервые в жизни, смотрит на Серёжу с такой заботой и теплотой, с которой на него, наверное, ни разу за столько лет никто и не смотрел. И ведь он не шутит? И вправду возьмет, нацепит кожанку с фуражкой и примчится хоть посреди ночи помогать человеку, которого знает лишь какие-то там жалкие полчаса? По искреннему взгляду таксиста можно было понять, что тот действительно не шутит. Для бурлящего в Серёже котла эмоций это стало последней каплей. Маска спокойствия и хладнокровности громко треснула и разбилась вдребезги, оголяя все чувства полковника, которые он так старательно прятал, зарывал глубже, чтоб не дай бог кто увидел. И всё. Одна искренняя добрая улыбка — и всё наигранное равнодушие рушится как домино. Никто из Серёжиных коллег и знакомых никогда не узнает о том, как спокойный и невозмутимый полковник тихо разрыдался на заднем сидении такси, стыдливо закрывая лицо ладонями, не в силах остановиться. Как надрывающимся голосом извинялся перед водителем, пока тот, пересев на заднее сиденье, протягивал ему носовые платки и осторожно, аккуратно, боясь сделать неприятно, приобнимал за плечи. Никто не узнает о том, как слаб оказался полковник Жилин С.О. перед собственными эмоциями. — Всё правильно, уважаемый, не стесняйтесь. Дать волю эмоциям — эт правильно. Нельзя их в себе копить — рано или поздно всё равно прорвёт. Мы же люди, в конце концов. Живые. — Федя снова покопался в бардачке и вытянул блестящий свёрток. — Любите вишню? Вы не удивляйтесь, что у меня тут такие конфеты дорогие лежат: эт мне товарищ мой хороший дал — угостил. Ещё бы — он-то птаха высокого полёта! Всеволод Старозубов, слыхали о таком? Наверняка слыхали! Так вот, что называется, вожу его часто! Человек он хороший очень, скромный, даже несмотря на то, что звезда. Такое мне нравится. Такое я ценю! Жилин скромно жевал дорогое угощение, слушая Федькину болтовню обо всём на свете. Как ни странно, но ему действительно полегчало. Будто бы душа очистилась. Будто весь тот груз, что он копил столькие годы, сейчас разом вышел через слёзы. Он понимал, что задерживает человека. Фёдор на работе — за всё то время, что он сидел здесь наедине с Серёжиным срывом, он мог найти кучу клиентов. Но Федя и не спешил прощаться с Жилиным. — Так, значит, жили здесь, говорите? Согласитесь, городок у нас славный! Ух, кого только здесь нет! Да-а… Ой! Совсем забыл! Как Вас звать-то, уважаемый? — Сергей. Сергей Жилин. Может, слыхали когда-то. Конфета с грохотом упала из Фединых ладоней. Улыбка с его лица исчезла: кажется, она сменилась на… Шок? Или страх? Водитель крепко схватил Серёжины запясьтя, вглядываясь в того так, будто бы перед ним не человек, а приведение, галлюцинация, мираж — да что угодно. — Серёжа?! Серёжа Жилин?! Тот самый?! О Господи, это правда ты?! — Мы… Знакомы? — Боже! Боже, боже!!! Серёжа, неужели правда ты?! — Фёдор, я… — Жилин осторожно вынул свои запястья из ладоней Феди. — Я Вас не помню, извините. Я, пожалуй, пойду. — Стой, стой! — Фёдор держался за Серёжу так, будто бы тот в любой момент мог испариться и исчезнуть, раствориться, как облачко пара. — Серёжа, ты ведь к Игорю приехал, да?! Ты всё-таки решил приехать?! Господи, как он будет счастлив! Надо срочно ему сказать! Чёрт, нет! Он же сегодня утром уехал! Чёрт, чёрт! — Федя пулей вылетел из машины и достал с переднего сиденья кнопочный телефон. Стал судорожно набирать номер, промахиваясь из-за дрожащих пальцев, сплёвывая и набирая снова. Жилин окончательно потерял связь с реальностью. Игорь ждал его? Игорь… Всё ещё ждёт его? Он его помнит? Почему какой-то таксист Федька знает о том, что Серёжа считал своим главным секретом? Он друг Игоря? От такого количества воросов голова начала гудеть. Но суетливый таксист не дал Жилину долго витать в облаках. — Серёж! Игорь недоступен, он, наверное, уже в самолёте. Но ты не волнуйся! Я дозвонюсь, всех знакомых подключу, но верну Игоря! Только не уезжай пожалуйста, Игорь будет безумно счастлив тебя видеть! Он так долго ждал, и наконец ты решил приехать! Ты не думай, я не осуждаю, что ты так долго не приезжал! Я уверен, ты не со зла! Боже, глазам не верю, ты приехал! «Игорь ждал. Он правда ждал. Он помнит. Он помнит! Он ждёт!» Сердце бешено заколотилось. — Федь, я… — Голос дрогнул, — Федь, я не знал! Слышишь, я не знал! Его письмо на почте пролежало, понимаешь? Двадцать лет пролежало, Федь! Двадцать! Я его не получил! А с-сегодня мне его принесли! Утром. И я м-мигом сюда! Федь, я не знал! Я… Не специально… Фёдор мигом засиял, кажется, самой счастливой улыбкой на земле. — Так ты не знал! Боже, так ты просто не знал! О Господи! — Федя залился радостным смехом, откинув голову назад, и прикрыл глаза ладонью. — Как всё просто! С ума сойти! А Игорь все трындел, мол, Серёга меня не помнит уже, женился небось, про письмо моё забыл. А письмо-то! А Игорь страдал, вот балда! Серёж, обещаю, я его хоть из-под земли достану теперь! Поразительно: таксиста так искренне радовало чужое счастье. Жилин уже и позабыл, что такое бывает. — Ты дружишь с Игорем? Вы близки? Откуда ты… Откуда ты знаешь эту историю? — Серёж. — Фёдор наигранно нахмурился. — Серёж, у нас полгорода тебя знает. Уже двадцать лет, каждый год тридцать первого декабря, Игорь Катамаранов ждёт своего Серёгу в одном и том же месте в один и тот же час. Как тебя тут не знать то! И снова в груди загорелась жгучая обида. Такая безумная история — и всё из-за какого-то косяка на почте… — И что же, каждый год ждал? Прямо… Все двадцать лет? — Да, Серёж. Все двадцать. Валерка его на утро потом чаем отпаивал. Ещё бы — на морозе столько стоять! — В-валерка? Перепуганное лицо Жилина вызвало у Федьки лишь звонкий смех. — Валерка это друг его, на телевидении у нас работает. Но ты, Серёж, не пугайся, они исключительно друзья. Эт я тебе гарантирую. Валерке больше по вкусу наш местный торгаш, чем твой Игорь — Фёдор подмигнул, — Но только я тебе этого не говорил. Это тебе так, для уверенности. — Погоди… Чего же он уехал тогда, Федь? Сегодня же тридцать первое, и… Фёдор лишь почесал затылок, поджав губы. — М-да… Понимаешь, просто он… Он… Водитель не смог. Взволнованный взгляд Сергея пронзал сердце насквозь — Фёдор просто не мог сказать горькую правду. — Ему срочно пришлось уехать! С Валеркой, да! Но, Серёж, это он просто не знает, что ты здесь! Я его обязательно достану и всё будет хорошо, обещаю! Ты только жди! Завывающий ветер наконец утих, оставив за собой лишь тихо падающий снег. Казалось, погода здесь подстраивалась по Серёжино настроение: ещё немного, и выглянет первый лучик солнца. В знак первого лучика надежды в Жилинской душе. На часах был почти полдень. До Нового Года ещё двенадцать часов. Двенадцать часов на то, чтобы вернуть Игоря. На то, чтобы всё исправить. Федька, по Серёжиному же желанию, довозит его до той самой поляны. Точнее, бывшей поляны. Теперь-то здесь уже всеми любимая площадь. Если и встречать Новый год шумно и весело, то здесь. Но Жилина это не смутило. К тому же, время ранее — площадь ещё пустует. Фёдор спешит удалиться на поиски Игоря, уже начав трезвонить всем своим знакомым. А напоследок отдаёт Жилину листочек с телефонным номером. Серёжа стоит на пустой площади. Людей почти нет. Дрожащими пальцами Жилин набирает номер. — Алло? — Здравствуй, Кеша. — Ни капли не изменившийся за эти годы голос Водолаза отдаёт теплотой в душе. Жилин не сдерживает улыбки. — Д-да? Если что, мне пылесосы н-не нужны! Никакие! И кредит мне тоже не н-нужен! — Кеш. Это я, Серёжа Жилин. На другом конце провода повисло молчание.