Невеста шестиглазого бога

      — Как, Годжо? Как ты умудрился довести старейшину Акияму-сана до нервного срыва? Шестьдесят лет его не могли вывести из себя даже самые безнадёжные заклинатели. А ты… за один вечер… — сурово начал Масамичи.       — Я не сделал ничего предосудительного, — пожал плечами Годжо. — Просто у этого старого козла…       — Сатору, — предостерёг Масамичи.       — Ладно, почтенного старца возраст берёт своё. В его годы противопоказано находиться на такой нервной работе, — улыбнулся Годжо.       — Тебя бы на неделю за это в ад, — хмыкнул Масамичи.       — Замечательно, хоть отдохну, — пожал плечами Годжо.       — Не передёргивай, — кинул Масамичи.       — Вы тоже устроите мне допрос с пристрастием, ничего толком не объяснив? — бесцветно спросил Годжо.       Ему начало надоедать. Сидел напротив директора, будто он снова студент. Провинившийся студент, которому вот-вот настучат по голове за необдуманную выходку. Только сейчас Годжо сам учитель, а директор Яга давно не распускал руки. Видимо, всему хорошему и впрямь приходит конец. Потому, что у Масамичи кулаки чешутся надавать подзатыльников бывшему ученику, а интонация стальная, не терпящая дурашливого взаимодействия. Но Годжо почти всё равно. Не уважай он сенсея, вообще бы сюда не приехал. «На ковёр» к начальству, абсолютно любому начальству, он ходить не любил категорически. Это вызывало стресс и, в лучшем случае, желание обожраться сладким. Чтобы потом нанести внеплановый визит к стоматологу.       В худшем… А вот лучше не знать, что там пряталось в ящике с надписью «в худшем случае».       Масамичи тяжело вздохнул. Годжо показалось, или у того на висках засеребрилась первая седина? Неужели старость запустила перепачканные благородным серебром пальцы в волосы учителя, а Годжо только сейчас заметил.       «Да не, это перхоть» — подумал Сатору отстранённо и закинул мысль подальше, на антресоль, чтобы пылилась в потёмках сознания.       Потому, что его глаза никогда не обманывали. А одно от другого отличить могли с лёгкостью. Глаза не обманывали, зато Годжо сам себя — да. Периодически. Целенаправленно.       Директор Яга молча положил на стол жёлтую папку и придвинул к Годжо. Тот открыл её и первым делом увидел фотографию. Снимок довольно чёткий. Фотограф запечатлел обломок камня кроваво-рубинового оттенка. Острые грани раскола покрыты сахарно-бледной крошкой. Неаккуратная, грубая работа гравитации или чьего-то меча. Раскол не природного происхождения. Очевидно, на снимке только часть целого.       — И что это? — спросил Годжо, на что Масамичи помрачнел ещё больше.       — Ты не помнишь? — вопросом на вопрос ответил он.       — А должен? — удивился Годжо.       — Должен, — сказал Масамичи. — Это касается дела семилетней давности.       — Я не всегда помню вечер накануне, а вы про такие древние времена спрашиваете, директор, — протянул Годжо.       — Изгнание проклятого духа особого уровня, так называемой «Праматери». Ты помнишь его? — спросил Масамичи.       — Я знаю, что этот случай в моей биографии был, а само происшествие почти не помню. Только урывками, — ответил Годжо.       — Уверен? — продолжал допрос Масамичи.       — Я помню, что чуть не сдох, — лаконично заметил Годжо. — Помню, что эту тварь мы кое-как убили… Ещё помню, сколько мы с…       Годжо запнулся, но лишь на мгновение. Не знающий его человек ничего даже не заметил бы. А Масамичи заметил. Он вообще после случая с Сугуру старался многое улавливать и считывать. Особенно то, как Сатору по сей день не просто произносить имя бывшего друга, если оно не всплывает на каких-то официальных собраниях и в документации. Чаще всего с фигурирующим рядом «приговорён к смертной казни».       — Сколько мы в лазарете провалялись. Почти месяц, — закончил мысль Годжо. — Давайте не ходить вокруг да около, директор.       — Ты знаешь, что изображено на снимке? — спросил Масамичи.       — Вы позвали меня поиграть в викторину? — нахмурился Годжо. — Я слышал, это любимое развлечение стариков.       — Так знаешь? — с нажимом произнёс Масамичи.       — Догадываюсь, — ответил Годжо и свёл лопатки, хрустнул позвонками. Всё затекло и требовало опоры, чтобы расслабить мышцы. Сидя на полу можно не только задницу квадратной сделать, но и спину деревянной.       — Лисий камень, — сказал Масамичи. — Или паучье сердце, око смерти, адский камень, проклятье Будды. У этого артефакта слишком много названий, но его суть каждое из них отражает очень точно.       — Проклятый предмет особого ранга, полагаю? — в вопросительно-утвердительной форме спросил Годжо.       — Точнее, его часть, — ответил Масамичи.       — И что с ним не так? — теперь Годжо и впрямь чувствовал, будто они играют в викторину.       — Ты и правда не помнишь? — Масамичи скептически уставился на бывшего ученика.       — Я сейчас не валяю дурака, директор, как бы вам ни хотелось меня в этом уличить, — Годжо потёр большим пальцем переносицу.       Директор обречённо вздохнул. Видимо, Сатору и правда не паясничал.       — Около семи лет назад, когда вы изгнали Праматерь, от неё осталось вот это, — Яга указывает на фотографию в руках Годжо. — Часть камня была внутри. Нам неизвестно, когда она его поглотила, но проклятый предмет поддерживал её долгие годы.       — Это не такое уж и редкое явление в мире магии, — хмыкнул Годжо. — Но вы же сюда меня вызвали не лекцию читать.       — Ты прав. Два дня назад при транспортировке камень похитили. Напали на конвой, убили сопровождающих артефакт монахов. Следов, кроме незначительных остатков проклятой энергии, не оставили.       — Попахивает наёмными мастерами над проклятьями.       — Не попахивает, а воняет, Годжо.       — Хорошо. Я-то тут при чём? Хотите, чтобы артефакт вернул?       Масамичи поднял ладонь вверх, призывая бывшего ученика помолчать и найти в себе хоть капельку терпения дослушать.       — После изгнания Праматери был найден самый большой кусок камня. Один из четырёх частей. Второй хранился на севере страны в святилище секты, поклоняющейся Идзанами. Одной из её воплощений.       — Его тоже украли, — догадался Годжо.       — Украли, — кивнул Масамичи. — Третий фрагмент утерян. Неизвестно, где он и что с ним.       — А четвёртый?       — Четвёртый хранится в оружейной поместья клана Амацуки.       Годжо не удержался, присвистнул. Он всё ещё не до конца понимал, зачем нужен директору, если не для поисков украденного артефакта и поимки преступников. Но когда прозвучала фамилия его невесты, всё потихоньку сдвинулось, зашевелилось, зашуршало и поползло на места.       — Если злоумышленники собирают части камня, то навряд ли сунутся в родовое поместье Амацуки через парадный вход. Да и Тайра… нет, Тайра-то как раз идиот, но слишком амбициозный идиот, и просто так отобрать у себя нечто ценное не даст, — сказал Годжо, а посмотрев на директора, вдруг усмехнулся. — Или…       — Или он и есть тот злоумышленник, — опередил его Масамичи.       Годжо рассмеялся. Навряд ли сказанное сенсеем — его собственные умозаключения. Слишком уж от них несёт теориями заговора. А кто у нас любитель подобного бульварного чтива, подаваемого на блюде из серьёзности с приправой отборной стариковской мнительности?       — Так старейшины считают? — спросил он весело, заранее зная ответ.       — Так старейшины считают, — повторил Масамичи. — Несколько веков назад лисий камень целиком хранился у клана. Именно они придумали для него достойную сдерживающую печать. Они же и стали причиной утраты артефакта.       — Что же случилось? — Годжо наклонил голову вбок, как делают псы из любопытства.       — Никто не знает.       — Да-да, как же.       — Старейшины думают, что нынешний глава хочет собрать лисий камень и вернуть клану былое величие. Предыдущий глава неоднократно делал запросы и пытался убедить совет вернуть артефакт семейству Амацуки.       — Но эти суки отказали.       — Сатору!       — Что, сенсей? Я называю вещи своими именами, как вы и учили.       Снова хмурый лоб, тяжёлый взгляд над линзами очков и сурово поджатые губы.       — Почему бы не вызвать на совет Амацуки Тайру и не допросить? — Годжо справедливо решил, что на нервах сенсея играть не стоит. По крайней мере, сегодня.       — Не хотят поднимать шум.       «Старые козлы» — подумал Сатору, а вслух сказал:       — А я вам нужен, чтобы всё сделать по-тихому? Что ж, отказываюсь.       — Почему? — спросил Масамичи, ожидая от Годжо такой категоричности.       — Если хотят, пусть ищут сами. Ведь знают где и у кого. Хотя, я сомневаюсь, что у Тайры хватит на такое мозгов и щедрости, — сказал тот.       — А у Мины?       Сатору невесело хмыкнул.       — Годжо, у Мины хватило бы на такое мозгов? — повторил вопрос директор.       — Мозгов — да, возможностей — нет, — Годжо не нравилось, какой окрас постепенно приобретал разговор — ядовитый. — Я не буду её проверять.       — Почему же? Так доверяешь? — спросил Яга с едва заметной усмешкой.       «И вы туда же, сенсей?» — мысленно сокрушился Сатору, а сказал другое:       — Просто примите это как факт.       — Не пойми меня превратно: я сам не хочу, чтобы у Мины начались проблемы. А они начнутся. Если лисий камень не найдётся в ближайшее время, то никто по-тихому действовать уже не будет. Поэтому именно я разговариваю с тобой, а не совет старейшин.       — Они со мной встречаться лишний раз не хотят, — весело фыркнул Сатору.       Масамичи возражать не стал. Потому, что спорить с правдой — мартышкин труд.       — Ты говоришь, возможностей нет. Может, она объединилась со старшим братом. Её мозги, его возможности. Их общие амбиции.       — Да она скорее удавится, чем споётся с Тайрой, — Годжо рассмеялся. — Вы сами прекрасно знаете это.       — Всё может поменяться, — сказал Масамичи.       — С ней сейчас сам чёрт не сладит, не то что идиот-братец.       Масамичи вопросительно приподнял брови.       — Переходный возраст у барышни затянулся. Лет на пять, — протянул Годжо.       — А ты? — кинул Яга.       — Что я? — спросил Годжо.       — Сладишь? — пояснил Яга.       Годжо неоднозначно хмыкнул. С Миной в последнее время очень тяжело. Даже ему. На роль источника головной боли, бессмысленной и беспощадной, у Сатору теперь есть знатный конкурент.       — Поговори с ней. Убеди помочь и съездить в родовое поместье. Просто разведать обстановку, — сказал Масамичи.       — Не поедет.       — Убеди.       — Вы переоцениваете мои способности.       От кого, но уж точно не от Годжо Сатору Яга-сан ожидал услышать подобные слова. Завтра явно выпадет снег или метеорит упадёт на Землю. День станет ночью, а ночь днём.       Яга-сан резко вдохнул и закашлялся. Подавиться воздухом — это вообще нормально в его возрасте?       — Какая несвойственная тебе скромность, — откашлялся директор, постучав по широкой грудной клетке крепким кулаком.       — Я всегда был скромным человеком, — улыбнулся Годжо, поднимаясь на ноги. Папку он намеревался взять с собой. Изучить чуть позже, не в присутствии сенсея. — Я поговорю с Миной. Но ничего обещать не буду.       — Сатору, — позвал его Масамичи.       — М? — Годжо поправил тёмные очки на переносице.       — Постарайся вспомнить детали изгнания Праматери.       — Зачем?       — Для твоего же блага.       — Вечно вы, старичьё, говорите загадками, — хмыкнул Годжо, закрывая за собой сёдзи.       Во-первых, Сатору Годжо возведён в сонм богов отнюдь не своей совершенно нескромной персоной. Но своей же совершенно нескромной персоной эту принадлежность старательно подтверждает.       Во-вторых, кто Годжо Сатору такой, чтобы идти против общественного мнения? Он лучше демократично промолчит, помешивая ароматный чай с пятью кубиками сахара, бахнутыми туда от щедрот. Постучит ложечкой о фарфоровую чашку, так, чтобы у кого-нибудь обязательно задёргался глаз. Или сразу оба.       В-третьих, Годжо Сатору не любит признавать, что и на старуху бывает проруха. Но жизненную истину «хорош в одном, обязательно проебёшь в другом» познают даже сильнейшие. Даже боги. И Сатору в далеко не тонкой материи сего познания преисполнился.       С Миной сложно.       Как только ей исполнилось девятнадцать, с цепи сорвался Цербер и понесся сеять смерть и разрушение.       Как только ей исполнилось девятнадцать, последствия от применения наследственных техник клана Амацуки начали ощущаться слишком ярко.       Как только ей исполнилось девятнадцать, она стала его головной болью. Его сердечной тяжбой. Зудом под кожей. Ядом, который тело Годжо не в силах вывести. Он хорошо понимал значимость человеческих чувств и эмоций, в том числе и для себя. Он неплохо умеет с ними справляться. Он просто мастер. Он чёртов гений. Пройдя через некоторое дерьмо, быстро учишься разделять происходящее на мух и котлеты, на нужное тебе и не нужное, на важное сейчас и неважное. Ещё одно недо-буддистское познание, в котором Годжо преисполнился. Расставлять приоритеты — штука взрослая.       Годжо на этот раз придётся расставить их правильно.

—⋆˖⁺‧₊☽◯☾₊‧⁺˖⋆—

      — У тебя тут холодновато, — поёжился Сатору, перешагивая через порог.       — Пациенты не жалуются, — пожала плечами Сёко.       Она стояла у секционного стола, на котором лежало тело, прикрытое белой простынёй. В помещении царил полумрак. От кафельных стен морга эхом отлетал звук падающих из крана капель воды. Неприятно пахло формалином. Запах въедался в ткань одежды, окутывал мерзким прохладным коконом. Смешивался со сладким, удушливым ароматом. Отдавало табаком. Сёко курила совсем недавно.       — Ты по делу или в гости? — спросила она, проходя к металлическим полкам с инструментами.       Худые пальцы ловко подхватили пачку сигарет и, постучав по картонной крышке, достали одну.       — Совмещаю приятное с полезным, — ответил Сатору.       Он подошёл к Сёко ближе. Та щёлкнула зажигалкой и прикурила, не отводя спокойного рыбьего взгляда от молодого человека. Сатору видел, что синяки под глазами у Иери стали больше. Не больше даже, а глубже, темнее, будто кто-то провёл перепачканными сажей пальцами по тонкой коже, под которой виднеются венки.       — Хочешь узнать о заклинателях, которых убили при транспортировке лисьего камня? — спросила девушка.       Сатору кивнул.       — Сам посмотришь или на слово поверишь? — уточнила Сёко.       — На слово, — ответил Сатору. — Нет настроения лишний раз на трупы смотреть.       Сёко усмехнулась. С ленивой поволокой изогнула уголок бледно-алых губ. А потом, тяжело вздохнув, начала:       — Жертвы были убиты при помощи проклятой техники. Я с такой уже сталкивалась года два назад. Мастера над проклятьями воздействовали проклятой энергией на внутренние органы. У одних практически все или большая их часть в кровавую кашу, у других воздействие точечное и только на сердце. А внешних повреждений практически никаких. Кроме… всё-таки подойди сюда.       Сёко потушила сигарету в металлической пепельнице и прошла к холодильнику, в камерах которого, будто в ячейках, лежали тела. Выдвинула один из секционных столов и откинула простыню. Годжо подошёл ближе, глазами мельком пробегаясь по мертвенно-бледной коже трупа. Лицо показалось смутно знакомым. Мелькало где-то. Сатору не знал молодого человека, что лежит перед ним по имени, но предполагал, что они пересекались. Взгляд прошёлся вдоль шва от яремной впадины вниз, где его линию скрывала белая ткань. Дорожка шва пресекала грудную клетку, на которой отчётливо виднелась гематома. Так бы сказала Сёко. Для Годжо это был просто здоровый синяк.       — Парень умер от точечного воздействия проклятой энергии на сердце. Кости грудины не сломаны. Хотя физический контакт с заклинателем всё же был. Он коснулся центра грудной клетки и влил свою проклятую энергию. Убил, как бы это дико ни звучало, быстро и бережно.       — Какой заботливый, — хмыкнул Сатору.       — Да, так и есть. По сравнению со вторым, — сказала Сёко.       — Ты считаешь, их было двое? — спросил Сатору.       — Как минимум. Поверь мне: одно дело разорвать сердце и повредить одновременно все клапаны, другое дело перемолоть внутренние органы в алфавитном порядке, — пояснила Сёко.       — Ты говорила, что сталкивалась с техникой раньше, — Сатору посмотрел в глаза Сёко, чья сетчатка обросла прочным налётом хронической усталости.       — Два года назад при похожих обстоятельствах убили двоих послушников. Я подробностей дела не знаю, но техника такая же — точечное воздействие проклятой энергией на внутренние органы, — сказала она.       — Это может быть что-то вроде родовой техники?       — Вполне. Я не могу точно сказать, остатки проклятой энергии настолько мизерные, что определить их носителей или их родственную связь нельзя.       — Негусто, — протянул Сатору.       — Попробуй поднять дело, может, найдёшь зацепки, — предложила Сёко.       — Подниму, конечно, но навряд ли они как-то связаны, — сказал Сатору.       — Ты уверен? — приподняла бровь Сёко.       — Более чем, — отозвался Сатору. — Слушай, Сёко, не одолжишь мне ключи от вашего архива?       — Одолжу, — пожала плечами Иери.       — Даже не спросишь, зачем? — улыбнулся Годжо.       — Захочешь, сам расскажешь, — сказала Сёко.       — У вас же до сих пор хранятся медицинские выписки семилетней давности? — спросил Сатору, принимая от подруги связку ключей.       — По идее должны, — Сёко наклонила голову вбок. — Теперь мне и впрямь интересно, зачем тебе в архив.       — Надо бы освежить в памяти кое-что, — Сатору подбросил связку ключей.       — Ты про инцидент с проклятым духом особого уровня? Да, вас тогда изрядно потрепало, — протянула Сёко. В глазах появилась настороженность. Такая, едва заметная, только для Годжо понятная.       — Это-то я знаю. Сам инцидент практически не помню, — пожаловался Сатору.       — Не удивительно, — хмыкнула Сёко. — Вы тогда ядом накачаны были. Про синяки, ссадины, порезы и ожоги я вообще молчу. Но ни у кого не было сотрясения мозга или черепно-мозговых травм.       — Ты так хорошо всё помнишь? — удивился Сатору.       — Да, — просто ответила Сёко. — Я первый раз увидела вас с Гето настолько потрёпанными. Произошёл разрыв шаблона.       — Ты испугалась? — не поверил Годжо.       — Разумеется. Не смотри на меня так. Лечить находящихся при смерти или вскрывать мёртвых друзей, товарищей, знакомых — не всегда было моей повседневной рутиной, — сказала Сёко и кинула взгляд в сторону лежащей на полке пачки сигарет. — Ты правда ничего не помнишь? Я имею в виду, совсем ничего? Такого не бывает, если у тебя не амнезия. А с твоей мозговой активностью шансы на плохую память практически равны нулю.       — Я помню только последствия, но не что к ним привело. Тот день — сплошная каша в голове, — вздохнул Сатору.       — Ты мне жалуешься? — повела бровью Сёко.       — Именно, — ответил Сатору.       — Ничем помочь не могу, — лениво улыбнулась Сёко. — Зачем тебе ворошить прошлое?       — Старик сказал вспомнить, — пояснил Годжо.       — А ты нынче такой послушный мальчик, — Сёко прошла мимо Сатору и взяла пачку сигарет. Закурила. — Я тоже видела только последствия изгнания. Сильное отравление у тебя и Сугуру, истощение. Помню, как долго не останавливалась кровь у сестры Куран из откушенной руки… точнее того, что от неё осталось. Мина впервые впала в кому из-за своих сил.       — Впервые? — переспросил Сатору. — Были ещё случаи после этого?       — Оу, а ты не знал?       Годжо усмехнулся и развёл руками, чувствуя себя кроликом, вынутым из шляпы фокусника и увидевшим зрительный зал первый раз в своей жизни. Он не всегда находился рядом с Миной даже будучи куратором их курса. Постоянные командировки. Хроническая занятость. Много дерьма случалось в те месяцы. Про некоторое он, оказывается, не знал.       — Ну, сам спросишь у Мины-сан, — сказала Сёко.       — Нет, я спрошу у тебя.       — А я тебе не отвечу. Если она не рассказала, значит, на то были причины. Я в ваши отношения лезть не буду, Сатору. Надеюсь, ты понимаешь, почему? — Сёко спокойна, как горная глыба. Ни подпереть, ни сдвинуть. Даром, что усталость на лице мертвенно выбелена.       — Значит, всё-таки придётся к ней ехать, — протянул Сатору, делая три широких шага к металлической скамье у стены.       — М? — приподняла брови Сёко, выражая подобие заинтересованности. — Вы поссорились?       — Нет, не поссорились, — сказал Годжо. — Просто она сказала, что видеть меня не хочет.       — Просто? — усмехнулась Иери.       — Просто, — пожал плечами Годжо.       — И ты с этим смирился? Полагаю, тоже просто. Не пытался поговорить?       Сёко сделала затяжку.       — Зачем? Она же сказала, что видеть меня не хочет, значит, не хочет, — Годжо потёр большим пальцем переносицу. — Если у Мины появится необходимость в обратном, я не прячусь.       — Руководствуешься принципом «насильно мил не будешь»? — Сёко изогнула изящную бровь в жесте не вопросительном. Скорее имеющем укоризненно-издевательский подтон. Она не особо верила в искренность Годжо. Не то чтобы для него это новость — естественная закономерность.       — А разве я не прав?       Сёко покачала головой, потушив сигарету в пепельнице, где красовалась целая груда белых, перепачканных в помаде окурков.       — Ты не хочешь признать, что вот-вот сломаешь об неё зубы.       — Я и не собирался. Она просто невыносимой стала.       — Уж кто бы говорил, — заметила Сёко. — Раньше кое-кто просто не обращал на это внимание, потому что Мина многого по отношению к тебе не позволяла. Сейчас у неё на это карт-бланш. Интересно почему? Может, не надо было раньше времени начинать спать с ученицей, даже если она твоя невеста?       — Фу, какая ты мерзкая, — протянул Годжо. — Это к делу не относится. И никогда относиться не будет.       — Разве?       — Ты неправа.       — Я всего лишь наблюдатель, Годжо. А наблюдателю всегда видно лучше.       — Смотря с какого места он наблюдает.       Годжо не собирался оправдываться. Тем более, перед ней. Кому, как ни Сёко знать, что Годжо с Миной не нарушали никаких приличий, пока Сатору официально находился в статусе её учителя. Их нарушили люди, любящие сунуть нос в чужую жизнь, потому что нет своей. Кому, как ни Сёко знать это, ведь она и правда наблюдатель.       — Согласись, вы с Миной относитесь к друг другу по-разному. Она в тебя влюблена, а ты к ней просто эмоционально привязан. Ты для неё возможно первая любовь, а она для тебя кто? Да и не в том суть. Девочка просто чувствует, что ближе ты к себе уже не подпустишь, — Иери пальцем ткнула себя грудь, имея в виду то ли сердце, то ли душу. — Долго такую пытку любая терпеть не сможет.       — Не выливай на меня всё это романтическое дерьмо, пожалуйста, — поднял ладонь Годжо.       — Если бы ты не хотел разговаривать на такие темы, пресёк бы всё сразу, Сатору. И дерьмо не романтическое, а про человеческие взаимоотношения.       — Людей вообще лучше близко к себе не подпускать, Сёко. Терять не так больно будет. Сама прекрасно знаешь, — улыбнулся Годжо.       Совсем не тёплой, а по-ядовитому усталой, холодной улыбкой.       — Потери — штука неизбежная.       — Мне одного раза хватило.       — Разве одного?       — Ладно, — Годжо, как по щелчку пальцев, хлопнул себя по коленям и бодро встал. — Нужно приниматься за работу.       — Ты неисправим, — сказала Иери.       — У меня дела. Надо решить одну проблемку, — сменил тему Годжо. — Увидеться с Миной. И помириться.       — Так ты признаёшь, что вы поссорились?       — Технически — да.       — Разве это проблема? Сам же говорил, что для тебя нет ничего невозможного.       — Для меня — нет, для неё — есть. Если бы только помириться, а мы помиримся, то вот съездить в поместье… После смерти старика Амацуки Мина оборвала связь с семьёй.       — В чём причина?       — Разругалась с братом из-за наследства. Дед завещал ей приличную сумму, некоторую недвижимость и семейные реликвии в компенсацию за то, что главой клана Мина стать не сможет. А Тайре это не понравилось. Амацуки-старший как в воду глядел. Предполагал, что братец сестру может взашей из поместья выгнать. И во мне особо уверен не был.       — Надеюсь, брат не додумался с Миной судиться?       — Мы сейчас будто не про заклинателей говорим, — усмехнулся Годжо. — А про обычных людей.       — Заклинатели, по-твоему, лишены человеческих пороков? — спросила Сёко.       — Нет, у нас их больше. В разы больше, потому что возможности другие, оттого и соблазнов много. А судиться Тайра с Миной не будет ни при каких обстоятельствах.       — Почему?       — Если он начнёт судебные тяжбы и попытается отобрать у сестры наследство, то главой клана Амацуки автоматически станет муж Мины, а в случае её смерти при сомнительных обстоятельствах до заключения брака, жених.       Сёко присвистнула.       — Если допустить, что это произойдёт, то Амацуки, как самостоятельный клан, перестанет существовать окончательно, — продолжил Годжо.       — Ничего себе, как Амацуки-сан внучку подстраховал, — сказала Иери. — Не удивительно. С такой-то семейкой.       — Мина не захочет появляться там. Вот поэтому придётся постараться, — сказал Годжо.       — Ну, в кои-то веки вспомнишь, каково это, — протянула Сёко, потянувшись за новой сигаретой.