Невеста шестиглазого бога

      Стрела, рассекая воздух пронзительным свистом, врезалась в деревянный столб. Если бы на том месте стоял человек, острое жало наконечника вошло бы ему между глаз, пробив кости черепа насквозь. А так, стрела увязла в деревянном изваянии едва ли не на четверть, но не прошла через. Не пересекла, даже под напором нечеловеческой силы лучника. Древко дрожало, вибрируя пернатым хвостом красного цвета. Как кровь на снег брызнула.       Мужчина взял из колчана ещё одну стрелу и натянул тугую тетиву. С таким луком в их доме мог совладать только он. А по молодости и его отец. Под раскидистым деревом вишни, что уже не цвела шесть вёсен, он стоял подобно одинокому солдату из нефритовой армии китайского императора. Тёмная фигура. Сурово поджатые губы. Профиль острый и мощный, такой, что можно порезаться, просто обведя взглядом контур. Исполин. Мощный, спаянный из груды человеческих мышц, обтянутых тугой светлой кожей. Казалось, каждый сантиметр покрывала причудливая роспись уродливых рубцов. Мужчину не смущал ни холодный звонкий воздух с жемчужным отливом, ни крахмальной бахромой уложенный снег под ногами. Он скинул хаори и стоял в одних хакама, обтекаемый коконом собственного тепла. Ветви дерева над его головой костлявыми пальцами чудовища тянулись к пасмурному небу, перламутровой чашей опрокинутому на этот зимний, непогожий день.       Выстрел. Ещё одно попадание чётко в цель.       Мина невольно вздрогнула, когда вторая стрела пробила столб и вошла на порядок глубже, чем первая. Девочка наблюдала за дядей Рюу издалека, не питая иллюзий, что он не почувствовал её присутствия с самого начала. Он всегда знал, что Мина находится где-то поблизости. А она, робко ступая по цепочке снежных следов, оставленных широкой поступью могучих, но в то же время невероятно изящных ног, не могла не прийти сюда опять. Компания дядюшки Рюу была ей куда приятнее и желаннее, чем родного отца. Чем кого-либо другого в этом доме, кроме, разве что, дедушки. Пусть они почти не разговаривали, пусть Рюу и был не в восторге от присутствия мелкой девчонки, но никогда Мину не прогонял. Его зелёные глаза, не такие, как у папеньки — у того мутно-рыбьи и по-злому несчастные — сверкали неизменно звериной тоской и непоколебимым спокойствием. Малахитовые, с крошкой, как в сколах на гладком камне. В них собралось всё разочарование, но не смирение. Глаза — не совсем правильно. Глаз. Левый. Потому, что правый был подёрнут белой дымкой слепоты, из-за чего казалось, будто вместо отшлифованного малахита туда вставили мутный лунный камень. Вся правая сторона тела и лица старшего сына главы клана Амацуки представляла из себя сплошной рубец, не начисто выбеленный временем. Безобразный, бледно-розовый шрам — свежее мясо речной форели.       Старшего сына сторонились многие обитатели поместья. Но не Мина.       Он выпустил третью стрелу. Четвёртую. Дыхание густыми облаками пара вырывалось наружу.       Мина смотрела. Срисовывала каждое движение напряжённых грубых пальцев. То, как глубоко он вдыхал, втягивая сильный живот, покрытый росчерком шрамов. То, как его единственный зрячий глаз сверкал по-соколиному остро, когда пальцы отпускали натянутую до предела тетиву. Смотрела, как расслаблялась рука со сбитыми костяшками. Ей хотелось так же: и силы этой, и мощи, меткости и непоколебимой уверенности.       Амацуки Рюу. Его распарывали, переделывали и зашивали обратно. Не тело. Но душу и разум. Что есть боль физическая по сравнению с вечными муками душевными. Мина чувствовала что-то, что объяснить не могла. Облечь в словесную форму и спросить у дедушки, почему ей роднее и ближе нелюдимый и отстранённый дядя? Дедушка, разумеется, не ответил бы. У дядюшки всё тело в шрамах, но дух не сломлен. У отца же гладкая кожа, но гниль и боль внутри выглядывали и скалились щербатыми ртами.       Куроо смиренно сидел рядом. Не пёс, но сторожил хозяйку подобно адской гончей. Он не был в восторге, что Мина ходила сюда. Всегда украдкой. Не в восторге, что Рюу её не прогонял, хотя знал, что его отчитают. Девочка посмотрела на гибкую спину кота. На чёрной смоли шерсти блестела россыпь инея.       Рюу закончил тренировку. Подхватил пустой колчан, снял с ветви болотного цвета хаори и пошёл в сторону оружейной, чтобы вернуть лук на место. Мина пошла за ним. За вереницей следов от больших ступней мужчины и его широкой поступи потянулись две дорожки из маленьких девичьих и крохотных кошачьих. Мина держала дистанцию. Кралась робко, заложив руки за спину.       Остановилась на мгновение, наступив на отпечаток подошвы Рюу в снегу, будто в канавку. Слишком большой по сравнению с её крохотной ногой. Слишком. Мина хмурилась. Чтобы пройти чётко след в след, ей придётся прыгать. У него один шаг, у неё, дай-то ками-сама, два. С половиной. А то и все три. Мине не хотелось думать, что цифра «четыре» ближе к истине.       Девочке не быть такой большой и сильной, но ей отчаянно хотелось. Тогда бы всё сложилось по-другому. Тогда бы она была сильнее своего глупого брата.       Рюу-сан отворил дверь в оружейную. Прошёл внутрь чётко по середине, как боги входят в свой храм. Оставил открытой. Значит, Мине тоже можно было пройти. Там, за порогом, целый другой мир, полный диковинок и неизведанного. Стены украшали деревянные подставки под мечи. Разные мечи. Боевые посохи с высеченными на древке рунами. Глаза разбегались — всего не перечесть. Все они, как молчаливые орудия свирепых божеств, хранили в себе величие и смертоносную силу. Некоторые мечи так сильно пропитались проклятой энергией, что даже сквозь ножны со сдерживающими печатями сочились ей. Место сухое, чуть прохладное, мерцающее полусветом-полутьмой. Пропахшее древностью и опасностью.       Мина шла мимо полок с оружием. Мимо подставок и деревянных ящиков с печатями на древней бумаге. Ей казалось, что если шуметь сильнее, ступать громче, то можно растревожить древнего зверя, спящего где-то в недрах оружейного зала. От одного из артефактов веяло особым злом. Смрадом смерти и людской алчности. Обычно спрятанный в специальном ящике, сейчас он был открыт — красовался под плотным стеклом, сверкая неровными красными краями. Глаза Мины поймали кровавый отблеск камня, отдалённо похожего на глаз свирепого божества. Он тоже смотрел на Мину. Он говорил с Миной, шептал ядовитой патокой, обещал исполнить любое желание. Стать её, если она станет его.       Ну же! Ну, милая! Руку протяни и вся сила твоя!       Она почти сделала шаг к нему. Наклонилась вперёд маленьким тельцем. Но тут же поперёк грудной клетки, спрятанной в домашнее кимоно, упёрлись твёрдые ножны.       — А? — Мина опомнилась и тут же отступила на шаг назад.       Посмотрела в сторону. Над ней стоял Рюу-сан. Он смотрел внимательно, мягко, но настойчиво отводя Мину в сторону. Не касаясь рукой, но мечом, спрятанным в ножны. Будто котёнка от поставленной не для него мышеловки. Он взял меч, чтобы проверить состояние лезвия, когда Мина едва не шагнула к лисьему камню. Ножнами удержать её оказалось быстрее, чем дотянуться рукой.       — Извините, Одзи-сан! — девочка перепугалась.       Не его, нет. А того, что дядюшка больше не оставит дверь оружейной открытой и не позволит побродить за ним подольше.       — Не извиняйся, — сухо, но спокойно. У него голос густой и немного надтреснутый. — Не ты оставила эту пакость открытой.       Мина ещё раз глянула на камень. Теперь он молчал. Будто присутствие Рюу-сана заткнуло его, вырвало невидимые голосовые связки.       Рюу поджал губы, сомневаясь, продолжать ли разговор, но потом спокойно, вкрадчиво произнёс:       — Не подходи к лисьему камню и не бери его в руки никогда. Он совращает невинные души, а грешные забирает себе, постоянно ища носителя. Как паразит.       — Почему такое хранится здесь? — спросила Мина робко, не надеясь, что Рюу-сан ответит.       Дедушка не жаловал их общение. Выговаривал всегда дядюшке, из-за чего отец и сын ссорились часто.       Мина ненавидела это.       — Потому, что здесь он чувствует себя, как дома, — усмехнулся Рюу.       Он старался не поворачиваться к девочке всем лицом. Боялся напугать.       — Вы говорите так, будто камень живой, — Мина наклонила голову вбок, как любопытная кошка.       — Он живой, — сказал Рюу.       — Вы сильно ненавидите нашу семью, — Мина смотрела на него с идеально выверенным спокойствием юной знатной госпожи.       Рюу приподнял широкую бровь в немом вопросе.       — Ну, если считаете, что древнее зло, — Мина указала пальцем на камень, — чувствует себя среди нас, как дома. От большой любви так не говорят.       Рюу отвернулся, криво усмехнувшись.       — Не дай бог старик засрёт твою маленькую умную головку, прирежу, — тихо сказал он.       — Что-что? — Мина не расслышала дядюшкины слова.       — Ничего, — ответил он. — Идём, а то твой дед опять отчитает, что со мной разговаривала.       — Он в отъезде, — сказала Мина.       — А ты думаешь, здесь больше нет глаз и ушей? — спокойно спросил Рюу. К его чести, он не разговаривал с Миной снисходительно, как обычно взрослые мужи ведут беседы с неразумными детками.       — В любом случае, отчитает-то он вас, а не меня, — сказала Мина.       Укусила. Потому, что он тоже зубы не прятал, хоть и старательно делал вид, будто клыков у него нет. Сам прекрасно знал, что мог её прогнать. Но не прогнал. Позволил быть рядом. Всякий раз, осознавая, что получит выговор от Амацуки-старшего, Рюу позволял племяннице находится поблизости, если она того хотела.       Вместо колкого ответа или сурового взгляда, Рюу только скривил губы в подобии усмешки. Мина, чуть осмелев, подошла ближе и посмотрела прямо в лицо дядюшки. Он исполинского роста. Чуть выше дедушки. А ей, мелкой, вообще казался великаном.       — Ты меня совсем не боишься? — спросил Рюу.       — Нет, — ответила Мина.       — Вся в мать, — кинул Рюу.       — М? — Мина непонимающе сверкнула глазами.       — Ты так спокойно стоишь рядом. Может, в этот момент я думаю, как свернуть тебе шею? — спросил мужчина. — Неужели не учили бояться чудовищ?       — Ну, желание свернуть мне шею зависит не от вашей внешности, одзи-сан, а от того, какой вы человек. Или какое вы чудовище, — сказала Мина, но на всякий случай сделала шаг в сторону.       Насмешливая, настоящая улыбка тронула его взгляд, но не губы. У него и впрямь малахитового цвета глаз. Как у дедушки. Как у самой Мины. Практически точь-в-точь. Зелёный, благородный оттенок, с наплывающими на радужке волнами в каменных сколах.       — Идём, — кинул сухо Рюу-сан.       Зашагал к выходу. Мина за ним. Но затормозила, когда сам дядюшка остановился у массивных дверей оружейной. Повернулся.       — Мина, — позвал он.       — Да? — подняла взгляд девочка.       Потянулась всем своим внутренним естеством, как цветок, рождённый землёй, тянется к солнцу.       — Пообещай мне, что никогда, ни при каких обстоятельствах не прикоснёшься к этому камню. Никогда, ни при каких обстоятельствах не возьмёшь его в руки даже по просьбе самого любимого человека, даже во имя чьего-то спасения или уничтожения.       Это самая долгая речь, которую Мина когда-либо слышала от Рюу-сана. Столько боли в ней было, столько стали и требовательности, словно он её родитель. Словно он еле сдерживался, чтобы не разнести тот адский артефакт, лишь бы глаза Мины на него больше никогда не смотрели.       — Обещаешь?       — Обещаю, одзи-сан, — уверенно кивнула Мина.       Она не вынырнула из сна. Не вздрогнула, разбуженная толчком испуганного сознания. Просто медленно открыла глаза. За стеклом мелькали дома. Уличные фонари отбрасывали полосы света. Небо ещё не до конца обрядилось в тёмную ткань ночи, залитое синеватыми сумерками.       — Кошмар? — голос Сатору разогнал рой мыслей в гудящей черепной коробке.       — Нет, — покачала головой Мина, пытаясь сонно проморгаться. — Так, воспоминание.       — О чём? — Годжо остановился на светофоре.       — О ком, — поправила Мина.       Годжо кинул косой взгляд, но спрашивать ничего не стал. Лишь поехал дальше, когда сигналы светофора переключились.       После похода к стоматологу, ничем критическим не обернувшимся, им с Мегуми нельзя было ничего есть ещё часа два. Про сладкое Сатору на сегодня мог вообще забыть. Было решено закупаться, потому что Цумики прислала список. После ещё полуторачасового приключения в магазине и траты денег, Сатору привёз Мегуми домой. Цумики уговорила остаться на ужин, от помощи в приготовлении которого настойчиво отказывалась. Пока Мина всё-таки не выдержала и потихоньку, по-хитрому не присоединилась к девочке. То там что-то порезать, то здесь приглядеть, то вот можно вместе на четыре руки приготовить. Всё быстрее будет. Это лучше, чем участвовать в мозговом штурме по решению математических задачек, которые Мегуми задали в школе. Он бы не попросил помощи у Сатору самостоятельно, если бы Цумики не выдала.       Поужинав и всё-таки добив чёртову царицу наук — Годжо утверждал, что своим блестящим умом, а не чисто из вредности и принципиальности — они уехали от ребят.       — Кто за ними присматривает, пока тебя нет? — спросила Мина.       — Я сам стараюсь по мере возможностей. Но чаще доверенные лица, — сказал Годжо.       — Доверенные лица? — приподняла бровь Мина.       — Да. Я не мог оформить опеку или стать официальным представителем, будучи несовершеннолетним. Сколько мне тогда было? — задумался Годжо — Лет восемнадцать? Меньше, наверное…       — Не ожидала от тебя подобного, если честно, — сказала Мина, отводя настороженный взгляд.       Годжо пожал плечами.       — Вот из-за кого случился скандал с главой клана Зенин? — спросила Мина после короткой паузы. — Из-за них?       — Из-за Мегуми, — пояснил Годжо.       Мина надеялась, что не ступила на тонкий лёд, что может в любой момент хрустнуть под ногами и уронить тебя в глубокую холодную полынью.       — Он ведь Зенин? — она скорее утверждала, а не спрашивала.       — М-м-м-м нет, он Фушигуро, — протянул Годжо.       — Ты прекрасно понимаешь, о чём я, — нахмурилась Мина.       — Не задавай глупых вопросов, если знаешь ответ, — повернулся к ней Годжо.       — Урезонить пытаешься? — хмыкнула Мина.       — И в мыслях не было, — ответил Годжо.       — Всё равно пазл не складывается, — Мина вжалась в спинку сидения и съехала спиной вниз. — Зачем?       — А лучше было, чтобы Мегуми продали этой весёлой семейке? — приподнял бровь Сатору.       — Продали?! — вскинулась Мина. — Нет, конечно.       — Мой клан – тоже не самый лучший вариант. Но из двух зол стоит выбрать меньшее.       — Как самокритично, — Мина косо посмотрела на Годжо. — И ты не побоялся, что ваши кланы начнут враждовать?       — Они и так свиней друг другу подкладывают периодически, — сказал Годжо.       — Я про открытую вражду.       — Нет, не побоялся.       — Вот это на тебя уже похоже, — усмехнулась Мина. — Ты при Мегуми, кстати, обнуляешь технику?       Годжо улыбнулся.       — Пока мы не тренируемся — да. Чтобы он начал доверять мне, я показываю, что доверяю ему.       — Ты всех нас так дрессируешь, к себе приучаешь?       — Среди моего окружения цирковых собачек нет.       — Иногда мне кажется, что ты к окружающим людям по-другому не относишься.       — Жестоко.       Годжо аккуратно повернул направо и встроился в поток машин.       Мина больше ничего не спрашивала и не говорила. В груди разливалось тёмное. Переливалась антрацитовой чешуёй пустота. Мина не любила дом, не любила клановые дела. Она с трудом выносила всю эту магическую бытность, и без чужих вмешательств переполненную смертью и агонией. Если бы были только проклятья и маги, маги и проклятия. Две стороны одной медали. Чёрное и белое. Всё было бы просто. Но чисто чёрного и чисто белого никогда не бывает. Сообщество магов – тот ещё клубок змей, который не распутаешь, имея власть, силу, деньги и авторитет. Не распутаешь, а сам в него угодишь.       У Мины было много вопросов к Годжо. Но имела ли она право их задавать?       Сатору ответит, если сам посчитает нужным. Спроси она о магии, проклятиях или даже последних сплетнях, да просто ни о чём — он расскажет, распишет, приукрасит для перчинки. Но когда Мина задаст вопрос на тему куда серьёзнее и ближе, появится лимит, который Годжо установит сам.       Насколько Мина исчерпала свой за сегодняшний день, знал, разумеется, только Сатору. Вопрос, почему он решил предотвратить продажу Мегуми клану Зенин и взять над детьми Фушигуро шефство, девушка решила оставить на потом. Боялась перегнуть палку.       — Сатору.       — М?       — Ты знаком с моим дядей Амацуки Рюу?       Годжо посмотрел на Мину поверх очков. По чёрным линзам мазнули отблески света уличных фонарей.       — Это который со шрамом?       — Да.       — Встречались несколько раз.       — Когда последний раз ты его видел?       — Полгода назад в Осака. А что?       — Да так, — Мина проследила за тянущейся вереницей уличных фонарей. — Я рада, что с ним всё хорошо.       — Хм, — протянул Сатору.       — Именно Рюу-сан рассказал мне о лисьем камне. Предостерёг к нему не приближаться, — сказала Мина.       — А была возможность? Ты его вообще видела у вас в оружейной?       — Пару раз, оба только маленькой. И только при дяде. При нём… камень молчал.       — Молчал? — Сатору приподнял бровь.       — Ну, да, — ответила Мина, нахмурившись. — Ты вообще знаешь, что такое «лисий камень»?       На её взгляд из оперы «ты должен это знать» Сатору только закатил глаза.       — Так проведи мне ликбез, — сказал он, будто одолжение сделал.       — Годжо Сатору и чего-то не знает? — Мина скривила губы в беззлобной усмешке. — Кицунейши — это аналог Чинтамани. Тоже камень, исполняющий желания. Артефакт, способный копить в себе большое количество проклятой энергии. Но для этого ему нужен носитель. Он — паразитическая форма проклятия, питающаяся человеческой алчностью, ненавистью, жаждой власти и разрушения. Можешь не спрашивать, как в моей семье оказалась эта дрянь. Мне самой никто не рассказывал, сколько бы ни спрашивала.       — Даже твой старик? — удивился Годжо.       — Даже он, — сказала Мина. — Куроо говорил… а где он, кстати?       Девушка обернулась, посмотрела через плечо на заднее сидение. Кота не было.       — Сатору?       — Ой, мы наверное его у ребят забыли, — протянул он. — Как же так?       — Ты серьёзно?       — Серьёзней некуда. Да не волнуйся ты так, Мегуми звонил, сказал, что нашёл Куроо под сушилкой. Спящего.       — Как я могла про него забыть? — воскликнула Мина, потирая лоб. — Идиотка.       — Не переживай, — улыбался Сатору. — Поживёт пару дней у ребят. Развеется. Мышей половит. Не всё же ему деликатесы есть и с тобой под боком спать.       — Про мышей ты загнул, — сказала Мина.       — Загнул, — согласился Сатору. — Успокойся. Никуда он не денется.       — Это ж надо умудриться, — Мина вновь потёрла лоб. Головная боль тонкой плёнкой покрывала содержимое черепной коробки. В висках начинало гудеть.       Как раз в этот момент Годжо легко припарковался возле высотки, в одной из квартир которой Мина жила. Это, конечно, не огромное родовое поместье, напоминающее лабиринт с оазисами уютных прохладных садов, а большая просторная коробка из бетона, железа и стекла. Очень дорогая, к слову, и комфортабельная. Поэтому жаловаться здесь грех. Амацуки-старший в своё время очень сильно подсуетился, пытаясь устроить жизнь внучки после своей смерти как можно лучше. Старый кот, чуя свою скорую кончину, уходит, чтобы прожить оставшиеся дни в гордом одиночестве. Амацуки-старший ушёл именно так, но до этого обеспечил своему котёнку комфортный быт и относительную безопасность, прекрасно зная, что остальное семейство погонит её взашей.       — На кофе не приглашу, — сказала Мина, собираясь выходить из машины.       — А на чай? — улыбнулся Сатору.       — И на чай, — Мина повернулась к нему. — Дай мне подумать до завтрашнего утра, хорошо?       — Может, всё-таки обговорим сейчас? — спросил Сатору. Впрочем, не особо надеясь на положительный ответ.       — Я не хочу переступать порог того дома. Ты в состоянии справиться и без меня. Не надо говорить, что погибли люди, что может погибнуть ещё больше, если этот артефакт попадёт не в те руки. Не трать слова. Тебе, Годжо Сатору, по силам справиться самому. Даже не вспотев.       Сатору поджал губы, перебрав большими пальцами барабанную дробь на изгибе руля. Мина знала, что испытывает его терпение.       — Мне крыть нечем, — пожал плечами он. — Кроме как надавить на твою совесть. Ты понимаешь, что если подозрения Тайры в краже лисьего камня подтвердятся, головы полетят у всех членов твоей семьи.       — Мне нет до них никакого дела, — отрезала Мина. — Уж извини, положительного героя из меня не выйдет.       — Даже если пострадает твой дядя или племяшка Рури-чан? — спросил Сатору.       Запрещённый приём. Годжо не гнушался применить и такое. Это как встать на горло сапогом, надавить подошвой не сильно, но весьма ощутимо. Не перекрывая кислород полностью, но давая почувствовать удушье.       — Я позвоню утром, — Мина потянула за ручку и открыла дверь.       Вышла из машины. Годжо остановить её не попытался.       — По крайней мере не «нет», — раздражённо сказал он себе, провожая удаляющуюся спину Мины тяжёлым взглядом.       Резкая вспышка. Все шесть органов чувств напряглись. Годжо будто в замедленной съёмке увидел распластанные тени и кровавую баню в знакомой обстановке Мининой квартиры. Что-то было не так.

—⋆˖⁺‧₊☽◯☾₊‧⁺˖⋆—

      Мина зашла в тёмную прихожую и замерла, не стянув правый кроссовок с ноги до конца. Суетливое присутствие неправильности поселилось где-то в желудке, копошась там маленькими, юркими пальчиками.       В подставке для зонтов Мина хранила деревянную биту. Разрисованное, лакированное оружие бэттера было проклятым предметом. Забавным, не таким мощным, как древний меч или посох, но действенным. Медленным движением Мина обхватила рукоять и уверенно вытащила биту из железной стойки.       Напряглась, не ощущая своей проклятой энергии. Она будто бы закупорилась внутри тела, не просачивалась, не тянулась плотным коконом. Сдерживающие печати. Дома кто-то был и этот кто-то явно не гость, заскочивший на кружечку ароматного чая. Мина, не сводя глаз с дверей в комнаты, с каждого их проёма в поле зрения, потянулась к заднему карману джинсов, куда обычно убирала телефон. Отправить «sos» Годжо. Навряд ли он далеко отъехал.       Мобильника не было.       Мина беззвучно выдохнула. Ощупала карман толстовки. Пусто — оставила в машине.       Девушка не увидела, скорее почувствовала движения чужих тел на кухне и в комнате напротив. Двое? Скорее всего.       Если по квартире спрятаны сдерживающие проклятую силу печати, значит, нужно выйти за её пределы. И срочно.       Стоило так подумать, как из противоположных дверных проёмов показались две одинаковые человеческие фигуры. Мина развернулась, чтобы дёрнуть ручку, которую нащупала за спиной до появления незваных гостей. Но в ту же секунду рядом с её головой вонзился большой солдатский нож боуи. Несколько срезанных пепельно-серых прядей упало на пол рядом с кроссовком Мины.       Она резко развернулась, чуть ослабляя хватку на бите, чтобы ручка проскользнула вперёд. Увеличила дальность поражения и дистанцию между нападающим, накинувшимися со спины. Первая фигура не успела увернуться. Челюсть встретилась с деревом. Голова качнулась, как на шарнирах. Человек в чёрном не удержал равновесия. Завалился на стену.       Второго Мина встретила ударом ноги в живот. Почти пинком. Силу которому пришлось придать, упершись спиной в дверь. Второй нападающий отлетел. Мина снова врезала первому, который отлип от стены и попытался атаковать. Дерево биты не дало опомниться, попадая в висок. Мине хотелось работать на опережение. Вывести хотя бы одного из игры.       Второй оказался на порядок шустрее и крупнее. Он кинулся вперёд. Схватил Мину за запястье и выкрутил. Бита начала падать. Мина перехватила её свободной, на размахе ударив противника по лицу. Тот пошатнулся. Но запястье из хватки не выпустил. Только заломил руку за спину. Прижал девушку к себе. Захват локтем вокруг шеи. Сжал горло. Удушающий приём. Мина с размаху наступила на ногу нападавшему. Потом ударила локтем в живот. Жаль, что не в солнечное сплетение. Хватка ослабла.       Мина схватила противника за запястье, резко вынырнула из-под руки, и вывернула, практически выкрутила конечность. Человек в чёрном согнулся. Мина ударила его ногой по лицу, вкладывая максимум силы.       Мужчина издал вопль, откинувшись назад. Кость хрустнула, а сустав вышел из пазухи. Не успела Мина обернуться. Мощный удар по лицу чем-то металлическим.       Кастеты.       Не просто кастеты, а проклятые орудия обвивали пальцы второго нападающего. Тот встал в боксёрскую стойку, вскинув кулаки. Металл кастетов блеснул в свете огней ночного города, сочащегося через большое окно.       Мина почувствовала кровь во рту. Дёсны в хлам. Правая щека ныла от жгучей боли. Мина сплюнула кровавую слюну. Вскинула кулаки. Противник был опытнее. Увернувшись от первого выпада Мины, нырнул под руки. Обхватил корпус в медвежьи объятия. Повалил на пол. Мина больно ударилась головой. А затем чужой кулак в кастете больно прошёлся по лицу. Теперь слева. Противник оседлал бёдра девушки. Мощным нажимом на грудь заставил откинуться на спину, когда Мина попыталась резко встать. Ещё один удар. Рассеченный лоб. Следующий выбьет ей глаз.       Замах. Рука с блеснувшим в свете фонарей кастетом скрутилась в спираль. Захрустели кости. Порвались сухожилия. Мышцы превратились в труху. Женщина в чёрном, издав болезненный вопль, рухнула назад. Схватилась за пострадавшую руку. Дикий вой распугал тени по углам квартиры. Мина приподнялась на локтях, ощущая как взбесилось всё естество. Завопило. Тело — сплошная боль и разные её оттенки.       Госпожа Амацуки повернула голову в сторону.       Сатору стоял в дверном проёме, с ледяным спокойствием наблюдая за воем напавшей на Мину женщины. Второго налётчика, попытавшегося встать, тут же скрутила невидимая техника Годжо. Но ничего не переломала, только выбила коленные чашечки. С неприятным хрустом.       — Лучше бы ты пригласила меня на кофе, Мина-чан, — посмотрел на девушку Сатору.       В его глазах морские волны могучей силы поднимали и ломали прозрачно-голубой лёд.