Невеста шестиглазого бога

      Годжо не знал, что делать.       Сёко по ту сторону телефонной трубки давала недостаточные указания, по его мнению. А на деле, просто не могла успокоить нарастающую панику.       — Извини, я не могу прилететь из Африки на своих белоснежных крыльях, потому что повесила их в шкаф на крючок, — заявила Сёко.       — И нимб, видимо, там же оставила, — проворчал Годжо. — Хотя, нет, у тебя всегда торчали маленькие рожки.       — Идиот, — выдохнула Сёко то ли само слово, то ли сигаретный дым.       Годжо потёр переносицу. Зажмурил глаза, под которыми будто провели пальцы, перепачканные сажей. На обычно гладком лице прорисовывались отдельными штрихами морщины. Не из-за подбирающейся к нему, к пока ещё девятнадцатилетнему, старости, а из-за усталости. Юношеская щетина, которая переставала быть юношеской, покрывала щёки Годжо. Вид у него был откровенно дерьмовый. Но ещё более не привлекательную картину представлял из себя маленький Мегуми, который метался в горячке по постели. Годжо в очередной раз приложил ко лбу мальчика ладонь. Она была настолько широкая, что могла полностью закрыть раскрасневшееся из-за высокой температуры лицо Мегуми. От этого, почему-то, обычно не обращающему внимания на такие штуки Сатору, стало не по себе. Своё превосходство в силе и размерах ощущалась до тошнотворного мерзким.       Пока Цумики, растрёпанная и совершенно не собранная в школу, бегала в ванную, чтобы поменять нагревшийся компресс на холодный, Годжо в очередной раз звонил Сёко.       Тело Мегуми поедал жар. Кашель царапал горло, сдавливал грудную клетку, будто внутренности сжимали корни паучьих лилий, высаженных по осени на могилу его матери. Сатору и Цумики суетились у его постели без перерывов. Меняли холодные компрессы, измеряли температуру каждый час, обильно поили, пытались дать лекарство, которое Мегуми рефлекторно выплёвывал. Годжо обрывал телефон Сёко, как единственной, кому мог довериться. Но та улетела в Африку по работе. Сатору понимал, что с одним ребёнком осталось два — он и Цумики — и они ничего толкового сделать не в состоянии. Его обратная техника распространялась только на собственное тело.       И сейчас Годжо бесился.       Мегуми сильно заболел.       Годжо забыл, каково это. Такое случилось с ним лишь однажды. Когда, будучи маленьким, он болел, мать к сыну не подпускали. Отец говорил, что мальчишка должен вырасти сильным. Нечего за женщин цепляться, иначе размазня получится, а не достойный наследник. Сложно было что-то нормально объяснить человеку, убеждённому в своей правоте.       С тех пор Годжо болеть терпеть не мог. Даже не столько из-за своих сил. Чисто из вредности и из ненависти к тем временам, когда он лежал на футоне в большой тёмной комнате с холодными полотенцами на лбу, запястьях и лодыжках. Глаза его тогда почти не мигали. Смотрели в тёмный потолок, воспалённые и сухие.       — Я скоро въеду в зону, где не будет связи, — сообщила Сёко. — Поэтому отправила тебе кое-кого мне на замену.       — Кого? — спросил Годжо.       И тут же раздался звонок в дверь.       Из-за чего Сатору едва не выронил телефон, в котором уже звучало сообщение о недоступности сети для абонента. Прежде чем Годжо поднялся на ноги, в коридор шустро выбежала Цумики.       И обычно осторожная, будто по чужому зову открыла дверь сама. Замерла настороженно.       На пороге стояла девушка в чёрной сутане беспроглядного ночного цвета. Длинные пальцы в чёрных перчатках изящно сняли капюшон, и Цумики смогла разглядеть нежданную гостью. Она была очень красивой. Очень. Но слишком холодной и отстранёно-острой, пока не улыбнулась лёгкой улыбкой, которая коснулась и глаз антрацитового цвета. Не у всех взрослых так было. И пусть исходящая от неё опасность никуда не делась, но тревога поутихла. Цумики в свои юные годы умела разбираться в людях, пусть чаще всего намеренно замечала лишь хорошее.       — Не позовёшь Годжо-куна, юная госпожа? — спросила незнакомка вместо просьбы войти.       — Сёко что, издевается? — Годжо вышел из комнаты в коридор. — Получше кандидата в лекари не нашлось?       — Тебе нужна помощь с детьми? — спросила сестра Куран, приподняв брови. — Если нет, я могу уйти.       В соседней комнате закашлял Мегуми.       — Проходи, — кинул Годжо сухо и исчез в дверном проёме.       — Позволишь войти? — спросила сестра Куран Цумики.       Девочка, растерянная и таким поведением Годжо-сана и внезапным появлением незнакомой девушки, шагнула в сторону. Сестра Куран перешагнула через порог бесшумно. А у Цумики сложилось впечатление, что она запустила чёрную кошку в их дом. За гостьей шлейфом тянулся аромат ладана. Приятный, но со спрятанными где-то металлическими нотками. Такие чувствуешь, как разобьёшь губу или на язык случайно попадёт кровь из разбитого носа.       Сакура стянула чёрную перчатку с одной руки, с другой не стала. Вновь посмотрела на Цумики.       — Не проводишь меня к твоему брату?       — Да, конечно, — спохватилась Цумики, до этого завороженная движениями гостьи. Будто кролик танцами гремучника. Сомнения, что гостью стоит впустить, у Цумики поубавилось, потому что ей разрешил войти Годжо.       — Ты не в школе. Почему? — спросила Сакура.       — Я должна помочь Годжо-сану с Мегуми, — ответила девочка.       — Он уже большой мальчик, с таким справился бы самостоятельно, — хмыкнула Сакура, но потом улыбнулась. — Собирайся, он отведёт тебя.       — А Мегуми-чан? — встревожилась девочка, понимая, что и за ним, и за Годжо сейчас нужен одинаковый присмотр. — Годжо-сан недавно с задания. Не ел. И, скорее всего, не спал.       — По нему видно, — задумчиво протянула Сакура. — Не волнуйся, всё с твоим братом, как и с Годжо-куном, будет в полном порядке.       Цумики ещё какое-то время не решалась пойти и надеть школьную форму, собрать портфель и отправиться на уроки. Но Сакура положила ей руку на плечо, чуть подтолкнула. И девочка вдруг ощутила явственную уверенность, что пойти сегодня в школу надо.       — Я пойду на уроки. Только не смогу сделать нормальный хвост. Мне обычно Кирояма-сан его делает, — сказала Цумики, вспомнив про добродушную соседку, у которой на днях сильно прихватило спину, и внук увёз её на лечебные источники.       Поэтому девочка и позвонила Годжо. Он был единственным взрослым, к которому их небольшое семейство Фушигуро могло обратиться в любое время дня и ночи. Кто же знал, что сам Сатору почти с мазохистским удовольствием измотал себя заданиями до болезненного состояния.       — Тебе его сделает Годжо-кун, — улыбнулась Сакура.       Из-за дверей высунулась белобрысая шевелюра Сатору.       — Мне не до этого, — сказал он. — Если ты не заметила.       — Заметила, — хмыкнула Сакура.       — Не надо, я сама могу, — Цумики почувствовала некое напряжение, которое, тем не менее, быстро спало. — Тем более, что Годжо-сан наверняка не умеет.       — Он навряд ли не знает, что такое Интернет, — улыбнулась Сакура.       — Сильнейшие маги не плетут косички, — Сатору был сегодня на удивление вредным и совершенно не прятал скверного настроения за привычным шутовским поведением.       — Так будь первым сильнейшим, кто сделает ребёнку хвост. Всё просто, — пожала плечами Сакура, когда Цумики пошла собираться.       Годжо хотел было огрызнуться, но сестра Куран резко подалась вперёд и серьёзно произнесла:       — Ты не видишь, что ли, как девочка встревожена? И причиной этому не только болезнь брата, а ещё и ты. Возьми себя в руки, Сатору Годжо. Собери ребёнка в школу, успокой её и успокойся сам. С мальчиком ничего не случится.       — Ты можешь дать мне слово? — мрачно спросил Сатору.       Сакура тоже хотела огрызнуться и показать зубы, но вовремя сообразила, что смысла пререкаться сейчас нет.       — Даю слово, — спокойно сказала она. — Пустишь к больному?       Годжо молча отошёл в сторону.       Сакура прошла вперёд, к постели Мегуми. Внимательно посмотрела на ребёнка, а потом наклонилась к взмокшему от пота и воды компресса лбу, прижалась губами к горячей коже. Жест получился очень материнским, правильным, нежным. У Годжо вдруг пропало всякое желание в очередной раз звонить Сёко и откровенно выносить ни в чём не повинной заклинательнице мозг по горчичному зёрнышку.       — С температурой справимся быстро, — Сакура выпрямилась. — С кашлем придётся повозиться. Главное, чтобы зараза в лёгкие далеко не ушла.       Годжо всегда напрягало умение сестёр Растущей луны безошибочно определять болячку на глаз. Всё из-за обострённых, натренированных до предела органов чувств. А ещё превосходных знаний о человеческом организме и его анатомии.       — Так это обычная простуда? — спросил Годжо.       — Да, — ответила Сакура. — Сильная, но не то, с чем бы не справился даже такой дилетант, как ты.       — Тогда я мог и обычного врача вызвать, — проворчал Годжо.       — Сёко предлагала, — сказала Сакура.       И Годжо удивлённо уставился на Куран, потом нахмурился, пытаясь полностью вспомнить их с Иери разговор. И действительно, какие-то обрывки фраз всплывали на поверхность сознания.       — Я…       — Ты просто забыл, что некоторые дела можно решать без магии. Это нормально, — Сакура чуть улыбнулась и посмотрела на него внимательно. — Ты сам как давно спал?       Её вопрос не звучал приторно. Это была не нарочитая типичная забота или сюсюканье. В такие моменты она действительно казалась старшей сестрой, а не конченой сукой.       — Спал, — пожал плечами Годжо. — Когда-то. Может, сутки назад. Может трое.       — Ясно, — протянула Сакура. — Ещё и с тобой нянчиться.       — Стяни перчатку с руки. С улицы же пришла, — Годжо кивнул на руку, обтянутую чёрной кожей перчатки.       — Я не хочу, чтобы Цумики видела, — сказала Сакура.       — Какая заботливая, — не удержался от шпильки Годжо.       — Сегодня ты язвишь не слишком изящно, брат мой, — улыбнулась Сакура. — Но это простительно в твоём-то состоянии. Я забочусь не только о Цумики, но и о тебе.       — С чего вдруг?       — Ты готов отвечать на вопросы, которые будет задавать Цумики, когда увидит мою руку?       — Не особо.       — Вот и я о том же. Идите в школу спокойно. С Фушигуро Мегуми всё будет хорошо. Я ведь дала тебе слово, а, значит, сдержу, — сказала Сакура.       — Я знаю, — сказал Годжо, а потом повторил тише. — Знаю.

—⋆˖⁺‧₊☽◯☾₊‧⁺˖⋆—

      Когда Годжо вернулся, в доме пахло ладаном. Запах Куран обволакивал каждый угол. Надо будет открыть окно для проветривания, отметил про себя Годжо.       Вместе с этим ароматом в дом будто бы пришла блаженная тишина, не звенящая в воздухе острыми краями неловкости. На кухне слышалась возня. Годжо бесшумно прошёл мимо. Не специально, скорее по привычке. Заглянул в комнату Мегуми. Тот крепко спал, мирно посапывая. На лбу не наблюдалось компресса, потому что и температуры не было. Лицо мальчика приобрело здоровый оттенок, а дыхание стало ровным и глубоким. Убедившись, что с его подопечным всё в порядке, Годжо отправился на кухню. Сакура была права — прогулка с Цумики до школы и обратно его успокоила. Сначала он хотел использовать телепортацию, но потом понял, что это будет лишним. Он встал в дверном проёме, подперев плечом косяк. Разглядывать рельефы чужой спины, прикрытой чёрной тканью водолазки без рукавов, было тем ещё занятием. Все сёстры Растущей луны были достаточно развиты физически и имели сухую рельефную мускулатуру, как это обычно бывает у спортивных подростков. Это не показатель погони за идеалом или эстетическая необходимость — всё упиралось в жажду силы и могущества. А ещё в их идеологию. У сестёр было принято считать, что источник силы кроется в гармоничном существовании разума, тела и души. Но гармония трёх составляющих, как показала практика, у каждой из сестёр пусть и была схожа, но и значительно отличалась.       Да, тело было важной составляющей здесь. Поэтому сёстры много тренировались и медитировали.       Но не красивая спина притягивала взгляд Годжо, а протез руки, которую Сакура потеряла в битве с паучихой Праматерью тогда, на горячих источниках. Протез был цвета слоновой кости и напоминал хорошо сделанную руку шарнирной куклы. Мастера Нингё знали своё дело и выбирали только лучшие материалы. Их магическая техника заключалась в создании чего-то подобного. Годжо никогда не вдавался в подробности их работы, потому что без надобности. Зачем нагружать и без того вечно работающую голову лишним? Все пропорции и особенности анатомии были соблюдены. Сакура без проблем освоилась с протезом. Казалось, она владела им даже лучше, чем родной рукой, сгинувшей в пасти паучихи.       Годжо обвёл взглядом выцветшую со временем полоску шрама — стыка магического искусственного протеза с живой плотью. Интересно, что это за материал? Мастера Нингё никогда не выдавали секретов, поэтому считалось, что сделаны были протезы из подвергшихся особой магической обработке самых настоящих человеческих костей. Конечно, в их мире магии и проклятий это могло быть как на все сто процентов выдумкой, так и на все сто процентов правдой.       Но один факт оставался фактом — искусственные конечности, как рука Сакуры, стоили баснословных денег.       Сестра Куран готовила окаю. Годжо видел, что она уже заканчивает хлопотать над рисовой кашей. «Хлопотать» слово, не совсем описывающее степенные и уверенные движения Сакуры. Годжо ещё раз из любопытства посмотрел на то, как движутся искусственные пальцы. Из-за цвета и тонкости они напоминали пальцы скелета, несмотря на схожесть с нормальной рукой. Оказывается, Эффект «зловещей долины» распространялся не только на лица.       Сакура прекрасно знала, что Сатору пялился. Повернулась к нему, усмехнулась и сказала:       — Ты очень дермово выглядишь.       — Насколько?       — Тебя будто кошка высрала, — пояснила Сакура.       — Не умеешь ты делать комплименты, сестра, — тяжело выдохнул Сатору. — Мегуми легче. Что ты с ним сделала?       — Просто подлечила. Моих умений для этого хватило, — ответила Сакура.       — И не расскажешь, как?       — Нет, разумеется.       — Вы все поголовно ведьмы, — как бы невзначай прокомментировал Сатору, усаживаясь за стол.       Ему смертельно хотелось выпрямить длинные ноги.       — Да, ты прав, — Сакура посмотрела на Годжо из-за плеча. — Слетаемся на шабаши, где бесконтрольно сношаемся с приспешниками сатаны. Кстати, не хочешь быть одним из них на следующей оргии?       От её издевательской, но вместе с тем дьявольской полуулыбки Годжо смутился. Сегодня он явно не так хорош в провокациях. Поэтому в ответ получал двойную отдачу.       — Не горю желанием и благодарить за предложение не буду, — сказал он.       — Как хочешь, — пожала плечами Сакура.       — Ты должна радоваться, что я считаю тебя ведьмой, а не демоном, — заявил Сатору.       — Ты кидался в меня красными бобами, — напомнила Сакура.       — Это для профилактики, — отмахнулся Годжо. — Иногда стоит отгонять от себя даже самую слабую нечисть.       Сакура лишь покачала головой. Достала из мойки чистую чашку и две кружки. Наложила рисовую кашу и поставила перед Годжо. Потом налила в кружки чай. Их донышки стукнулись о поверхность стола уже друг напротив друга.       — Ты довольно быстро здесь освоилась, — заметил Сатору.       — Это легче, чем кажется, — спокойно пояснила Сакура.       Годжо ещё раз посмотрел на её искусственную руку. Ему почему-то вспомнился внутренний двор их храма, где росли сплошь сосны. Дорожки, выложенные серым камнем, петляли между ними, в какой-то момент сбегаясь в одну крупную и широкую. На них и по обочинам всегда лежали сухие тельца и панцири мёртвых после лета цикад. Сёстры кропотливо собирали их в деревянные ящики, делая территорию храма как и прежде чистой. Но мёртвые цикады, которые прятались, подобно плодам, зрели в земле годы, чтобы потом вылезти на свет и прожить один сезон ради потомства, навевали мысли о смерти и бессмысленности жизни. Как и искусственная рука Сакуры.       Почему именно такие мысли возникали у Годжо, он и сам не понимал.       — Мину снова отправили к вам? — спросил он наконец о том, что давно его интересовало. — Почему? На обучение или опять из поместья выслали за то, что провинилась?       Сакура какое-то время молчала.       — Не зачастила ли она к вам? — очередной вопрос.       Сакура снова не удосужилась ответить, тонко нарезая огурцы. Готовила салат на закуску к окаю.       — Что произошло в пещере у паучихи? — не унимался Годжо, буровя взглядом спину Сакуры.       — Почему тебе приспичило поговорить об этом спустя пять лет? — она всё-таки повернулась к нему.       — Потому, что с того момента с Миной явно творится какая-то хрень, — сказал Годжо.       — А ты за неё беспокоишься? — тон Сакуры Годжо не понравился.       На этот раз промолчал он.       — Это не хрень, просто она входит в силу. Инцидент с Праматерью лишь ускорил процесс, — пояснила Сакура.       — Чем? — Сатору смотрел Сакуре прямо между лопаток.       Словно из винтовки целился.       — Ты бы ещё спросил это через лет сто. Я не помню. Хочешь узнать, прочитай отчёты, — сказала сестра Куран.       — Это муторно и скучно. Зачем читать их, если можно спросить тебя? — хмыкнул Сатору.       Сакура закончила нарезать овощи. Годжо заметил, как большой палец её искусственной руки лёг на влажное от огуречного сока лезвие и надавил. Будь это настоящая плоть, металл мгновенно распорол бы кожу.       — Почему ты злишься? — спросил Годжо, приподнимая бровь.       — Потому, что на то есть причины, — спокойно ответила Сакура.       — У вас вроде учат, что подавленный гнев опасен, — усмехнулся Годжо.       — Я его не подавляю, а контролирую. А между подавлением и контролем разница большая, если ты не заметил, — Сакура села за стол напротив Годжо. — Поешь.       — Не хочу, — сморщил нос Сатору, отодвинув чашку с аппетитной на вид кашей.       — Тогда выпей чай, — Сакура кивнула на кружку перед Сатору.       — Надеюсь, ты туда не плюнула, — сказал он.       — Надейся, — улыбнулась Сакура и отпила из своей кружки.       Годжо посмотрел в свою и демонстративно сделал несколько больших глотков. Сакура хмыкнула.       — Вернёмся к твоему подавлению гнева, — Годжо намеренно сказал подавлению, а не контролю и, не увидев никакой реакции, продолжил:       — Наверное, это очень тяжело, учитывая, что твои предки произошли из пламенной крови самого Ачалы, которую он пролил во время битвы с драконом, — Годжо посмотрел на Сакуру с прищуром поверх очков.       Его пальцы крепко держали стенки кружки и перекатывали её, скрипя стеклянным донышком по столешнице — не самый приятный звук. На температуру содержимого кружки Годжо не обращал внимания, потому что барьер из пустоты не позволял причинить его коже вред.       — Ты невнимательно читал нашу биографию, — Сакура посмотрела сначала на манипуляции Годжо с кружкой, а потом подняла на него спокойный взгляд. — Кровь Ачалы смешалась с кровью дракона, а из неё появились мы. Миф о том, что обладатели огненных техник, все поголовно вспыльчивые и гневливые, не более, чем миф.       — Ну, истории некоторых членов твоей семьи доказывают обратное, — Годжо почему-то хотелось вывести Сакуру на эмоции.       — Зря ты пытаешься поддеть меня, — сказала сестра Куран. — Ты не скажешь ничего оригинального. Ничего того, что бы я не слышала от дурных языков. К любым ядам, знаешь ли, со временем вырабатывается иммунитет.       — И тебе ни разу не хотелось свернуть кому-то шею? — спросил Годжо.       — Почему же? Много раз, — ответила Сакура.       — И мне?       — Ты рекордсмен, — улыбнулась Сакура.       — Я польщён, — улыбнулся Годжо.       — Зря, — протянула Сакура.       — И всё же, — Годжо наклонил голову вбок, на этот раз демонстрируя в глазах искреннее любопытство, но всё ещё то, из-за которого сгинула кошка.       — Я контролирую гнев, как и любую другую эмоцию, чтобы видеть ситуацию целиком, трезво и со всех сторон, а не только с той, с которой мне удобно и безопасно смотреть, — ответила Сакура.       — Это утомляет, — сморщил идеальный нос Сатору.       — Всё дело в практике, — сказала Сакура.       — Скучно, — протянул Сатору.       Сакура только улыбнулась.       — Ты на назначение Эномото настоятелем вашего храма тоже трезво смотришь? — спросил Годжо.       И увидел, как сестру Куран едва заметно передёрнуло. Его тоже потряхивало от упоминания старейшин, так что здесь подначек придумывать как-то не захотелось.       — Очень стараюсь, — терпеливо ответила Сакура.       — И что, назначение тебя Верховной сестрой отменяется после его вступления в должность? — спросил Сатору.       — Меня может снять или назначить только мать-настоятельница, а не ключник, — сказала Сакура, намерено называя старейшину Эномото «ключником», фактически заведующим хозяйством при храме, что не по статусу такому знатному человеку.       Если не вдаваться в подробности, иерархия у сестёр Растущей луны довольно простая. Во главе Верховная жрица, Верховная мать-настоятельница, за ней идут две Верховные или по-другому Старшие сестры — одна глава охраны и боевой школы, вторая же стояла над остальными мико, как правило врачевательницами и приручительницами шикигами. Одни облачались в чёрные сутаны с капюшонами, вторые носили красно-белые облачения монахинь. Одни звались шинигами, жницами и собирательницами душ, другие же цуру, потому что подобны были журавлям и по духу, и по символической составляющей. Только после них шёл настоятель храма. Что любопытно, эта иерархическая ступень была свободна от обязательного требования к полу занимающего её. Но нынешняя мать-настоятельница болеет, а Верховных сестёр надо назначать заново, потому что одна из них погибла, а вторая вышла замуж.       Поэтому формальная власть в руках старейшины Эномото, но никто не слушался его без наличия старших сестёр. Приходилось сосуществовать с кандидатками на их звания.       Видно, что Сакура не в восторге от сложившейся ситуации, как бы ни старалась этого не показывать.       — Ты его ненавидишь? — спросил Сатору. — Хотя он родственник Мины.       — Причём здесь это? — приподняла бровь Сакура. — И да, я его не ненавижу, я просто вижу, какая он крыса, любящая мутить воду. Мать-настоятельница не просто столько времени болеет.       — Она уже очень стара, сестра Куран, — сказал Годжо как бы в упрёк слепоте Сакуры. — Сменяемость власти — штука крайне полезная. Посмотри на наш совет старых ублюдков.       — Возможно, ты прав, однако есть одно большое «но». Скажи мне, шестиглазый, как та, что пережила голод, войну, издевательства своего народа, эксперименты в небезызвестном тебе отряде, оккупацию американцами и попытки использовать её магические техники в далеко не человеколюбивых целях, не может победить последствия обычной лихорадки? Как та, что способна затягивать раны силой мысли и у себя, и у других, способная по твоему дыханию понять, чем ты болен и что тебя тревожит, может медленно терять рассудок и гнить заживо? Она не Моро-сан. Это не последствия родовых техник.       — Думаешь, Эномото её… подсиживает? — Сатору не сводил внимательного взгляда с Сакуры.       — Уверена, — сказала она. — Только вот одного не знает глупый старик — без сильной верховной жрицы его никто и слушать не станет.       — Почему?       — Потому, что он из совета старейшин.       — Но как-то же продвинулся на должность настоятеля к вам?       — Его мать была нашей сестрой до того, как вышла замуж за представителя клана Амацуки. Верховная мать-настоятельница просто не смогла отказать в просьбе своей старой подруги взять сына в орден, — пояснила Сакура. — Мать Мины, кстати, тоже из наших сестёр.       — Правда? — удивился Годжо.       — А ты не знал? — в ответ удивилась Сакура, — Настоятель Эномото и свёл их со своим племянником Амацуки Сеиджи.       — В очередной раз убеждаюсь, что семейка у моей невестушки весёлая, — протянул Годжо. Сакура поджала губы, словно сдерживаясь, чтобы не сболтнуть лишнего. Годжо заметил это.       — Так что, может, скажешь, что в ту ночь произошло? И почему ты так трясёшься над Миной? — спросил он собеседницу.       Та улыбнулась. Изящно подалась назад, облокотившись лопатками на спинку стула.       — А ты расскажешь, зачем не дал продать Зенинам Фушигуро Мегуми? — вопросом на вопрос ответила Сакура.       Теперь была очередь Годжо поджимать губы. С сестрой Куран всё-таки невозможно было нормально разговаривать.       — Захотелось подложить им под нос вонючую свинью, — пожал плечами он.       — Да, конечно, — усмехнулась Сакура. — Считай, и я занимаюсь тем же.       — Не поверю. Тебе просто нужен козырь в рукаве в лице наследницы техник Проклятых лун, чтобы в будущем не Эномото управлял орденом, а ты, — прищурился Годжо.       Сакура долго смотрела на него нечитаемым взглядом, а потом прыснула со смеху. Задрала голову и расхохоталась в голос. Годжо неожиданно для себя испугался, что эта ведьма разбудит Мегуми. Да, сильнейший маг нынче действительно курица-наседка. Но в соседней комнате мальчишка даже не изменил дыхания. Ровного и спокойного. Чем она его опоила?       — Ну, если хочешь так думать — думай, — сказала Сакура, закончив смеяться. — Я перед тобой отчитываться не обязана. Только не в моих правилах рассуждать о детях, как об инструменте в борьбе за власть. А уж тем более использовать их таким образом. Силу я люблю, но не настолько.       Резкая серьёзность её тона охладила злорадство Годжо.       — Скажи я на что способна Мина действительно, каждый начнёт перетягивать её на свою сторону. Что Эномото, что орден, чтобы получить козырь в рукаве. Мина — одна из немногих, кто полностью соответствует требованиям ордена, особенно по телесным техникам. Она — настоящий некромант. Но, вместе с тем, ребёнок. Я чувствую внутреннюю потребность её защитить. Разве у тебя с Мегуми не так же было? Разве одна из причин, по которым ты учинил грандиозный скандал с Зенин — это не желание уберечь мальчишку от незавидной участи?       Годжо промолчал. И молчание его было красноречивей всяких слов.       — А на что способна Мина? — Годжо решил сменить тему.       — На многое.       — Что ты помнишь?       — Как и ты, практически ничего, — ответила Сакура. — И даже эти крупицы желала бы забыть.       — Ты не скажешь? — догадался Годжо.       — Не обязана, — отмахнулась Сакура. — И зачем тебе это, кстати? Насколько я знаю, ты пытался расторгнуть вашу помолвку несколько раз, потому что до сих пор сохнешь по Утахимэ.       — Заткнись, — кинул Годжо.       — Нет, — улыбнулась Сакура. — Что, внезапные альтруистические порывы? Желание защитить молодое поколение заклинателей?       — В няньки я не особо гожусь, но на твою честность отвечу честностью — представь себе, да, — сказал Годжо.       — Уж не чувство ли это вины за смерть сосуда Звёздной силы и предательство Гето? — Сакура снова наклонила голову вбок, как любопытная кошка.       — Ты мне в задницу без вазелина пытаешься залезть, а это мерзко, — заявил Годжо.       — Мерзко — это твои вульгарные сравнения, — проворчала Сакура. — Ты не такой загадочный, каким хочешь казаться.       — Не люблю, когда бередят раны несчастного меня, — Годжо наигранно надулся и приложил ладонь к левой части грудной клетки, где под слоем кожи, мышц и костей билось сердце.       — Я скажу кое-что, после чего ты, вполне возможно, меня возненавидишь, но мне не жаль. Абсолютно точно не жаль ни тебя, ни Гето, — Сакура спокойно выдержала взгляд Сатору. — Знаешь, что роднит Гето с так ненавистными ему бесхвостыми обезьянами?       — Просвети, — нехорошо усмехнулся Годжо.       Как одолжение сделал.       — Добавь больше яда в голос, Сатору. Может, внутри легче станет, — сказала Сакура. — Право выбора — вот, что объединяет самого сильного мага и самого жалкого человека. Всех, от мала до велика. У нас есть разум, есть воля, есть мораль, этика или элементарные понятия о собственном комфорте, даже если это «комфортом» сложно назвать. Это отличает нас от настоящих приматов. У Гето был выбор — он его сделал. Не то чтобы ты это не понимал.       — Ты хочешь устроить мне сеанс психотерапии? — Годжо приподнял светлую бровь.       — Да, совершенно бесплатно. Нам не нужно ещё одного мага особого уровня, съехавшего с катушек, — сказала Сакура.       — Гето не… — Сатору хотел возразить по привычке, но понял, что будет звучать по-детски.       — Да, ты прав, Гето Сугуру не сошёл с ума, — кивнула Сакура. — Он просто сделал свой выбор.       — Сомневаюсь, что он у него вообще был, — Годжо посмотрел в кружку чая на своё отражение, а потом сверкнул глазами на Сакуру.       — Оу, — та наигранно удивилась. — Ты поступаешь, как взрослый? Не лезешь со мной в драку, а пытаешься говорить словами через рот? Вырос, значит. Но фразочки по типу «не было выбора» или «вынудили, довели» тебе не кажутся таким себе оправданием для насилия, а уж тем более для истребления доброй половины человечества?       — Не думаю, что у Гето хватит на это сил, — усмехнулся Годжо.       Сакура лишь пожала плечами.       — Пусть так, но ты недооцениваешь его целеустремлённость, — сказала она.       Она рассуждала, будто знала Гето лучше многих, лучше чем он, единственный и равный по силе друг. В последнее время Сатору это не казалось таким уж невозможным.       — Ты другое хотела сказать, — теперь Годжо видел Сакуру насквозь.       Она намеренно перестала прятаться за ширмой напускного спокойствия. Теперь от неё исходил жар, который был предвестником бури. Эта буря пока не разверзнется, не раскроет свою пасть, пусть Сакура с превеликим удовольствием смела бы ею всех неугодных.       — Я хотела сказать то, что хотят, но не могут другие, потому что боятся, — кивнула она.       — А ты, значит, не боишься?       — Нет.       — Может, зря?       — Может. Хочешь убить меня — попытайся. Может, на меня у тебя рука поднимется.       Годжо резко вскинул голову. До него мгновенно дошёл потаённый смысл слов Сакуры. Она имела в виду ошибку Годжо, когда тот не смог убить Гето. И сейчас слухами о его сомнительных подвигах земля полнится. Интересно, сколько бы жизней не пошло наперекосяк, не дай он Сугуру уйти? Пожалуй, этот вопрос на всю жизнь останется без ответа.       — Не думай, я не собираюсь культивировать в тебе чувство вины или давить на больное, ты и сам справляешься превосходно, — сказала Сакура.       — Нет, тебе доставляет удовольствие ковыряться в ранах других, — хмыкнул Годжо.       — Нет, мне просто не нравится, что мы орудия не в борьбе с проклятьями, а в борьбе за власть и спокойную жизнь сильных мира сего. Меня это бесит.       — Ты клялась принадлежать ордену.       — Я клялась защищать людей и орден от проклятий и внешних посягательств, а не принадлежать ему. У меня никогда не было матримониальных амбиций и эгоцентричной потребности стоять у власти, но мне не безразлично, кому подчиняться. И что происходит с моими сёстрами. Последнее время орден стал превращаться в рынок хороших невест, а сестёр ограничивают в изучении техник и некоторых выборах. Всё это с подачи Эномото. Нам, сёстрам, не согласным с его политикой, нужна хорошая, сильная кандидатка в верховные жрицы. Лояльная к нам, не к Эномото. Но я иллюзий не строю. Подошла бы Моро, но она слишком безумна.       — Поэтому тебе нужна Мина? — усмехнулся Годжо.       Сакура долго смотрела на него молча, спокойным, почти мёртвым взглядом, а потом всё-таки спросила:       — Ты никогда не думал, почему её дедушка так настаивал на вашей помолвке?       — Это так важно? — приподнял бровь Годжо.       — Важнее, чем ты можешь себе представить. Династические браки не редкость даже в наше время. Как ни крути, их заключают либо ради политической выгоды, либо ради хорошего генетического материала. Ни то, ни другое в вашем с Миной случае не актуально. Значит, есть третья причина.       — Я личиком вышел? — съязвил Годжо.       — К тебе, как к её мужу, побоятся сунуть нос. Знаешь, кто был против вашей помолвки? Настоятель Эномото. Я сопровождала на тот совет Амацуки-старшего в качестве охраны не просто так.       — Они же братья и друзья.       — Не когда дело касается власти. Эномото тот ещё старый лис. Он положил глаз на Мину с тех пор, как выяснилась её родовая техника. Из-за силы и возможности посадить её на место нынешней матушки. Как тебе такое?       — Ты же…       — То и имею в виду.       — А тебе какой интерес?       — Я защищаю Мину, как и ты, пусть пока этого не осознаёшь.       — Ещё раз спрашиваю, каков твой интерес? — повторил вопрос Годжо.       — Этого я тебе не могу сказать, — Сакура пересекла указательным пальцем рот.       В тот день они всё же устроили «дружеский» спарринг, но уже ближе к вечеру и без свидетелей в лице Цумики и очухавшегося Мегуми.       Сейчас же, стоя перед воротами храма Растущих лун и вспоминая разговор почти пятилетней давности, Годжо понимал, что ему придётся разбираться либо с настоятелем Эномото, либо с сестрой Куран, которая всё-таки заинтересована в Мине больше, чем казалось на первый взгляд.       А если и понадобится, то придётся расправиться с обоими.       — Что ж на тебя все, как мухи на сладкое, Мина-чан?.. — сказал Годжо и шагнул вперёд.       Ровно посредине входа под храмовыми воротами. Как обычно в свою давно забытую обитель входят божества.