Невеста шестиглазого бога

      Это походило на хождение по канату без страховки над огромной ареной цирка. Когда зрители пялятся вверх, не чтобы увидеть, как гимнаст преодолеет сложный путь, а в ожидании, что он сорвётся. Именно это будоражит кровь людей, а не искусство хождения по канату — возможность упасть и погибнуть. То, что человек способен оборвать свою жизнь на потеху публике. Приходится идти, смотря перед собой, а не вниз, на людей. Держать шест и балансировать между жизнью и смертью. Канат — граница. Узкая дорожка. Для гимнаста — всё, для зрителя — развлечение.       Клановые мероприятия трудно отнести к разряду развлечений. Но люди там такие же стервятники, голодные до подробностей чужих жизней. Надевая искусно сделанные маски лицемерия и доброжелательности, они смотрели в глаза, улыбались приветливо, пока медленно вставляли тебе нож под рёбра. Мина ненавидела такие сборища. И вовсе не потому, что считала себя выше собравшихся или лучше, а потому, что была не в своей тарелке. Не там, где следовало бы. Чувствовала себя так неуверенно, будто действительно идёт по канату, но без спасительного посоха для соблюдения баланса.       Отец и брат сами бы справились на сегодняшнем мероприятии по случаю дня рождения одного из членов семейства Годжо — родного дяди Сатору. Но Мина обязана была там присутствовать, как будущий член великого клана. Отец в последнее время как с цепи сорвался. Тайра готовился стать главой клана и вёл себя, будто был им всю жизнь. Неприятные для Мины разговоры о том, что они с братом вступают в ту пору, когда должны принести клану только пользу, почёт и уважение, походили на удавку, накинутую на шею. И с каждой репликой несогласия она затягивалась всё туже. К Тайре, разумеется, требований было по минимуму. Но отец и так из этого идиота всю душу вытряс ещё в детстве, превратив в завистливую, но послушную марионетку. А Мине он говорил…       Она прикрыла глаза. Прокрутила на пальце кольцо с мантрой, что ей когда-то подарил Годжо — привёз из одной поездки в качестве оберега. Для Мины это скорее являлось способом успокоения. И небольшим, но всё же обманом, иллюзией, что Сатору здесь. Хотя он уже несколько дней как в командировке и не знает, успеет ли на мероприятие. А без Сатору оно становилось сродни пытке.       Но Мина всё равно нашла своеобразный способ развлечься. Вновь прокрутив кольцо, она заправила выбившуюся серебряную прядь обратно в причёску. Ничего специфического, чистая классика и никаких украшений — убранные назад волосы. Но вот кимоно было насыщенно красным, без узоров, с чёрным широким поясом. Ткань хорошо сочеталась с красной помадой на пухлых губах. Мина намеренно не стала делать их меньше, а выгодно подчеркнула природную форму, зная, какой эффект это возымеет на тётушек. Вульгарщина и пошлость, абсолютное неуважение. Никакой скромности. Но в сочетании с цветом волос и кожи Мины это смотрелось действительно роскошно. Кровь и снег. Девушка походила на яркий изящный цветок. Даже полусапожки на шнуровке, которые она надела вместо гэта, удивительно шли к традиционному наряду. Мина отпугивала своей яркостью, как делает это змея, которая использует бросающейся в глаза окрас в качестве предупреждения. Чем ярче особь в природе, тем она опаснее, ядовитее. Связываться с ней себе дороже. Но только не таким же змеям.       — Отлично выглядишь, Мина-чан.       Мина прикрыла глаза и медленно выдохнула. Сад в поместье клана Годжо такой огромный. А вокруг так много гостей, точнее потенциальных жертв. Почему Зенин Наои приспичило подойти именно к ней?       — Благодарю, — вежливо, но холодно ответила Мина.       — Ох, госпожа не в настроении? — усмехнулся Наоя.       — Ты очень проницателен, — сказала Мина.       — Какой Годжо жестокий, оставил тебя на растерзание этим ведьмам.       Наоя кинул взгляд в сторону женщин в кимоно, не таких ярких, как надетое на Мине, но не менее дорогих. В основном жёны и матери, заклинательницы, которые положили свою жизнь на алтарь семьи. Всё, что угодно, чтобы соответствовать неизменному идеалу японской женщины — Ямато Надэсико. Холодные, бесстрастные, красивые и не очень куклы, властные и надменные с молодыми, они опускали в пол глаза, отдавая бразды правления мужчинам — отцам, мужьям, сыновьям, дядям и племянникам. В такие моменты Мина всегда будто бы оказывалась отброшенной на несколько веков назад, когда подобное что-то значило. Оно значит и сейчас, в такой среде, как их. Тех заклинательниц, кто выбрал участь иную, здесь не было по одной простой причине — они на миссиях. Они заняты делом. И Мина куда охотнее послушала бы истории про их приключения, обсудила бы проклятых духов и способы изгнания, да просто поболтала бы об ерунде. А не о детях, клановой политике и о бесстыдстве, которой подвергла себя та или иная представительница знати. Мина знала, она входит в их список для осуждений. Она и её отношения с Годжо. Слухи о том, что они спят, ходили ещё до того, как Мина и Годжо начали, собственно, спать друг с другом.       — У них разговор один: когда ты раздвинешь ноги перед Годжо и кого ему родишь. Впрочем, по их мнению, с первой задачей ты справилась на ура. Так ведь?       — У тебя поганый язык, Наоя.       Мина не прятала своё отношение за пассивной агрессией. Она ненавидела лицемерить и предпочитала сразу давать понять, что к ней лучше не соваться, иначе откусит нос. Да, совсем не идеальная жена, не идеальная женщина. Не в меру строптивая, не знающая, когда заткнуться.       — Ты слишком дерзкая, хотя всего лишь подстилка Годжо-куна.       Наоя был ядовитым и не терпящим неуважения. При гостях он, разумеется, ничего ей не сделает. Людей слишком много, а один из претендентов на главенство клана Зенин знает, что такое репутация среди этих ящеров. Мимо медленно прошла, будто бы проплыла, пожилая пара заклинателей. Они кивнули молодым людям в знак приветствия, те почтительно поклонились. Как только пара отошла на приемлемое расстояние, Наоя повернулся к Мине. Она же посмотрела в ответ. Открыто и прямо. Как он не любил.       — Интересно, ты был бы такой же смелый при Сатору? — спросила она. — Думаю, навряд ли.       Наоя втянул воздух через нос.       — Тебе бы поучиться у этих куриц манерам, — он кивнул на беседующих женщин. — Как опускать в пол глаза и ходить за мужчиной на три шага позади. Придётся привыкнуть ублажать мужа по ночам и рожать ему детей, потому что другого кланы не примут. Да не абы каких маленьких ублюдков, а сильных, способных, не уступающих отцу. В противном случае, для чего ты нужна?       Мина почувствовала, как от гнева начинает болеть голова и жечь щёки. Слова Наои не должны были так её задеть. Потому, что кто угодно говорит Мине о её «обязанностях», как будущей жены Годжо Сатору. Кто угодно, но не сам Годжо. Он никогда не заикался о подобном, не давил и не начинал разговор, хотя пару раз всё-таки спрашивал, что она об этом могзгоёбстве думает.       — Тебя ведь не интересуют женщины, а ты так много о них знаешь. Ко мне постоянно цепляешься. Неужели к Годжо ревнуешь? — улыбнулась Мина.       Она перегнула палку. Так сильно, что та почти сломалась и рисковала прилететь ей обломком в лоб. Но вместе с тем появилось азартное ощущение выковырять из Наои что-то человеческое, хотя он сам по себе был сосредоточением пороков клана Зенин. А Сатору — клана Годжо, но не в такой степени, что молодой человек напротив.       Наоя стал похож на змею перед броском. Мина пробежалась взглядом по собравшимся знатным господам. Она искала хоть кого-нибудь, чьё внимание или присутствие позволило бы ей получить противоядие от разговора с Наоей. Он ведь не первый, кто решил развлечься за её счёт, немного поиграть, как змея с угодившей в террариум мышью. Но Зенин по крайней мере не притворялся, что ему и впрямь интересна личная жизнь Мины и Годжо или их совместное будущее. Наоя просто говорил гадости красивым, но поганым ртом. Навряд ли молодой господин из клана Зенин озабочен, сколько Мина родит детей. Или как она должна себя вести. А вот тётушки и некоторые господа уже успели влить порцию яда.       Возможно, окажись рядом Сатору или его матушка, то Мина не была бы так резка, по причине, что никто при них не посмел бы отрывать рты в сторону будущей госпожи Годжо. Но реальность, увы, была жестока. Сатору на миссии, а его матушка сильно приболела. Даже после стольких лет последствия родов давали о себе знать. Вдвойне, потому что выносить такое дитя, как шестиглазый, под силу не каждой женщине.       Она всегда относилась к Мине хорошо. Даже лучше, чем девушка того подчас заслуживала.       Но сейчас ни её, ни Сатору не было.       — Ты такая прелестная, — сказала одна госпожа с суровой складкой у губ.       Это портило её когда-то красивое лицо. Мина на комплимент лишь почтительно поклонилась, потому что знала — дальше в неё попытаются кинуть шмотком грязи.       — Твоя отличная фигура видна невооружённым глазом, жаль, бёдра узковаты. Будет сложно рожать сыновей, — продолжила речь госпожа.       — Ну что вы, госпожа, может раньше это и имело значение, но с нынешней-то медициной, — подхватила её вторая тётушка. — Жаль только, что фигурка твоя, Амацуки-сан, и правда испортится после первых родов. Нужно будет за ней следить хорошо, чтобы Годжо-кун не захотел… кхм, неприлично говорить о таких вещах вслух.       — Ну, что вы, — Мина расплылась в улыбке. — Не поздновато ли печься о приличиях, когда вы в открытую начали обсуждать при мне то, что вас не касается? Что не является вашим делом.       — Да как ты смеешь такое… — возмутилась вторая госпожа.       Первая остановила её жестом руки, призывая к молчанию. А сама сказала:       — Ты действительно больно кусаешься. Сложно назвать тебя невоспитанной, скорее дерзкой девчонкой, чью спесь и впрямь стоило бы сбить. Вы с Годжо-куном ведёте себя крайне неподобающим образом, нарушая все приличия. Так ты ещё и дерзишь лишь потому, что твой жених Сильнейший и поощряет тебя во всём.       — Вы хотите указать на наше бесстыдство лишь мне, потому что рядом нет Сатору? — приподняла бровь Мина.       — Я бы сказала это и ему, — заявила женщина. — То, что он стоит выше всех нас, не даёт тебе, девчонке, права зарываться и смотреть свысока.       — Даёт, — просто сказала Мина. — Даёт, и это вас так сильно раздражает, госпожа, что вы можете говорить мне только гадости и сплетничать за спиной, потому что больше ничего сделать не в состоянии. Ваши мужья, сыновья, да кто угодно обсуждают, какой Годжо дерзкий мальчишка. Считают несправедливым, что такая неимоверная сила достались смутьяну, который ни во что не ставит ни великие кланы, ни старейшин. Но проблема в том, что они ничего с этим не могут поделать. Они как смотрели в спину Сатору, так и будут смотреть вечно.       Госпожа медленно выдохнула. Её складка у губ выделилась ещё сильнее, сделав выражение лица жёстче. Дама прищурила глаза.       — Хочешь, я превращу твою жизнь в сущий ад? — спросила она сурово.       — Я пока не готова к столь тесным с вами отношениям, но за предложение благодарю.       Мина улыбнулась вежливо и склонила спину в почтительном поклоне. Но выглядел этот жест как издевательство, а не как проявление искреннего уважения. Довольная произведённым эффектом, Мина поспешила покинуть пребывающих в гневе знатных дам, прекрасно зная, что именно они начнут говорить за её спиной. Но на этот раз она хотя бы дала им настоящий повод, а не плод больной фантазии. Мина ушла в тень растущей в саду вишни, где её и нашёл Наоя.       — Интересно, что ты такого делаешь, чтобы Годжо-кун поощрял подобное поведение. Будь ты сосватана за меня…       Мину передёрнуло. Такой разговор ведь был. Давно, но был. Мина вспомнила случай, когда они с Сатору сидели на чьих-то похоронах в ритуальном зале. И Годжо шепнул ей тогда, наклонившись к самому уху:       — А ведь он мог быть твоим женихом.       И кивнул на Наою.       Мина помнила, как внутри расцвело какое-то облегчение, что рядом с ней сидит не кто-то другой, особенно из клана Зенин, а именно Годжо.       Но сейчас её трясло. Действительно трясло от гнева и бессилия.       — Я сосватана не за тебя, а если бы такое произошло, — Мина повернулась к Наое. — То я бы скорее удавилась, чем стала твоей женщиной.       Это как плевок в лицо. Наоя, безусловно, посчитал слова Мины за оскорбление. Она не почувствовала, даже не поняла, что произошло в следующую секунду. Только моргнула, потом ещё раз, уставившись на руку Годжо, сжимающую запястье Наои. То, что это Сатору, Мина поняла сразу и даже не засомневалась. Она ощутила чёткий поток его проклятой энергии.       — Ты что удумал, Н-а-о-я-к-у-н? — протянул Годжо.       Мина повернула голову вбок, потом задрала чуть вверх, чтобы посмотреть на подбородок Сатору. Он небрит на два дня дольше положенного. Короткая светлая щетина украшала щёки. В целом, если не приглядываться, и не скажешь, что Годжо помятый. Он явно только-только с миссии вернулся и навряд ли заезжал хоть куда-нибудь, чтобы привести себя в порядок.       — Ничего, Годжо-кун, — Наоя не испугался, но был поражён не меньше Мины.       — Ничего? — хмыкнул Годжо. — Мне так не показалось.       — У твоей невесты длинный язык, — сказал Наоя.       — Оу, я в курсе, — улыбнулся Годжо. — И рад этому.       Наоя дёрнул рукой, Сатору не держал его крепко — отпустил сразу. Мина мгновенно уловила, как воздух наливается тяжестью. Ещё не хватало, чтобы эти двое начали выяснять отношения прямо сейчас.       — Ты уже подходил к своему отцу? — поспешно выпалила Мина. — Он знает, что ты приехал?       — Обойдётся старик, я слишком устал, чтобы терпеть ещё и его, — сказал Сатору, а потом посмотрел на Мину. — Не волнуйся, никто не собирается драться. Правда, Наоя-кун?       Он протянул его имя как-то по-особому издевательски. Словно давал понять, кто выиграет в случае, если они начнут не драться, а скорее петушиться. Мина назвала бы это так. При всей любви к Годжо.       — Разумеется, — Наоя мрачно усмехнулся.       Отступить назад для него было тяжёлым решением. Но молодой господин Зенин далеко не глуп, хотя многие бы поспорили. С Годжо ему не тягаться, тем более на официальном мероприятии. Будь это собрание кланов, другое дело. Хотя, даже тогда Наоя бы не решился. Мина давно заметила, что он не боится Сатору, а им… восхищается, что ли. Какое-то время она даже думала, что юный Зенин к её жениху неровно дышал.       Годжо ещё раз окинул взглядом Наою, а потом взял Мину за руку и увёл оттуда, пока гости не заметили его присутствия. Было и впрямь удивительно, что ещё никто не обратил внимания на прибытие наследника клана Годжо.       Территория его родового поместья непомерно огромна, большим был и сад. Неудивительно, что там можно найти уединённое место. Подальше от посторонних глаз. Мост, покрытый приглушённой охрой, гнул спину над водной гладью. Мина смотрела, как под ней плавают карпы, глупо таращатся перед собой. Годжо стоял рядом, убрав руки в карманы.       — Почему ты приехал? Мог бы отоспаться где-нибудь, отдохнуть. В техникуме, например, а потом сказать, что не успел.       — Мог, — пожал плечами Годжо. — Но не стал. Ты так не рада меня видеть?       — Скорее уж задаюсь вопросом, давно ли ты стал мазохистом, — сказала Мина.       Годжо усмехнулся.       — Примерно час назад, когда прочитал твоё сообщение.       — А.       Мина написала ему, что всё-таки едет и отвертеться не получилось. Не стала говорить, что едва не получила звонкую пощёчину, когда перешла с отцом на повышенные тона. Он объяснил необходимость присутствия Мины тем, что каждый из гостей должен знать, кто произведёт наследников великого клана, кому будет принадлежать такая честь. И что удостоенная её женщина не должна пренебрегать своими обязанностями уже сейчас. Вспомнив это, Мина с трудом проглотила вязкий ком в горле. Ещё не хватало разреветься при Сатору.       — Надо вернуться к… — начала она.       — Не надо, — прервал Годжо. — Там и без нас найдут повод покрысятничать. С детства ненавижу подобные сборища.       Здесь Мина была с ним целиком и полностью солидарна.       — Тебе потом не будет выговаривать отец… за пренебрежение твоими обязанностями?       — У меня их навалом. И посерьёзнее, чем ублажать кучку аристократов своим присутствием, — сказал Годжо.       — Ох, молодой господин, вы действительно устали с дороги, — Мина улыбнулась.       Годжо снял очки и долго смотрел на неё трудно читаемым взглядом. Мина с трудом вынесла зрительный контакт, под конец всё-таки отвернувшись.       — Что?       — Ты ничего не хочешь мне сказать?       — Нет.       — Мина, что случилось?       Она тяжело вздохнула.       — Тебе хоть раз родители что-нибудь говорили о нашем… неподобающем поведении?       — А, вот оно что. Мог бы догадаться, — усмехнулся Годжо. — Отец пару раз пытался прочитать мне лекцию о том, как должны вести себя дети из консервативных кланов, чтобы не испортить репутацию ни себе, ни их членам. Но я напомнил ему о хорошеньких служанках, которых он таскал в левое крыло поместья, когда болезнь матери давала о себе знать. Так что он не имеет право меня попрекать нашим с тобой… неподобающим поведением.       — Сатору…       — Мне не жаль, Мина. Но я вижу, что тебе от этого достаётся больше, чем мне.       — Это не то, что бы я не смогла вытерпеть. Просто…       — Просто твоё утро началось не с кофе, я так понимаю, — заметил Годжо.       — Отец сегодня напомнил про мои обязанности, — в усмешке Мины смешались и грусть, и злость. — Знаешь, со скольки лет мне говорят, что я должна стать примерной женой и родить сильных детей, чтобы «укрепить позиции клана»? Я сама ещё была ребёнком, но меня уже готовили ко взрослой жизни и единственно верному предназначению. Всё именно так и подавалось. Даже сейчас. Мне просто повезло, что тебе подобное не интересно: ни дети, ни семья, ни этот брак…       — Ты так думаешь?       — Я в этом уверена. Ты не такой человек, чтобы обременять себя подобными вещами. А вместе мы с тобой только потому…       И тут Мина задумалась, замолчав. А почему они, собственно, вместе. Про себя она знала — Амацуки Мина намертво влюблена в Годжо Сатору. Он в своё время имел шанс отменить все договорённости. Да, без скандала бы не обошлось, но у Сатору уже на тот момент был совершенно другой статус и другие возможности. Он просто в один прекрасный день спросил, хочет ли Мина сама, чтобы их помолвку расторгли. И Мина сказала «нет». С тех пор Годжо всегда рядом, даже если физически это не так.       Мина начала поворачиваться и тут же вздрогнула, увидев перед собой лицо Годжо. Он наклонился так, что кончики их носов едва ли не соприкасались. Взгляд его был насмешлив, но Мина знала, что за ним прячется. В Годжо всегда была такая сила, которая даже без проявления проклятой энергии могла давить и пугать, а ещё восхищать.       — Что мне с ними сделать, Мина? Давай подумаем.       — О чём…       — О том. Они здесь все собрались, нельзя упускать такой шанс. Что мне сделать, Мина, чтобы эти люди тебя больше не доставали?       — Ты ведь несерьёзно сейчас? — Мина не в состоянии отвести глаз от Сатору.       Ей не страшно от него такого. Ей не по себе от чувства странного предвкушения, граничащего с радостью, что вызывает в ней предложение Годжо. И он сам, пренебрегающий чем-то человеческим.       — Вполне серьёзно.       — Сам прекрасно знаешь, что это ничего не решит, — она прошептала ему в губы.       Так близко Сатору сейчас был. Он прищурил глаза. А потом выпрямился.       — Знаю. И иногда мне жаль, что по-другому никак. Тебя это пугает?       Видимо, он заметил, какая тень мелькнула на лице Мины.       — Меня напрягает то, что человек, способный этот мир стереть в порошок, допускает такие мысли всерьёз.       — Не в таких глобальных масштабах, — сказал Годжо. — Но ты ведь прекрасно знаешь, что я этого не сделаю. Если меня не попросить.       — Перестань.       Годжо рассмеялся. Он бы ничего подобного делать не стал. Слишком благоразумен для этого. Слишком хорошо всё понимает.       — Отлично выглядишь, кстати.       — Спасибо.       — Мы можем всех бросить, уединиться и дать настоящий повод перемыть нам косточки.       — Мне будет стыдно перед твоей матерью.       — Она поймёт, — улыбнулся Годжо. — Но не поймёт твой папаша, так?       — Я иногда тебе завидую, — призналась Мина.       — В чём? — удивился Годжо.       — Не важно… сюда идут люди. Нужно возвращаться, — Мина решила закончить разговор, пока он не перетёк в ещё более откровенное русло.       Годжо посмотрел в сторону медленно подтягивающихся в эту часть сада гостей. Мина шагнула вперёд. Она действительно не могла позволить, чтобы вечером Сатору отчитывал его отец. В последнее время у них заметно ухудшились отношения. До такой степени, что Годжо чаще обитал в техникуме, чем в родовом поместье.       — Мина, постой, — окликнул её Годжо.       — Что такое? — спросила Мина и остановилась.       — Пояс твоего кимоно.       Мина поспешила завести руки за спину в попытке узнать, что привлекло внимание Годжо.       — Я сам, — сказал он и подошёл ближе.       А потом его губы резко прижались к шее Мины. К нежному местечку у самой кромки волос. Прикосновение длилось не больше нескольких секунд, но Мину тут же бросило в жар. Словно Годжо перецеловал всё её тело. Она невольно коснулась того места пальцами.       — Вот теперь можем идти, — сказал Годжо.       И Мина не смогла сдержать внутри себя ту волну нежности и любви, что испытывала к молодому господину Годжо.