—⋆˖⁺‧₊☽◯☾₊‧⁺˖⋆—
Она намеренно старалась не попадаться никому на глаза. Наоя знал. Здесь, в огромном поместье великого клана Зенин, ей было хреново. Мина задыхалась в его стенах. Величие и старость, память, что хранила каждая деревяшка начищенного пола о пороках и подвигах клана, давили на неё, словно в могильном склепе. Наоя не мог не злорадствовать по этому поводу. Мине неуютно. Наобито сказал ему утром, что девчонка приедет в Киото вместе с отцом. Не преминул упомянуть о слухах, которые ходили уже давно — жених и невеста ведут себя неподобающим образом ещё до свадьбы. Но Годжо это в глаза никто не скажет. Ему даже позволительно. — Будь это ты, девка в твою сторону даже не посмотрела бы, щенок. Он его намеренно из себя выводил. Наоя знал: ещё чуть-чуть, и он превзойдёт отца. Но это «чуть-чуть» затянулось на долгие годы. И Наобито чуял, как чует старый вожак стаи, что его хочет загрызть молодняк сильнее и наглее. Способнее. Помнится, он как-то с Сатору сцепился за мелкого пацана Тоджи. Чуть ли не на смерть. Зуб на него с тех пор точил, а на папашу Годжо со времён, когда Мину не удалось сосватать за Наою. Тот успешно перехватил старика Амацуки. А Сатору со всех сторон был выгодной партией. Выгоднее, чем Наоя. Так ему вечно говорил отец. Сатору пусть и армия из одного человека, благодаря которому позиции клана Годжо стали значительно выше клана Зенин, но это только прибавляло ему очков и закрывало глаза на плачевность ситуации в целом. Наоя же был просто представителем сильных, но не сильнейшим. Заурядность, говорил Наобито. Наоя наткнулся на Мину в саду, помогающей Май собрать осколки вазы. Около старого пруда — чашей слюды в обрамлении сада. На её поверхности росли кувшинки, цвели ярко-жёлтым. Под ними туда-сюда сновали карпы, с тупыми мордами и тупыми глазами. Наоя смотрел на ноги Мины. И проклинал эту блядскую юбку. Если её папаша или червяк Тайра не способны приструнить, то почему этого не сделает Годжо? Или ему нравится такая Мина? Нравится, что она притягивает взгляды? А может, наоборот, она привлекает внимание жениха такими вызывающими нарядами, плюющими на заданные нормы приличия в их среде? Её пальцы собирали кусочки фарфора. Наоя ждал, что острые края порежут кожу, и выступит алая кровь. Но Мина была проворна и аккуратна. Ещё умудрялась успокаивать дуру Май, которая забыла здесь не пойми что. — Тебя кинут за это к проклятым духам, Май-чан, — протянул Наоя, с садистским удовольствием отмечая, как девочка вздрогнула. Она сидела на корточках в кимоно перед разбитой вазой. Не самой дорогой, что есть в их поместье. Скорее всего, никто не обратит внимания на её пропажу, если только какая-нибудь из служанок. Но скажи об этом Наоя, девочке влетит просто из-за неуклюжести. Её короткие волосы прикрывали лицо и выражение зелёных глаз. Но Наоя знал — в них страх. — Не волнуйся. Скажи, что это я разбила, — вмешалась Мина. Голос ласковый. Наоя у неё такой не слышал ни разу даже с Годжо. — Я же всё видел. — И наябедничаешь папочке, как и подобает хорошему мальчику? — спросила Мина. Май резко схватила её за руку. Молчаливая просьба ничего не говорить больше. Не просьба даже, мольба. — Всё хорошо, Амацуки-сан. — Надо же, какая кроткая девочка, — сказал Наоя, вцепившись лисьими глазами в сестру. — Май, иди. Я сама скажу, что разбила вазу и попросила тебя помочь её убрать. Май посмотрела на Мину, потом на Наою. Тот улыбался гадко. Девочка вдохнула глубоко и прерывисто, стараясь не сжимать самый большой осколок вазы, в который они с Миной сложили остальные, поменьше. Маки бы огрызнулась, Маки бы с превеликим удовольствием показала Наое зубы, как делала это всегда. Даже если хорошенько получит после. Май не такая. И этим Наое очень нравилась. А «нравиться» Наое, значит, самолично закинуть себе на шею петлю. Если ты не обожаемый Тоджи. — Иди, Амацуки-сан тебя отпустила, — сказал юноша. Май перевела взгляд с него на Мину, а потом обратно. Поклонилась обоим и поспешила уйти. Поймала момент, потому что Наое сейчас была интересна вовсе не она. — Какая ты добрая. Не знал, — улыбнулся Наоя. — Что тебе надо? — прямо спросила Мина. — Это мой дом, вообще-то. Я хожу, где хочу. — И достаёшь, кого хочешь. Наоя, серьёзно, у вас поместье огромное, а ты пришёл именно сюда. Что тебе надо? Если бы Наоя сам знал, всё равно бы не ответил. Он смотрел на Мину. У неё прекрасное тело. И это тело принадлежало Годжо. Интересно, в такой форме она держится ради него? Наверняка, да. Потому, что приятно видеть под собой ухоженную, красивую женщину, стонущую твоё имя. Или Мина седлает бёдра Сатору периодически? Двигает своими плавно, хмурится мило, постанывая. В залитом золотым солнцем комнате, когда руки Сатору сильно сжимают её бока, помогая двигаться. «На чьём месте ты бы хотел оказаться?» — спросил Наою ехидный голос в голове. Пришлось отвернуться, чтобы Мина не прочитала уязвимое негодование на лице. Но она всё равно нахмурилась. — В чём дело? — Ни в чём, — весело выдохнул Наоя. — Я просто мимо проходил и тут увидел, как дурочка Май облажалась. В очередной раз. Чем не повод поднять себе настроение? На Мине не было обуви. Видимо, до инцидента с вазой она опустила ступни в воду, чтобы облегчить страдания от жары. Да, аккуратные, красивые женские ступни. Интересно, Годжо кончал на них хоть раз? Он как-то сказал Мине в шутку, что её ноги хорошо подошли бы для какого-нибудь кадра в фильме Тарантино. Наоя слышал, как они воркуют. Не в привычном представлении, «неправильно». Годжо комплименты делать абсолютно не умел. Но Мине будто бы было плевать. — Ты же понимаешь, что это случайность? — Мина знала про бесполезность разговора, но явное желание защитить ни в чём не виноватого ребёнка заставляло искать в Наое хоть каплю человечности. — Для Зенинов случайности недопустимы. Особенно для женщин. Они не должны злить мужчин, — сказал Наоя. — Но у Май-чан есть шанс стать хорошим примером другим. Она пусть и ядовита, но знает своё место. И фигурка у неё будет загляденье. Последнее он сказал специально, зная, какой эффект это произведёт. Дочерям Оги шёл четырнадцатый год. И Наоя не смотрел на них подобным образом — «взглядом мужчины». Но Мина об этом не знала. Скривилась от отвращения. — Ты не настолько мерзкий, — сказала она. — Себя-то хоть слышишь? — А что? — Наоя откровенно забавлялся. Компенсировал невозможность сейчас вцепиться в Мину, задрать эту чёртову юбку, смять пальцами молочную кожу бёдер. Показать, что он не хуже Годжо. Что бы там ему папаша ни говорил. — Ты рассуждаешь о своей сестре. Более того, о ребёнке. Она ещё малышка. — Она уже достаточно взрослая, чтобы понимать, как на неё будут смотреть мужчины. Ты же понимала. — Что? — вырвалось у Мины. — Ты думала, брат рассуждал про тебя по-другому? Когда у тебя начала формироваться грудь, Тайра сказал, что она будет не такой большой, но упругой и приятной на ощупь. — Заткнись, — не выдержала Мина. — Как считаешь, мы обсуждали, раздвигаешь ли ты ноги перед Годжо, как только эти сплетни начали ходить? Тайра считал, что с твоих шестнадцати вы с женихом уже спите. Я же не переубеждал идиота. Годжо-кун не трогал тебя до недавнего времени. Так ведь? — Я сгною твой поганый язык, — процедила Мина. Наоя взял одну из самых больных тем для неё — родной брат. Как сливу, сдавил в кулаке, чтобы брызнул спелый сок. Мине сейчас очень неприятно. — Знаешь, что тебе тогда будет? — спросил Наоя с мрачным весельем. — Да мне плевать. — Даже статус невесты Годжо не спасёт тебя. — Мне. Плевать. Зато ты больше не сможешь ничего говорить своим поганым ртом. — Ты такая прелестная, когда злишься. Она сделала шаг вперёд. — Стой! — Наоя окликнул её. Скорее рефлекторно выставил руку вперёд, по непонятным для себя причинам остановил Мину от возможности напороться на осколок вазы, который дурочка Май не собрала. Мина замерла и глянула вниз. У её пальцев блестел сколами фарфор. — Какое благородство, — усмехнулась Мина зло. — Я не настолько жестокий. Вдруг шрам останется, — сказал Наоя и добавил с ехидством. — Годжо не оценит. — Годжо на такие вещи всё равно, — Мина, казалось, постепенно возвращала себе самообладание. — Потому, что у тебя нет шрамов. Поверь, если твоё личико во время очередной миссии будет изуродовано, то Годжо-кун найдёт повод тебя бросить. Поэтому женщина должна сидеть дома. У Мины на шее подвеска. Из-за прозрачных лесок создавалось впечатление, что лунный камень — это капля воды, стекающая вниз по изящной шее. — Наоя, скажи, ты рассуждаешь о женщинах подобным образом, потому что боишься нас? Наоя резко отпрянул, перестав пялиться на кулон. Впился взглядом в подозрительно спокойную Мину. — Боюсь? — усмехнулся он, демонстрируя короткие клыки. — Да. Ты будто бы специально принижаешь. Так легче думать, что они не причинят тебе вреда, да? — Мина говорила с ним снисходительно, как с ребёнком. — Милый мой Наоя, скажи, как часто папочка называл тебя «девчонкой»? Или это мамочка тебя в детстве недолюбила, поэтому ты на весь мир теперь обижен? Он хотел, чтобы Мина подавилась своими же словами. Или не хотел, но было поздно. Слишком быстро Наоя двигался. Послышался громкий хруст фарфора — Наоя раздавил осколок, о который не дал Мине порезать ноги. Громкий всплеск. Жемчужные брызги разлетелись во все стороны. Мина вынырнула резко, встала на ноги, находясь по пояс в воде. Попыталась откашляться. Карпы испуганно закружили вокруг её тела. Наоя стоял на берегу и смотрел на дело рук своих. Его грудная клетка тяжело вздымалась и опадала. Злость, ненависть, похоть и возбуждение смешались в один ядовитый сгусток. Отрава текла по венам. Мина в мокрой одежде, униженная и смотрящая на него снизу вверх была изумительно хороша. Взгляд глаз цвета малахита стал вдруг кротким. Такие перемены не успели насторожить Наою. — Следи за своим языком, — сказал он. Мина вытерла воду с подбородка. Откинула волосы назад, открывая шею и ключицы. Наоя тяжело проглотил вязкую слюну, наполнившую рот. — Я сказала, не подумав. — Оно и видно. — Не поможешь выбраться? — попросила Мина. — Пожалуйста. Наоя окинул её настороженным взглядом. Почему она всегда не может быть такой слабой и послушной? Полагаться на мужчину, на его силу. С одной стороны, именно так думал Наоя. С другой же, он понимал, что Мина не образец кротости или смирения. А за секунду перемениться невозможно. Наверное, просто поняла, что Наоя не будет с ней церемониться, как это делает Сатору. — Ты понимаешь, что отвратительное поведение сходит тебе с рук только из-за Годжо-куна? Будь это кто другой, давно была бы бита, — сказал Наоя. — Я поняла. Помоги, пожалуйста. Вода холодная. — Думаешь, я тебе поверю? Мина подняла на него совершенно невинный и одновременно виноватый взгляд. Наоя закатил глаза и протянул ей руку. Снизошёл и тут же поплатился. Мина дёрнула его на себя. Не слишком аккуратно. Пришлось нырнуть самой второй раз. Наоя понял, что именно произошло, не сразу. Он бы сам стоял по пояс в воде, выпрямись в полный рост. Но когда вынырнул, пришлось остаться на коленях, перепачкав хакама в иле. Мина стояла над ним. Положила руки по обе стороны лица. Нежно погладила щёки большими пальцами. Взгляд её при этом был надменным, как у самого Наои почти всегда. Придушить бы её, да сил нет. Делись все куда-то разом. Мина наклонилась ниже. Впилась пальцами в кожу Наои. Кончики острых носов соприкасались. — Если тебя нужно пожалеть, прижать к груди и погладить по твоей тупой башке, то я готова побыть доброй самаритянкой и оказать тебе такую милость. Хочешь, мы с Годжо тебя усыновим? — она улыбнулась. Наоя бы дёрнулся, да почувствовал желание Мине подчиниться. От этого злость взвыла в нём раненным диком псом. Он замотал головой, сбрасывая с себя руки Мины. — Сука, — сказал он мрачно, с небывалой чёткостью. Мина отстранилась. — Да, я слабее тебя, если смотреть на ранг. Но не надо трогать некроманта. Откроешь в мою сторону рот ещё раз, и я решу вопрос сама. Весьма радикально решу. Без Сатору, без оглядки на последствия. Ещё раз, и я применю на тебе свою технику. Как ты на мне свою. Мина выбралась из воды. Занесла ногу, встав на берег. Чуть пошатнулась из-за разницы в ощущении пространства, но потом зашагала слишком уверенно. Мокрая одежда пристала к её телу второй кожей. Вода стекала, как с только что выловленной утопленницы. Но даже босые ноги не замедлили её. Наоя, выпрямившись в полный рост, провожая её взглядом. А потом закрыл глаза и начал заваливаться назад, упав спиной в воду. Карпы в который раз испуганно бросились врассыпную.—⋆˖⁺‧₊☽◯☾₊‧⁺˖⋆—
Сатору был в Киото по работе. Очередная командировка. Безусловно, можно смотаться туда и обратно за день. Но Годжо решил всё-таки поспать нормально вдали от Токио, где его легче достать. Сам Киото будто бы не любил шамана, поэтому лишний раз никто Годжо не трогал. Не тыкай палкой — оно не завоняет. Именно так пошутил он однажды, намекая на свою неприкосновенность в редкие моменты отдыха. В гостинице, где обычно останавливались маги от Техникума, а сегодня и сам Годжо, милая барышня с ресепшена услужливо сообщила: — У вас гости. — Гости? — удивился Годжо. В голове уже пронеслись тысяча и один вариант, кому приспичило стать камикадзе и наведаться к Сатору в уже нерабочее время. Хотя, смотря правде в глаза, у него любое время — рабочее. Служит обществу на благо, не щадя живота своего и чужих нервов. Годжо пораскинул мозгами и остановился на самом очевидном, приятном и в то же время тревожащем варианте — Мина. Она гостила с отцом у Зенинов. Как «гостила», выполняла повинность. Годжо сразу ей сказал, чтобы ехала к нему, если станет совсем тяжко. Но Мина появилась раньше, чем Сатору ожидал. Да и никого другого бы в его номер не пустили. Их парочку здесь знали. Вечерело. Солнечный душный день сменялся прохладными красками молочных сумерек. Годжо открыл дверь. В номере оказалось темновато. Что проблемой для него не являлось. Свет включать было без надобности. Сатору только стянул куртку с плеч, ощущая потребность сходить в душ. И чуя её, безусловно. Запах приятного мужского парфюма смешался с запахом пота. К большому сожалению, тело великого Годжо Сатору было не обделёно обычными человеческими недостатками. Он прошёл дальше, мягко ступая по полу. Встал у кровати, сняв повязку. В темноте сверкнули ярко глаза. Мина спала в его футболке. Чёрная ткань задралась, оголяя ягодицы. Без белья. Годжо одёрнул ткань, невесомым прикосновением задержавшись на коже. Безмятежность Мины вызывала внутри трепет и зависть, а ещё желание самому поскорее лечь и уснуть. На сушилке в ванной сохла одежда. Явно женская: юбка-тенниска и светлая футболка. Нижнее бельё. Где Мина умудрилась промокнуть до нитки в такую жару, Годжо раздумывать не стал. Спросит утром. Помылся он быстро, почти механически. Спать хотелось дико. Всё время, пока Сатору стоял под душем — в номере не было ванной, одна стеклянная душевая кабина — то невольно косился в сторону сушилки. Поездка Мины к Зенинам явно не задалась с первого же дня. Только кто Мину обидел? Вариантов много. Годжо знал по своей семейке — обитатели родового поместья то ещё сборище рептилий разной степени ядовитости. Босые ноги прошлёпали по полу не достаточно громко, чтобы разбудить Мину. Кровать прогнулась под новым весом. Голая кожа ощущала прохладу простыней. Гудел кондиционер. Сатору был по пояс голый, потому что запасную футболку забрала Мина, а во второй он весь день проносился по пыльному и душному Киото. И если пыль ему не была страшна, то духота сделала своё дело. Голова коснулась подушки. Мина завозилась сбоку. Разбудил всё-таки. Глаз она не открыла, но потянулась к нему. Сатору повернулся к ней лицом, придвинулся ближе. Мина уткнулась носом ему в грудь, обнимая ненавязчиво, потому что жарко. Его большие ладони прошлись по её спине. Девушка с облегчением выдохнула и снова задремала, закинув на Годжо ногу. Мину сегодня отравили. Впрыснули яд через болезненный укус. Годжо даже догадывался, кто. Что ж, это подождёт до утра. Сейчас же он не против побыть противоядием для Мины.