Невеста шестиглазого бога

      Сегодня она первый раз попыталась влить проклятую энергию в трупы сразу двух людей. Тело дрожало и не хотело слушаться. К горлу подступил ком. Но Мина не могла заплакать. Не потому, что не было сил. Хотя и это тоже. Фантомная ладонь всегда готовилась дать затрещину, если её хозяин заметит хотя бы намёк в виде увлажнившихся глаз. Рука у отца тяжёлая. Мина хорошо знала обо всех прелестях получить такой по голове.       Поросшие мхом ступени, ведущие в храм Дзёген-но-цуки, где медленно разлагался разум Моро-сенсей, показались Мине небесным путём к глотку свободы после удушливых храмовых сводов. На ступенях сидели многочисленные коты. Мина заметила, что среди них стало больше бесхвостых. Раньше местные приносили сюда каких угодно бродяжек, хотя и породистые тоже встречались. А сейчас будто бы специально выбрали бобтейлов, чтобы коты не таскали на гибких длинных хвостах злых духов. Был среди этих котов и чёрный лис. Так Мина мысленно называла про себя Гето-сана. На самом деле, так его по каким-то причинам прозвала Сакура. Может, из-за лисьих глаз, тонко подведённых кистью в угольных чернилах.       Сегодня именно Гето был сопровождающим Мины в храм Дзёген-но-цуки. Годжо оказался слишком занят, чтобы поехать с ними. Мине так было даже лучше. Пока она не почувствовала, насколько тяжелый на подъём Гето-сан. Аметистовый блеск глаз, хитрых и проницательных, сменился тусклым свечением. В целом Гетто-сан казался старше своих лет. Он похудел. Но Мине улыбался. Пусть не так, как раньше, но вполне искренне. Они ведь с Сатору Годжо одного поля ягоды. Два гениальных идиота, просто один умел делать вид, что он гораздо взрослее и опытнее. А вот второй даже не пытался. То ли не видел необходимости, то ли не понимал её, то ли совсем забил на условности. Так было раньше. В них обоих что-то незаметно начало меняться. Нет, даже не меняться. Инцидент с Воплощением Звёздной Плазмы сначала сломал их, каждого по-своему, а вот сращиваться сломанное начало у каждого по-разному. И не факт, что правильно.       Это всё домыслы, конечно. Мина точно не могла сказать, что на сердце у Гето-сана. И у её жениха тоже.       Жениха…       Мина нахмурилась, будто это слово было рыбьей костью, впившейся в десну. Сегодня утром тётушка сказала ей совсем не то, что взрослый должен говорить ребёнку, пусть и девочке-подростку.       — Тебе уже нужно следить за собой. И не только поведение должно быть подобающим невесте сильнейшего, но и внешность. Хотя твоя мать была безумно красива, но это не уберегло её от позора…       Древко кисти, которой Мина старательно выводила «благочестие» на бумаге, сломалось в её руках. Из-за чего хвостик кисти упал и перепачкал пергамент в чернилах. Мина долго смотрела немигающим взглядом на кляксы, слушая как причитает и бранится тётушка. Нужно ли быть выше этого? Нужно ли не поддаваться гневу? Ведь благочестивые барышни из знатных семей не ведут себя подобным образом. Не проявляют бурные эмоции. Они всегда сдержаны и милы. Мина проследила за бежавшей по бумаге змейкой туши для каллиграфии. А потом швырнула саму тушечницу в стену за головой женщины. Ёмкость разбилась, чернила изуродовали стену. Тётка смотрела перед собой, бледная от шока.       — Тебя не наказали? — спросил Гето, когда Мина вкратце рассказала, почему сегодня молчаливей обычного.       Они как раз прибыли на станцию. И солнце светило в глаза. Гето снял с себя пиджак и остался в рубашке. Только рукава по локоть закатал. Тогда-то Мина и заметила, что парень очень сильно убавил в весе.       — Собирались. Да только Моро они боятся больше моего неподобающего поведения.       — Тогда тебе повезло, что есть сенсей, — усмехнулся Гето.       В его усмешке не было прежней теплоты. Мина упорно отгоняла от себя мысль, что грядёт что-то ужасное всякий раз, когда смотрела на Сугуру. Она не понимала, о чём шепчет интуиция. И не особо ей верила сейчас. Потому, что не хотела.       — Спасибо, что поехали со мной, — сказала Мина.       — А тебе за возможность подумать.       — О чём?       Гето не ответил на вопрос. Решил перевести беседу в другое русло.       — Неужели они не понимают, что ты ещё по сути ребёнок?       Спросил и задумался о чём-то своём, а потом как будто бы сам себе ответил:       — Конечно, не понимают.       Мина решила, что он вспомнил кого-то конкретного, но не стала уточнять, кого именно.       — С тех пор, как состоялась помолвка, а не просто договорённость между нашими семьями, я слышу подобное чуть ли не каждый день.       — На Сатору такого давления по поводу вашей помолвки не оказывают. Насколько я знаю.       — Так он и не женщина из знатного клана заклинателей, которой на свет придётся производить, — Мина скривилась, — наследников.       — Тебя это угнетает?       — Гето-сан, мне тринадцать. И последнее, о чем хочется думать, так о Годжо-сане и… мне именно в таком… ключе… — Мина начала закипать. — В мире магов полно моральных уродов, которые не видят в детях детей, а только ресурс. К сожалению, я знаю это на своей шкуре. Даже мой тупой брат не исключение… И вы, и Годжо-сан тоже…       Мина сказала это уже не со злобой даже, а с отчётливой горечью. И вздрогнула, когда на голову легла большая ладонь Гето. Прикосновение почему-то напомнило ей о старшем брате, которого у девочки никогда не было. Или о дядюшке Рюу, которого она так давно не видела. И по которому невыносимо скучала. Гето потрепал Мину по волосам в знак то ли сочувствия, то ли утешения, то ли понимания. Но в его действиях чувствовалась непонятная для Мины усталость.       Сейчас и сама девочка ощущала дикую усталость, которая сменилась удивлением. Потому что рядом с курящим Гето увидела Годжо. Лёгкий шок заставил Мину сделать слишком широкий шаг и переступить сразу две ступеньки. Падение было бы неминуемо. Не только неуклюжее, но и весьма болезненное, распугивающее котов в разные стороны.       Но Мина повисла в воздухе, а потом и вовсе почувствовала, как невидимая рука тянет её за ворот толстовки обратно.       — Упражняешься в неуклюжести, килька? — Годжо даже не смотрел на неё, пялясь в экран телефона.       — Скорее в ведьмовских полетах.       — Для этого лучше подойдёт метла, а не обоссанные котами ступеньки.       — И я не рада вас видеть.       — Как раз наоборот, ты счастлива меня видеть.       Он, наконец, посмотрел на Мину и улыбнулся. Не хотелось думать, что улыбка у него осталась всё той же, даже с приобретением нового статуса — мальчишеская, не соответствующая образу, что вырисовывается при словосочетании «сильнейший маг».       — Да, счастлива примерно так же, как выловленная утопленница.       — Ты на неё сейчас и походишь.       Гето курил, облокотившись задом на каменную кладь. И наблюдал за словесной перепалкой Годжо и Мины, как за игрой в пинг-понг. Мячик туда, мячик обратно. Но Мина была слишком вымотана, чтобы упражняться в остроумии.       Она забралась на низкую каменную кладку рядом с Годжо. Села и выдохнула с облегчением, потому что могла отдохнуть перед тем, как отправиться в путь. Это был их маленький ритуал теперь. Дать Мине передышку. Но случалось это лишь тогда, когда сопровождающими Мины оказывался дуэт сильнейших. Она ведь по-прежнему так думала, хотя видела будто бы третьим глазом, что что-то не так. Действительно не так. Мина не знала, что зимой Гето пытался потушить окурок о глаз Сатору. И что Сатору даже после подобного не перестал доверять другу.       Гето потушил сигарету о камень и ткнул пальцем в экран телефона Годжо.       — Вот эту оставь.       — Мне платье не нравится. Точнее вырез.       — Раньше тебя это не смущало.       — Может, я хочу её в бикини видеть каждый раз, когда загорается экран?       — В твоей фамилии спрятано пять буддийских добродетелей. Среди которых есть «отсутствие сексуальных проступков». Смекаешь, к чему я клоню, господин Годжо?       — Это не обязывает меня помереть девственником. Тем более обои на заставке погоды не сделают, — Годжо посмотрел на друга. — Среди буддийских добродетелей есть и «не убий», если ты не забыл. Но я по ней явно пролетаю.       Оба как-то странно хмыкнули. Мина не удержала любопытство в узде и посмотрела на экран телефона Годжо. Там в красном платье на фоне залитой солнцем городской панорамы красовалась никто иная, как Иноэ Вака. Знаменитая айдолка и модель, частая гостья телевизионных ток-шоу. И обладательница внушительного бюста.       — Тц, — фыркнула Мина.       Годжо посмотрел на неё удивленно.       — Что значит это твоё «тц»?       — Это значит, что от вас я ничего другого и не ожидала.       — А ты от меня чего-то ожидала? — Годжо приподнял брови.       — Ну, явно не того, что вы влюбитесь в красивые глаза Иноэ-сан. Хотя «они» у неё и правда внушительного размера, — хмыкнула Мина, кивнув на экран телефона Годжо.       — Завидуй молча, килька, — усмехнулся парень.       — Чему? Тому, что на тебя… — Мина замолчала и резко покраснела, но потом напустила на себя важный вид. — Тому, что на тебя глазеют озабоченные подростки или что спина от такого бюста отваливаться будет?       — Ты так забавно пыталась не сказать «дрочат», что я даже умилился, — поддел её Годжо. — И с чего вообще спина-то должна отваливаться?       — Вам этого не понять. Вы — парень.       — Господи, килька, ты чего несёшь? Мы ж вперёд не заваливаемся и спина у нас не отваливается.       — Так вы плоский.       — Я про другое место.       — Тогда тем более, — выдала Мина.       И поняла, что на ней можно смело жарить тофу, потому что раскалённая печка по сравнению с пунцовым лицом показалась бы ледышкой. Мина и Годжо смотрели друг на друга с секунд десять, совершенно нелепые.       И вздрогнули, когда услышали громкий хохот. Смеялся Гето, никого не стесняясь. А потом хлопнул Годжо по плечу.       — Тебя укатала тринадцатилетняя леди. И за что? — Гето прокашлялся от смеха. — За не слишком интеллектуальное противопоставление члена и женской груди. Надо ж до такого додуматься.       — А интеллект в таких вещах — это вообще не про Годжо-сама, — Мина намеренно выделила сверх меры уважительное «сама».       Ещё б «доно» приплела. Или идиотом обозвала. Из её уст это одно и то же. Но вместо того, чтобы разозлиться, Сатору повернулся к Мине и изогнул губы в улыбке чеширского кота. На небе как раз начал виднеться белым штрихом похожий полумесяц.       — И что Амацуки-сама желает за победу над сильнейшим?       — Добраться до дома в целости и сохранности? — нервно засмеялась Мина.       — Проси у него что хочешь, — Гето вновь хлопнул по плечу Годжо. — До дома ты и так доедешь в целости и сохранности.       Мина отстранённо отметила, что не видит, как рука ложится на ничто, на барьер из пустоты, уже давно окружавший тело Годжо. Значит, его попросту нет. Или прослойка совсем тонкая.       — Ну, не скажи. Выброшу её где-нибудь в речку. Скажу, что потеряли в темноте, — пробубнил под нос Годжо.       — Идём, — Гето прошёл мимо Годжо с Миной. — И дай ей выбрать обои на телефон. У неё вкус получше твоего.       — Ты со мной на формы Иноэ-сан слюни пускал, так что не надо строить из себя праведника, — кинул ему в след Годжо.       — Из вас вообще кто-нибудь ещё помнит, что мне тринадцать лет? — Мина знала, что вопрос носит чисто риторический характер.       Она спрыгнула с каменной кладки и пошла рядом с Годжо, смотря на удаляющуюся спину Гето-сана. Поджала губы. А потом всё-таки решилась и придержала Сатору за локоть, когда Гето оказался на приличном расстоянии от них. В Мину тут же впилась пара глаз, которые даже в надвигающихся сумерках не теряли мистической яркости.       — Что такое? Могу за шкирку потащить, если устала.       — Нет. Можно у вас спросить? — тихо сказала Мина.       — Ты слишком вежливая, мне это не нравится, — заявил Годжо. — Но так уж и быть, спрашивай.       Мина не знала, как правильно сформулировать вопрос. И захочет ли на него отвечать Годжо. Но всё-таки решила, что терять ей нечего. Не выбросит же жених её в речку, как в шутку пообещал несколько минут назад.       Мину беспокоило состояние Сугуру.       — Почему Гето-сан такой… — Мина задумалась, подбирая нужное слово. — Не знаю, как сказать… опустошённый?       Она снова ждала насмешки или надменного, даже раздражённого «не твоё дело». Но Годжо лишь поджал тонкие губы, как полминуты назад сделала сама Мина.       — Он какой угодно, только не опустошённый, килька. Иначе б не смеялся над убогой шуткой. Впервые за долгое время, кстати.       — Вы уверены? — осторожно спросила Мина.       — А тебе-то что? — спросил Годжо.       — Мне нравится Гето-сан, — пожала плечами Мина. — Не так, как вы подумали.       — Я знаю, — просто ответил Сатору.       Сейчас он был непривычно серьёзен, по-взрослому спокоен. И это так сильно покоробило Мину, что на мгновение стало неуютно.       — Я точно знаю, что внутри Сугуру не пустота. Поверь мне, килька. Я по ней спец.       Отгадка на вопрос Гэконэко едва не сорвалась с губ Мины. Стоило только вспомнить спины удаляющегося от неё некогда сильнейшего дуэта. И слова Годжо в тот вечер.       Но Сатору сам отгадал загадку. Всё с тем же взрослым спокойствием произнёс:       — Пустота. Бесконечная пустота.       Гэконэко посмотрел на Мину, а не на Годжо. И так прищурился, что у девушки под ложечкой засосало. Перед ней ведь самый настоящий проклятый дух. И он считался безобидным исключительно в сравнении с другими, более кровожадными и примитивными, способными разорвать человека без раздумий. На инстинктах проклятого духа. У Гэконэко суть есть проклятие и ни что иное. А проклятие в их мире — это чистейшее зло.       — Пф-ф-ф, неинтересно так, — протянул Гэконэко. — Подольше помучаться мог. Вопрос свой задавай.       — Где база секты Эномото? — спросил Годжо.       — Хе-хе, за такое я бы мог потребовать, чтобы ты мне попозировал. Как тех французских мужчин тебя бы нарисовал…       Годжо скрипнул зубами. Мина сжала его локоть. Да, Гэконэко не походил на фаната «Титаника» и даже на фаната той сцены с обнажённой Кейт Уинслет и краснеющим Леонардо ди Каприо, старательно вырисовывавшим её прелести на бумаге. Гэконэко точно извращенец, раз представляет такую сцену с Годжо.       — Говори, — потребовал он у проклятого кота.       — Его база там, где она начала свой путь Королевы проклятых, — Гэконэко указал лапой на Мину.       Годжо повернулся к невесте, нахмурившись.       — Твоё родовое поместье? Там, где ты Куроо оживила?       Мина замотала головой.       — Нет. Он сказал «королева проклятых», имея в виду лютых мертвецов, так?       Гэконэко лишь хмыкнул.       — Проклятые трупы, оживлённые твоей некромантией? — уточнил Годжо.       — Горячие источники и гостиница «Дом опадающих листьев». Там мы столкнулись с Паучихой-праматерью, и я первый раз оживила армию мертвецов, — Мина говорила медленно, пытаясь вспомнить те события.       — Заброшенная гостиница и дряхлые домишки. Кому они нужны? Если только… — догадался Годжо.       — Не сама гостиница, а тоннели, что прорыли пауки под ней, — закончила за него Мина.       — Сукин сын, — усмехнулся Годжо, а потом обратился к Гэконэко. — Гэгэ, это так?       — Коленки покажешь? — спросил кот.       — Я тебе сейчас покажу тот свет, если не ответишь.       — Так-так, но повежливее быть ты должен, молодой человек. Иначе не будем играть. Это только разминочка была. Теперь игра по правилам пойдёт, Годжо Сатору. Ты мне только четыре вопроса задать можешь. Но для каждого из них четыре ответа на мои загадки дай. Я тебе по шесть загадывать буду, а ты хотя бы две третьих от общего числа отгадать должен.       Четыре вопроса на четыре ответа. И четыре ответа на четыре вопроса. Равноценный обмен. По количеству благородных истин буддизма. Гэконэко обычно загадывает по шесть загадок. На четыре из них должен быть дан правильный ответ. А проклятый дух может загадать абсолютно любую загадку: от самой дебильной и абсурдной, до очень сложной, восходящей к умам великих мудрецов.        — Давай следующую загадку.       — Готов? Может, всё-таки коленочки?       — Давай. Следующую. Загадку, — Годжо цедил каждое слово.       И Мина впервые задумалась, что видит его на грани терпения. Что же такого Гэконэко сделал Годжо в их первую встречу, раз Сатору настолько не выносит проклятого кота?       — Легче пера, но долго не удержать? — спросил проклятый дух.       — Дыхание, — закатил глаза Годжо.       — Меня никогда не было, меня всегда ожидают, меня никто не видел и не увидит, и всё же на меня полагаются все кто живёт и дышит… так кто я?       — Завтра. Ты подозрительно лёгкие загадки задаёшь.       — Так малыш Годжо Сатору сложную загадку хочет, — прищурил единственный глаз Гэконэко.       — Нет.       — А мне кажется, что да.       Мина с Годжо переглянулись обречённо. Но Мина не стала попрекать жениха за длинный язык. Кот и так, и так бы начал мутить воду. Просто теперь у него есть больше поводов издеваться.       — Слушаю, — сказал Годжо мрачно.       — Может, на коленях своих посидеть дашь, белой шерсти на брюках оставить, — Гэконэко протянул лапы к Сатору, а потом сжал и разжал лапки с подушечками, чуть выпуская когти.       — Я могу просто поместить тебя в Бесконечную пустоту, а убивать не стану. Ты там уже один раз был, хороший мой. Не хочешь освежить память? — спросил Годжо.       — Вот так и доброту проявляй. А на коленочках дал бы посидеть, следующую загадку отгадывать не пришлось бы, — сказал кот. — У мальчика чёрная и белая собаки есть. Какая из них молчит и никогда не лает?       Годжо нахмурился. А Мине показалось, что кот говорит про Мегуми. Уж слишком сильно описание напоминало носителя техники Десяти теней.       — Та, у которой нет языка.       — Неверно, неверно, неверно. Чёрная собака, чёрная!       Годжо вдохнул и выдохнул.       — Следующая.       — Даже не дашь мне посмаковать то, что ты глуп, Годжо Сатору, и быстр? Скажи, милая барышня, во всём ли он такой скорострел? — обратился Гэконэко к Мине.       — Тут на вопросы отвечаю не я, — сказала девушка.       Проклятие фыркнуло насмешливо.       — Слушай внимательно, Годжо Сатору. Как, дорисовав всего две линии, из равностороннего треугольника равносторонний пятиугольник можно сделать?       На этот раз Годжо задумался. А потом и вовсе начал оглядываться.       — Нужно записать…       — Я листов тебе не дам, — деловито произнёс Гэконэко. — Но если где-то записать хочешь, то можно на мне, я пузико побрею.       Годжо скривился, цокнул языком и забрал со стола кота чёрную ручку. Потянулся к Мине, вцепился в неё так, будто бритое пузико Гэконэко действительно маячило на горизонте. Заклинатель развернул к себе раскрытую девичью ладонь. Начал что-то писать. Почерк у Годжо ужасный, однако Мина хорошо разобрала, как парень написал «равносторонний треугольник» и «равносторонний пятиугольник». И внимательно вгляделся в каждую запись. Мина тоже смотрела. Она бы сначала фигуры начертила, но слишком быстро поняла, что ответ не так прост и кроется вовсе не в геометрических познаниях. Похоже, Годжо постепенно понимал, как решать лингвистические загадки от Гэконэко. Парень посмотрел на ладонь Мины, где красовались чёрные надписи, и усмехнулся. Пририсовал две нужных линии.       — Мой ответ: Заменив 3 на 5.       — Не зазнавайся, — сморщил мордочку кот. — За кем мертвый младенец переходит дорогу?       — Ты ебанутей всех, кого я знаю, — заметил Годжо.       — За кем мёртвый младенец переходит дорогу?       Мина задумалась. Загадка показалась ей очень знакомой. Будто она где-то читала нечто подобное. И, казалось, тупая формулировка тупого вопроса вывела из строя тупостью нечто большое и грандиозное, нечто, что претендовало убить главных героев книги. Но Мина никак не могла вспомнить, какой именно. Роман. Это точно был зарубежный роман.       — В моих чертогах, — Гэконэко пафосно обвёл лапой комнатку. — И не вспомнишь. Разгадать должен он.       — За адской бабочкой. Или жнецом. Он же мёртвый.       — Надо проще быть, Годжо, — усмехнулся кот. — Правильный ответ: за мёртвой мамашей.       И расхохотался так мерзко и зловеще, что у Мины по коже пробежали мурашки. А у Годжо явно заканчивалось терпение. На скулах заходили желваки. Мина вспомнила, где читала эту загадку. У Стивена Кинга. В его книге тупость загадки победила умнейшую из когда-либо созданных машин.       — Ты закончил? — спросил Годжо кота.       — Не торопись, в твоём обществе хочу подольше побыть, — Гэконэко сел ровно. — Последняя попытка, Годжо Сатору. Или я на твой второй вопрос не отвечу. Что получится, если между собой «глаза», «рот», «сердце», «землю», «дерево», «король» и «десять» соединить?       Загадка действительно была сложнее предыдущих. Сатору думал подольше, а потом взял вторую ладонь Мины и начал писать каждое слово по порядку, на этот раз старательнее выводя кандзи. Пришлось залезть даже на запястье Мины.       — Так… — шёпотом произнёс Годжо, выписывая сначала один кандзи, потом второй. Хмурился, зачёркивал, подбирая слова.       Мину не возмущало то, что он пишет на ней. Однажды Сатору рисовал кистью на её спине. Конечно, отгадывание загадок извращенца-кота не создаёт атмосферу интимности, но Годжо нужна была помощь. А Мина только рада её оказать. Ведь в данной ситуации не может никак подсказать или направить. Пусть Сатору неплохо справляется и сам. Даже если кот, подобно сфинксу на страже пирамид, задаёт сложные или слишком тупые, оттого не менее сложные загадки.       Над загадкой Годжо думал дольше, чем над остальными. А потом посмотрел на Мину и улыбнуся. Повернулся к Гэконэко.       — Мой ответ: идеал.       Гэконэко скривил морду так, будто съел отборный лимон.       — Вопрос задавай.       — Как извлечь кровавых паразитов?       — Ответ снова в неё упирается. В твою женщину, — сказал Гэконэко и прозвучал как бандит из костюмированного чёрно-белого фильма Куросавы. Весьма эксцентрично и карикатурно.       — Что это значит? — спросила уже Мина.       Гэконэко поймал на себе суровый взгляд Годжо и решил сказать следующую часть ответа на заданный ему вопрос.       — Ты их извлечь способна, потому что жизнью и смертью повелеваешь. Тебе живая и мёртвая плоть подвластны. А теперь думай сама, юная госпожа.       — И больше ничего? — спросил Годжо.       — Нет. Она сама должна понять, какой силой сейчас обладает. Но осторожной быть, а то ненароком кого близкого убьёт. От судьбы не убежишь, королева проклятых.       Мина побледнела, затаив дыхание. Годжо глянул на Гэконэко так мрачно, будто одним взглядом мог в фарш превратить. Кот аж икнул. Но их связывал договор. На территории Гэконэко никто не мог причинить проклятию вред.       — Я крепка, как скала, но рушусь о слово, — быстро протараторил Гэконэко.       — Тишина, — сказал Годжо.       — Ты так своими глазищами не сверкай. У меня и в мыслях не было твоей женщине беспокойство причинять, — сказал Гэконэко. — Смотри, испортишь настроение мне, играть совсем перестану.       — Ещё пять загадок для следующего вопроса. Задавай.       Гэконэко призадумался.       — Где «мама» и «папа» дважды встречаются, но «родители» никогда не встретятся?       — Очередная тупость, — сказал Годжо.       Гэконэко пожал плечами.       — Не хочешь, Годжо Сатору, не отвечай.       — Где «мама» и «папа» встречаются дважды, но «родители» не встретятся никогда? Где… — задумался Годжо, молчал с полминуты, забавно нахмурившись, а потом улыбнутся и произнёс. — На губах.       — Твоя взяла, — надменно произнёс кот и вновь прищурил единственный глаз. — Какой машиной проще всего геям пользоваться?       — Одна загадка хуже предыдущей, — тут уже не выдержала Мина.       — Ничего поделать не могу, — улыбнулся кот.       — Я тебе хвост откручу, — нараспев протянул Годжо.       — Чего нет, то нельзя открутить, — Гэконэко встал и повергнулся бесхвостым задом, немного покрутив им.       — Он к тебе и раньше подкатывал, поэтому ты так его не любишь? — спросила Мина.       — Ты хоть молчи, — потёр переносицу Годжо.       — Давай-давай, ответ я жду, — приободрился Гэконэко и уселся на место.       — У меня столько вариантов и ни одного приличного, — сказал заклинатель.       — Так их вслух по-порядку произнеси. Чего стесняться-то? — кот принялся с важным видом разглядывать когти. — Тут все взрослые.       Годжо тяжело вздохнул. Гэконэко откровенно издевался. Но ответ всё равно надо было дать. Проклятый кот наблюдал за заклинателем, а потом как расхохотался:       — Горе от ума, да, Годжо Сатору? Проще быть надо! Проще!       — Это навряд ли так, но… электрическая бритва?       Кот расхохотался пуще прежнего.       — Это в каких таких местах?       — Я с каждой минутой пребывания с ним в одной комнате тупею, — Годжо повернулся к Мине.       — Не ты один, — заметила она. — Какой правильный ответ?       — Гейм-машина, — сказал кот.       — Убожество, — в один голос заявили Мина и Годжо.       — Дальше загадывать? — спросил Гэконэко, всё ещё посмеиваясь.       Будто бы у ребят был выбор, который включал в себя возможность отказаться.       — Я слушаю, — сказал Сатору.       — Ни окон, ни дверей, ни стен, ни потолка — а всё равно комната?       Годжо вновь погрузился в раздумья. Дополнительная и самая неприятная уловка загадок Гэконэко крылась в абсолютной непредсказуемости. И то ли применять знания в лингвистике, то ли включать понимание символизма, то ли просто знания. А то и вовсе доставать из недр души нечто ценное и сокровенное. Годжо и сам по части непредсказуемости был в лидерах. Но паршивый кот-извращенец похоже умудрился его обскакать.       — Сдаёшься? — кот уже заранее знал, что Годжо не ответит. — Гриб!       — Ты поторопился, маленькая пакость, — сказал Сатору.       Он смотрел на Гэконэко, будто мысленно уже растянул кота на дыбе. Хотя проклятью наверняка бы понравилось. Но то, что Гэконэко откровенно смухлевал, дав ответ раньше заклинателя, казалось, Годжо не особо напрягло. Оставалось ещё две попытки.       — Играем дальше?       — Играем.       — Всего три линии, но угла четыре — что это?       Годжо закрыл глаза. Подумал немного и ответил:       — Рот.       — Хорошо. На загадку следующую правильно ответишь, я отвечу правильно на твою, — сказал Гэконэко. — Роскошный сад цветы полнят — пионы, розы, гладиолусы, но ни один правды не скажет. Цветок, что достоин невесты твоей — в садах не растет, глазами его не увидеть. Но его букет Годжо Сатору труда собрать не составит, ведь в этом вопросе ему нет равных. Что за цветок ты подарил невесте?       Если на предыдущую загадку Годжо нашёл ответ быстро, то с этой он ничего говорить вслух явно не хотел. Морщинка залегла между бровей. Годжо нахмурился сильнее. И если большинство предыдущих головоломок были чистой провокацией или просто попыткой позлить Сатору, то тут явно вывернуть его наизнанку.       Годжо повернулся к Мине. Она растерянно смотрела на него, вообще не понимая, что можно ответить Гэконэко. Пионы, розы, гладиолусы — на языке цветов говорят о любви или чувствах, с ней связанных. Невеста в загадке — Мина. Можно, конечно, представьте метафоричную «невесту», которой Годжо обязан служить, как жених и будущий муж. Долг заклинателя, например, или цель. Может, предназначение. Идея или убеждения. Но это всё слишком притянуто за уши. Речь шла именно о Мине. Без скрытых сравнений и завуалированных смыслов. Годжо — мастер собирать букет из цветов, что не растёт в садах…       — Чёрная лилия, — сказал Годжо, по-прежнему глядя на Мину.       Она открыла и закрыла рот. Будто голос у неё забрала злая ведьма из сказки про глупую девчонку, променявшую всё ради возлюбленного. Та история без диснеевского хэппи-энда. Похоже, как и эта. Чёрные лилии на языке цветов означают проклятия.       — Хе-хе, от человека, считающего любовь самым извращённым из проклятий, не так уж это и странно слышать, не правда ли, Амацуки-сан? — спросил у девушки Гэконэко. — Кого любовь окрыляет, а Годжо Сатору она ломает.       Мина обратила внимание на него. До девушки не сразу дошёл смысл вопроса. Но потом словно капля упала в воду, разбавив мёртвую тишину отразившимся от стен эхом. Так ощущалось осознание. Мина будто бы всё поняла, но одновременно не поняла ничего. Так ощущается вкус знакомого слова, что вечно вертится на языке, но сказать его невозможно, потому что сложно вспомнить, как оно произносится. Годжо намеренно громко и быстро задал вопрос, не дав продолжить разговор между невестой и котом.       — Где кинжал Тёмных вод?       Гэконэко молчал долго, не сводил с Годжо единственного глаза.       — Два вопроса у тебя осталось.       — Я в курсе.       — И на столь глупую вещь один ты хочешь потратить?       — Где кинжал Тёмных вод? — повторил Годжо.       Мина почувствовала неладное. В глазе Гэконэко засиял призрачный огонёк. Будто бы он постепенно толкал Годжо к обрыву. Вопрос про пустоту, а потом про цветы — слишком личные для простого дурачества или игры слов. Гэконэко что-то замышлял. Расставлял сети. И Мина была уверенна, что Годжо уже в них угодил.       Знала бы заклинательница, насколько оказалась права.       — Кинжал Тёмных вод уже у Эномото, — ответил кот.       — Как он к нему попал?       — Эн-нет, один вопрос — один ответ. Об этом правду узнать хочешь если, отгадай загадки, — сказал Гэконэко.       — Сатору, что-то не так, — сказала Мина.       — Что ты имеешь в виду? — он повернулся.       — Я не могу это объяснить, но не ведись на его провокации.       Гэконэко только усмехнулся.       — Играем? — спросил он у Годжо, не отводя взгляда от девушки.       — Играем, — ответил Сатору.       — Почему смерть — это жизнь?       Вопрос, что Мина задавала Шики. Вопрос, в котором кроется одна из нерушимых истин освоения техники Проклятых лун. Понимания её сути. Вопрос простой для детей клана Амацуки, но сложный для тех, у кого смерть не является частью не только силы, но и повседневной жизни. Сердце Мины забилось быстрее. Она напряжённо ждала, что же ответит Годжо. Ведь никогда не рассказывала ему о нерушимых истинах детей Проклятой луны.       — Потому, что смерть даёт начало новой жизни. Будь то сменяемость поколений, когда люди умирают, оставляя место другим, более молодым. Уходят варварские нравы и обычаи, на смену им приходят более гуманные взгляды и моральные принцы. С каждым новым поколением движется и прогресс. Или взять хотя бы тот пресловутый круг жизни из мультика про львов. Когда хищник после смерти становится травой для своей жертвы.       Мина невольно улыбнулась. Годжо сказал всё верно. Без смерти не бывает жизни и наоборот. Это взаимосвязанные, неотделимые друг от друга вещи. Но радоваться оставалось недолго.       — Хорошо, — протянул Гэконэко. — Кстати о львах. Вот тебе вторая загадка. У львёнка глаза как у льва — зеленее травы. У львёнка оскал как у льва — опаснее бритвы. У львёнка смелость, превзошедшая льва — он не боится теней. Львенок кормится с рук, что в крови льва перепачканы. Как зовут этого львёнка?       Аура в комнатушке сгустилась.       — Фушигуро Мегуми.       Кот улыбнулся.       — Твоя невеста не первая, кому ты дарил чёрные лилии. Пора вспомнить второго такого человека, — промурлыкал Гэконэко. — На парчовой подушке в шкатулке из красного дерева лежали два драгоценных нефрита невиданной красоты. Мудрец потерял один. Кого он потерял? С кем ты думал, что шагал плечом к плечу, но не заметил, как оставил позади, смотреть тебе в спину, а потом и вовсе смотрел в его?       У Годжо не заходили желваки на скулах, и взгляд не наполнился злобой. Лишь острое спокойствие застыло холодной маской на лице. Но Мине вдруг стало так страшно. Необъяснимо, по-животному ужасно.       — Гето Сугуру.       — Хорошо, — Гэконэко улыбнулся. — Кто виноват, что юная дева Амацуки сосудом для осколка лисьего камня стала?       — Это уже не загадка! — не выдержала Мина. — Прекрати.       — Спокойствие, госпожа. Любой вопрос — это загадка, неважно в какой форме она преподнесена. И за того, у кого сердца нет, ты излишне беспокоишься, — сказал Гэконэко, а потом вновь обратился к Годжо. — Так кто же? Кто?       Сатору молчал. Мина шагнула к нему. Но увидела лишь выставленную ладонь. Гэконэко выворачивает его наизнанку. Тупыми загадками он усыплял бдительность, а теперь вытягивал нутро по жиле, втирая соль в вечно открытые раны.       Заклинатель спокойно, чётко и ясно произнёс:       — Годжо Сатору.       Гэконэко расхохотался и захлопал в ладоши от счастья.       — Сатору… — вырвалось у Мины.       Она физически чувствовала его усталость.       — Задавай свой последний вопрос, Годжо Сатору, — сказал Гэконэко. — Но-о-о-о советую подумать, что именно хочешь знать. Ты можешь спросить, кто стоит за спиной Эномото, а можешь узнать про неё.       Гэконэко кивнул на Мину.       — Что ты имеешь в виду? — холодно спросил Годжо.       — Судьбу твоей невесты. Можно ли страшной участи помочь ей избежать? Из неё лисий камень достать или от старейшин уберечь? Или, может, она всё-таки воплощением Триединой богини станет, и тебе придётся её убить? — Гэконэко развёл лапы в стороны, будто объявил что-то грандиозное, а потом посмотрел исподлобья с коварной усмешкой:       — Ну же, выбирай, Годжо Сатору, что ты хочешь знать?