Невеста шестиглазого бога

      Она боялась. Годжо чуял страх, как акула чует каплю крови в воде на несколько десятков метров. Миф, конечно, порождённый кинематографической экспрессивностью и желанием навести ужас, оклеветав зубастых рыб. Но уж очень подходило сравнение. Под то, как боялась его новая служанка в доме отца. Сатору мог бы и сам одеться, не маленький. Но надо было проследить, чтобы у юного господина перед собранием кланов всё легло правильно и сидело отменно. Да и по статусу положено.       Новая служанка его откровенно побаивалась, да. Не то чтобы что-то новое, вовсе нет. Сатору в такой атмосфере рос. Его баловали, но страха прятать не умели. Конечно, куда спрячешь, если на тебя смотрит божественное дитя сразу «шестью» глазами, два из которых настолько яркие и пронзительные, что выдержать взгляд невозможно. А дети ведь сами по себе народ жуткий. Годжо знал. Он сенсей. Не от бога, правда. Но это уже совсем другая история. Ещё в детстве он прекрасно понимал, что детишки далеко не дар свыше. Пакостные подражатели родовитых папаш и мамаш. Фу, пресно и скучно-то как.       Сатору двинул рукой. Зашелестела ткань кимоно. Послышался лёгкий стук о татами. Это служанка уронила замотанный пояс, которым должна была обвязать талию Годжо, прежде чем запахнуть полы многослойного одеяния. Движения его руки испугалась. Раздражения от глупой шугливости не появилось, скорее Сатору больше утомился. Ничего с годами в родовом гнёздышке не меняется. Какого хрена отец отправил к нему девчонку, которая не знает молодого господина, ещё и так сильно боится? Тётушки, что возились с заклинателем ещё в несносном младенчестве, справились бы куда лучше.       — Простите, господин, — девушка поклонилась.       — Не стоит, — сказал он безразлично, а потом чуть улыбнулся. — Подкрадываться ты не умеешь совершенно.       Обращался он явно не к служанке.       — Тут полы старые, скрипят, — раздался голос Мины, умело скрывающей проклятую энергию.       Девушка часто проверяла этот навык именно с Сатору. На скольких шагах он её «увидит».       Служанка выглянула из-за Годжо, стоящего с раскинутыми руками в стороны, чтобы было удобнее его одевать.       — Тут старое всё, даже воздух. Чувствую, как дряхлею с каждым вдохом, — сказал Сатору.       Он не видел Мину, но знал, что она улыбнулась. Потом увидел, что служанка потупила взгляд в пол. Оу, как занятно. И до неё слухи дошли. Собственно, ничего другого ожидать и не стоило.       — Ступайте. Я закончу, — обратилась Мина к служанке.       Годжо повернулся. Не смог удержаться, чтобы не взглянуть на невесту. Мина стояла на входе в его комнату, держа в руках книгу. Вся такая красивая, сияющая. И не скажешь, что не спала ночь. Оделась в презабавную юката. Серая ткань с кошками, будто бы гуляющими по краю подола и на рукавах. Ей бы ту забавную причёску, похожую на ушки, и точно кошка. В доме клана Годжо она старалась не показывать норов даже в одежде из уважения к родителям Сатору.       — Госпожа, я… — начала служанка.       — Всё нормально, её я точно не съем, — сказал Годжо. — Ступай.       Служанка покраснела, поклонилась поспешно. Сначала ему, потом Мине, потом снова Годжо. И направилась к выходу семенящими шагами. Мина посмотрела той вслед, а потом спросила Сатору:       — Зачем ты так?       — Я мог и хуже, — пожал плечами Годжо.       Ткань снова зашелестела. До чего же много лишнего на нём сейчас. И неудобного.       Мина прошла в комнату.       — Тут чище, чем я думала.       — Потому что я здесь почти не бываю.       Мина подошла к Годжо ближе. Наклонилась, положила книгу на маленький столик, на котором лежали стопкой старые журналы с мангой Hunter × Hunter. Пожалуй, единственное напоминание, что здесь когда-то обитал подросток, а не молодой родовитый господин с сухостью в суждениях и холодностью в глазах, упражняющийся в каллиграфии денно и нощно. Наверняка чего-то такого здесь раньше было больше. Но Годжо правильно заметил, он в этой комнате бывает редко.       Мина положила руки поверх нижнего кимоно белоснежного цвета. Полоска торса, сужающаяся к низу выглядела молочно-бледной. Уродливо розовел шрам на безупречном полотне кожи. Мина запахнула дзюбан, провела ладонями, ненадолго задержавшись на груди Годжо. Он ощутил приятную прохладу от чужих рук. И обнулил барьер до конца. Потом Мина завязала пояс нижнего кимоно сбоку. Сатору всё это время стоял со спущенным по плечам верхним, тёмно-синем кимоно. Мина взяла одеяние за полы и потянула вверх, по плечам Сатору.       — Может, она испугалась шрама? — спросила Мина.       — Нет, — ответил Сатору, дёргая плечами, чтобы помочь невесте.       Мина посмотрела на него.       — Тебе нравилось, что она боится?       — Я испытывал злорадное удовлетворение.       — Выразился-то как, — усмехнулась Мина.       — Это на меня здешняя атмосфера скверно влияет, — скривился Сатору.       — На тебя Киото так всегда влияет. Ты его буквально терпеть не можешь, — заметила Мина.       — Не я его, а он меня. Здесь сборище консерваторов и зануд, давно протухших и воняющих так, что глаза режет, — сказал Сатору. — Дышать нечем.       — Я всё думала, почему ты поступил в Токийский техникум, а не в Киотский около дома… или вообще не остался на домашнем обучении, как Наоя, — Мина поправила верхнее кимоно.       Задержалась на плечах, где тёмно-синий градиент переходил в тёмно-голубой, на котором летали стрекозы.       — Намекаешь, что я сбежал? — спросил Годжо.       Его глаза спрятаны под бинтами. Не под повязкой, как обычно.       — Сомневаюсь, что твоё нежелание находиться здесь можно трактовать как побег, — сказала Мина.       — Что читаешь? — ловко перевёл тему Годжо.       Точнее, не совсем ловко, а намеренно неуклюже. Мина ведь не глупая, сразу поняла, что к чему. И что Годжо Киото терпеть не может в том числе. Особенно из-за базирования там поместий сразу нескольких великих кланов. И разговор в том же русле продолжать не намерен.       — Да так, фэнтезийный роман, — пожала плечами Мина, запахнув кимоно Годжо на правую сторону.       — Чё? Правда что ли? — искреннее удивился он.       — А что в этом такого? — вскинула бровь Мина.       — Ну, ты обычно нудятину всякую читаешь, тут такое…       — Какое?       — Ну, такое…       — Не стоит пренебрежительно относиться к подобному чтиву. Это помогает разгрузить мозг. Расслабиться.       — И как сюжет? — спросил Годжо.       — Ну, неплохой. Очень похоже на нашу с тобой историю.       — Там тоже есть суперсильный и привлекательный Годжо-сенсей?       Мина невольно рассмеялась. И взяла пояс. Годжо повыше поднял руки, чтобы Мина смогла правильно завязать узел, обвив полоску ткани вокруг талии Годжо. Получилось подобие объятий.       — Нет. Тоже есть брак по договорённости, — ответила Мина.       — И именно из-за этого ты взялась читать? — Годжо наклонил голову вбок, внимательно разглядывая, как свет, проникающий сквозь рисовую бумагу створок, играет на волосах Мины.       Игра света походила на переливы жемчуга.       — Нет. Сюжет. И недовольство главной героиней. Я читала рецензии к книге. Отзывы критиков и читателей. Там писалось, что главный женский персонаж — героиня специфическая. Видите ли, она суперумная и слишком красивая. И не рефлексирует совсем. Что в 12, что в 18, что в 22 — однообразная. Слишком идеальная, оттого картонная и не вызывает симпатии. А отношения главных героев скучны, потому что они чуть ли не изначально вместе. И постельные сцены…       — Признайся, ты читала из-за них, — усмехнулся Годжо, а потом ойкнул.       Мина намеренно затянула пояс потуже.       — В том числе. Не всё же мне с тебя пример брать. И хентай читать. Точнее, картинки разглядывать.       — Сенсей плохому не научит, — заметил Годжо. — Ай. Нежнее, госпожа Амацуки.       — Постельные сцены там тоже достаточно быстро случаются.       — И?       — Ну, это ж кульминационный момент, — ехидно усмехнулась Мина. — До него надо тянуть и тянуть.       — Фу, — высунул язык Годжо. — Кого тянуть? Кота за яйца или главного героя?       — Это как пойдёт.       — Как скучно, считать перепихон кульминацией во взаимоотношениях двух людей.       — Да, и вечные ссоры, склоки, проблемы из ничего тоже должны присутствовать, чтобы подогревать интерес читателей.       — Дерьмо, а не рецензия.       — Ты будто знаешь, о чём говоришь, — Мина выпрямилась и снова провела руками по дорогой ткани, разглаживая складки. — Готово. Ты очень красив.       — Ещё бы, — сказал Годжо.       На что Мина лишь улыбнулась. Хорошо, что она приняла приглашение и поехала с ним. Хотя поместье клана Годжо давило на неё подобно стенам родового гнезда — как своды могильного склепа. Душил древний воздух, стерильный и пропитанный могучей силой. Земля здесь очищенная и пропитанная проклятой энергией великого клана, порождающего великих заклинателей. Сатору готовился к ежегодному собранию, которое нельзя было пропускать. Видеть эти рожи хуже, чем изгнать парочку проклятий особого уровня. От проклятых духов Годжо хотя бы мог избавиться по щелчку пальцев. И имел на это полное право.       — Я не хочу туда идти, — недовольно протянул Сатору, отведя в сторону руку, чтобы посмотреть на длинный рукав кимоно. — Давай я нарисую фломастером своё лицо на листе бумаги, заставлю Иджичи надеть его и пойти на собрание, притворившись, что он — это я.       — Во-первых, ты хреново рисуешь, — улыбнулась Мина.       — Ты просто не понимаешь моего гения, — возразил Сатору.       — Во-вторых, пожалей бедного Иджичи.       — Он крепче, чем ты думаешь.       — В-третьих, это поступок, не достойный главы клана Годжо.       — Звучишь, как мой папаша.       Мина на секунду изменилась в лице при упоминании его отца. Годжо Джунсиро и самого Сатору заставлял чувствовать себя мерзко. Но Мина всегда относилась к будущему свёкру со сдержанным уважением. Знала бы она, как старик рассуждал о помолвке и свадьбе. И о Мине, как о хорошем вложении в генетическое древо клана.       — Что такое, лисичка? — спросил Годжо.       — Ничего, — покачала головой Мина.       — Что этот старик тебе напеть успел? — уже более требовательно спросил Годжо.       — Сатору, — тихо сказала она. — Твой отец спросил, был ли ты у меня в комнате сегодня ночью. Почему?       Сатору хмыкнул. Вот в чём дело, значит. Неспроста ведь подсуетились и отвели Мине хорошую комнату, но почти в конце западного крыла, подальше от комнаты Сатору. Чтобы «не создавать соблазнов». Что за лицемерие и танцы с бубном? Да и Сатору хорош. Он действительно стоял ночью перед фусама в комнату Мины. Но не для того, чтобы туда войти, а чтобы убедиться: она в порядке. Потому что сон приснился дурной. Они всегда снились Годжо именно здесь. Обычно ночи проходили без сновидений, а короткие часы сна в перерывах между работой – тем более. Но здесь… Здесь всё было иначе. Поэтому внезапная потребность пройтись до комнаты Мины, не заглядывая туда, была своеобразной медитацией. Кто ж знал, что отец застукает его и истрактует всё на извращённый лад. Это Джунсиро ебёт всё, что шевелится. Не надо перекладывать с больной головы на здоровую. Сатору так ему и сказал, истинную правду. Непонятно, почему отец скривил морду.       — Он сказал, что застал тебя у моих дверей.       — Я гулял.       — Ещё скажи, что лунатил, — усмехнулась Мина.       — Как и ты, — улыбнулся Годжо. — Тебя ведь в комнате не было.       — Я вышла подышать свежим воздухом ненадолго, — Мина отвернулась и прокашлялась в кулак.       — Ага, — протянул Годжо, сделав вид, что поверил.       Он знал, куда на самом деле ходила Мина.       — Иди, а то опоздаешь, — начала подгонять его к выходу девушка, заставляя развернуться и направиться к выходу.       — Ну, хоть посплю лишних часа три, пусть и под стариковский бубнёж. Хотя я больше предпочёл бы твои колени.       — Они только для Куроо.       — С каких пор? — удивился Годжо.       Мина улыбнулась ему. Сатору улыбнулся в ответ. И уже хотел развернуться, чтобы поцеловать Мину. Как в дверном проёме комнаты возникла высокая фигура Годжо Джунсиро. Мина тут же сникла. Отошла от Сатору, поклонилась ему, потом Джунсиро, пожелала удачи на собрании и поспешила выйти. Напоследок ещё раз бросив взгляд в сторону Сатору.       — Уважаемый глава, вы должны думать о сегодняшнем собрании, а не о невесте. Как бы прелестна она ни была, — сказал Джунсиро.       — Предлагаешь думать головой, а не членом? Запрещаешь брать пример с тебя? — улыбнулся Годжо.       — Дерзи, сколько влезет. Страдать на собрании всё равно буду не я.       — Ну, я могу поскандалить со стариком Наобито. Из-за наших разногласий. Тогда страдать будут все, кроме меня.       — Не вздумай!       — А ты не вздумай ещё раз говорить Мине, что в голову придёт.       — Она моя будущая невестка.       — И?       Джунсиро замолчал, не зная, что сказать сыну. Все аргументы он давно исчерпал.       — Не знал, что ты к ней так привяжешься. Это плохо, — сказал отец.       — Плохо, так пусть тебя стошнит. Станет легче.       — Ведёшь себя по-детски. Дерзишь, бунтуешь. Хотя глава клана.       — А ты об этом умудряешься постоянно забывать, — Сатору убрал руки в рукава кимоно и выпрямился.       Молодой бог, взирающий на старое и побитое божество, не способное вернуть себе былую славу и величие.       — Идём, сын, — Джунсиро всегда показывал лишь внешнее смирение.       — Твоя актёрская игра впечатляет. Она сработает с другими, но не со мной, — предупредил его Сатору.       — Твоё желание ходить к Мине по ночам и компрометировать невесту уже сработало с другими. Если так не терпится выпустить пар, найди себе другую женщину, с которой не связан обязательствами…       — Избавь меня от советов, — поднял руку Годжо, призывая отца прекратить. — Ты слишком примитивен в желаниях: поесть, поспать, потрахаться, довести мать до слёз.       — А ты, значит, дитя возвышенной тонкой душевной организации? — приподнял брови Джунсиро.       Он змея. Не дракон. С его именем промазали знатно. Годжо не скажет дедуле и бабуле спасибо за это.       — Представь себе, — хмыкнул Годжо и прошёл мимо отца.       — Прекращай вести себя, как подросток с ночными поллюциями, — Джунсиро убрал руки в рукава кимоно, обвитого орнаментом раскрывшего пасть дракона.       — Только когда ты начнёшь себя вести как любящий отец, то есть никогда. Что ж, совсем без шансов, — заявил Годжо.       — Кстати, — решил проигнорировать колкость Джунсиро. — Будь готов, что на собрании помимо прочего поднимется ещё один вопрос.       — Не думаю, что там что-то важное и не утомительное.       Сатору и Джунсиро зашагали по коридору.       — На собрании будут обсуждать Гето Сугуру и его аномальную активность в последнее время. На которую ты, сын, не обратил почему-то никакого внимания.       — Помимо меня есть маги, которые способны с ним справиться.       Прозвучало, как издёвка. Отец её прекрасно расслышал.       — Какой жестокий и слабый у меня, оказывается, сын. Годжо Сатору не жалко ни людей, ни заклинателей, что погибли из-за его дружка, от которого он по каким-то причинам не способен отказаться. Ни невесты, юной знатной девушки, которую он порочит.       — Да, такой уж у тебя сын, — по-дружески обманчиво согласился Годжо. — Такой уж глава твоего клана.       — Не смей тыкать меня носом в свой статус, щенок, — бросил Джунсиро.       — Это делаешь ты сам с собой, я лишь прошу взглянуть на вещи трезво. А ещё пытаюсь понять, чего ты добиваешься, — сказал Годжо. — Зачем приплетаешь сюда Мину и Гето Сугуру? Будто это меня заденет… Жалкие попытки. Ты и правда ужасен. И как мать повелась на такого мужчину? Отвратительный же у неё вкус.       — То же самое я могу сказать про Мину, — покосился в сторону сына Джунсиро.       — И после этого я веду себя как подросток, — рассмеялся Годжо.       Уж лучше бы он остался с Миной. Поспал на её коленях, пока сама девушка читала книгу. Или, может, навестил матушку вместе с невестой. Но долг и ответственность обязывали его присутствовать на собрании великих кланов.       Долг и ответственность…

—⋆˖⁺‧₊☽◯☾₊‧⁺˖⋆—

      Гето просыпается не от кошмарного сна с сюрреалистичным сюжетом. Не от терпкого ощущения мощной ауры рядом. Он просыпается от скрипа пружин и резкой нехватки места за спиной. Лениво открывает лисьи глаза с навязчивым пониманием: он точно проклят. Иначе как объяснить привычку Годжо бесцеремонно вваливаться к нему в комнату в любое время дня и ночи.       Гето нехотя поворачивается и чуть ли не стонет в голос. Перед ним Сатору подпирает голову рукой. Светит улыбкой в тридцать два белоснежных зуба. Очки чуть по переносице сдвинуты так, что видно хитрющий, пёстрый взгляд.       — Доброе утро, тигр, — говорит Сатору.       — Иди к чёрту, — бесцветно тянет Сугуру.       — И я рад тебя видеть, — Сатору игнорирует убийственный взгляд в свою сторону.       Сугуру садится, смаргивает остатки сна.       — Что тебе на этот раз приспичило?       Годжо хмыкает. Тоже садится, правда, перед этим наклоняется, шаря рукой сбоку от кровати. Пальцы сразу цепляют, что надо. Гето слышит глухое постукивание металла друг о друга. Цепи.       — Твою мать, Сатору, это что такое? — Гето видит перед собой кандалы.       — Говорят, эта штука, — Годжо трёт кончик носа, — может сдерживать проклятую энергию магов без печатей, потому что сделана из проклятого металла.       — И ты притащил её сюда, чтобы мне показать? — Гето разрывается между желанием вмазать Годжо за прерванный сон и потребностью всё-таки дать волю любопытству.       — Не-а, — улыбается Сатору.       — А зачем тогда? — мозги спросонья у Сугуру варят туго. Но по хитрющей улыбке Годжо догадаться о гадстве, которое тот задумал, труда не составляет. — Нет.       — Да.       — Нет.       — Да.       — Нет, я сказал.       — А я сказал, да. Хочу попробовать, так ли это, — Годжо потряс цепями.       Браслеты оков на них призывно звякают.       — Тебе сенсей мозги отшиб? В конец рехнулся? — спрашивает Гето. — На себе проверяй.       — На себе неинтересно, — капризно тянет Годжо.       — Да что ты говоришь, — хмыкает Гето. — Ты для этого меня разбудил?       — Нет, рассвет вместе встретить, — раздражённо фыркает в ответ. — Конечно для этого!       Гето тяжело вздыхает. Устало потирает переносицу. Потом глаза. Давит через закрытые веки на глазные яблоки. Послал же бог товарища с склонностями к БДСМ.       — Ты оставишь меня в покое и дашь поспать, если я соглашусь?       — Возможно, — фыркает Годжо.       — Сатору, — рычит Гето.       — Да, да и ещё раз да, занудный мальчик Сугуру, — Годжо морщит идеальный нос, но скорее для вида.       Сам оживляется. Будто сахара переевший, суетится. Раскрывает кандалы, сосредоточенно примеряется к крепкому запястью Гето. Тот вытягивает руку, внимательно следя за манипуляциями друга. Если не сработает, он спустит на Годжо недавно прирученного Радужного дракона. Или проклятого духа с каким-нибудь максимально извращённым условием изгнания.       — Ты б хоть дверь закрыл, — говорит Гето.       — Да кому мы нужны в такую рань, — отмахивается Годжо.       И в следующую секунду Гето окончательно понимает, что в прошлой жизни много грешил. Возможно, убил императорского наследника. Может, даже двух. Иначе как объяснить всё сейчас происходящее.       — Сугуру-кун, почему у тебя дверь нараспашку… — слышится голос сестры Куран.       Через мгновение и сама девушка появляется в дверном проёме. А за ней Сёко. Шли покурить, видимо. Сакура гостит в Техникуме — часть соглашения по обмену опытом. Она ходит с ними на тренировки, занятия и задания. Живёт в общежитии.       Гето охает, Годжо поворачивает белобрысую голову в их сторону и замирает.       — Ого, — Сёко даже брови приподнимает от удивления.       — Мы вам помешали? — приподнимает бровь Сакура.       Гето прекрасно понимает, какая картина сейчас перед девушками вырисовывается. Они с Годжо сидят на его расправленной кровати. Сатору надевает на него стальные кандалы.       — Сакура-семпай, пойдёмте, не будем мешать идиотам, — говорит Сёко.       — И то верно, — усмехается Сакура, а потом переводит взгляд на Гето.       — Вы всё не так поняли, — сокрушается он.       — Разумеется, — хмыкает Сёко, закуривая.       Лёгкий дымок змейкой поднимается от её сигареты.       — Ты бы поосторожнее с ним, Сугуру-кун, — говорит Сакура. — А то так и покалечиться можно. Вы б хоть матчасть сначала изучили, прежде чем друг друга к кровати приковывать.       — Я вообще-то опытный, — хмыкает Сатору.       — Опытный девственник? Впервые слышу, — Сакура достаёт из-за уха белую самокрутку. — Если только со своей рукой.       Годжо вспыхивает мгновенно. Давится вздохом. Перед Гето словно новая планета родилась и умерла тут же. Он всегда знал, что сестре Куран на язык лучше не попадать — она не церемонится. Это уже в порядке вещей. Но чтобы Годжо смутился?..       Сакура, довольная произведённым эффектом, решает сделать контрольный в голову без предупредительного в воздух. Она медленно наклоняется к Сёко, накрывая девушку своей высокой тенью. Чёрные волосы соскальзывают с острых плеч, нежно касаясь руки Иери. Их лица очень близко. Так, что кончики красивых носов почти соприкасаются. Сакура прикуривает от сигареты Сёко. Да так интимно, словно они поцеловались. Коснулись губами в небрежном жесте.       Хотя ничего подобного не произошло.       Теперь и Сугуру чувствует, как алеют уши. Совершенно невинное на первый взгляд действие отдаёт эротизмом. Сакура отстраняется от совершенно спокойной Сёко и щурится. Смотрит на Годжо с насмешкой в глазах. Один-один, маленький засранец — горит в её антрацитовых глазах неоновой вывеской.       — Пойдём, Сёко, не будем мальчикам мешать, — говорит она довольным котом. — Мы же всё-таки воспитанные девочки.       Ему снилось далёкое воспоминание, зыбкое прошлое, вынутое мозгом из коробки сознания с надписью «больше не трогать».       Годжо раскрыл глаза не резко. Медленно. Моргнул один раз. По потолку комнаты плыли мрачные тени. Стаи огромных чёрных рыб. Как карпы в тёмном пруду. Душно. Футболка неприятно прилипла к телу. Сатору ощутил , насколько вспотел, когда сел на футоне. Провёл рукой по волосам, взъерошив их. Нет хуже кошмара, чем воспоминания о прошлом. О том прошлом, которое надо бы забыть, но нельзя. Сатору снилось уже далёкое, но проросшее корнями во внутрь.       Он откинул одеяло и встал. Вышел из комнаты.       Огромное поместье, будто больной старый зверь невероятных габаритов, дышал глубоко.       Путь до комнаты Мины не занимал много времени. Никто не встретился в пустых коридорах: ни служанки, ни другие заклинатели из клана, ни отец, вышедшей от очередной пассии. С годами и правда ничего не меняется. И поэтому Сатору чувствовал себя инородным здесь. Загнанной под кожу занозой, что вот-вот начнёт гнить и заражать кровь. Или новая деталь в старом механизме, о котором никогда не заботились и ничего не хотели менять. Поэтому свежий элемент, способный работать на полную мощь, просто разрушит всё.       В комнате Мины пусто. Сатору спокойно отодвинул фусама в сторону и вошёл. Лунный свет ложился на пол через полосу открытых сёдзи, ведущих на крытую террасу второго этажа. Одеяло на футоне откинуто в сторону, простыни и подушка чуть смяты. Но Сатору не пришлось долго гадать, где невеста. Во-первых, он знал ещё прошлой ночью, куда она умудрилась залезть. Во-вторых, сейчас он видел, как Мина болтает ногами, спускаясь с крыши. До балки ей оставалось прилично. А учитывая страх высоты, спускаться Мина будет очень медленно и с опаской. Как вчера умудрилась слезть?       Сатору подошёл ближе и подставил ладони под маленькие девичьи ступни. Сказал:       — Вставай.       Мина сначала поджала ноги от неожиданности. Годжо был готов ловить, если она вдруг испугается и свалится. Но ступни Мины осторожно коснулись широких ладоней. По-очаровательному маленькие, красивые, ухоженные. Тёплые. Будто Мина не сидела на крыше часа два под развёрнутым полотном звёзд. Но ночи нынче прогретые утренним солнцем и медленно остывающие.       Сатору помог Мине встать на балку балкона для опоры. Когда она уверенно коснулась ногами деревянной поверхности, взял за талию и в одно ловкое движение поставил на пол.       — Полуночное рандеву с котами?       — Отстань.       Годжо рассмеялся. Мина действительно сидела с котами на крыше. Один белый, пушистый и вредный, второй же чёрный, изящный и только притворяется добрым малым. На деле же большая часть убитых крыс, мышей, птиц и речных рыбок на совести чёрного. Этих котов в доме не трогали и в какой-то степени уважали за труд. Держали уже давно не из чисто практических соображений ради отлова вредителей. Сатору животные не очень любили. Хотя Тамаки — его дорогая матушка — рассказывала, что кошка-мать белого сидела около маленького Сатору и никому не давала подходить. Если это была не сама Тамаки или пожилая нянечка, доверие к которой сложно оспорить.       А вот Мину обожали оба.       — Ты там кошачий язык не выучила? — спросил Сатору, заходя за ней в комнату.       — Там — это где?       — Мне откуда знать? Ты посещаешь сразу два храма с полоумными кошатницами.       Годжо имел в виду храмы Убывающих и Растущих лун, а вместе с тем Моро и Сакуру.       — Выучила, конечно. Всё приятнее, чем говорить на человеческом, — заявила Мина. — Кошки даже своим мурчанием полезны, а человек своей болтовнёй как-то не очень.       Она повернулась к Сатору. Пауза. Недолгое молчание. Он не знал, что сказать, да и сложно обличать мысли в слова, когда говорить не хочется. В голову не идёт ничего вразумительного. Мина постояла ещё немного и сказала спокойно:       — На моём футоне мало места, так что придётся потесниться.       — Чур я большая ложка, — сказал Сатору.       — Ну уж нет. И так жарко, чтобы ты меня ещё своими ручищами загробастал, — проворчала Мина, садясь на футон.       Сатору опустился рядом.       — Тебе это нравится, — улыбнулся он.       — Ложись уже.       — Так не терпится обняться?       — Да.       Сатору и правда лёг. Не стал больше паясничать и возражать. Почувствовал, как за спиной на простыни опустилась Мина.       — Ты уберёшь бесконечность?       — Уберу.       Мина провела ладонями по крепким бокам. Прикосновения такие же заботливые и уверенные, как утром. Сатору закрыл глаза и насовсем обнулил барьер. Тогда Мина прижалась к нему. Ближе, уткнувшись лбом между лопаток. И обняла. Глаза Сатору начали медленно слипаться. Он вдруг ощутил, как очень устал. От суеты, от родового поместья, от множества рож, которых бы сто лет не видеть. Вслушиваясь в сладкое, размеренное дыхание Мины, Сатору и сам вскоре задремал, зная, что сегодня первый раз за много дней стены поместья клана Годжо не властны над его сном.       И ни жалкие попытки отца выковырять его из панциря тупым ножом, ни бессмысленные поиски совета с кланами слабых мест сильнейшего напополам с желанием его уязвить, ни прошлое, которое никогда не вернётся, за которое держаться — только себя губить… Ничего из этого сейчас не имело значения.