Кудесник-даос, Небесные сферы пронзающий, Отыщи для меня Душу любимой. Ведь даже во сне Я не вижу её теперь.
© Мурасаки Сикибу (973-1014)
Годжо резко открыл глаза. Взгляд упёрся в толщи воды над головой, как если бы ему пришлось лежать на самом дне океана. Точнее, медленно скользить к нему, утопая в смертельных объятиях солёной воды. Но Годжо и правда лежал, чувствовал спиной поверхность футона, на котором засыпал накануне. Свет ещё проникал сюда, мерцал. Будто по настоящему небу, что сейчас заменяли морские толщи, туда-сюда сновали пёстрые рыбки с плавниками, похожими на отрезы шёлковой ткани. А рыбные косяки попроще и помельче двигались в ведомом им одним направлении, то и дело меняя его на противоположное. Киты, подобно большим бессмертным облакам, проплывали над головой, поднимая огромные хвосты. Над самой головой Сатору вверх несколькими лунами, потерявшими форму, поднимались медузы. Синее на белом. Бирюза на серебре. Лазурь поверх чёрного. Почти индиго. Сатору попытался что-то сказать. Изо рта вырвался только столб маленьких пузырьков. Но дыхание не прерывалось. Оно было ровным и глубоким. Словно Годжо всё ещё спал, не потревоженный внезапным видением. До ушей донеслось пение и всплески воды. Дыхание моря — киты. Их крики и пение — его голос. Годжо с трудом осознавал, что его зовут куда-то китовьей песней. Просят прийти к незнакомому, чарующему голосу огромного исполина. Пение было посвящено бренности бытия и бессмысленности земного пути, которым обременил себя Сатору. Он никогда не думал, что его жизнь не имеет смысла. Всегда знал лишь обратное. Даже в минуты редкого отчаяния. Но голос кита преобразовывался и рисовал образы, подёрнутые лёгкой дымкой. Годжо повернул голову. И увидел Тамаки. Родная мать лежала на окровавленных простынях и кричала, пытаясь родить на свет дитя. Видение мерцало, рябило, менялось. Сатору видел то белокурую госпожу Годжо, то огненно-рыжую молодую женщину, такую знакомую и прекрасную. Но вспомнить, кто она, почему-то не мог. Жизнь начинается с боли. В первую очередь чужой. Уже рождаясь, ты причиняешь страдания кому-то и страдаешь сам. Пусть и ненамеренно. А дальше водоворот событий затягивает глубже, в более осознанные и намеренные действия, где существуют лишь четыре благородные истины и больше ничего. Годжо видел себя маленького, шагающего за нянечкой плавно, в замедленной съёмке. Всему виной толщи воды, сквозь которые приходилось пробираться. Маленький Сатору посмотрел на большого. Они пересеклись взглядами нечеловечески красивых глаз. И мальчик сказал своей взрослой версии: — Наше тело сгорит из-за тебя. Применяй наши таланты с умом. Хотя, ум это — явно не твоё. А потом вместо маленького Сатору на смену появилась маленькая Мина. В таком же кимоно с узором стрекоз, разбросанных по ткани. Полёт только вперёд, ни в коем случае нельзя назад. Насекомое-самурай, насекомое-воин. — Ты ведь не оставишь меня, Сатору? Как оставляли многие, кого я люблю? — спросила Мина. Она медленно подошла к нему, присев на корточки. Стоило девочке протянуть руку, чтобы коснуться лба под растрёпанной светлой челкой, как её образ исчез. И на смену появились другие очертания. Широкая спина, удаляющаяся вдаль в толпе людского моря. Внутри больно кольнуло. Это вызвало у Годжо удивление и резкий приступ тоски. Может, голос, зовущий его, не так уж и неправ. — Ты — всего лишь орудие. Гето Сугуру никогда не говорил ему такого. — Так уйдём же вместе. Ты станешь свободным. Гето Сугуру никогда… Свет, простирающийся над толщами воды, вновь заиграл переливами. Его лучи пронзили глубину, будто иглы. И в ореоле солнечной клетки появился столь же зыбкий образ. Годжо узнал юную Мину. И её дедушку, Амацуки-сана. Образ шёл телевизионными помехами, периодически дёргаясь и заикаясь. — Всегда есть что-то более важное, чем мы и наши мечты, — говорил Амацуки-сан. — Но… — попыталась возразить Мина. — Увы, в нашем мире тебе и остаётся, что выйти замуж за достойного человека и стать ему примерной спутницей жизни. Наш мир — как океан. В нём полно ярких и красивых существ, как ты, Мина. Прекрасная серебряная рыбка. А есть хищные исполины гигантской мощи. Они опасны и одиноки. Они кровожадны и не замечают таких крох, как ты. Несмотря на твою силу… — старик замолчал ненадолго, погружаясь в печальные раздумья, — чтобы выжить, тебе предназначено быть украшением в серебряной чешуе. Годжо Сатору — лучшая для тебя партия. Мина сникла, опустив голову. У Сатору похолодело внутри от осознания, что девочке не по годам приходится нести двойной груз. Она — заклинательница, защитница рода людского, у которой вот-вот не станет детства. Она же невеста Годжо Сатору, отпрыска великого клана Годжо, его главы. — Как бы сильно ты ни желала свободы, дитя моё, она ограничится лишь дорогим просторным аквариумом, — заключил старик Амацуки. Мина ведь была тогда не старше Аманай Рико. Не старше той девочки, чьё бездыханное тело Годжо держал на руках. Не старше той, кого он не смог уберечь от циничной, быстрой и совершенно бессмысленной гибели. Что это? Почему вдруг подумалось именно сейчас? И воспоминание… Воспоминание! Оно ведь не принадлежало Годжо, так почему он его видит? Оно принадлежало Мине… Мине! Над головой Сатору, словно воздушный змей, извивался и скользил дракон с серебряной чешуей и небесно-голубым загривком. Гнался за жемчужиной-луной. Годжо начал задыхаться. Вода обожгла носоглотку, проникнув внутрь. Это его разум не дал загнать себя в ловушку. Годжо зажмурился и резко раскрыл глаза. Иллюзия вмиг развеялась всполохами пёстрого сизого дыма. Словно её и не бывало никогда. Шесть Глаз вновь видели абсолютно всё. Небо-море над головой исчезло, исчезли с ним и киты с рыбами, и дракон, а китовья песнь начала звучать совсем приглушённо и раздражающе, как писк комара. Годжо повернул голову в сторону футона Мины. Тот пустовал. Откинутое в сторону тонкое одеяло. Мятые подушка и простыни. Ещё теплые. Секунда понадобилась, чтобы сообразить. Мина снаружи. Она поддалась зову. Пошла на китовью песнь, обещавшую свободу. Подорвавшись с места, Годжо рванул к выходу. Его длинные ноги едва не запутались в одеяле. Он запнулся, но не упал, лишь прошагал несколько неловких, неестественно быстрых шагов к открытой створке. В их полосе виднелось антрацитовое море под россыпью звёзд. На поверхности серебрилась отражение молодой луны. Но Сатору было плевать на пейзажи. Он нетерпеливо распахнул створку шире. И взглядом мгновенно нашёл стройную фигуру, стоящую на берегу. Глаза Сатору будто бы светились в темноте, превращаясь в два больших драгоценных камня. Но не так, как у Мины. От её тела, облачённого в белый сарафан, исходил тонкий кокон пыльного свечения. Подол одеяния развевался на ветру, как и белые волосы с россыпью жемчуга в длинных прядях. Мина стояла на гладкой гальке босиком, маленькие ступни вот-вот начнёт омывать морская вода. Одинокое прекрасное божество. Вышедшая на берег русалка, собирающаяся принести себя в жертву богу моря, великому Морскому дракону в Нефритовый дворец. Только русалки могут дышать под водой, а Мина, будь она хоть миллион раз умелой заклинательницей, долго не продержится. — Мина! — окликнул её Годжо. — Ми… Девушка повернулась к нему. Ветер мазнул прядями по её лицу, открывая Сатору поистине удивительную картину. Глаза Мины будто подсвечивались изнутри двумя лампочками призрачно-голубого оттенка, делая их похожими на лунные камни. Такое же свечение Годжо мгновенно заметил у поверхности воды, неподалёку от берега. Словно со дна морского поднималась ещё одна луна, приобретая причудливую форму огромного кита. В воздух из воды начали медленно выплывать и неспешно кружить диковинные рыбы, коих в природе не должно существовать. Огромные и зубастые, но с полупрозрачными плавниками и длинными хвостами. Прекрасные и ужасные одновременно. Их чешуя переливалась в лунном свете. Он здесь, понял Годжо. Пришёл на день раньше, чем должен был. Мина шагнула в воду. Сатору бросился к ней. Но тут же увидел выставленную узкую ладонь вперёд. Немая просьба остановиться. Мина смотрела на него призрачными глазами. Выглядело это завораживающе жутко и красиво одновременно. Потом девушка той же рукой, выставив указательный палец, показала Сатору в сторону. И он повернулся. К пляжу медленно брели молодые люди. Все примерно возраста Годжо и Мины. Их глаза светились в темноте, делая хозяев похожими на призрачные огоньки кицунэ-би, оставленные лисом ради проказы. Или на призрачные маяки, что дрейфуют по морским волнам в поисках заблудившихся кораблей. Их тоже звал голос призрачного кита. Голос бакэ-кудзира. Он появился у берегов небольшого портового городка недавно. С тех пор в поселении начали по ночам тонуть молодые люди. Сначала один, потом два, три, четыре и так по нарастающей. Сейчас Годжо насчитал семь, включая Мину. Себя не пытался включить в группу «счастливчиков», ведь не поддался на зов. — Бакэ-кудзира давно не видели у берегов Японии. Очень давно. И поводов для его появления не было, — сказала Мина, читая материалы дела. Она с Годжо ехала на поезде до портового городка. — Проклятый дух бакэ-кудзира появлялся из-за страха человека перед непредсказуемостью океана. В древние времена поймать кита было неслыханной удачей. Его мясо могло прокормить несколько поселений, а жир помогал освещать жилища. Но охота на китов считалась делом опасным, тем более, что кораблей в те времена нормальных не было. Только лодочки, которые кит мог легко опрокинуть взмахом хвоста, — Годжо повернулся, посмотрев в окно на быстро мелькающий мимо пейзаж. — Впрочем, китовый промысел давно забыт в этих краях. В нём отпала надобность. Охота на китов теперь не вызывает столько ужаса, сколько вызвала в древности. — Тем не менее наши Окна сообщили, что каждые три дня у берегов городка появляется бакэ-кудзира. И топит молодых людей. Такую активность проклятого духа можно объяснить лишь усилением источника негативных эмоций. — Или? — Его расширением, — ответила Мина. — Правильно, — кивнул Сатору. — Городок разросся, потому что туда переехало несколько хороших предпринимателей за последние годы. А инвесторы не скупились вкладываться ни в промысловый бизнес, ни в туристический. Но совсем недавно в море утонуло несколько дорогих, хорошо оборудованных рыболовных судов с молодым экипажем. Очень большим по численности. — И родственники начали верить, что вернулся бакэ-кудзира, которого не видели уже сотню лет. А поскольку экипажи кораблей и сами рыбаки были довольно молодыми, то среди горожан поползли слухи, будто призрачному киту нужна только молодёжь. Чем больше слухов, тем больше страха. Чем больше страха и ненависти, тем выше вероятность появления конкретного проклятого духа. В этом городке даже есть китовий курган, Кудзира Цуга с вратами тории из китовьих костей. Местные ходят туда молиться. — Что-то не спасает их китовий бог, — хмыкнул Годжо. — Может, стоило перестать верить во всякую чушь и понять, что виной всему технические неполадки и бракованные запчасти судов из одной партии, а не призрачный кит. Который появился не до, а после того, как затонули корабли. — Не будь настолько циничным. Не у всех есть такая роскошь, как рациональность и умение не перекладывать ответственность на неведомую хтонь, чтобы додуматься до простых ответов на сложные вопросы, — сказала Мина. — И кто из нас циничен? — усмехнулся Годжо. Мина, сидящая напротив, пнула его в лодыжку. — Ауч, — протянул Годжо, сложив губы в трубочку. Баловался. На самом деле Мина по нему не попала, а зарядила лишь по бесконечности вокруг. — Пообещай мне, — Мина вмиг стала серьёзной. — Что именно? — Пообещай, что не вмешаешься. Этого проклятого духа должна изгнать я, — Мина смотрела прямо на него. Прожигала взглядом места на повязке, где должны находиться глаза. — Кто первый съест, того и тапки, — улыбнулся Годжо. — Можешь забирать себе тапки, оставь мне призрачного кита. Мина отвернулась к окну, закрыв папку с документами по делу. Годжо фыркнул. Но обещание дал. Со второго раза, когда Мина уже в более требовательной, даже грубоватой форме ткнула его пальцем в грудь и потребовала, чтобы Сатору не вмешивался. В последнее время она говорила как-то по-стариковски упрямо и загадочно, немного капризно даже. Словно старуха, желавшая извести юнца множеством сложных и непонятных заданий-загадок по типу «иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Призрачный кит появился на сутки раньше. Молодые люди шагали к берегу, как зачарованные. Годжо должен был выбрать, кинуться к ним в первую очередь или к Мине. Судя по тому, что она его остановила и показала на других, разум её не полностью поглотила китовья песнь. Но вдруг Мина просто находится под контролем бакэ-кудзира, который пытался отвлечь Годжо от основной добычи другими возможными жертвами? Однако Шесть глаз ничего такого не видели. Сатору активировал технику. И люди, идущие к берегу, упёрлись в невидимую стену бесконечности. Со стороны могло показаться, что они застыли в воздухе, но на самом деле они продолжали двигаться — но чем дальше, тем медленнее. Мина уже по пояс зашла в воду. И пусть Шесть Глаз Годжо не видели, что она поддалась зову несмотря на светящиеся лунными камнями глаза, молодой заклинатель всё равно порывался кинуться к невесте и вытащить её обратно на берег, чтобы самому заняться изгнанием проклятого духа. — Обещай мне, — пронеслось в голове эхом. Мине нужно было верить. Как бы сильно Годжо ни хотел её защитить. Мине, которая по возрасту сейчас гораздо старше Аманай Рико. Той всегда будет четырнадцать. А знаешь, почему? Потому что ты её не защитил, Годжо Сатору. Так иди же сюда и защити другое дитя… Чужой голос в голове принадлежал призрачному киту. Годжо напрягся, намереваясь в любой момент прийти к Мине на помощь. Что же кит говорил ей? На каких струнах души играл болезненную мелодию из воспоминаний и горьких сожалений? Краем глаза Годжо заметил, что в воду зашла ещё одна девушка, которая достигла линии берега раньше тех, кого замедлила бесконечность. Девушка была низкого роста, а поднимающиеся волны легко могли захлестнуть и унести её миниатюрное тело в море. К киту. Годжо применил технику, удержав девушку. Но вода от нахлынувшей волны всё-таки успела угодить ей в нос и рот, а затем и в легкие. — Дерьмо! — выругался Годжо, метнувшись в сторону пострадавшей. Он обещал Мине. Дал ей слово. Она сильная. Но даже сильные промахиваются, оступаются и могут либо погибнуть, либо свою погибель приблизить. Мина нырнула в воду. И призрачное свечение исчезло как раз в тот момент, когда Сатору схватил пострадавшую, едва не захлебнувшуюся девушку и помог ей выплюнуть остатки солёной воды. Не переставая держать в фокусе чувств проклятую энергию Мины. Она лилась потоком, а потом внезапно оборвалась. На долю секунды приводя сознание Годжо в какой-то необоснованный, непонятный, чуждый ему ужас. Мина ведь сильная… Крылатые рыбы по-прежнему плавали в воздухе над поверхностью воды. Но потом беспокойно заметались, бросаясь в разные стороны. И в следующую секунду произошло то, что Годжо будет помнить долгие, долгие годы. Из глубины на поверхность стремительно начал подниматься свет. Вода засияла, замерцала и разверзлась. Огромное китообразное создание выпрыгнуло в лунном свете из моря. Оно само сияло призрачно, нездешне. Большой скелет кита в прозрачной оболочке, чётко вычерчивающей очертания живой рыбы. Как если бы самого кита просветили рентгеном. В жемчужных брызгах воды, больше походивших на маленькие сферы планет и звёзд, бакэ-кудзира изогнулся, подставляя призрачное брюхо луне. Годжо заметил Мину, подброшенную хвостом проклятого духа. Крохотную по сравнению с китом. Её глаза теперь были полны благородного малахита и больше не искрились призрачным светом. Девушка в полёте простёрла руку вперёд, ладонью вверх. Сложила два пальца — указательный к среднему — и произнесла: — Луна первая. Длань первая. Убивающая. Выброс проклятой энергии Мины — Годжо он напоминал по цвету всё тот же лунный свет, отдающий неоном — зигзагообразной молнией пронзил кита. Исполин взревел. Изогнулся сильнее под полной молодой луной в окружении брызг и мечущихся туда-сюда призрачных рыб. А потом истлел. Исчез, словно подожжённый лист тонкой рисовой бумаги, пламя на котором разошлось в разные стороны и съело пергамент быстрее. Рыбы, сопровождающие бакэ-кудзира, пропали. И застывшая в воздухе Мина начала падать вниз. Она, конечно, укрепила тело проклятой энергией. В этом Годжо не сомневался. Но падать было высоко. А на изгнание проклятого духа такой силы и размеров ушли колоссальные затраты проклятой энергии. Он оказался рядом в мгновение ока. Протянул к Мине руку и схватил за запястье, притягивая ближе. Они летели на фоне звёздного неба вниз, рискуя упасть в успокаивающееся после изгнания духа море. Мина зажмурилась. Сатору подхватил её на руки, прижимая к груди, и замер. Застыл в воздухе, уверенно встав на невидимый пол из бесконечности. Мина обнимала крепко, чуть подрагивая всем телом. — Ты видел, я смогла! — прошептала она в шею Сатору. — Я справилась! — Да, видел, — улыбнулся Годжо, заражаясь исходящим изнутри детским восторгом Мины. Она отстранилась и заглянула прямо в глаза. Его Мина, а не та призрачная, одинокая морская дева, готовившаяся принести себя в жертву богу морей. Белые мокрые пряди прилипли к светлому лицу. Мина улыбалась. А ещё ей явно хотелось плакать. Годжо видел это по блестящим, увлажнившимся глазам. Он видел, что такое состояние вызвано у Мины далеко не эйфорией от удачно проведённого изгнания. — Ты в порядке? Мина закивала. Годжо убрал мокрые пряди с её лица. Ладонь у него была широкая и тёплая. Мина невольно прильнула к ней. Как ребёнок, ищущий заботы и ласки. Да, она сильная. И Сатору надо научиться ей не просто доверять, а ещё и верить. Но это сложно. Ведь он уже доверял и верил в человека. Верил в двоих. А потом всё рухнуло. И Годжо понял, что при всех его талантах и непревзойденных Шести Глазах, он слеп. Слеп настолько, что не спас Рико. Слеп настолько, что не спас Сугуру. Мина будто бы воплощала всё и сразу. Годжо не верил в судьбу. В некоторой степени он относился к концепции кармы и предназначения с презрением. Но жизнь будто бы вернула его в точку, после которой нужно начать новое предложение, уже без тех же ошибок. Но ему не хотелось, чтобы Мина была средством, орудием, через которое Годжо Сатору искупит грехи пред теми, кого не спас. Он хотел, чтобы Мина жила полной жизнью. А не была той красивой декоративной рыбкой в дорогом аквариуме. Он хотел показать ей дорогу в бескрайний и свободный океан, в котором Мина всегда может положиться на большого белого исполина, способного её защитить. — Что с тобой? — удивилась Мина и положила руку ему на щёку. Годжо будто бы очнулся от короткого сна. Посмотрел на невесту. Наклонился чуть вперёд и прижался горячим лбом к её прохладному. Мина чуть боднула его по-кошачьи и улыбнулась. На поверхности моря серебряными бликами по-прежнему танцевала молодая луна.