A terrible story: He is dead

— Феликс… Ликс! Пожалуйста… — Остановись. — Что с ним? — Ты сейчас ничем не сможешь помочь ему… — Блять, отпусти меня! Чан, я не могу просто смотреть! — Зато можешь сделать хуже. Я понимаю, что ты чувствуешь. Обещаю, у тебя будет возможность высказать мне все, как только те, кого мы обязались защищать, будут в безопас… Звук удара. — Понимаешь, что я чувствую? Если Феликс… Мы должны были остановиться. Черт, как только это произошло, я должен был… Ай! — Возьми себя в руки! Что, по-твоему, произойдет, когда мятежные найдут остов седана и всех, кто был внутри? — Они застрелили его! — Думаешь, кто-то будет разбираться, что там произошло? Готов поставить на это жизни всех, кто остался в машинах? Нельзя было там оставаться! Минхо поднял голову и чуть не завалился назад из-за головокружения. Смазанные силуэты метнулись к нему — кто-то придержал за плечи и помог облокотиться на борт кузова, а один остановился напротив. Тяжелую тишину разбавляли только раскаты грома. Картинка неохотно обретала резкость. Силуэтом напротив оказался Чанбин. Белый как мел, он остекленевшими глазами врезался в желтую с алыми пятнами толстовку, да так и замер, не в силах перевести взгляд на лицо Феликса. Сделал шаг к кузову, другой, пытаясь сжать предательски дрожащие губы, подошел вплотную и ухватился рукой за борт. Он несколько долгих мгновений собирался с духом, прежде чем медленно перевести взгляд на острый подбородок, неестественно бледные впалые щеки и закрытые глаза в обрамлении светлых ресниц. Чуть подавшись вперед, Минхо попытался заговорить, но смог лишь едва шевельнуть губами, а из груди и подавно донеслось только слабое сипение. Он попытался снова, но Чанбин вдруг покачнулся и упал вниз, скрываясь за кузовом автомобиля, словно у него подкосились ноги. В поле зрения осталась лишь его рука: побелевшие узловатые пальцы, с нечеловеческой силой сжимающие металл. С его места раздался полный отчаяния задушенный всхлип, словно он зажимал рукой рот, и сердце мучительно заныло в ответ. Невыносимо хотелось оказаться рядом с ним, протянуть руку, чтобы забрать хоть часть его боли. Попросить прощения. С чувством, которое он проживал сейчас, Минхо за последние дни породнился и не пожелал бы испытать никому. Если бы только голос вернулся, он бы объяснил ему, что нужно просто немного подождать. — …бин. Чанбини. Низкий хриплый голос Феликса будто вывел всех из оцепенения. Над ухом раздался шумный выдох облегчения; руки, до этого момента тисками сжимающие плечи, немного расслабились. Чанбин подскочил на месте, поднявшись и тут же склонившись над кузовом с изумлением и робкой надеждой на красном от слез лице. Медленно моргая, Феликс повернул голову к нему. — Не плачь… ладно? Я здесь. Вопреки его словам, Чанбин перегнулся через борт кузова и, уткнувшись лбом в его плечо, заревел в голос. Он хотел обнять, но, видимо, боялся потревожить только зажившие раны, поэтому лишь изо всех сил сжал руки в кулаки, содрогаясь всем телом. Крохотная ладошка тотчас же накрыла его голову, пальцы зарылись в смоляные волосы. Феликс что-то едва слышно шептал, успокаивающе поглаживая его одной рукой и прижимая к себе другой. Любимый, ты все сделал правильно. Минхо обессиленно закрыл глаза и запрокинул голову назад, подставляя лицо колючему холодному дождю.       Остальные ждали их ближе к выезду на трассу. Должно быть, Чан отдал команду не следовать за ними, чтобы не пугать остальных раньше времени, поэтому, когда пикап подъехал к общей стоянке, к нему сразу метнулись обеспокоенные взгляды. Хенджин стоял ближе всех и напряженно вглядывался в салон, выкручивая пальцы. Когда Феликс пошатываясь выбрался из машины и несмело улыбнулся, тот рванул к нему первым, окружая осторожными объятиями. Спрыгнув из кузова на сырую землю, Минхо сразу почувствовал на себе взгляд и обернулся — пронзительные серые глаза следили за ним сквозь прямоугольные стекла очков. Взгляд громче любых слов говорил о том, что Сынмин знал, какой выбор пришлось сделать Минхо. Знал, как чертовски близко он был к тому, чтобы принять другое решение. Губы Сынмина шевельнулись, Минхо прочел: «Спасибо» и сразу отвернулся. Чувствовал ли он, что выбрал верно? Нет. Можно ли судить о принятом решении по результату? Едва ли. В этой ситуации не было правильного выбора, зато было два неправильных. Чонин сидел на бетонном ограждении спиной к остальным, согнувшись и закрыв голову руками, и даже не пошевелился, когда Минхо подошел к нему и безмолвно остановился рядом. Какое-то время они оба молчали, вслушиваясь в глубокие ступенчатые раскаты грома. — Хен, мне давно не было так страшно. Сырой холод пробирался за шиворот, лез под кофту. Ветер становился источником резких тревожных шорохов в мрачном лесу прямо перед ними, заставляя Минхо напряженно вглядываться в темноту. — Не думал, что увижу смерть кого-то из вас, тем более так… Если бы ты не вернул его — не знаю, как бы я вообще… — он вдруг оборвал себя и спросил бесцветно. — Я сделал что-то ужасное, да? Минхо молчал. — Знаешь, он даже не взглянул на меня. Его отчаяние было физически ощутимо — словно горькая ледяная вода, от которой сводит зубы. Он нуждается в поддержке как никогда. Прошу тебя, говори, Чонин послушает тебя. — Дай ему время. Он думал, что ему удастся оградить тебя от этого, — Минхо опустил взгляд на ссутуленную спину и, не зная, как поддержать его, неловко прикоснулся к плечу. — Сейчас он разочарован не в тебе. Он разочарован в себе. Он помолчал еще немного, глубоко вдыхая свежий холодный воздух, а потом произнес негромко: — Чан никогда не отвернется от тебя. Спина под рукой мелко задрожала, Минхо сжал его плечо крепче. — Послушай. Сейчас нужно сконцентрироваться на том, чтобы добраться в безопасное место, все остальное — второстепенно, — он подумал и добавил, — представь, что ты делаешь операцию. Обрати все свое внимание на одну единственную задачу. Справишься? Чонин несколько раз шумно выдохнул и поднял голову. — Да. Смогу. — Хорошо. Вернемся к остальным? — он подал ему руку, чтобы помочь встать. Чонин немного повернулся, поднимая к лицу Минхо огромные синие глаза, и вложил свою холодную ладонь в его, но с места не поднялся. — Хен… — он сжал руку крепче, — как ты справляешься? Уголок губ нервно дернулся. Я? Я не справляюсь. Но ответил он совсем другое. — Я не могу позволить себе «не справиться». Градус сочувствия в глазах напротив стал совершенно невыносимым, и Минхо отвернулся, нетерпеливо потянув руку: — Идем. Когда они подошли к машинам, Чан и Сынмин обсуждали что-то, делая пометки на карте, разложенной на капоте джипа, а Феликс и Чанбин о чем-то негромко переговаривались возле своей машины. Хенджин крутился возле спущенного колеса, к нему Минхо и направился. Он ощупал лопнувшую шину, отряхнул ладони и задумчиво уставился на изогнутый обод. Без шансов. Запасок у них нет, а на этой машине не то что в гору, даже по трассе больше не поездишь. — Дело дрянь. Что делать с этим? — Хенджин раздосадованно ткнул колесо носком ботинка. — Можно попробовать всех рассадить, но… — Позвони ему, — из-за спины раздался усталый голос Сынмина, и они одновременно повернулись на звук. — Кому? — Хенджин хмурил широкие брови. — Ты знаешь. Он поможет. Повисла неловкая пауза. Выражение лица Хенджина постепенно сменилось с недоуменного на шокированное. — Лэвену? Ты думаешь, что он отдаст свой автомобиль? — Нет, — Сынмин тяжело вздохнул, — он захочет поехать с нами. — И что, — тон Хенджина стал возмущенным, — вы на это пойдете? Сынмин повернул лицо к Чану, переадресовывая вопрос. Тот кивнул утвердительно: — Да. В текущей ситуации пойдем. Хенджин открывал и закрывал рот, лихорадочно пытаясь найти контраргумент; вряд ли он сам мог объяснить, почему так не хочет, чтобы Лэвен ехал с ними. — А как же мятежные? То… — его взгляд на секунду метнулся к Чонину, — что произошло по дороге сюда. Предлагаете соврать ему? Взгляд Сынмина помрачнел: — Это не важно. Соврешь или скажешь правду — он все равно согласится тебе помочь.       С момента, когда Хенджин позвонил Лэвену и сбивчиво попросил приехать, и до момента, когда синий генезис припарковался возле джипа Чана, Хенджин места себе не мог найти: то от каждого шороха дергался и подолгу вглядывался в ночной лес, куда уходила узкая грунтовка, то без конца проверял телефон. Лэвена отправили по дублирующей дороге, упомянув, что на трассе была засада, но даже с учетом того, что ему пришлось сделать крюк, он примчался довольно быстро. Едва среди темных деревьев задребезжал золотистый свет фар — Хенджин четко проговорил, обращаясь к Сынмину: — Я все ему расскажу. Тот и бровью не повел: — Надеешься, что он уедет? Напрасно. Минхо присмотрелся к Сынмину повнимательнее: прямая спина, привычно беспристрастное строгое лицо — он не имел ничего общего с человеком, который несколько часов назад в комнате Чана давился слезами. Что ж, выходит, ему удалось взять себя в руки перед лицом опасности. Впечатляюще. Кажущаяся собранность и спокойствие… Если подумать, психика каждого из них сейчас работала на износ, в форсированном режиме. Не было возможности расслабиться: одно потрясение сменялось другим. Лэвен выбрался из машины с трудом. Он был бледен, будто обескровлен, с темными кругами под глазами. Судя по всему, лечение других не давалось ему легко. Стремительно рванув к нему и ухватив за рукав, Хенджин почти волоком потащил его прочь от машин. Они остановились у самых деревьев, и Хенджин сразу принялся что-то рассказывать, активно жестикулируя и глядя куда угодно, кроме своего собеседника. Лэвен же, напротив, смотрел только на него, прислонившись спиной к черному стволу дерева и слушая крайне сосредоточенно. Когда рассказ был окончен, он впервые открыл рот и о чем-то спросил, на что Хенджин отрицательно покачал головой. Затем Лэвен сказал что-то еще и потянулся рукой к ладони Хенджина. Тот отпрянул от него, как от чумы, свирепо сверкнул глазами и, не сбавляя шага, промчался мимо Минхо, бросив на ходу: — Он не может вести машину в таком состоянии. И я с ним не поеду. Минхо с Сынмином переглянулись. Мендо подал голос первым: — Я могу повести. Минхо задумчиво покачал головой, глядя на обессиленно прислонившегося к дереву Лэвена: — Я поеду с ним. На том и порешили. Машину Хенджина разгрузили: дети и Тао отправились на заднее сиденье генезиса, переноски с кошками им пришлось взять на колени, вещи кое-как уложили в багажник, а сам Хенджин занял освободившееся место в вольво Минхо. Лэвен немного удивился, когда ему предложили занять пассажирское сидение, но пререкаться не стал. Минхо сел за руль. Пока они разбирались с рассадкой и укладывали вещи, Чан с Сынмином проверяли трассу — к счастью, здесь их не искали. Оставалось надеяться, что они успеют проскочить незамеченными, до поворота на гору оставалось совсем немного. Колонна двинулась прежним строем. Едва они выехали на основную дорогу и убедились, что поблизости нет других машин, Минхо заглушил свой микрофон и, глядя на мокрый, проносящийся мимо асфальт, негромко проговорил: — А теперь расскажи мне, почему он был с тобой. Пассажиры на заднем сиденье притихли. Лэвен к нему даже головы не повернул, но ответил: — Мне стоило догадаться, что ты сел сюда не просто так, — он хмыкнул, — ха, а я ведь говорил ему, что не собираюсь участвовать в ваших разборках. — Никаких разборок. Я задал очень простой вопрос, — взгляд Минхо скользнул в боковое зеркало, — сэкономишь нам обоим время, если будешь отвечать честно. — Ты не особенно дружелюбен с тем, кто помогает вам по доброй воле. — Я не угрожаю тебе. Пока что. — Правда? Потому что это походит на допрос. — Считаешь, я не должен задавать тебе таких вопросов? — Минхо бросил на Лэвена мрачный взгляд, и тот отвел глаза. — Пристегнись. Проигнорировав его просьбу, инкуб устало пожал плечом: — Раз он не сказал тебе сам, может, ты и не должен был знать? Руки на руле сжались от раздражения, которое все явственнее клокотало внутри. Колонна преодолела самый опасный участок трассы и завернула на подъем. Джип Чана красным пятном время от времени мелькал в свете фар на следующем витке серпантина. Минхо, не надо… — Он попросил тебя ничего не говорить мне? Лэвен молчал, задумчиво глядя на узкую каменистую дорогу. Возможно, он решал, что ответить, но Минхо не хватило терпения. Он поднял глаза в зеркало заднего вида: — Хоа? Зеленоглазый паренек на заднем сиденье встрепенулся, словно выйдя из транса, и, встретившись серьезным взглядом с Минхо, ровно произнес: — Нет, он не просил ни о чем подобном. Лэвен оторопело оглянулся, но Минхо не собирался давать ему возможность подготовиться. — Думаю, он позвонил тебе, чтобы ты забрал его из кампуса и куда-то отвез. Куда именно? Растерянный и возмущенный, его пассажир только не мигая смотрел в ответ, и Минхо тяжело вздохнул. — Хоа. — Он хотел найти тхэджагви. У него были контакты. Лэвен всем корпусом развернулся к мальчику на заднем сидении. — Телепат?! Серьезно, Лино? Ха, я начинаю сомневаться, что вам вообще нужна была помощь. — Я благодарен тебе за то, что ты согласился помочь. Но мне нужны ответы. Машина кренилась все сильнее, размытая грунтовая дорога круто уходила в гору. — Твои методы оставляют желать лучшего, — инкуб поджал губы и, изучая профиль Минхо, негромко продолжил: — Лино… если ты считаешь, что во всем произошедшем есть моя вина, что все бы обошлось, не привези я его обратно — лучше скажи мне сейчас. Я предпочитаю знать, если на моей спине появилась мишень. Едва миновав очередной поворот, и заехав на узкий наклонный участок, Минхо понял, что задние колеса пробуксовывают. Эта машина явно не была предусмотрена для подобных маршрутов, и ему стоило задуматься об этом раньше. Он выкрутил руль и поддал газу, но автомобилю не хватало тяги для такого крутого подъема. Двигатель взревел, заднее правое колесо провернулось несколько раз, раскидывая ошметки грязи, а потом кусок влажной почвы под ним раскрошился, и генезис начал заваливаться вбок. — Дерьмо… — Минхо выжал педаль газа, пытаясь удержаться на дороге, но колеса проскальзывали, машина скатывалась назад и вбок. — Держитесь! — переднее правое колесо потеряло опору, и последнее, что успел сделать Минхо перед тем, как машина перевернулась, — прижать Лэвена к сиденью поперек груди. Дети взвизгнули и крепче ухватили переноски, перевернувшись вниз головой. Но они хотя бы были пристегнуты — Лэвен же вцепился в руку Минхо, как в единственную опору. Ремень безопасности врезался в грудь. До следующего витка серпантина метров пять, но если они приземлятся на крышу… Сверкнул металл и Минхо похолодел — вольво рванул вперед, точно под них. Земля обрыва, с которого они только что сорвались, задрожала, а в следующую секунду ее разрезали толстые, извивающиеся, словно змеи, корни. Они подхватили машину молниеносно, останавливая свободное падение. Плечо пронзила жгучая боль, но Минхо не убрал руку. Только запрокинул голову, вглядываясь вниз сквозь опутанное будто черными щупальцами лобовое стекло. Хоуту, сидящая за рулем вольво, остановившегося ровно под ними, напряженно смотрела на Минхо, ее поднятые вверх ладони с растопыренными пальцами тряслись. Она сжала челюсти и чуть повернула одну из рук, направляя гибкие, словно ожившие корни. Машина медленно вернулась в нормальное положение, поднялась выше и мягко опустилась на более-менее ровный участок дороги, минуя роковой отрезок. Корни червями поползли прочь с лобового стекла и капота, оставляя грязные разводы и комья земли. В наушнике раздался встревоженный голос Чана: — Никто не пострадал? — Все целы? — Минхо выдохнул и, поморщившись, убрал явно вывихнутую руку. Нестройные перепуганные голоса с заднего сиденья поспешили заверить его, что они в порядке. — Обошлось. Хоуту… Спасибо. — Он ответил и сжал зубы, задев плечом сиденье. — А ты сам-то в порядке? — Лэвен неожиданно подал голос. Минхо проигнорировал вопрос, но вместо этого негромко ответил на другой: — Я не виню тебя за то, что произошло вчера. Думаю, без твоего вмешательства все закончилось бы еще хуже. Инкуб долго не сводил с него молчаливого задумчивого взгляда, а потом потянулся к ремню безопасности и пристегнулся.       Видимо, фортуна смилостивилась, решив, что хватит с них на сегодня, — оставшийся участок пути до вершины прошел спокойно. Когда автомобили припарковались во дворе заброшенного храмового комплекса, а дети вышли из машины, Лэвен задержал Минхо и почти безболезненно вправил ему плечо, передав немного энергии и исцелив, после чего спешно покинул салон. А Минхо еще долго сидел в автомобиле и смотрел на темный величественный силуэт главного здания. Где-то на отдалении метала молнии буря, но здесь дождя уже не было. Все суетились вокруг, перетаскивая сумки и рюкзаки с вещами из машин в боковые жилые постройки. Будет ли у них какое-то время на передышку? Смогут ли они когда-нибудь чувствовать себя в безопасности здесь, как когда-то чувствовали себя в кампусе? Неизвестно. Прошел час-другой, пока все вещи были разобраны, а измотанные и тревожные люди разделились на несколько групп и укрылись в самых теплых и сухих комнатах. Время давно перевалило за полночь, так что было решено разбираться со всеми новообретенными проблемами с утра, а пока они разложили спальники и теплую одежду на полу стык в стык, укрыли ширмами оконные проемы, переоделись в сухие вещи и устроились на ночлег. Минхо сидел, прислонившись к стене, рассеянно вслушиваясь в постепенно затихающие тревожные разговоры. Сон не шел. Когда последний едва различимый шепот сменился сопением, он все же поднялся и, аккуратно ступая между спальниками: свернувшейся клубочком Хоуту и спящими в обнимку Хоа и Мэй, вышел на улицу, беззвучно прикрыв за собой дверь. Буря миновала — теперь над храмом простиралось иссиня-черное, безлунное звездное небо. Эта идиллическая картина, впрочем, не помогала чувствовать себя спокойнее — внутри бесновалось тревожное ощущение: внимание будто без конца перескакивало с одного на другое, но никак не могло найти то, что ему действительно нужно. Он со вздохом опустился на корточки, массируя виски. Поговори со мной. Пожалуйста. Скажи хоть что-нибудь. — Как думаешь, Хенджин сейчас с Лэвеном? Минхо озадаченно поднял голову и обернулся на звук — Сынмин сидел на каком-то старом ящике возле стены, в густой тени здания. — Их обоих нет ни в этом доме, ни в соседнем. Поднявшись и подойдя к нему ближе, Минхо негромко ответил: — Если ты не хотел, чтобы это произошло, зачем сказал Хенджину позвонить ему? Сынмин невесело усмехнулся и пожал плечом. — Не имеет значения, чего я хотел. Этого хотел Хенджин. И пусть он злился сегодня, зато в его глазах вновь вспыхнула жизнь. Между ними все было слишком запутанно. И, очевидно, день ото дня становилось только сложнее. — Единственное, в чем я уверен, — это в том, что Хенджин очень дорожит тобой. — Это так, — Сынмин кивнул. — Я нисколько не сомневаюсь в этом. Но я знаю Хенджина слишком хорошо. А Лэвен… он ждал его все это время. Может быть, он будет ждать его всегда. Ситуация для Сынмина вырисовывалась довольно безрадостная. Но, признаться честно, чужие отношения в данный момент волновали Минхо меньше всего. Сейчас, когда душа не могла успокоиться ни на секунду, безжалостно швыряя сознание из стороны в сторону, сочувствовать выходило из рук вон плохо. — Что, не получилось тебя отвлечь? — Минхо в ответ понуро покачал головой. — Вот и у меня не получается отвлечься. Все думаю о том, как завтра буду смотреть в глаза тем, кто пережил все это. Тем, кто потерял своих близких и даже не имел возможности с ними как следует попрощаться. Его усталый взор рассеянно блуждал по серым, размытым темнотой силуэтам построек. Откашлявшись, он продолжил: — В последнее время во мне крепнет уверенность, что смерть происходит не с теми, кто погиб. Она происходит с теми, кто остался жив и должен как-то справиться со случившимся, пережить утрату, выреветь горе. Смерть будто врастает в них, пускает корни в тех, кто не готов проститься с ушедшими. Окончательно отпустить их — значит похоронить вместе с ними часть себя, — он поднял тяжелый взгляд на Минхо, — ведь так? Минхо проглотил ком, вставший в горле, но ничего не ответил. — Я наблюдал за тобой сегодня. Все не мог понять, каким образом тебе удается держаться, а потом заметил кое-что, — Сынмин замолчал, рассматривая его. — Твой взгляд. Знаешь, иногда твой взгляд останавливается в одной точке, а лицо становится таким… — он смолк на несколько долгих мгновений, в его серых глазах мелькнула мука, — таким, словно это ты умираешь.