A terrible story: He is dead

      Минхо молчал. Мог ли он вообще произнести хотя бы звук, или бьющееся почти в горле сердце сдавило его связки и перекрыло воздух? Он распахнутыми глазами смотрел в отстраненное бледное лицо. В голове крутился всего один вопрос. Как же так?.. Внутри появилось явственное ощущение, что хрупкое доверие, едва-едва зародившееся между ними, крошится словно мел. Его место занимала поспешная на выводы, стремительно всходящая обида. Да, Минхо нарушил договоренность, но и Джисон не сказал всей правды. — Неужели моя просьба была настолько трудновыполнимой? — твердо спросил он, так и не дождавшись ни слова от Минхо. Непонимание сменилось негодованием — почему он говорит об этом после того, что видел Минхо? Разве это сейчас важно? С эмоциями справиться не получалось — они поднимались внутри, сметая сопротивление и путая мысли, и скоро стало понятно — это не только его эмоции. — Минхо, я задал тебе вопрос, — Джисон сверлил его ледяным взглядом, а тот не поднимал глаз. — Когда ты пришел и попросил остаться, ты согласился на ряд довольно простых условий. Я ожидал, что ты будешь выполнять… — Может, тогда тебе стоило и меня посадить на цепь? Стоило этим словам сорваться с его губ, как он моментально пожалел об этом. Это звучало как упрек, будто Минхо был оскорбленной стороной. Обида взяла верх, и он не смог остановить себя. Но имел ли он на самом деле какое-то право упрекать его? Было ли у него хотя бы какое-то представление о том, на что Джисону приходится идти, удерживая орду от нападений? Нет. Он должен был оставаться на его стороне. Все остальное второстепенно. Слова вспышкой выжгли досаду, внутри стало пусто. Минхо поднял тяжелый взгляд на Джисона. Выражение того даже не изменилось. Он молчал, сжав аккуратные темные губы. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем он произнес: — Возможно, ты прав. Джисон обхватил его за предплечье и повел за собой, ко входу в здание. Дверной проем чернел покосившимся прямоугольником — когда они подошли, Джисон подтолкнул Минхо в спину, заставляя того войти. В то же мгновение за спиной оглушительно захлопнулась тяжелая дверь. Он остался один в темноте, слушая удаляющиеся шаги за спиной. Что… что он наделал? Замерев на месте, он не мог пошевелиться. Внезапно в памяти всплыло ослепительно яркое воспоминание — как за хозяином закрывается дверь и он уходит, оставляя своего кота одного. В горле вдруг пересохло, и Минхо с трудом сглотнул. Взглянув на свои ладони, он несколько раз с силой сжал пальцы и тряхнул головой, сбрасывая вязкий как кисель морок. Это было давно. Теперь все совсем иначе. Въедливый голосок в голове вкрадчиво произнес: «Неужели?» Сжав кулаки, Минхо прикрыл глаза, пытаясь отбросить эмоции. Первый приоритет — проверить тех, кого Джисон держал здесь, и оказать помощь, если потребуется. Все остальное, включая самобичевание — потом. Он шумно выдохнул и прошел в комнату, за которой наблюдал через щель. В нос сразу же ударил запах мертвечины. Боже. Он же не оставлял их здесь, ему же не могло быть настолько все равно… Минхо закатал рукава и присел рядом с парнем, которым Хан питался последним. К счастью, кошачье зрение позволяло ему без особых проблем двигаться в темноте. Всего тут было четверо — рядом с мужчиной в деловом костюме сидел еще один, которого Минхо сначала не заметил. Он подался вперед и коснулся запястья, безвольно лежащего на полу. Стоило ему это сделать — как парень слабо дернулся, будто пытаясь уйти от прикосновения. Живой? Минхо затаил дыхание, прощупывая пальцами прохладную кожу. Стоп. Он не чувствовал пульса. Напрягшись, Минхо потянулся к мешку на его голове и быстрым движением сдернул его. Из-под холщовой ткани показались кудрявые каштановые волосы, а затем, когда сидящий перед ним поднял голову — багряные глаза, бестолково уставившиеся в пространство. Какого черта? Минхо отодвинулся назад, не сводя взгляда с мелко подрагивающего мертвеца. А потом поднялся и торопливо сдернул мешки с голов всех остальных. Так и есть. Все они были цзянши. Причем очень свежими — запах говорил о том, что их органы уже начали разлагаться, но внешних проявлений почти не было. Как он мог так ошибиться? Когда он наблюдал исподтишка, у него не возникло даже мысли, что это могут быть мертвецы, потому что их реакции были слишком человеческими. Восставшие не могли бояться, их души были вытравленными, застывшими. Крохи энергии, оставшиеся в этих четверых назвать душой и вовсе язык не поворачивался. Но то, что Хан делал с ними, каким-то образом поднимало ужас даже в них. Для этого цепи и веревки? Они пытались убегать? Минхо обвел растерянным взглядом захламленную комнату. Но почему Хан просто не приказал им сидеть смирно? Разве что процесс питания был настолько невыносимым, что перебивал прямой приказ… Он устало потер глаза и сжал в руках грубую ткань. Мешки… Хан не хотел смотреть в их искаженные ужасом мертвые лица. По этой же причине он сказал Минхо не приходить сюда — не хотел, чтоб тот видел, как именно происходит его питание. «Не хочу видеть отвращение в твоих глазах.» Минхо отошел от цзянши, обессиленно опустился на пыльный пол возле двери и уткнулся лбом в колени, закрыв голову руками. Он налажал. Он один. Ему было так легко поверить, что Джисон уже оступился. Казалось, он все ждал, когда это выплывет наружу. Он до последнего сомневался, что Хан способен сделать верный выбор, не имея души. Но тот смог. А самое абсурдное заключалось в том, что это не Минхо вдруг обзавелся безукоризненным моральным ориентиром — этот самый ориентир принадлежал Хани. Конечно, то, что происходило в этой узкой подсобке, тоже можно было назвать аморальным, но среди прочих вариантов этот все еще лежал в светлой части серого спектра. Хан не отнимал жизни людей, чтобы подпитывать свою силу. Поэтому он говорил с ним именно так: не пытаясь объясняться, лишь сухо указывая на нарушенное обещание. Минхо с тоской взглянул на дверь. Раскаяние было горьким и болезненным. Оно крепло каждую минуту, проведенную в этой затхлой комнате. Если план Джисона был в этом, то он сработал безукоризненно. Минхо чувствовал, как смешанные эмоции постепенно прожигают внутри дыру. Теперь ему было страшно, что он все испортил. По-настоящему страшно. — Джисон… — не поднимая головы, тихо произнес он, зная, что если тот рядом — он все равно услышит, — я… мне жаль. Он немного помолчал, прислушиваясь к шуму листвы снаружи. Как Джисон мог поверить, что Минхо несмотря ни на что будет на его стороне, если Минхо и сам в это до конца не верил? Он должен быть его опорой, стать ею. Стать чем-то безусловным и надежным, незыблемым. И ради этого придется отбросить все подозрения: сначала слово Джисона — потом слова других; сначала поддержка — потом выяснение обстоятельств; сначала его причины — потом вопросы морали. Сначала — абсолютное доверие со стороны Минхо. — Прости меня, — он сделал паузу, подбирая слова. — Не знаю, захочешь ли ты мне поверить, но… Я больше не усомнюсь в тебе. Сквозняк тихонько посвистывал в узкой щели под дверью. Минхо бездумно скользил взглядом по плавным линиям на облупившихся лакированных досках. Внутри было гадко. — Пожалуйста, вернись. Но никто ему не ответил.       Джисона не было несколько часов. Когда дверь наконец-то распахнулась, впуская внутрь солнечный свет и заставляя Минхо щуриться, вскинув голову — было уже раннее утро. Хан темным силуэтом застыл в проеме, озадаченно разглядывая сгорбившегося на полу Минхо. — Почему ты все еще здесь? — после паузы спросил он. — Дверь не была закрыта. Минхо молчал, ощущая себя полным идиотом. — Минхо? — Я думал… что ты наказал меня, — он решил ответить как есть. Лицо Джисона вдруг изменилось. Он отвел глаза, иногда медленно моргая, будто сосредоточенно прислушиваясь к чему-то. Должно быть, он ощутил смятенные эмоции Минхо. Когда он снова заговорил, его голос звучал чуть хрипло: — Нет, — он прочистил горло, — я не хотел… ничего подобного. Цепкий взгляд скользнул по Минхо, переместился на почти неподвижно сидящих мертвецов и снова ушел в сторону. Джисон слегка нахмурился. — Я принес продукты. Думаю, тебе нужно поесть, — он протянул ладонь, помогая Минхо подняться. Хотелось поговорить о произошедшем, но Джисон даже не смотрел в его сторону, напряженно думая о своем. В неловкой тишине, так и не сказав больше ни слова, они дошли до карусели, где Ван уже сидела рядом с пакетиком из супермаркета и задумчиво жевала шоколадный батончик. Плеер покоился на ее коленях. — Привет, — Минхо поймал ее взгляд и подошел ближе. — Ей подходит обычная еда? — Пока что, — немного рассеянно отозвался Джисон. — Я не позволяю цзянши охотиться, из-за этого многие из них слабеют… Но я не хочу, чтобы это произошло с ней. — Они погибают от голода? — Минхо бегло обернулся к Джисону. Тот отрицательно покачал головой. — Насколько мне известно — нет. Слабеют, усыхают, становятся вялыми, но не погибают. Сложно было избавиться от ощущения, что Джисон не хочет разговаривать. Он не пытался быть грубым, просто хотел уйти, словно было что-то, что беспокоило его. Минхо помолчал, задумчиво глядя в сторону леса. — Значит… рано или поздно вся твоя армия сляжет на аллеях этого парка? — сказал он, не оборачиваясь. — Так ты видел, — протянул Хан. — Да, полагаю, что так. Надеюсь, у меня будет достаточно времени, чтобы уладить все остальное. Присев на край карусели, Минхо вновь взглянул на него. — Я должен спросить, откуда это? — он указал на пакет. — Тебя не видели? Джисон закатил глаза. — Я нашел бумажник в парке, должно быть, он выпал у кого-то из восставших. Не думаю, что кому-то из них сейчас нужны деньги, — он пожал плечами. — У небольшого магазина я остановил мужчину и внушил ему, чтобы он купил мне это. Дал ему деньги. А потом сказал забыть об этом. Мог бы внушить продавцу, но не хотел светиться на камерах, — скучающим тоном отчитывался Джисон. — Достаточно осторожно? Он подошел к ним и, заглянув в пакет, извлек оттуда энергетический батончик, после чего протянул его Минхо. — Вот. Съешь это. Там не было горячей еды, так что… Тот принял угощение. Джисон легко ориентировался в непростых ситуациях — Минхо не раз отмечал это и прежде, — и в этой он повел себя довольно предусмотрительно и аккуратно. — Ты все сделал хорошо, — он кивнул и легонько коснулся его плеча. — Джисон, насчет сегодняшнего утра… Давай поговорим, пожалуйста? Я сожалею. Я не должен был так реагировать. Внимательно выслушав его, Джисон отошел и присел на парковую лавочку, закинув ногу на ногу. — Единственное, чего ты не должен был делать — это приходить туда. Я попросил тебя — ты согласился, но нарушил обещание. Я делаю вывод, что мне не следует больше ни о чем тебя просить. Я не обижен, не расстроен и не зол, Минхо. Я ничего не чувствую. Минхо выругался про себя, сжимая несчастный батончик в ладони. Да, именно этого он и боялся. — Прости, я только хотел убедиться… — он автоматически начал оправдываться, но Хан прервал его. — Если тебе правда было интересно, что там, почему ты не задал ни одного вопроса об этом? Он бил точно в цель. Минхо уже шагнул к нему, собираясь пуститься в долгие объяснения, когда на лавочке рядом с Ханом вдруг материализовалась Нана. Она выглядела расстроенной. — Он не виноват в том, в чем ты его обвиняешь, — твердо произнесла она, глядя под ноги. — Это я привела его туда. Джисон перевел взгляд с Наны на Минхо и обратно. — Зачем? Она слегка пожала плечами, болтая ногами, но потом все же ответила: — Вы, наверное, еще не поняли, но у вас теперь не может быть друг от друга секретов. Нана смерила их обоих серьезным взглядом, а потом исчезла так же внезапно, как появилась. Джисон устало помассировал переносицу. — Что ж… Тогда просто забудь все, что я сказал. Не желая продолжать разговор, он ушел. Казалось бы, конфликт был исчерпан, но глядя Хану вслед, Минхо чувствовал, что между ними осталась тягостная недосказанность.       Опытным путем выяснилось, что Ван проявляет интерес исключительно к шоколадным батончикам с карамелью — стоило Минхо взять один в руки, как она немедленно повернула к нему голову и уставилась почти неодобрительно, не прекращая пялиться до тех пор, пока он не положил его на место. Должно быть, старые вкусовые привычки напоминали о себе. Он незаметно наблюдал за ней — кажется, зубы все еще оставались человеческими, кожа тоже не истончалась, кроме оттенка ничего не выдавало ее измененного состояния. Складывалось ощущение, что она зависла на середине трансформации. Во всяком случае, Минхо надеялся, что это так и дальше процесс не пойдет. — Ван, — негромко позвал он, привлекая ее внимание, — тебе хоть немного лучше? Обернувшись к нему и откинув с лица каштановые пряди, она продолжала медленно жевать. Когда он уже подумал, что напрасно ждет ответа, она вдруг слегка качнула головой, немного опуская подбородок к груди, но не разрывая зрительного контакта. — Могу я взять шоколадный батончик? — сощурившись, он закинул удочку на пробу. Она долго смотрела на него, а потом помотала головой из стороны в сторону. Минхо хмыкнул. Внезапно его телефон зазвонил, прерывая их странную беседу. — Извини, — слегка улыбнулся он и взглянул на дисплей — на белом фоне высветилось имя Сынмина. Он моментально подобрался. Минхо мог по пальцам пересчитать все случаи, когда тот звонил ему, и обычно это не предвещало ничего хорошего. Отойдя в сторону, он принял вызов. — Да? — Минхо, — Сынмин как всегда начал без предисловий, — у меня плохие новости. Тхэбэк сбежал из храма. Хенджин обнаружил это сегодня утром, пару часов назад. Тао отправился искать пса, но пока безуспешно. Мельком взглянув на Ван, он понурил голову. Он не был уверен, что безопасно забирать Тхэбэка с собой сюда, решил, что Круг лучше позаботится о нем, а вот как вышло. Пес наверняка рвался к хозяйке. — Я понял. Мы тоже отправимся на поиски. Я сообщу, как только будут новости, — он нахмурился. — Ты сказал, пропажу обнаружил Хенджин. Почему он сам не позвонил? На том конце раздался вздох. — Потому что… он не хочет с тобой говорить, Минхо. Он чувствует себя преданным. Ты ни слова ему не сказал. Минхо помрачнел. — Можешь передать ему… — Могу. Знаешь, что он ответит? — Да, — Минхо пробормотал, — чтобы я катился к черту. — Именно. Поговоришь с ним лично, когда будешь готов. — А ты сам? Не считаешь меня предателем? — Нет, — Сынмин негромко усмехнулся, — я знаю, что ты не нашел другого выхода. Не могу сказать, что я согласен с твоим выбором, но я понимаю его. — Спасибо, — его слова вызвали некоторое облегчение. — Хочу, чтоб вы знали — эти убийства… не его рук дело. — Ты уверен? — Абсолютно. Он вкратце рассказал об их охоте, постаравшись избегать лишних деталей о смерти мятежного и красочного описания ассистента Джисона. Ни к чему Кругу была эта информация, во всяком случае, пока. — Вот как, — озадаченно протянул Сынмин. — Кажется, у меня есть сведения, которые могут вам пригодиться. К мятежным, семьи которых подверглись нападениям, начали приходить, скажем так, посетители. Предлагать им защиту. Как ты понимаешь, многие из них были слишком напуганы и раздавлены горем, чтобы отказываться. — А что взамен? — Ничего, — он поправился, — насколько мне известно. Семья просто получает покровительство от более могущественной группы, ничего не теряя. Никаких причин не соглашаться. — Что за группа? Кто делает это? — Ей руководит некто по имени Пэр. Минхо уже слышал это имя. Именно эта группа устроила им засаду на трассе. — Похоже, мы нашли организатора убийств. Сынмин молчал довольно долго. — Не руби с плеча. Как ты понимаешь, прямых доказательств против него нет, все указывает на цзянши. Никакой информации о его группе — тоже. Он держится в тени. Но мы продолжаем искать. — Доказательства будут, — жестко сказал Минхо. — Есть еще кое-что, — казалось, Сынмин сомневался, стоит ли говорить, — мятежные попросили аудиенции у Совета. Через два дня. На памяти Минхо такого еще не случалось. Представителей мятежных обычно затаскивали на Совет почти силком, и инициатива всегда исходила сверху. Этот случай был беспрецедентным, видимо, как и ситуация, в которой они находились. Совет благополучно игнорировал проблему, предпочитая не вмешиваться, но прямое обращение подразумевало, что ситуация критическая. Впрочем, запрос Чана не принес никакого результата, едва ли Совет изменит свое отношение из-за просьбы мятежных. — Что сделал Чан? — То, что должен был, — Сынмин вздохнул, — передал сообщение Совету. Теперь остается только ждать. Минхо знал эту процедуру. В назначенный день объявлялось временное перемирие и заморозка всех конфликтов, после чего в установленном, скрытом от людей месте собирались уполномоченные представители основных групп, а также их общее руководство в лице Совета. И хоть вышестоящие всегда настаивали, что каждый представитель — неотъемлемая часть собрания, что их будущее в их собственных руках, Минхо относился к этим заявлениям скептически. Финальное решение всегда оставалось за Советом, а законные выступали в качестве регулирующего органа и приводили в исполнение итоговые постановления. От собрания невозможно было отказаться — так звучало основное непреложное правило. Если существует запрос, Совет должен состояться. — Место уже известно? — напряженно спросил Минхо. Обычно место и защиту предоставлял Совет, за несколько дней уведомляя участников, но что-то подсказывало, что в этот раз все будет иначе. В этот раз Сынмин молчал еще дольше. — Это территория кампуса. Минхо похолодел. — Ты что, серьезно? — севшим голосом произнес он. — К сожалению, да. Эта земля все еще остается под защитой, люди не обнаружат это место. По понятным причинам мы не можем выдать расположение храма, так что боюсь для нас, как для управляющей группы, это единственный вариант. — Но… Черт возьми, Сынмин, — Минхо не мог подобрать слов. — Это неправильно. — Я знаю, — тихо сказал он, — но у нас есть обязательства. — Я буду там. — В качестве кого? Минхо осекся. Сынмин вовсе не пытался его задеть, он просто был прямолинеен. Минхо перестал являться частью Круга, значит и на Совет ему проход был закрыт. — … — он стиснул челюсти от бессильной злобы, вспыхнувшей внутри. — А вдруг это западня? — Чан убежден, что никто не посмеет нарушить обет. Перемирие должно быть соблюдено. Едва ли кто-то решится вступать в прямую конфронтацию с Советом. Надеюсь, Чан знает, что делает. — Как он? — с тревогой спросил Минхо, прислонившись плечом к стволу дерева. Совесть мучила его. Он не прощался с Хенджином лично, поэтому вина перед ним ощущалась не так остро, но вот лицо Чана с момента их расставания стояло перед глазами. — Он… очень много работает. В ту ночь, когда он вернулся один, он был… — Сынмин многозначительно замолк, и у Минхо внутри все оборвалось. — Он собрал нас и сказал, что ты принял решение покинуть Круг. А потом ушел, ни слова больше не проронив. Не захотел ни с кем говорить. Комок в горле завязывался все туже. — После он несколько раз приходил ко мне, просил посмотреть ваше ближайшее будущее, но все, что связано с Джисоном, теперь залито черным, будто гудроном. Ничего не рассмотреть. Твое будущее я тоже больше не вижу. Так что Чан уходил ни с чем. Тяжело было сталкиваться с прямыми последствиями своих решений. Минхо бездумно смотрел вдаль, на прозрачно-голубое небо, слегка подкрашенное оранжевым в точке восхода солнца. Было бы намного легче услышать, что Чан разозлился, обругал его и объявил предателем. Но их лидер просто не мог сделать подобного. Даже после того, что Минхо наговорил ему и как подвел. Это было не в его характере. — Если бы ты только знал, как я сожалею, — Минхо понимал, что никакие слова не передадут степень его раскаяния, но просто не мог держать это в себе — это чувство было таким сильным, что он с трудом мог говорить. — Мне ужасно жаль. — Да. Мне тоже, Минхо. Повисла тяжелая тишина. — Я чувствую, что должен предостеречь тебя, — подал голос Сынмин. — Возможно, ты думаешь, что вы с Джисоном поменялись местами и ты хорошо понимаешь, каково ему сейчас, но это не так. Разница между тем, как ты жил до встречи с ним, и его текущим состоянием — огромна. Я надеюсь, ты отдаешь себе в этом отчет. У тебя не было любви, но у него нет ничего. Ни вины, ни страха, ни злости, ни надежды. Просто… помни об этом, хорошо? Минхо невидящим взглядом смотрел перед собой. — Да, — он потер лицо рукой. — Я буду помнить. Спасибо, Сынмин. — Берегите себя. Он отключился, а Минхо согнулся пополам, уперевшись руками в колени. Происходящее давило на него — казалось, все его близкие находились в опасности, а он разрывался на части, не представляя, с чего начать, где искать помощи. Все, каждый из них был под ударом. Хоть угроза и не была явной, но Минхо чувствовал ее нутром, она как едкий дым подступала со всех сторон. А он будто вновь превратился в котенка, беспомощного и бесполезного. Глаза жгло, эмоции требовали выхода. Он прерывисто выдохнул, и горячие слезы закапали в пожелтевшую траву. Черт. Сейчас не время. Мышцы его рук напряглись, вены на предплечьях вздулись. Ему нужно было собраться с силами, завязать себя в узел, чтобы снова быть в состоянии делать то, что должно. И чем быстрее ему удастся это сделать — тем лучше. Слишком многое стояло на кону, не время было проявлять слабость. Успокойся. Нет никакой мнимой неизвестности. Понятно, что нужно делать. Найти Тхэбэка. Нормально объясниться перед Джисоном. Завершить расследование убийств. Явиться на Совет и защитить Круг. Не позволить информации о реальных силах Джисона достичь Совета. Возьми себя в руки. Сейчас же. Глаза еще щипало, но слез уже не было. Он разогнулся и сделал глубокий вдох, чувствуя, как холодный воздух наполняет грудь. Ты сможешь. У тебя просто нет другого выхода. Минхо мысленно отсалютовал своим прагматичным мыслям. Сзади зашуршала трава, и на плечо легла узкая ладонь. Он обернулся — рядом с ним стояла Ван. Слегка склонив голову набок и изучая его лицо рубиновыми глазами, она протягивала ему шоколадный батончик с карамелью. — Все не так плохо, — он криво улыбнулся. Понимала ли она, что с ним происходит, или лишь скопировала действия Джисона — Минхо не знал. Но воспринял это как жест поддержки.       Влажная земля проминалась под лапами, стволы деревьев один за другим пролетали мимо. Он несся через лес на пределе своих возможностей — мышцы горели, принося глубокое удовлетворение. Ему этого не хватало. Сейчас его тело работало как часы. Совершенная система. Все тревоги исчезли как понятие. Остались только ощущения, запахи, звуки. Запахи были повсюду — густые, наслаивающиеся, они бередили чутье, отвлекали от главной цели. Он искал конкретный запах. Но пока чувствовал только плотный как марево запах земли и листьев, прелый дух отсыревших деревьев и резкий, бензиновый смрад от трассы неподалеку. Был еще один аромат. Тонкий. Сладкий и лакомый. Будоражащий. Он принадлежал особенному человеку, который следовал за ним. Он отвлекал больше всего. Хотелось подойти к нему. Потереться о его руки, чтобы этот запах въелся в шерсть. Хотелось лизать его кожу. Хотелось укусить его. Немного. Ноздри раздувались, едва уловив теплую сладость в очередном порыве ветра. Преследование нервировало. Как и то, что человек каким-то образом поспевал за ним. Он не должен был быть так быстр. Он давно должен был отстать, а не маячить темной тенью на периферии. Раздраженный рык рвался из груди каждый раз, когда человек вновь нагонял. Когти зудели. Сырая земля была слишком мягкой. Он перешел на шаг и остановился. Прислушался — сверху доносился ритмичный стук и треск, но пернатые его не интересовали. Недалеко впереди через засохшие кусты неторопливо пробиралось какое-то мелкое травоядное, еще не почуяв хищника. Преследователь приближался; он знал его шаг, его дыхание. Больше никого не было. Поставив лапы на ствол толстого дерева, он выпустил когти. Острые как лезвия, они пропороли кору, оставляя на ней глубокие борозды и принося мгновенное облегчение. Мощные лапы задвигались быстрее, вновь и вновь полосуя ствол. Кора посыпалась на землю. Он прогнул спину, с удовольствием растягивая разогретые мышцы. Под шкурой разливалось ощущение силы, переполняющей его энергии. Боковым зрением он видел, как к нему приближается высокий силуэт. Человек подошел и остановился рядом с ним, принося с собой свой восхитительный запах. Он машинально развернулся к нему, потягивая носом и щуря глаза. Кончик хвоста подрагивая приподнялся. — Нам нужно продолжать поиски, Минхо. Трасса близко, и я боюсь, как бы он не попал под машину. Человек хотел продолжать охоту, потому что шумные зловонные коробки представляли опасность для того, кого они ищут. Его голос звучал приятно. Мягко. Только яркие пронизывающие глаза вызывали некоторую тревогу. Минхо. Это слово имело прямое отношение к нему. Человек так звал его. Он шагнул к нему и, слегка потеревшись ухом и лбом о бедро, прошел мимо. Лапы осторожно ступали по жухлой желтой траве, постепенно ускоряя темп. Вокруг было слишком много движения: мелкие животные, птицы, даже ветер, тревожащий ветки — все привлекало внимание. А нужного запаха все не было. Он снова набрал скорость, стараясь не приближаться к просветам возле трассы. Обогнув поле по широкой дуге, не покидая тени деревьев, он вновь принюхался. Шерсть. Мокрая шерсть. Грубый отталкивающий запах. Он недовольно фыркнул и, приоткрыв пасть, вдохнул глубже, стараясь понять направление ветра. Туда. Он сорвался с места резко, раскидывая комья грязи задними лапами. Его цель была напугана: ее запах кислил и то усиливался, то угасал. Впрочем, цела — кровью не пахло. Приближаясь, он замедлился, чтобы не спугнуть. — Зови, — рыкнул он, слегка повернув голову к человеку. Тот кивнул и, набрав в грудь воздуха, крикнул: — Тхэбэк! Тхэбэк, ко мне! Уши навострились. Жалобный вой. Едва слышный. Низко опустив голову, он хищно затрусил вперед. Запах усиливался. Тогда он прижался к земле, осторожно подкрадываясь. Среди деревьев и чахлых кустов маячило белое пятно. Он замер неподвижно, вглядываясь в темную зелень. Что-то удерживало животное на месте, хотя оно вырывалось. Он оскалился. Опасно. — Минхо, в чем дело? — сзади раздался едва слышный шепот. — Жди, — тихо рыкнул он и пошел вбок, огибая животное по дуге. Поблизости никого не оказалось. Описав круг, он вернулся к человеку и боднул его в бедро. — Все в порядке? — тот осторожно пошел вперед. — Тхэбэк, спокойно, это я. Пес бестолково завилял хвостом и затявкал, едва увидев человека. А потом взглянул за его спину и припал к земле, демонстрируя покорность. Внутри появилось чувство превосходства. Немного расслабившись, он сел неподалеку, невозмутимо наблюдая за тем, как человек копошится возле пса. — Как тебя угораздило попасть в силок?.. — спрашивал человек. — Хорошо хоть цел остался. Сейчас. Все, готово. Выпутавшись, собака нерешительно подошла и, заискивающе метя хвостом по земле, попыталась его обнюхать, но он предупреждающе зашипел, обнажив клыки, и пес отпрянул, спрятавшись за спиной человека. Это не было враждебностью, всего лишь раздражением на уровне инстинктов. Обратную дорогу он шел позади, недовольно дергая хвостом, потому что дразнящий аромат его человека то и дело перебивался этим грубым шерстяным запахом. Он был несказанно рад, когда в парке пес наконец-то отклеился от них и умчался вперед. Человек присел рядом с ним на корточки. — Хорошая работа. Спасибо. В ответ он только фыркнул: — Гладь меня. — Что? — человек приподнял бровь, глядя на него. — Я нашел. Погладь. Какое-то время тот сидел неподвижно, но потом все же протянул ладонь и зарылся тонкими прохладными пальцами в мех возле уха. Глаза сощурились от удовольствия. Он повернул голову набок, охотно подставляясь под ласку и иногда поглядывая на человека, чтобы тот не думал прекращать. Его рука скользила по шее, иногда ногти приятно почесывали кожу. Но этого было недостаточно. Он двинулся вперед, приблизившись к его лицу, а потом ушел в бок, прильнув мордой к щеке и уху. Аромат был таким ярким. Он положил голову ему на плечо и заворочался, то потираясь лбом и подбородком о шею, то тычась в щеку носом. В груди зарокотало удовлетворенное урчание. Должно быть, он приложил слишком много силы — не удержав равновесие, человек плюхнулся назад, но его руки все продолжали рассеянно поглаживать спину. — Минхо, это немного… Вдруг сбоку раздался визг, и он инстинктивно напрягся, развернувшись на звук. — Какая красивая кошечка! Девочка стремительно неслась на него. Она была знакомой и не представляла угрозы. Он не понял большую часть ее слов, но последнее точно относилось к нему. В один прыжок она настигла его и обхватила руками вокруг шеи. — Это Минхо вообще-то, — хмыкнув, сказал человек и поднялся на ноги, отряхивая штаны. — Чего-о? Почему вы мне сразу не сказали, что он может становиться кошечкой?! Я бы не повела его к мертвецам! — Ты бы что? — приподнял бровь человек. — Ой, ничего-ничего. Сдаваясь под напором ее агрессивных ласк, он прижал уши. Она висела на шее намертво, словно приклеившись. — Ну? — человек, усмехнувшись, посмотрел на него. — Хотел, чтобы тебя гладили — получай.       Спустя пару часов, когда нездоровый интерес Наны к его истинной форме поутих, он наконец-то смог вернуться в театр и обратиться обратно. Ван с самого их возвращения сидела с Тхэбэком — он умиротворенно лежал у ее ног, иногда поворачиваясь и коротко гавкая. Минхо очень надеялся, что Ван понимает то, что он ей говорит. Он черкнул короткое сообщение Сынмину о результатах их поисков, умылся и поднялся наверх. Их вылазка заняла большую часть дня, вечер только начинался, но Минхо уже чувствовал себя измотанным, очевидно, из-за прошлой бессонной ночи. Джисон не остался поддержать всеобщее оживление, почти сразу ушел к себе, и Минхо с сожалением думал о том, что они так и не поговорили. Может, обращение и сняло часть напряжения, но произошедшее не списало. На чердаке было темно и тихо. Он осторожно отворил дверь, стараясь не скрипеть, и вошел внутрь. Маленькое окошко было закрыто плотной тканью, просачивались только тонкие, словно невесомые золотые нити, лучи. Минхо подошел к дивану — Джисон спал, свернувшись клубочком и прижав острые колени к груди. Его дыхание было неглубоким и прерывистым, и Минхо очень быстро понял, что тот дрожит. Все-таки мерзнет. Вздохнув, он взял в руки одеяло, стопкой лежащее на другой половине дивана. Почему он не укрылся? Оставил это ему? Очень… мило. Он покачал головой и, слегка улыбнувшись, накрыл маленький дрожащий клубочек, а сам устало сел на пол рядом. Джисон делал все, что только мог в текущей ситуации. Сегодня, когда Минхо сказал ему о Тхэбэке, он не колебался ни секунды, безропотно принял план с обращением, только выразил желание пойти с ним. Они не успели обсудить расследования и Совет. Они вообще много чего не успели обсудить, но Минхо намеревался это исправить. Слова Наны о секретах запали глубоко в душу. Возможно, теперь для тайн действительно не осталось места. Нана больше не беспокоила его. После сегодняшнего представления она в нем души не чаяла — пантера произвела на нее неизгладимое впечатление. Знал бы он, что завоевать ее расположение будет так легко — сразу бы воспользовался этим методом. Хотя, пожалуй, он немного лукавил. Скорее всего Нану в нем подкупило что-то другое. Но теперь он не сомневался — она на их стороне. Ван медленно восстанавливалась, это было видно невооруженным глазом. Может, настанет день, когда она сможет вернуться к обычной жизни. Может, даже снова присоединится к законным, если захочет, конечно. Круг… Вздохнув, он размял шею. Было бы неплохо как-то объяснить им, что ставшие изгоями здесь — не представляют угрозы. Что они тоже стараются помочь, и также нуждаются в защите. Насколько проще все стало бы, если бы они объединили усилия… Сзади раздалась тихая возня. Джисон заворочался и подвинулся к краю дивана, уткнувшись в его спину, должно быть, в поисках тепла. Минхо медленно прикрыл веки. Завтра, он чувствовал, снова случится какое-нибудь дерьмо, но прямо сейчас у них была передышка. Он очистил мысли. Бесцеремонно оборвал все рассуждения о Круге и Совете, задвинул подальше мысли об убийствах и цзянши, стараясь хоть немного расслабиться. Джисон тихонько сопел рядом, с улицы не доносилось никакого шума. Здесь было спокойно. И такие моменты в эти дни были на вес золота. — Ляг ко мне, — сонно шепнул Джисон. Минхо открыл глаза, пытаясь понять, задремал ли он или Хан в самом деле это произнес. Чуть повернул голову, бросив взгляд через плечо — светящиеся голубые глаза были направлены на него. — Ты серьезно? — он спросил шепотом, хотя в этом не было никакой необходимости, очевидно, Джисон не спал. — Конечно серьезно, — тот недовольно фыркнул, — мне холодно. Только чур ты с краю. Минхо сел в ногах, наблюдая за тем, как Хан, ерзая, ложится на бок, прижимаясь к спинке. Диван был не слишком широкий, но потеснившись они могли уместиться вдвоем. — Ну? — поторопил его Джисон, приглашающе приподняв край покрывала. — М-гм. Он аккуратно прилег на край, едва укрыв одно плечо одеялом. Между ними оставалось добрых сантиметров тридцать. Джисон смотрел на него скептически. — С тем же успехом ты мог бы лечь на полу. Или ты ждешь кого-то еще? — он указал глазами на пустое место между ними. Минхо тихо рассмеялся и покачал головой. — Тогда двигайся. Поднявшись на локте, он пододвинулся к нему. Над плечом вспорхнула рука — Джисон полностью укрыл его. — Другое дело. Слегка съехав вниз с подушки, он аккуратно прижался лбом к его груди, сжимая пальцами ткань футболки. Слушая его мягкое, учащенное от холода дыхание, Минхо думал о том, каким хрупким он кажется. При всей его чудовищной силе, вызове, раскованности и отсутствии сомнений, сейчас он был, казалось, даже более уязвим, чем месяц назад. И дело было не в температуре тела. Он был один. Это ощущение непросто было объяснить. Нана, Ван, Тхэбэк, даже Минхо — все они были рядом, но он все равно был один. Они словно смотрели в зеркало — видели его в упор, только вот он был с той стороны стекла. Как бы Минхо ни стремился к нему, он не мог его достичь. Не понимал, как это сделать. Он даже не мог толком объяснить, что он подразумевает под достижением, но точно знал, что у него не получается. Даже сейчас, когда тот был так близко. Все желания по отношению к нему вызывали уйму вопросов. Слишком многое изменилось. Минхо опустил взгляд на светлую макушку. Мог ли он прижать его к себе, коснуться губами серебряных волос? Мог ли гладить его руки? Согревать его эту ночь… Каждую ночь? Вырывая его из размышлений, Джисон, не поднимая головы, вдруг тихо спросил: — Я противен тебе? После того, что ты видел утром. Интонация была посередине между вопросом и утверждением, и Минхо, слегка отстранившись, заглянул в его глаза. — Что ты такое говоришь?.. — Пантерой ты ластился ко мне, но сейчас не хочешь даже дотрагиваться. Его взгляд был спокоен и сосредоточен. Неожиданно для себя самого вместо того, что убеждать его в обратном, Минхо задал вопрос: — Почему для тебя это важно? — М-м, — его ресницы быстро запорхали, — я не думал об этом. — Я не впервые слышу это от тебя. Время от времени ты возвращаешься к этой мысли и либо спрашиваешь, либо предполагаешь худшее, — Минхо потянулся и положил руку на подушку над его головой. — Это хороший вопрос, — он задумался, откинувшись на спину. — По идее меня не должно волновать, что обо мне думают. Меня и не волнует. Но я хочу знать, если ты чувствуешь отвращение. — Если я скажу, что чувствую? Что тогда? — Минхо смотрел на его мягкий профиль. — Если ты скажешь, что я тебе противен, — он немного помолчал, рассеянно теребя пальцами край одеяла, — тогда я пойму, что потерял себя. — Но почему именно этот вопрос? — Минхо двинул ногой и нашел его ледяные ступни, а потом осторожно поймал их и зажал между икр, согревая. Джисон был глубоко погружен в мысли и не обратил на это внимания, но бессознательно подвинулся ближе. — Делая что-либо, я больше не чувствую, что это правильно. И наоборот. Я ищу оптимальное решение и гадаю, как ты будешь смотреть на меня. Осудишь? Испугаешься? Даже не взглянешь в мою сторону? — он повернулся к Минхо, укладывая голову на его руку. — Наверное, поэтому я спрашиваю именно это. — Если ты потеряешь себя, тебе будет все равно, что я думаю, — Минхо коснулся его мягких волос, убирая пряди, которые упали на глаза. Тот смотрел очаровательно сосредоточенным взглядом, едва заметно хмуря широкие брови. — Ты так и не ответил на мой вопрос. Минхо согнул руку, на которой тот лежал, придвигая его еще ближе и обнимая за плечи. Между их лицами осталось сантиметров десять, едва ли больше. — Разве? — произнес он тихо. Взгляд Джисона остановился, будто он только сейчас отдал себе отчет, как именно они лежат. Ладонь Минхо бережно легла на его щеку, слегка поглаживая большим пальцем. — Прости, что я нарушил слово. Что усомнился. Хан молча смотрел в ответ, медленно моргая, а потом вдруг заговорил еле слышно, щекоча шею чуть теплым дыханием. — Утром, когда я вернулся и понял, что ты несколько часов просидел в той подсобке… — он на мгновение опустил взгляд, — я слышал твои эмоции. Тебе было очень больно. Почему ты чувствовал себя так? Голубые огоньки его глаз снова поднялись к лицу Минхо. — М-м, — потребовалась долгая пауза, чтобы подобрать слова. — Когда за тобой закрылась дверь, я вдруг вспомнил кое-что, — он неопределенно мотнул головой, — из прошлой жизни. Рассказывать это было неловко, и он немного стушевался. — Мне нужно знать, что к этому привело, — подбодрил его Хан, теснее переплетая их ноги. Минхо закусил щеку. — Да просто… Будучи котом, я воспринимал каждый уход хозяина как наказание за что-то, что я сделал. Сегодня я снова почувствовал это, вот и все. — Прости, — мгновенно отозвался Джисон и осторожно взял его за руку, — за то, что заставил вспомнить. У меня и в мыслях не было наказывать тебя. И заставлять тебя чувствовать себя брошенным. Я никогда не хотел этого. Минхо сжал его ладонь, даже не пытаясь спрятать ласковую нежность во взгляде. Он не знал, что сказать. Может, слова тут были излишни. Лежать лицом к лицу в тишине было странно. Но Минхо нравилось просто смотреть на него, рассеянно играя с прядкой его послушных волос. Запоминать. Нравилось чувствовать его рядом, ощущать его дыхание, постепенно погружаясь в сладкую полудрему. Нравилось делить этот узкий диван и простенькое стеганое одеяло. Эту давшую им приют комнату. Нравилось чувствовать себя нужным. — Мне так этого не хватало, — прошептал Джисон, удовлетворенно прикрывая веки и прижимаясь к нему боком, — твоего тепла. Слова эхом отозвались глубоко внутри, лаская бережно и чутко. В груди крепло сокровенное чувство. В нем были и радость, и печаль, из-за него хотелось улыбаться, хотя глаза немного щипало. Минхо выдыхал его вместе с воздухом. Руки теснее обняли крепкие плечи. Он позволил себе полностью раствориться в ощущениях. Дал этому чувству наполнить его до кончиков пальцев. От Джисона было не оторвать глаз. Взгляд блуждал по его изящным плавным чертам, то и дело спускаясь к приоткрытым губам. Больше всего Минхо снова хотелось увидеть его искреннюю беззаботную улыбку. Чтобы его глаза вновь сияли от радости, а не из-за сверхъестественных способностей. Затаив дыхание, он дотронулся до тонкого витиеватого узора у виска, неторопливо спустился к скуле и остановился в ямочке над подбородком. Несколько мгновений он мешкал, откровенно любуясь совершенными линиями закрытых век, а потом все же двинул указательный палец вверх, нерешительно касаясь подушечкой темной нижней губы. В голове был абсолютный сумбур: он больше не мог выделить ни одной внятной мысли, только чувствовал, как что-то внутри сладко сжимается от предвкушения. Сердце замерло. Ладонь скользнула на шею, а он приблизился и трепетно приник к его аккуратному рту. По всему телу побежали мурашки приятной дрожи. В этот короткий миг не существовало ничего, кроме прохладного бархата его нежных губ и утонченного карамельного аромата кожи. А в следующее мгновение Джисон оттолкнул его, грубо прервав поцелуй. Одним движением он поменял их местами, прижав Минхо локтем поперек груди и нависая сверху. Сердце колотилось как ненормальное. Из-за адреналина тело напряглось, инстинктивно ожидая схватки. Нужно было извиниться за эту выходку, но Минхо не мог проронить ни слова — его взгляд был прикован к Джисону. Тот почти сидел на нем с непроницаемым жестким выражением на красивом лице. Его ледяной взгляд сверху вниз прошивал Минхо насквозь. Джисон медленно облизал губы. — Черт, — он отвернулся в сторону, сжав рот в тонкую линию, а потом снова взглянул на Минхо, лукаво склонив голову набок, — это тело помнит тебя слишком хорошо.