A terrible story: He is dead

      Воздух в комнате загустел. Застыл плотной пеленой в легких, не позволяя Минхо сделать вдох. Впереди была чернота, неизвестность — от Джисона можно было ожидать совершенно чего угодно. Беспристрастное выражение его лица не давало никаких подсказок. — Прости, я не должен был… Джисон склонился вперед и накрыл его рот, не дав ему договорить. Сердце дрогнуло и ухнуло куда-то вниз. Прикосновение не было нежным — он целовал неожиданно требовательно, даже жаждуще, и все же Минхо чувствовал в движениях его губ до боли знакомые привычки Хани. И это… Это сводило с ума. Все органы чувств наперебой твердили одно и то же: это он. Это действительно он. Память подкидывала четкие и ослепительно яркие, словно вспышки, воспоминания, одно за другим, снова и снова. Из-за этого в груди стало совсем тесно, а руки предательски задрожали. Эмоции брали над ним контроль. Чувствуя, как кожа покрывается мурашками из-за его близости, он выдохнул в поцелуй, раскрывая ноющие губы, и сразу ощутил, как юркий язык погружается в рот. Одной рукой Джисон упирался в его грудь, второй — в подлокотник дивана, удерживая на них почти весь вес. Не в силах справиться с искушением, Минхо запустил пальцы в его белые, спадающие на лицо волосы, чуть поглаживая шею и затылок, лаская мягкую, с тонким гвоздиком в проколе, мочку уха. Взглянул на его лицо, и дыхание сбилось: светящиеся глаза неотрывно наблюдали за ним из-под опущенных ресниц. Хотелось замедлить поцелуй. Быть еще аккуратнее и бережнее с ним. Нежнее. Но Джисон был необуздан, словно явление природной стихии, словно ураган или цунами. Он устанавливал правила сам, а если точнее — отбрасывал, сминал их одно за другим. Он покусывал его губы, и очень скоро они начали гореть. Он оставлял на коже саднящие метки, которые наутро расцветут багровым. Его четко различимые вдохи и выдохи вызывали до дрожи яркий отклик в теле, а когда он переместился к уху, подставляя свою шею для долгих влажных поцелуев, и шепнул, слегка касаясь губами: — Я хочу услышать твой голос. Минхо будто ударило разрядом тока. Органы скручивало от желания настолько сильного, что путались мысли. Он оказался совершенно не в состоянии обуздать свои новообретенные эмоции, когда губы Джисона беспощадным пламенем заплясали на разгоряченной коже, когда его прохладные пальцы забрались под футболку, задирая ткань и медленно поднимаясь все выше, когда Хан на мгновение отстранился и, глядя прямо ему в глаза, развел колени шире, опускаясь тазом на его пах. — М-мх… — не сдержавшись, простонал Минхо, машинально перемещая ладони на его тонкую талию. По красивому лицу тенью скользнула удовлетворенная улыбка: Хан прекрасно чувствовал, насколько Минхо возбужден. Он вновь склонился, найдя его раскрытые сухие от частого дыхания губы, а потом с нажимом двинул тазом вперед и медленно назад. Минхо сдавленно промычал в поцелуй, сильно сжимая ладонями его бедра. Это было слишком. Слишком откровенное движение. Слишком грубая ткань джинс, почти вибрирующая от трения. Слишком сильная стимуляция даже сквозь одежду. Слишком безжалостно. Слишком эротично. В паху стремительно тяжелело, но Джисон не прекращал двигаться, оседлав его и блуждая руками по напряженной груди. — Джи… — хрипло позвал Минхо, — ст… И вновь мягкие губы накрыли рот, мгновенно увлекая его в чувственный глубокий поцелуй. Краем затуманенного сознания Минхо не без труда отметил, как ловкие пальчики пробежали по животу и спустились к ширинке на джинсах. — Джисон, пожалуйста… — он шепнул в губы. Бесполезно. Его любимый был глух к тихим неубедительным просьбам. Вновь обрести контроль над собственным телом стоило каких-то совершенно нечеловеческих усилий. Он сел рывком и заключил Хана в объятия, прижав того к своей груди и сковав его беспокойные руки по швам словно смирительной рубашкой. — Не надо. Тело потряхивало. Мышцы гудели, а сердце оглушительно громко колотилось, грозя разорваться от пугающе интенсивных эмоций. Джисон в его руках был тонким словно тростинка — того и гляди переломится, — поэтому Минхо держал его робко и бережно, укрывая ладонями будто в попытке защитить от неясной невидимой угрозы. — Я не понимаю, — раздался негромкий грудной голос. — Я знаю, что ты меня хочешь. Я тоже хочу тебя. Почему мы не можем просто заняться сексом? Минхо простонал от досады. — Да потому что это не просто, Джисон. Никогда не было. Не с тобой. Не после того, что ты пережил, — он поднял ладони к его лицу и замер в каких-то миллиметрах. Пальцы дрожали, не смея прикоснуться к нему. — Ты понимаешь? — Нет, не понимаю. Ты говоришь о чувствах? Но я не вижу здесь противоречия. Как Минхо мог объяснить? Как передать ощущение благоговейного трепета, возникающее внутри при каждом взгляде на Джисона? Как показать страх, совершенно парализующий страх перед его текущим состоянием? Минхо не беспокоился о себе. Нет. Он беспокоился, что что-то выйдет из-под контроля, что черная перестанет подчиняться ему, что его тело перестанет справляться, что орда обернется против него, что его найдут и будут преследовать… Он боялся бессчетного количества вещей. Как поделиться раскаянием, бесконечной виной за сомнения в нем, за все, что Хану пришлось и что только предстоит пережить; за все, что случилось с его телом и душой и что тяжелейшим грузом легло на плечи Минхо? Как продемонстрировать желание защитить, оберегать его от любой напасти? Обнять… Заслонить его ото всех. И в то же время, как признаться в своих желаниях, среди которых есть те, которых он стыдится, которые заглушает и которые пугают его самого? Минхо невыносимо сильно боялся навредить ему своими руками. Как мог он даже пытаться высказать любовь — это щемящее чувство, пустившее корни в его душе, заполнившее его древнее и все же неопытное сердце до краев? Как объяснить, что, несмотря на неконтролируемое сводящее с ума влечение, он не ощущает себя вправе прикасаться к нему вот так? Что сейчас это не кажется ему правильным, честным по отношению к нему? Не было смысла лгать себе: если Джисон захочет продолжить — Минхо скорее всего сдастся без боя. Еще совсем немного, и он просто не сможет противостоять. Он даст ему все, что тот только пожелает. Позволит сделать с собой все что угодно. Он закусил щеку, стараясь отвлечься. Его вело даже от мыслей об этом. Так почему бы просто не заняться с Джисоном сексом? Короткий ответ звучал так: Страшно. Страшно за него до дрожи. На проверку человеческие чувства оказались слишком сложными. Они напоминали клубок спутанных цветных ниток, неотделимых друг от друга. Эти нитки накрепко связали ему руки, туго затянулись вокруг шеи, привязали его к Джисону так тесно, что не продохнуть. Минхо был опутан от макушки до пят. — Ты знаешь, что я хочу тебя… — негромко произнес он, признавая очевидное, — но, пожалуйста, прислушайся и к остальным моим эмоциям. Джисон слегка нахмурился, но все же сделал, как он просил, и устремил сосредоточенный взгляд ему в глаза. Минхо открыто смотрел в ответ, разглядывая завораживающие ледяные прожилки его светящейся радужки и бездонные омуты черных зрачков. Пытался успокоиться. Безуспешно. Тело и разум были в полном раздрае. Лишь бы только он понял. Минуты текли медленно, подолгу задерживаясь на кончиках прямых черных ресниц. Минхо, казалось, мог в мельчайших деталях воссоздать его образ в памяти — настолько пристально он его рассматривал. Заучил как стих, как мелодию. Выжег его глубоко внутри. В конце концов темные губы напротив раскрылись и, помедлив, произнесли: — Ты в самом деле чувствуешь все это… ко мне? Минхо несколько раз моргнул, пытаясь побороть смущение. — Да. Правда. Тот очень долго смотрел со странным нечитаемым выражением, видимо, еще продолжая прислушиваться, а потом аккуратно освободился от объятий и слез с него, устраиваясь рядом на диване как прежде. Не зная, что сказать, Минхо тоже лег и, глубоко вздохнув, уставился на обитый темным деревом потолок. Хан мягко прижимался к нему плечом: через тонкую ткань ощущалась легкая прохлада его кожи, но не более, поэтому взбудораженное тело понемногу успокаивалось под размеренный ритм его дыхания. Что теперь правильно, а что нет? Минхо потянулся к скомканному в ногах одеялу и осторожно укрыл их обоих. Под боком заерзал Хан, устраиваясь удобнее — звонкое как льдинка тело все еще нуждалось в тепле. Из-за опасений сделать что-то не так оставалось только выжидать, почти не двигаясь, до тех пор, пока Джисон не прилег на его плече, прикрыв глаза. Не трогать. Не дышать. Когда вымотанный переживаниями мозг уже начал потихоньку проваливаться в дрему, до слуха вдруг донеслось негромкое: — …я не так хрупок, как тебе кажется, Минхо.       Он проснулся один. В прохладной посветлевшей комнате никого больше не было. Слова, то ли настоящие, то ли являющиеся частью сна, эхом повторялись внутри. Не так хрупок, как кажется, да? Минхо потер сонные глаза. От того, как Джисон утверждал, что он вполне способен выдержать все это — отраву внутри, изнуряющее его внушение орде, атаки мятежных, не покидающее ощущение холода, одиночество… секс, — у Минхо сводило зубы. Не хрупкий. Была середина дня: внутренние часы по непонятной причине сбоили, ломая его привычный режим с ранними пробуждениями, но он хотя бы чувствовал себя отдохнувшим. Проверив телефон, он обнаружил короткое сообщение с благодарностью от Сынмина и вопросом, встретились ли они с Тао, на что Минхо ответил отрицательно. День Совета близился, Круг во всю занимался подготовкой. Обойдя центральную часть парка, Минхо убедился в том, что Джисон снова ушел. У него уже входило в привычку куда-то пропадать. Не то чтобы он обязан был как-то отчитываться, просто хотелось бы хотя бы примерно знать, где он, а лучше быть рядом. Минхо бы отправился в город искать его, но снова нарушать обещание не хотелось — слишком шатким было зарождающееся доверие между ними. Поэтому он терпеливо ждал. Тот вернулся только под вечер. Как оказалось, днем Джисон вместе со своим мертвым неразговорчивым помощничком прошелся по всему маршруту встреченного ими ранее мятежного. Большинство мест оказались пустышками: магазины, заправки, мелкие общественные забегаловки, но слежка не прошла даром: среди локаций, которые тот посещал за двое суток, встретилась одна весьма подозрительная — двухэтажный заброшенный корпус на территории старой больницы. Здание было на отшибе, а сама территория напоминала то ли парк, то ли лес — как ни посмотри, место безлюдное и очень удобное. Подозрения подтвердились, когда спустя пару часов наблюдения к зданию подъехал темно-серый минивэн, который им уже встречался. Было решено вернуться под покровом ночи. А то, что произошло дальше, Минхо очень хотел бы забыть.       Дурацкий ключ подрагивал и все никак не мог попасть в замочную скважину, бестолково шкрябая по металлу. Минхо тихо выругался и оглянулся — в длинном коридоре до самого лифта никого не было. Дверь наконец поддалась, и он буквально ввалился в свою квартиру. Скинул обувь, прошел в комнату и тяжело опустился на диван, закрыв лицо руками. — Что, по-твоему, я должен сделать, Минхо? Слова эхом раздались в голове, заставив его вздрогнуть. Воспоминание было таким четким, словно Джисон только что произнес это ему на ухо. Если бы у Минхо был ответ на этот вопрос, все бы не закончилось вот так. Встряхнув головой, он понуро взглянул на барную стойку — прямо перед ним стояли две кружки. Он хотел бы забыть все, что произошло в больнице, но выбросить это из головы никак не получалось. — Тебе не кажется… — тихо произносит Хан, склоняясь к его уху. — Что все слишком просто? Кажется, — мрачно отвечает Минхо, не отводя взгляда от входа без охраны. Тогда интуиция не подвела. Ничего не было просто. Они там чуть не погибли. В здании был очень сильный чильбенсин — дух, управляющий болезнями. Весь пол был усеян моровыми спорами, которые из-за пыли и запустения они заметили слишком поздно. Пока они бродили по этажам, Хан надышался и почти потерял сознание. Неизвестно, чем бы это все закончилось, если бы Минхо не успел дотащить его к окну. — Как мы пойдем дальше? — Хан часто моргает, жадно вдыхая свежий воздух и понемногу обретая ясность во взгляде. — Ну, — Минхо криво усмехается, — видимо, очень быст… До его слуха доносится тихий щелчок. Он точно знает, что это за звук и что за этим последует. Инстинкты срабатывают быстрее мозга. Он сгребает Джисона в охапку и валит на пол, нависая сверху и зажав ему нос и рот рукавом кофты, а секундой позже по ушам ударяют звуки выстрелов. Пули свистят прямо над их головами — частая очередь проходит по стене и окну, ровно там, где они только что стояли. Дребезжит разбитое стекло, на их головы сыпятся щепки и бетонное крошево. Стреляют через гипсокартонную перегородку — пули проходят сквозь нее как сквозь бумагу, вырывая целые куски. Минхо смотрит вниз — голубые глаза в нескольких сантиметрах. Хан не напуган — он уже знает, что нужно сделать. — Нападай, — глухо произносит он куда-то в руку Минхо, бросая короткий взгляд над его плечом, и черная фигура торопливо ползет по потолку в коридор. Прежде чем ассистент скрывается за поворотом, Минхо видит в складках балахона на его животе широкую, полную острых зубов пасть. Минхо поднялся с дивана, налил себе холодной воды из-под крана и сделал несколько больших жадных глотков. То место оказалось своего рода лабораторией. Он поморщился — перед глазами снова появились отвратительные картинки из тех сырых, покрытых плесенью бетонных коробок. Низкая собачья клетка, на дне которой в ворохе грязного тряпья лежит изможденный восставший. Большая часть его зубов удалена, а от его руки к прикрепленной к прутьям клетки пластиковой бутылке, заполненной чем-то черным, тянется широкая трубка. Банка колы, недоеденный сэндвич и ряды высоких, заполненных кровью мертвецов пробирок за стеклянной дверью мини-холодильника. Труп женщины на каталке с черной сеткой вен и следами от уколов на шее, и рядом с ней вымазанный темным медицинский шприц. Сполоснув кружку, он поставил ее в сушилку и вышел на балкон. Распахнул широкую створку окна и уставился на хаотично разбросанные в непроглядной тьме оранжевые огни. Внутри было так пусто, что он чувствовал себя совершенно потерянным. — …мы должны были выяснить, как яд действует на низших и сверхов, можно ли искусственно создать зараженного. У нас были списки с именами, низших можно было брать любых… — лихорадочно тараторит субтильный мятежный с копной кудрей, подрагивая под пристальным взглядом Джисона. — Низших? — Так они называют людей, — мрачно отвечает Минхо. — Что за списки? — Некоторых мятежных надо было убрать, чтобы это выглядело… как нападение цзянши. И чтобы их обнаружили. Видно, кому-то они мешали, — кудрявый неуверенно пожимает плечами. У тех, кого они нашли в лаборатории, не было никаких моральных принципов. Даже дрожа от страха под внушением Джисона, их речь оставалась грязной, полной немотивированной ненависти и абсолютно лишенной раскаяния в содеянном. Минхо даже не мог с уверенностью утверждать, что дело было в деньгах, — возможно, им просто нравилось убивать. — От кого вы получали имена? Джисон стоит к ним спиной, задумчиво рассматривает запертого в высокой, в человеческий рост клетке восставшего. — Пацан какой-то приносил в запечатанных конвертах, я даже имени его не знаю. Пешка человеческая. — Сколько людей вы убили? — Низших? — озадаченно переспрашивает тощий. — Я не считал расходных… — Повтори, что ты только что сказал? Джисон оборачивается, и все в комнате вздрагивают. Минхо глубоко вдохнул холодный осенний воздух и передернул плечами, закрывая окно. Прошел в ванную, небрежно сбросил одежду и встал под горячий душ. Поток мыслей раздражал неимоверно, но он не знал способа избавиться от этих воспоминаний, прекратить прокручивать в голове то, что вспоминать совсем не хотелось. — Погоди, — Минхо хватает Джисона за предплечье, — ты же не собираешься?.. — Что, по-твоему, я должен сделать? Ответом становится тишина. — Какое наказание предусматривает закон за похищения, серийные убийства и опыты над людьми? Он сглатывает, чувствуя, как по спине бегут мурашки от пронизывающего взгляда Хана. — Смертная казнь. — Могут ли законные сейчас взять на себя обязательства по содержанию подозреваемых, проведению дополнительного расследования и вынесению приговора? Может ли кто-то другой временно взять на себя эту функцию? Его логика безжалостна. Он знает ответы на вопросы прежде, чем задать их. — Нет. — Те, чьими руками были совершены преступления, не знают имени заказчика, значит, не смогут дать показания в суде. Они бесполезны. Кроме того, они теперь знают о внушении. Минхо уже ничего не говорит, только смотрит в совершенно спокойное лицо напротив, ощущая собственную беспомощность. — Убийства должны быть прекращены, а преступники наказаны, так? — Так, — глухо отвечает он. — Тогда я спрошу еще раз. Что, по-твоему, я должен сделать, Минхо? Он вывернул кран холодной воды на полную, ощущая обжигающие, похожие на плеть, удары тугих струй в спину. Каким идиотом надо быть, чтобы банально не подумать о том, как им предстоит разбираться с преступниками? Как можно было проигнорировать тот факт, что покинув Круг, он потерял абсолютно все полномочия? Почему он вообще ожидал, что у этой вылазки будет какой-то другой финал? Мятежный, ссутулившись, стоит прямо перед Джисоном. За его спиной клетка с восставшим. — Нет… нет! Вы не можете… — его голос ломается и скачет, — так нельзя… — Молчать, — коротко бросает Джисон, и вой кудрявого обрывается на полуслове. Какое-то время Хан изучающе смотрит на трясущегося парня, опустив руки в карманы худи. — Я дам тебе выбор, — негромко произносит он, и в ошалевших глазах напротив мгновенно появляется проблеск надежды. — Ты можешь сам решить, с какой стороны решетки хочешь находиться. Мятежный смотрит на него с недоумением, оглядывается на клетку, где мертвец хрипит, клацая пастью возле прутьев, потом снова возвращает взгляд к Хану. — Я н-не понимаю… — блеет он. Джисон чуть поднимает подбородок и смотрит на того сверху вниз. И тут Минхо начинает чувствовать это. Его высвобождающуюся ауру. Она не направлена на Минхо, но внутренности все равно сжимает ледяной хваткой, а на лбу выступает испарина. Он машинально делает шаг назад. Это напоминает их первую встречу в парке. Глаза кудрявого округляются; он почти перестает дышать и медленно пятится, пока его спина не упирается в прутья решетки. Крупная дрожь сотрясает все его тело. Джисон даже не двигается. Он выглядит почти расслабленным, только его глаза горят безжалостным синим пламенем. Мятежный кашляет и сипит, задыхаясь; его речь превращается в неразборчивый жалобный вой. Он дергано машет перед собой руками, будто боится, что Джисон подойдет ближе. Но ему это ни к чему. Воздух вокруг него искажается: Минхо кажется, что он видит черное пульсирующее свечение, окружающее его силуэт. Черты заостряются, бледное лицо застывает маской, беспощадной, но пугающе прекрасной, и Минхо больше не может оторвать от него взгляд. Его аура давит так сильно, что хочется упасть на колени. А где-то в груди истекает отчаянием его хрупкая светлая душа. Лязгает дверь решетки. Раздается душераздирающий вопль и отвратительный хлюпающий звук раздираемой на куски плоти. Кулак врезался в стену, резкая боль заглушила звуки криков, до сих пор стоящих в ушах. Минхо грязно выругался, продолжая наносить удар за ударом, пока на стене не расплылись красные кляксы крови, которые почти сразу смыло водой. Нельзя было позволить ему сделать это. Минхо должен был найти другое решение, другой способ… В крайнем случае, он должен был сделать все сам, один, чтобы Хан этого даже не видел, но его тогда просто парализовало. Он до самого последнего момента не мог поверить, что Джисон это сделает. Но он сделал. Казнил. Возможно, прозвучи в той комнате категоричное «нет», этого бы не произошло. Но уверенности в том, как стоит поступить, тогда не было. Нет ее и сейчас. Щелкнул замок входной двери. Минхо вздрогнул, но затем вспомнил: он сам дал ему ключ. Увидев смятенное состояние Минхо после произошедшего в лаборатории, Хан попросил его уйти, пока он «заканчивает дела». Что означало «закончить дела», лучше было даже не думать. Они договорились встретиться в квартире, потому что это оказалось довольно близко, а им обоим давно пора было переодеться. Из коридора не раздавалось никаких звуков, и Минхо стоял, тупо уставившись на бегущие по плитке капельки. Теплая вода била в макушку, стекала на лицо, застилая глаза, заливаясь в рот. В голове не было ни одной мысли. — Я напугал тебя? — приглушенно раздалось из-за двери. Минхо нахмурился. Похоже, Хан решил разговаривать через дверь, чтобы у Минхо была иллюзия дистанции и защиты, чтобы он хотя бы сейчас не чувствовал угрозы. — Да… — тихо ответил он. — Хочешь, я уйду? — произнес Джисон после паузы. — Нет! — он выпалил очень быстро и смутился. — Нет… Несмотря на то, что произошло, последнее, чего Минхо хотел, — чтобы они снова оказались порознь. — То, что я сделал… было неправильно? Я перешел грань? — Я не знаю. У меня нет ответа на этот вопрос, — он прикрыл глаза. — А что ты сам думаешь? — Мне казалось, что это было необходимо. Я не нашел альтернатив, — Хан немного помедлил. — Но по твоей реакции я понял, что, возможно, совершил серьезную ошибку. Минхо зажмурился. Сейчас Хан блуждал как слепой котенок, не понимая, на что ориентироваться. Он искал помощи у Минхо, но тот не мог дать никакого внятного ответа. В коридоре раздался шорох — должно быть, он сел возле двери. — Я… противен тебе? — Джисон… — Минхо покачал головой, — конечно нет. Ответственность за то, что произошло, лежит не на тебе. На мне. — Тогда уж на нас обоих, — подал голос Хан. — Я думал, что смогу помочь тебе выбирать правильно. Но оказалось, я сам не знаю, что правильно. — Ты же осознаешь, что я тоже принимаю самостоятельные решения? Не снимай с меня ответственность. Минхо кивнул сам себе. Конечно. В этом был весь Хан. — Ладно. Ты прав, — он помолчал. — Просто… хочу, чтобы ты знал, что я на твоей стороне. Он дал обещание, и он его сдержит. Станет его опорой. Никто не говорил, что будет легко. — Все еще? — Хан спросил немного неуверенно. — Всегда. Они оба надолго замолчали. Конечно, тревога и сомнения никуда не делись, но некоторая определенность все же придавала сил. Несмотря на случившееся, они останутся рядом. — Минхо… — после паузы раздалось негромко, — могу я зайти? До него не сразу дошел смысл вопроса, поэтому он так и замер с гелем для душа в руках на полпути к полке. — Джисон, это… — он сокрушенно потер лицо рукой. — Тебе не нужно ничего мне объяснять, просто скажи «нет». Его голос был ровным и спокойным. Минхо уставился в стену перед собой. Все так, «нет» будет принято как полный ответ, в этом не было сомнений. Джисон ни за что не перейдет эту черту. Внутри была сумятица. Не хотелось признавать, но он был настолько опустошен из-за произошедшего, что потерял опору под ногами. Все размылось, исказилось. Он держался только за обещание оставаться на его стороне, и сейчас Джисон был нужен ему как единственная константа, как якорь. Нужен особенно сильно. Возможно, Хан тоже чувствовал это. Сказанная им накануне фраза после сегодняшних событий заиграла новыми красками. Не так хрупок, как кажется? Черт… Знал ли Минхо в эту самую минуту, чем именно все закончится, если он согласится и позволит ему открыть дверь? Знал. Прикрыв глаза, он сделал глубокий вдох. — Да… Пару мгновений было абсолютно тихо, потом негромко щелкнула дверная ручка. Минхо бросил короткий взгляд на темный силуэт — теперь их отделяла лишь полупрозрачная матовая штора для ванной. Собственная нагота вдруг стала ощущаться очень остро. — Да? — негромко переспросил Джисон. Его очертания были размытыми из-за занавески, но взгляд был обращен к Минхо. — Да, — эхом отозвался он и отвернулся, подставляя лицо теплым струям воды. Минхо бы не смог смотреть, как тот медленно раздевается, не посмел бы, но мягкие шорохи одежды все равно доносились до слуха, заставляя фантазию рисовать излишне четкие образы, а кончики ушей алеть. В голове не было ни одной связной мысли, когда штора медленно двинулась, собираясь складками, зазвенели скользящие по карнизу металлические кольца. Минхо как загипнотизированный смотрел перед собой, на графитово-серую плитку, по которой стекали капельки воды, но четко ощущал его присутствие за спиной, ощущал на себе его взгляд. Почему-то робел обернуться. Прохладные пальцы осторожно коснулись сбоку, у ребер, ладонь мягко легла на талию. Минхо задержал дыхание. Пальцы второй руки огладили лопатку и спустились вниз до поясницы, а после этого устроились на тазовой косточке. Он подошел ближе — взглянув вниз, Минхо увидел рядом со своими его узкие изящные ступни. Его дыхание коснулось спины, следом за ним мягкие губы ласково прижались к шее. По телу пробежали мурашки. Джисон целовал его медленно, собирая губами воду, слизывая ее языком, водя кончиком носа по чувствительной коже. Звуки этих поцелуев искорками расходились по нервам, заставляя сердцебиение ускоряться. Пальцы скользили по влажной коже бережно, словно боясь спугнуть, заключая Минхо в осторожное объятие. Вновь ощутив его прикосновения, Минхо впервые так четко осознал, насколько нуждался в них. В нем. Он накрыл его увитые черными линиями руки, переплел их пальцы, направляя, желая чувствовать его лучше. Ладонь плавно двинулась по прессу до пупка и вниз по ложбинке в центре живота. Низко, но недостаточно низко — Хан водил пальцами у лобка, лишь слегка дразня, разогревая его, заставляя желание теплом разливаться по телу. Минхо отклонил голову вбок, принимая условия игры и подставляя шею для его невозможных губ. Постепенно его поцелуи становились все более продолжительными: он втягивал кожу сильнее, слегка прихватывал ее зубами, шумно дышал, уткнувшись носом, но руками так и не притронулся. Гладил рядом по бедрам, по подрагивающим мышцам живота, близко, невыносимо близко, но не касался, после чего и вовсе вернул руку на грудь, спровоцировав разочарованный выдох. Он шагнул еще ближе, полностью прижимаясь к Минхо со спины, прижимая его к себе. Крепко. Когда тела коснулись друг друга, с губ каждого из них одновременно слетел низкий выдох-стон. Минхо ощущал его болезненно ярко. Поднял руку, запуская пятерню в его влажные, спадающие на лицо волосы, слегка сжал их в ладони, чувствуя, как Джисон, не прекращая выцеловывать его шею, слегка двигает тазом, вжимаясь в него, затем чуть отстраняется и вновь повторяет это движение, едва ощутимо постанывая в плечо. В горле пересохло. Все это заводило так сильно, что путались мысли, а тело горело в местах, где их кожа соприкасалась. Когда Минхо возбудился настолько, что в паху начало ощутимо тянуть, он отстранился и развернулся к Джисону, пристально взглянув в его лицо. Он был почти спокоен. Почти. Присмотревшись, можно было заметить в его сосредоточенных сияющих глазах темный, направленный на него голод. Он был до боли прекрасен. Не удержавшись, Минхо медленно скользнул взглядом по его подтянутому, беззастенчиво обнаженному телу вниз — не то чтобы в этом была какая-то нужда, он очень четко чувствовал его возбуждение и до этого — просто хотел увидеть. Увидел. От острого желания скрутило внутренности. Вернув глаза к лицу напротив, он приподнял бровь. Чего ты хочешь? Джисон невозмутимо рассматривал его, словно выискивая какую-то эмоцию, и, видимо, наконец нашел, остался доволен результатом. Он подался вперед, накрывая покалывающие от нетерпения губы Минхо долгожданным поцелуем. Целовать его хотелось всегда, но сейчас… это был вопрос жизни и смерти. Минхо необходимо было ощущение его чуть теплых влажных губ, необходим его неповторимый вкус на языке, необходимы его бережные ласки. Необходимы как воздух. Их губы встречались снова и снова, сначала трепетно, но все чаще сталкиваясь в требовательном жадном прикосновении, раскрывались от шумных выдохов, блестели от слюны и воды, что тонкими ручейками стекала по их лицам. Иногда поцелуи мазали на мокрые щеки, на подбородок и скулы, иногда углублялись настолько, что едва удавалось дышать. Джисон был более сдержан, но у Минхо так уже не получалось — он тонул в своих эмоциях, растворялся в них, но просил еще и еще. Он двинул тазом вперед, прижимая почти твердый член к животу, и Джисон задышал чаще, цепляясь пальцами за плечи. Распаляясь безо всякой меры, Минхо скользнул рукой вниз, собираясь обхватить ладонью их обоих, заменить случайные дразнящие прикосновения друг к другу чем-то более конкретным, более… откровенным. Желая почувствовать его. Собираясь доставить им обоим удовольствие. Но Хан вдруг тормознул его, поймав за запястье. Мгновение — и он поменял их местами, прижав Минхо спиной к стене. Вот как? Похоже, сегодня правила будет диктовать Джисон. Хан оторвался от припухших губ и плавно опустился на колени у его ног. Ладони по-хозяйски легли на крепкие бедра. Минхо смотрел вниз, закусив губу. Никогда прежде подобная картина не вызывала в нем ничего, кроме нетерпения, но в этот момент он почему-то смутился. Хан тоже смотрел на него. Его красивое нежное лицо и темные приоткрытые губы были слишком близко к члену. Стояло так, что мышцы живота непроизвольно сокращались в предвкушении. Это все выглядело настолько… развратно, что хотелось стыдливо прикрыться. Но он даже не пошевелился. Пускай. Пускай он сам до чертиков смущен, пускай душа Хани трепещет от каждого прикосновения, но он примет это. Выпьет эту эмоцию до последней капли. Он усмехнулся, бросая вызов самому себе. Жар разливался по телу, поднимался вверх, на грудь, на щеки. Лицо горело, внутри все подрагивало, но он был слишком упрям, чтобы отступать. Джисон склонил голову набок и слегка приподнял уголок губ. Конечно, он знал о его внутренней борьбе. — Хочешь, поиграем? — тихо произнес он и выжидающе замер до тех пор, пока Минхо не кивнул ему, соглашаясь. Не отводя взгляда, Хан коротко прижался губами к бедру, а затем вытащил язык и стал медленно подниматься наверх, ведя им по коже, собирая ртом стекающую по ногам воду. Минхо сглотнул. Длинные, в черных узорах вен пальцы с силой сжимали напряженные мышцы, пока он покрывал неспешными поцелуями внутреннюю сторону бедра. Его ресницы трепетали. Он снова делал это — дразнил, оттягивал момент, подходя к самой черте, но не переступая ее. Время от времени он стрелял голубыми глазами вверх, и это выбивало последние крохи самоконтроля Минхо. Ощущения были просто невероятные. Сердце частило, даже немного успокоиться не выходило, несмотря на все прилагаемые усилия. Минхо смотрел вниз с невысказанной мольбой, ожидая, когда тот уже наконец прикоснется к члену и снимет это невыносимое мучительное напряжение. Но Джисон поступил иначе. Он поднялся к паху, оставил долгий влажный поцелуй внизу живота, после чего склонился в сторону, слегка придерживая ногу ладонью, и сомкнул зубы на выступающих мышцах бедра. — А-ах!.. — Минхо выгнулся, вскрикнув и шкрябнув ногтями по шершавой плитке. Это было настолько неожиданно, что он еще несколько секунд ошарашенно смотрел перед собой распахнутыми глазами, чувствуя расходящуюся по телу упоительную дрожь и сильную пульсацию в члене. Укус был не слишком сильный, но достаточный, чтобы прострелить всю его нервную систему через позвоночник. Да, это было больно, но вместе с тем это заставило его пройти по касательной к оргазму. Чертовски близко. Все еще подрагивая, он опустил неверящий взгляд вниз, где Джисон мягко и трепетно зализывал оставленную им же метку на бедре. Он целовал благоговейно, прижимаясь губами и носом, успокаивающе поглаживал кожу кончиками пальцев. Стоило их глазам встретиться, как он обхватил рукой основание члена и безропотно сомкнул вокруг него чувственные губы. Минхо тихо застонал от такого долгожданного, сладкого на контрасте с болью прикосновения, от ощущения его влажного рта. Джисон не брал глубоко, он сконцентрировался на головке, прижав ее к небу и острым как иголка языком надавливая на самый кончик, ритмично помогая себе рукой. Он посасывал ее так сильно, что у Минхо практически темнело в глазах, но как же, черт возьми, это было потрясающе. Откуда?.. Мысли буквально рассыпались, таяли в накатывающем волнами удовольствии. Это то, что ему самому нравится?.. Даже стоять прямо было тяжело, поэтому Минхо привалился спиной к холодной плитке. В месте укуса саднило. Рука машинально опустилась к белокурой голове. Вдруг захотелось сжать между пальцев его влажные волосы, захотелось погрузиться в его горло так глубоко, чтобы на ресницах больших красивых глаз выступили слезы. Чтобы он начал задыхаться. Блять. Возбуждение было таким оглушительным и будоражащим, что Минхо потряхивало. Рука замерла в воздухе, так и не коснувшись. Никогда. Он никогда бы не сделал ничего подобного… Не посмел бы. Он хочет оберегать его, а не… В ушах начало шуметь. Тело крупно задрожало. Близко, он опять был очень близко. Еще пара мгновений, пара движений его горячего языка, и он кончит ему в рот. — Джи… — хрипло простонал он. Надо было отстраниться, уйти в сторону, но он не в силах был прекратить это. Джисон был слишком хорош. Казалось, если Минхо не кончит прямо сейчас — его сердце просто разорвется, так сильно он в этом нуждался. До пика оставались считаные секунды, когда Джисон вдруг выпустил его член изо рта и очень крепко сжал основание. — Ха-а… — Минхо чуть не задохнулся, когда вместо оргазма его вдруг резко отбросило назад. Джисон довел его до самой грани, но не позволил ее пересечь. — Почему?.. — Рано, — невинно проговорил тот, глядя ему в глаза. — Мне хочется проверить кое-что. Поэтому ты не кончишь, пока я не скажу. Лазурная радужка вспыхнула. Приказ. Минхо будто щелкнули по носу. Ему показалось, что вода в душе вдруг стала обжигающе ледяной. Кожа мгновенно покрылась мурашками. Волоски на теле встали дыбом. Тонкий как игла страх пронзил его. Страх неповиновения, страх наказания. Подчиняйся. Вот что крутилось у него в голове. Джисон начал довольно настойчиво водить рукой, внимательно наблюдая за его реакцией. Метаморфозы, произошедшие с телом из-за этой фразы, было сложно передать словами — удовольствие никуда не делось, напротив, оно стало пронзительнее и острее, но вот маячившая на горизонте разрядка вдруг пропала из видимости. Очередное размашистое движение плотно сжатой ладони, большой палец, надавливающий в центре головки — и Минхо застонал, зажмурился, ожидая оргазма, но этого опять не произошло. Он хорошо чувствовал его приближение, но на прежней отметке его больше не было — вся система координат полетела в тартарары. Удовольствие только нарастало, становясь все гуще и концентрированней, но ни к чему не вело. Оно наслаивалось, не получая выхода. — Прекрасно, — негромко проговорил его мучитель, склонив голову набок. — Видел бы ты себя сейчас. Щеки горят, глаза ненасытные. Ты так красив. — Я же… — он подрагивал, вцепившись пальцами в крепкие плечи Джисона. — Под игрой ты подразумевал пытку?.. — Совсем наоборот, — мягко отозвался тот, поглаживая его предплечья, — эта игра покажет, насколько хорошо тебе может быть. Насколько… хорошо?.. Застонав в голос, Минхо снова откинулся на стену. Нет, Джисон не был хрупким. Джисон был самым настоящим дьяволом во плоти. — Только скажи, и мы все закончим, хорошо? — прошептал он, оставляя долгие пылающие поцелуи на бедрах, слегка царапая кожу короткими ногтями. — Я не наврежу тебе, Минхо. — Мх… да, — Минхо глубоко вздохнул, по крохам собирая остатки в клочья растерзанного самообладания. И что теперь? Член сочился предэякулятом, это чувствовалось слишком отчетливо. Это смущало. Никогда в жизни он не был возбужден настолько сильно, даже в прошлый их раз. Джисон играл с ним языком, вбирал его в рот, посасывая, но старался быть помягче, давая передышку, за что Минхо, еле стоящий на ногах, был ему благодарен. Да, он фиксировал происходящее с трудом, но не мог не заметить, как прохладная рука, блуждающая по внутренней стороне бедра, поднялась выше и осторожно устроилась между ягодиц, слегка поглаживая. Только деликатные прикосновения, больше ничего — Хан сделал намек и теперь ждал его реакции. Минхо слабо усмехнулся. Он серьезно… собирается полностью его уничтожить. Откинув голову к стене и прикрыв глаза, Минхо развел ноги шире. Дождавшись этого незамысловатого сигнала, ладонь прижалась сильнее, бережно потерла сжатое колечко мышц. Каждое из этих прикосновений сладко отдавалось внутри, где-то внизу живота. Он постарался расслабиться. Пальцы принялись мягко ласкать его, нежа влажную кожу, иногда аккуратно надавливая, вызывая тягучее томящее желание и обостряя чувства. Хан не ограничивался этим — плотно сжатые губы скользили по члену вновь и вновь, провоцируя неотвратимо нарастающее напряжение, а кончик языка слизывал, собирал прозрачную жидкость, вызывая внутри благоговейный трепет вперемешку с изощренными матами. Его отросшие белые волосы совсем намокли, скрыли лицо, и Минхо откинул челку с его лба. Чтобы видеть все. Ласково погладил его по бледной фарфоровой скуле. Он выглядел так соблазнительно. Что же ты делаешь?.. Тишину разрезал судорожный вздох — пальцы надавили сильнее и, преодолевая сопротивление, погрузились внутрь. Совсем немного, но по телу прошла дрожь. — Стой… — выдохнул Минхо, и Хан сразу же поднял глаза к его лицу, замерев. — Мне прекратить? — чутко спросил он, отстранившись. — Нет, — протянув руку, Минхо взял с бортика ванной длинный прозрачный тюбик и подал ему, — используй… это. Он смотрел, как тот щедро наносит смазку на длинные тонкие пальцы, неторопливо согревая ее, и рассеянно думал о том, насколько эротично это выглядит, как сильно он хочет почувствовать эти пальцы внутри. Каждая секунда ожидания рождала все более и более откровенные образы в его голове. Это состояние делало его нетерпеливым и жадным. Джисон делал его таким. Хан поднялся на ноги и снова изучающе присмотрелся к нему, а затем качнулся, мягко целуя в губы. В его хаотичных на первый взгляд действиях прослеживалась некоторая логика: из раза в раз он давал то, чего Минхо в этот момент ожидал меньше всего. Поцелуй был нежным и успокаивающим, словно он пытался немного сбавить градус беснующегося внутри пламени, притупить жажду. Это сработало лишь отчасти; просто потому, что Минхо хотел его губы тоже: хотел до одури, ласково, жестко — по-всякому. Ему нужно было, чтобы Хан стал его якорем, ориентиром, и он стал — Минхо больше не видел ничего кроме. — Повернись, — едва слышно выдохнул ему в губы Джисон. Это не было приказом, но ощущалось именно так. Тело прошила острая потребность немедленно подчиниться. Грудь прислонилась к мокрой плитке, затвердевшие соски заныли от холода кафеля. Его кожа горела; стена на контрасте ощущалась так, будто была покрыта льдом. Он повернул голову в бок, прижавшись щекой, хищно облизнулся. Пальцы коснулись поясницы, прошлись по позвоночнику вниз до копчика и еще ниже. Джисон приблизился, снова целуя его в покрытую светло-розовыми отметинами шею, нашел губами нежную мочку уха. Он растер смазку, массируя снаружи, несколько раз с нажимом двинул всей ладонью, а после все же ввел внутрь палец. — Мх… — сквозь сжатые губы простонал Минхо, концентрируясь на его движениях. Второй палец добавился почти сразу, будто Джисон почувствовал, что нужно сделать. Дав ему привыкнуть, он надавил, медленно вводя глубже, почти по самые костяшки, и изменил угол — теперь подушечки мягко упирались в стенку. Дыхание стало сбиваться. Он не тратил времени на то, чтобы вытаскивать их и вводить снова, не пытался трахать его пальцами — он оставил их полностью внутри, только немного сгибал, ритмично надавливая на простату. Это было одновременно самое лучшее и самое жестокое, что он мог сделать — меньше, чем через пару минут, Минхо хотелось только тихо скулить. Что приказ Джисона сделал с его телом? Он бы уже испытал оргазм снова — Хан довел его пальцами — но он не мог, лишь хватал ртом воздух, чувствуя, как все внутри гудит и пульсирует, как член истекает смазкой, словно он вот-вот кончит. Этот экстаз не заканчивался, оставляя после себя истому и легкость в теле, он длился и длился, принося огромное удовольствие, но изматывая тело и удерживая мышцы в постоянном тонусе. Не было похоже, что он физически способен справиться с этим — оставаться в реальности было все сложнее, сознание уплывало, а мысли сбивались; управлять собственным телом почти не получалось. Но ему все равно требовалось больше. Уха коснулся пробирающий до мурашек низкий шепот: — В прошлый раз ты спрашивал меня, как я хочу. Сейчас я хочу тебя… вот так. Эти слова ударили точно в цель. Выбили из-под ног последнюю хлипкую опору. С прошлого раза… очень многое изменилось. Каждый из них изменился. — Но решать тебе. Я могу растянуть себя… для тебя. Что скажешь? Минхо бы многое отдал, чтобы посмотреть, как он будет это делать. Хан невинно чмокнул его в щеку, будто не его губы только что произнесли эти невыносимо откровенные слова, будто не его пальцы сводили Минхо с ума прямо в этот момент. Контраст их состояний был совершенно очевиден. — Я хочу тебя, — порывисто прошептал Минхо. — Я знаю, — Джисон звучал почти снисходительно, — но как ты меня хочешь? Неужели нельзя было проявить к Минхо хоть каплю милосердия? Но нет, он не вытащил пальцев, не остановился, даже не замедлился, вынуждая его с трудом выстанывать ответ. — Мх… Я хочу… тебя… — Минхо еле ворочал языком, — …внутри. Слова, прозвучавшие почти отчаянно, ушли в молоко. Ровным счетом ничего не изменилось. Хан молча продолжал целовать шею, продолжал стимулировать его, добавив третий палец. Но теперь, когда они оба осознали, что будет происходить дальше, Минхо больше не мог ждать. Он хотел, чтобы тем, что доведет его до последней черты и разобьет вдребезги, были не пальцы. Черт, он даже не был уверен, что выдержит это — его тело явно было на пределе. Но он хотел почувствовать его так сильно, что готов был насадиться сам, наплевав на подготовку и все предосторожности. — Джи… — слабо позвал он. — Не заставляй меня умолять… Сзади раздался мягкий смешок. — А зачем все это, по-твоему? Минхо подавился воздухом. Казалось, Хан снова дразнил, но звучал при этом так уверенно, словно был абсолютно серьезен и имел в виду именно то, что сказал. Отсутствие эмоций было ему на руку — провернуть подобную «игру» возможно было, только если один из участников всегда остается в трезвом рассудке. — Джисон. Предостерегающий тон не произвел на него никакого впечатления, и Минхо сдался. В сущности, ему было уже все равно, как он получит желаемое. Он мог умолять, если это то, чего хотелось Хану. — Пожалуйста… — прошептал он. Ничего. — Пожалуйста… Джисон… До этого момента он даже не предполагал, что его голос может звучать так. Так просяще и покорно, с едва различимой дрожью, немного ломко, но все еще мелодично, тише и нежнее, чем обычно. Его голос четко давал понять, насколько сильно он хочет получить то, что просит. Но в этом и был смысл. Пальцы замерли, а затем, как и поддерживающая его рука, исчезли. Сзади раздался шелест упаковки презерватива. На лице сама собой расцвела самодовольная улыбка. Минхо поставил ноги чуть шире и прогнулся в спине, подставляясь без какого-либо стыда. Короткая передышка была похожа на мимолетный проблеск сознания — все телесные ощущения вдруг снова стали очень отчетливыми. Каждый вдох, расширяющиеся ребра и вздымающаяся грудь, мучительное напряжение в мышцах, удары струй воды. Терпкий вкус на языке. Холодная ребристая плитка под пальцами. — А ты и правда этого хочешь. Да. Да, в этот момент он хотел этого больше всего на свете. Ладони Хана легли на ягодицы, чуть развели в стороны. Головка прижалась ко входу. Минхо облизал губы, собирая языком капли воды, сглотнул. Прикрыл глаза. Ну же. Джисон крепко сжал руками бедра, удерживая Минхо на месте, и толкнулся, раскрывая его. — А-ах… мх… — резкий высокий стон отрикошетил от стен. Ноги задрожали от ошеломляюще ярких ощущений — Джисон давил, постепенно проникая все глубже, и приходилось прилагать усилия, чтобы не сжимать его, а позволить войти полностью. Боли почти не было — не зря Хан так долго мучил его, растягивая, — зато было невыносимо сладостное тянущее чувство, словно все нервные окончания вибрировали, отзывались на его движения и вторили друг другу. Он чувствовал каждый чертов сантиметр. Чрезмерное возбуждение не оставило ему никакого терпения: хотелось больше, быстрее, хотелось ощутить его еще резче. Желание сжать его внутри стало практически невыносимым. Минхо держался еще пару долгих мгновений, но проиграл сам себе: мышцы сократились почти до боли, головка прошлась по простате. Он протяжно застонал, сжимаясь снова. До уха донесся густой и безумно красивый стон Джисона — он так и не вошел полностью, но подрагивал от удовольствия, цепляясь пальцами за бока. Минхо с трудом поднял корпус, потянулся рукой назад, на ощупь найдя его бедра, чуть придержал его и двинул тазом, с невообразимо пошлым влажным шлепком насаживаясь до конца. Тело встряхнуло, он, вскрикнув, откинул голову назад, на плечо Джисону. Тот обвил руками его грудь и талию, не оставляя между их телами даже миллиметра, вжимаясь еще сильнее, еще глубже, сдавленно застонал, стиснув зубы. Вибрация от этого низкого гортанного звука прошла насквозь, закоротила обнаженные нервы, и Минхо почувствовал, как мышцы рефлекторно сжимаются вокруг твердого члена снова и снова. Боже. Ему было так хорошо, что пальцы на ногах поджимались. Он опять был в точке, которая раньше стала бы для него феерично ярким финалом. Но не теперь. Желание кончить раздирало его на части, лишало рассудка. Что ему нужно было сделать, чтобы Хан отозвал приказ? Казалось, он был готов сделать все ради этого. Он еле стоял, почти завалившись на рвано дышащего Джисона, которому, судя по сладким, ласкающим слух стонам, тоже было отнюдь не плохо. Осторожно ухватив за подбородок, Хан развернул его лицо к себе и впился в раскрытые губы. Минхо скорее позволял целовать себя, чем активно участвовал, потому что был уже почти без сил, хоть и наслаждался каждым мгновением его жарких ласк. Он чувствовал граничащее с преклонением обожание за все, что Хан делал с ним, хоть и не был до конца уверен, что сможет пережить это. Возможно, ему стоило злиться, но, учитывая его состояние, он уже давно не мог рассуждать объективно: здравый смысл унесло в серебристую воронку слива, когда Джисон в первый раз удержал его на грани. Не отрываясь от саднящих, припухших губ, окончательно доводя его до исступления, Хан начал двигаться. И тут что-то изменилось. Минхо вдруг почувствовал, как тьма окружает его, сжимает его в объятьях, липнет к разгоряченной коже. Как она, покусывая, целует его в шею, слизывает теплые капли воды, катящиеся по спине, ловит каждый полный наслаждения стон, слетающий с его губ. Как крепко удерживая его таз, она проникает все глубже, наполняет его, принося какое-то совершенно дикое темное удовольствие, заставляя его крупно дрожать и нетерпеливо подаваться навстречу, заставляя его невыносимо желать большего, желать захлебнуться в ней, быть поглощенным этой тьмой полностью. Его тьмой. Что-то в нем отчаянно желало слиться, стать единым с этой безжалостно овладевающей им опасной сущностью. Это что-то вырывалось из груди, в мольбе тянулось к Джисону, страстно желая стать его частью, даже если это сулило верную погибель. Но Хан был непреклонен. Он не позволял своей тьме даже притронуться, даже слегка коснуться его энергии. Заблокировал ее полностью, не позволяя на миллиметр приблизиться к яркому бьющемуся солнцу в его груди. Минхо видел, как его сжатая до побелевших костяшек в кулак рука, увитая черными венами, упирается в плитку на уровне глаз. Он оттягивал этот момент так долго, и сейчас все его усилия уходили на то, чтобы защитить Минхо и душу Хани от себя самого. Джисон двигался размеренно и технично — медленно выходил, а сразу после одним толчком входил до основания, прижимая Минхо к себе поперек корпуса. Его грудь вздымалась от частого неровного дыхания. Иногда он приникал губами к плечу, и тогда Минхо буквально всем телом чувствовал его сдавленные грудные стоны. Свои же Минхо даже не старался сдерживать, потому что точно знал: Джисон возбуждается еще сильнее, когда слышит его срывающийся голос. Он понял это еще в прошлый раз, и сейчас четко ощущал, как тот ускоряет темп, как сжимаются его пальцы на бедрах, слегка царапая каждый раз, когда до его слуха доносятся чувственные немного хриплые стоны и шумное дыхание. Они звучали вместе. Крохотная комната была наполнена паром, шумом воды и абсолютно бесстыдными развратными звуками, с которыми встречались их тела. Ослабев, Минхо потерял равновесие и завалился вперед, уперевшись руками в стену. Теплые струи воды хлестали в спину. Прохладная ладонь с нажимом провела между лопаток по позвоночнику, нагибая его ниже, затем скользнула на талию, а после переместилась на живот. Толчки стали резче. Из-за изменившегося угла ощущения стали болезненно острыми. Минхо, уронив голову, смотрел вниз, на то, как сверкающие капли стекают по белоснежной стенке ванны и по его дрожащим ногам, как они, переливаясь, падают в воду и исчезают без следа. Теперь он не мог произнести ни звука; его рот был распахнут, но он будто оцепенел, ощущая, как напряжение в теле доходит до критической отметки, а затуманенный разум бессмысленно повторяет одну и ту же мысль. Сколько? Сколько раз Хан уже подводил его к черте вплотную? Минхо перестал понимать что-либо. Сейчас было совершенно невыносимо. Должно быть, это был его финальный раунд. Пожалуйста… Если бы только Джисон замедлился, дал ему передохнуть и успокоиться, наверное, он смог бы выдержать больше. Но тот только ускорялся, безжалостно проникая в податливое тело, с каждым толчком запуская по нервным окончаниям Минхо волну концентрированного удовольствия мощнее предыдущей. Это было очень похоже на оргазм. Оргазм, который повторялся снова и снова бесчисленное множество раз. Не могу… Мышцы горели, будто налившись свинцом, по телу непрерывно проходили разряды тока. Член нестерпимо пульсировал и ныл. Казалось, вся кровь вскипела. Приказ Джисона держал Минхо крепко, сковывал тугими жгутами по рукам и ногам, словно он был марионеткой. Он вдруг осознал, что он полностью в его власти. Джисон будет делать с ним все, что захочет. Абсолютно все. Это кончится, только если он так решит. Я не могу больше… Вместо того, чтобы напугать, эта мысль внезапно наполнила его невыразимой эйфорией. Он вдруг понял, что давно жаждал отдать ему контроль, отдать себя целиком, потому что… Потому что любит его. Любит его дико. Безо всякой меры. Безудержно и неистово. Потому что они — одно. Хани, я… Чистая душа внутри него тяжелела, становясь все горячей, и вдруг вспыхнула ярче солнца, озарив его сознание ласковым ослепительным светом. Стальная нить команды истончилась до предела и вдруг лопнула. Приказ потерял силу. Минхо посмел ослушаться. Он никогда не испытывал ничего подобного. Экстаз обрушился на него резко, всей своей мощью. Минхо стоял в эпицентре цунами, и имя ему было — Хан Джисон. Уши заложило, как сквозь толщу воды он слышал, как отчаянно застонал Хан, почувствовал, как тот уронил голову, утыкаясь лбом ему в спину, опаляя кожу рваным дыханием. Минхо не потерял ощущение своего тела, наоборот, он чувствовал его предельно остро, ощущал каждую трепещущую от напряжения клетку, каждый гудящий нерв. Он непозволительно четко ощущал, как Джисон с последними резкими движениями горячо изливается внутрь, в резинку, прижимая его к себе; как сам он крупно содрогается в блаженном исступлении, когда сперма наконец беспорядочными толчками покидает тело, пачкая матовый кафель. Долгожданная разрядка разбила его на куски, принося облегчение настолько умопомрачительное, что он почти рухнул вниз, лишь каким-то чудом удержавшись на ослабевших ногах, но за первой волной пришла вторая, уничтожая все, что он до этого момента считал собой. Это было настоящим потрясением. Его вышвырнуло на берег безжалостным прибоем и продолжало накрывать снова и снова, пока от его измученного наслаждением тела ничего не осталось. Он не устоял. Сполз по стене вниз, безвольно опустился на дно ванной, ничего перед собой не видя. Струи душа били сверху, вода заливала рот и нос — ему было наплевать. Тело подрагивало, но он не смог бы пошевелить и мускулом, даже если бы захотел. Расслабление было близким к нирване. Нельзя было с уверенностью сказать, сколько прошло времени — может, несколько минут, а может, час, — прежде чем он худо-бедно пришел в себя и наконец заметил, что Джисон сидит напротив и внимательно за ним наблюдает. Тишина была очень громкой. Они смотрели друг на друга, не отводя глаз, только иногда смаргивая воду, которая стекала с волос. Минхо размышлял о том, как Джисон вообще пришел к идее сделать это с ним, как решился. И как исполнил все мастерски. Его интересовало, как именно он планировал закончить это, сколько еще хотел продолжать терзать его, не обойди Минхо приказ. О чем думал Джисон, он не знал, но догадывался. Они заговорили одновременно: — Поцелуй меня. — Как тебе удалось? Очевидно, он спрашивал о нарушенном приказе. — Сам не знаю, — Минхо слабо пожал плечами. — Видимо, тело не выдержало. Опершись на руку, Хан приблизился и, бережно погладив его по щеке ладонью, мягко поцеловал в губы. Минхо прикрыл глаза, наслаждаясь желанной лаской. — Я переборщил, — Джисон задумчиво оглядел его, отстранившись на мгновение, и, прежде чем снова прильнуть к его рту, тихо произнес: — Прости меня, это было слишком. Минхо приподнял бровь и неопределенно качнул головой. Это могло означать что угодно: «да, было», «нет, не было», «да черт его знает, было или не было, но получилось обалденно». Последнее было бы верно. — Могу я помыть тебя? — Хан слегка неуверенно заглянул в глаза. Должно быть, он понимал, что Минхо не в состоянии не то что мыться, даже встать. Задержав долгий взгляд на преступно невинном, учитывая все произошедшее, лице, Минхо хрипло ответил: — Похоже, теперь ты можешь делать со мной абсолютно все что угодно.