«Изменяются люди судьбою, И меняют течение реки… Кто-то едет к морскому прибою, Кто-то едет от моря навеки. Только враг не становится другом, Ни на йоту себя не меняет. Остудил свою душу недугом И невинного вновь обвиняет. Может, он на дороге споткнулся, Перепутав, где лево, где право? Бывший друг в суете не свихнулся И кричит только истине — Браво!»
Валерий Хворов
Леви бросает мимолётный взгляд на Элизабет, и в этом незначительном жесте девушка читает искреннее нежелание капитана говорить о прошлом. От Кенни много кому досталось, поэтому неудивительно, что брюнет так посмотрел на неё. Тишина раздражает больше, чем звук будильника с утра, но девушка всё ещё надеется узнать что-нибудь, терпеливо дожидаясь, пока капитан, может, соберётся с мыслями и расскажет ей что-нибудь о Потрошителе. Но, судя по всему, Леви не горит желанием разговаривать. Прошло довольно мало времени с их знакомства, но Элизабет уже поняла, что капитан не из болтливых. Точнее, он не треплется с кем попало. Например, с убийцей из Подземного города, которую, по-хорошему, стоит заключить за решётку или лишить головы. Но она же не спрашивает его о каких-то военных тайнах, которые смогла бы потом обратить в свою пользу. Так, просто из интереса: какое отношение разведчик имеет к Кенни? — Ты ведь не отстанешь потом, да? — уставшим голосом произносит капитан, будто Элизабет за такой короткий срок успела конкретно вымотать его своими «допросами». — Если не хочешь говорить, не говори. Я знаю, кто такой Кенни, и на что он способен, — и, немного помедлив, Элизабет продолжает. — Да… похоже нам всем от него досталось. Леви кивает. Жест был довольно сдержанным, почти незаметным, но Элизабет точно его уловила. Ну да, что-что, а Кенни насолил даже тем, с кем, быть может, никогда не встречался. Эффект бабочки, верно? У Потрошителя удивительная способность располагать к себе людей. Его внешняя оболочка притягивает, словно вычищенный до блеска камень. Подумаешь, что сокровище — захочешь; возьмёшь в руки — поймёшь, что тебя обманули. Сам Кенни не скрывает своего истинного лица. Но оно настолько неоднозначно, настолько непостижимо, что люди зачастую не воспринимают Потрошителя как что-то опасное. Иллюзия. Самообман. А может, сам Кенни до конца не знает, кто он? Весь его жизненный путь — узнать самого себя, понять, кого он видит в зеркале: жертву или хищника. Каждый воспринимает Кенни по-разному: кто-то считает его спасителем, помогающим обрести свободу всем без исключения, а кто-то точно уверен, что все его действия — извращенная мораль, которую Потрошитель искусно преподносит как что-то светлое. Поэтому Элизабет и задала такой вопрос капитану: ей нужно было узнать, какой точки зрения придерживается тот. Девушка не знала кого-то ещё, кто довольно близко знаком с Кенни, чтобы спросить об этом, а недавно произошедшие события показали, что Леви, похоже, знает Потрошителя довольно хорошо. — Ну, и что ты думаешь по этому поводу? — продолжает Элизабет. — Сама сказала, что я могу не говорить, — обрывает диалог Леви. Элизабет отворачивается, намекая, что и для неё разговор окончен. Не хочет говорить — пусть не говорит. Можно было, конечно, повозмущаться, топнуть ножкой как маленькая девчонка и потребовать выложить всё, но брюнетка лишь глубоко вздыхает. Надеяться на раскрепощённость со стороны мужчины было бы опрометчиво. Они всё ещё не друзья и даже не приятели. Так… жертвы обстоятельств, вынужденные терпеть присутствие друг друга.***
Внезапно, дверь открывается, и Ханджи вылетает в коридор, держа стопку каких-то бумажек. Похоже, отчёты. Девушка быстро бросает Элизабет «можешь заходить» и скрывается в лестничном проёме. Работа есть работа, особенно, когда она приносит удовольствие. Элизабет прихрамывая доходит до двери и, взявшись за ручку, открывает. Петли, на удивление, смазаны, поэтому движение не вызвало никаких неприятных звуков. Только девушка собралась захлопнуть дверь, как со стороны капитана послышалось тихое бормотание: — Похоже, Кенни решил поиграть в спасателя. Вот только спасать нужно было не от смерти, а от себя самого. Леви произнёс это слишком тихо, но девушка разобрала каждое слово. Либо он хотел, чтобы она это услышала, либо нет. В любом случае, Элизабет, не подавая виду, закрыла дверь. Слова капитана были одновременно слишком просты, но в то же время чертовски непонятны. У него что, синдром Гэндальфа: говорить метафорами? В любом случае, сейчас у Элизабет есть куда более важное дело, чем размышлять о ранее сказанных словах. Нужно встретиться с командующим Разведкорпуса. Как его там? Эрвин Смит? Не сказать, что Элизабет волнуется. Скорее, надеется не сболтнуть лишнего. За любое не так сказанное слово её могут взять за шкирку и потащить в камеру. Девушка не знает Эрвина, поэтому и не может предугадать, как стоит вести себя и что говорить. Девушка осматривается, ища глазами Смита. Понимает, что если не отцепится от дверной ручки и не пройдёт дальше, то никого и не увидит. Кабинет просторен, но в то же время заставлен шкафами, тумбами, растениями, делающими его иллюзорно меньше. Книги, книги, книги… Столько книг, что у Элизабет разбегаются глаза. Она, может, и не любительница посидеть около камина и почитать какое-нибудь произведение, но её подруге, Кларе, точно бы понравилось. Девушка проходит вперёд и поворачивает голову направо. Туда, где стоит большой деревянный стол, за которым сидит главнокомандующий. Эрвин не отрываясь смотрит на Элизабет. Видимо, изучает. Мягко говоря, девушка выглядит не очень: под носом засохшая кровь, тёмные волосы взлохмачены, костяшки разбиты. Мокрый, оборванный плащ мотается, больше напоминая половую тряпку, а на ноге красуется окровавленный бинт. В таком чистом кабинете девушка ощущает себя неуютно. Будто всё вокруг напоминает о том, откуда она, и кто есть на самом деле. Грязная. Чужая. Но главнокомандующему, кажется, всё равно. — Присядь, — звучит отчуждённо, но не враждебно. Впрочем, Элизабет не собирается испытывать терпение, поэтому садится на ближайший к ней стул. Внушительное расстояние между ней и Смитом успокаивает. Потому что пойти на более тесный контакт девушка не собирается. Да и вообще, кто такой Эрвин Смит? — Ты — Элизабет… — Эрвин намекает на фамилию, но девушка отрицательно машет головой. — Просто Элизабет. Ни она, ни Джейкоб не знали своей фамилии. Мать либо не располагала такой информацией, либо просто не придавала этому значения. Фамилии в Подземном городе бесполезны, потому что ничего о себе не говорят. Да и к чему эти формальности? Они же не на светском вечере… — Ханджи сказала, что ты располагаешь некой информацией о Кенни и готова ею поделиться. Удивительно, как чётко поставлена его речь. Ну, да, Элизабет в своей жизни разговаривала только с пьяницами, барменами, убийцами и, пожалуй, с некоторыми членами Военной полиции. С последними диалог обычно заканчивался дракой, если не убийством. Поэтому сейчас ей ещё более некомфортно. Отчуждённая, противная обстановка. Хотя, наверное, простой диалог лучше, чем многочасовые пытки. Но, честно, для Элизабет в данной ситуации всё равнозначно. Её как будто назло выставляют дикой дурой, хотя девушка понимает, что это бред. Никому из разведчиков, а тем более главнокомандующему нет смысла в таких унижениях. Они просто слишком разные. Разные, но с похожей судьбой. — Да, — Элизабет смотрит в голубые глаза, пытаясь определить дальнейший расклад событий. — Я готова. — Как нам поймать Кенни? Элизабет нервно улыбается. То есть вот так сразу, да? Мы начнём разговор сразу же с вопроса, на который у девушки явно не найдётся ответа? Похоже, они правда хотят выставить её дурой. Но подобные мысли уходят сразу, когда Элизабет замечает серьёзность на лице Смита. Видимо, он правда считает, что девушка найдёт ответ. — Ну, начнём с того, что Кенни — опаснейший преступник, с кучей связей и последователей. Точным количеством не располагаю, но много. Может, девятая часть легиона. — Какие у него мотивы? — голубые глаза продолжают настойчиво смотреть на Элизабет. — А какие мотивы могут быть у психа? — вопросом на вопрос отвечает девушка. — Я без понятия, что у него в голове. — Тогда, чем он лучше вас? Янтарные глаза загораются. Элизабет стискивает зубы, но от вопроса не уходит. — Мы не убиваем кого попало. Свобода одного человека заканчивается на свободе другого, и если кто-то нарушает эту грань, то гореть ему в аду. Эрвин хмурится, но развивать тему не торопится. Главнокомандующий лишь отмечает у себя в голове новую почву для размышлений. Да, над этим действительно стоит задуматься. — То есть, ты считаешь, что Кенни нарушает данную грань? — Да. Поэтому нам было бы выгодно работать вместе. Последнее даётся девушке с трудом. Как же это нелепо звучит: разведчики и убийцы под одной крышей. Спасибо, Кенни. Ещё один повод вырвать тебе кадык. — Ты ведь раньше состояла в его банде, так? Есть ли у него какие-то слабые места, чтобы мы могли ими воспользоваться? Элизабет отводит взгляд на застеклённый шкаф. Вглядывается в отражении, а затем отворачивается, снова смотря на Эрвина. Главнокомандующий что-то записывает, то и дело посматривая на девушку. Пусть их разговор довольно сдержан, но Элизабет явно чувствует недоверие. И оно взаимно. — Кенни думает, что единственный может играть разные роли, — девушка пытается подобрать более понятные слова, но на ум лезут только бессмысленные, театральные метафоры. — Ну, он просто непредсказуем. В один день он может быть спасителем, в другой убийцей. И каждый, кто с ним знаком, принимает разные точки зрения. — То есть, у него каждый раз то одно слабое место, то другое? Ты это имеешь в виду? — Смит кладёт ручку на стол и теперь уже полностью вникает в сам разговор. Элизабет кивает. Пока она находилась в кругу его приближённых, ей удалось лицезреть эту чертовски быструю смену настроения. Вот он пьёт, теперь он убивает, теперь рассказывает анекдоты. Да, чёрт возьми, Кенни, кто же ты такой? Почему всё то, что ты делаешь не поддаётся законам адекватной логики? — Вообще, — девушка вытягивает ноющую от боли ногу, принимая более удобную позу на стуле. Пусть по сравнению с ровно сидящим Эрвином она смотрится нелепо и, может, некультурно, но он, в отличие от неё, не получал сегодня по морде. — Влияние Кенни можно ослабить, если найти основных людей, кто его поддерживает. Если мы убьём… — девушка замолкает, поняв, что слово подобрано довольно неуместно. — Если мы поймаем их, то Кенни будет намного сложнее находить себе подопечных. Впрочем, я думаю, что через приближённых мы сможем узнать более секретную информацию о нём. Эрвин удовлетворённо кивает. — Ты знаешь этих людей? — Нет. Но, я думаю, мы найдём того, кто знает. Разговор близится к логическому завершению, так как большей информации Элизабет поделиться не может. У неё просто ничего нет. Кажется, что с Кенни они знакомы вот уже лет шесть, но девушка до сих пор не понимает его. Может, придёт время, когда Потрошитель выложит все карты на стол. — Я могу идти? — спрашивает Элизабет, поднимаясь со стула. — Подожди. Девушка упирается руками в стол, продолжая терпеливо стоять, ожидая нового вопроса. — Может, нам стоит повторить 547 год? Век справедливости… — начинает намекать Смит, но девушка не выражает никаких эмоций, кроме полного непонимания. — Чего? — только и может сказать Элизабет. Главнокомандующий реально думает, что она знает наизусть всю историю стен? Так ещё и этот тон, как будто она чуть ли не лично участвовала в событиях того века. Эрвин качает головой. — Хмм… Ладно, можешь идти. Я просто думал, что ты знаешь. — Я не историк, — отчеканивает Элизабет, направляясь в сторону выхода. — Да, я уже понял, — Эрвин встаёт из-за стола, чтобы проводить девушку. Либо это жест вежливости, либо недоверия. Элизабет не принимает ни первый, ни второй. Девушка дёргает за ручку, и дверь податливо открывается. Оборачивается, чтобы сказать что-то напоследок, но не находит слов. А что вообще можно сказать? — Я так понимаю, что ты не в состоянии дойти до Подземного города. Я выделил тебе комнату, ключ от неё и чистую одежду найдёшь у Ханджи. Её кабинет на втором этаже четвёртый по счёту. Впрочем, по табличке сориентируешься. Элизабет ведёт бровью. Это своего рода желание помочь? Но девушка не отказывается. Идти в Подземный город с раненой ногой — плохая идея. Ночевать у Карла — тоже. А она, между прочим, не спала больше суток. Так уж получается, что у Элизабет опять нет особого выбора. Впрочем, тёплая постель лучше, чем спать на полу тюремной камеры. Поэтому девушка, недолго думая, кивает, и Эрвин закрывает дверь. Кроме того, Элизабет ощущает неподдельный интерес. Как же всё-таки живут разведчики? Как бы жила она, если бы не связалась с криминалом? Наверное, это хороший способ узнать.***
Элизабет заходит в кабинет с табличкой «Ханджи Зое». Но встречает её совсем не она. — Тебя стучаться не учили? Он, что, её преследует? Девушке хочется взять и постучать ему по голове, но, пожалуй, она оставит это в своих мечтах. Ханджи же относится более дружелюбно, предлагая присесть. — Будешь чай? — Зое засыпает заварку в чайник. — Не откажусь, — брюнетка изображает на лице что-то вроде улыбки. Во рту действительно пересохло после длительной беседы с главнокомандующим. Леви бросает взгляд то на Элизабет, то на Ханджи. Затем резко встаёт и отпихивает Зое в сторону. — Сколько раз я тебе говорил не добавлять так много мяты? Элизабет, сидя на стуле, наблюдает за довольно интересным взаимодействием двух капитанов. Ханджи что-то тараторит про то, что капитан слишком придирчив к ней, на что Леви затыкает её печеньем. — Такими темпами ты никогда не научишься делать чай, — констатирует факт Леви, будто это настолько важно, что решает судьбу всего человечества. — Дай я сам. А ты смотри, но… блять, четырёхглазая, отцепись от чайника. Зое сжимает рукоятку сильнее, но, под давлением Леви, сдаётся. С задором отходит в сторону, пока капитан пытается исправить тот, как он сказал, «грех», который совершила Зое, перепутав пропорции чая и мяты. Ханджи садится рядом с Элизабет, которая всё ещё улыбается, и чуть слышно шепчет ей на ухо: — Сколько мы с ним знакомы, а он всё ещё как ребёнок бесится, когда я путаюсь в пропорциях. Сколько бы я не добавила мяты, сколько бы чая, этому коротышке всегда что-то не нравится. — Я всё слышу, — повышает голос Леви, наигранно угрожая. — Ещё одно слово, и я выплесну на тебя кипяток. Ханджи посмеивается, и хорошее настроение передаётся Элизабет. Наконец, Леви вручает обоим по кружке и присаживается напротив. Элизабет смотрит на своё отражение, которое причудливо размывается на чайной глади, а затем делает маленький глоток. Чёрный чай приятно горчит, а привкус мяты постепенно раскрывается, оставаясь на языке ментоловым послевкусием. Чёрт, как же вкусно! — Поговорила с Эрвином? — спрашивает Ханджи, запихивая печенье в рот. — Да, он сказал, что я пока остаюсь у вас. Зое ставит кружку на стол и бежит в соседнюю комнату. Возвращается с ключом и чистыми вещами. — Я думаю, что по размеру тебе подойдёт, — Элизабет принимает стопку из рук Ханджи. — Комната справа по коридору. Ты поймёшь, она единственная без таблички. — Спасибо, — брюнетка добивает чай, берёт вещи и доходит до выхода. Кивнув капитанам в знак прощания, Элизабет тихо закрывает дверь.***
Комната, на удивление, чистая, но как поняла Элизабет, в ней давно никто не живёт. Впрочем, кровать и душ есть, а это уже большой плюс. Да и по сравнению с Подземным городом условия здесь гораздо лучше. Девушка проходит в душевую, закрывая дверь на щеколду. Мало ли. Снимает грязную одежду, осторожно разворачивает бинты. Рана уже подзатянулась, но всё равно побаливает. Кажется, её не стоит мочить, поэтому Элизабет кое-как наматывает бинты. Сгодится. Тёплая вода смывает грязь и неприятный осадок последней ночи. Под ногами коричнево-красные разводы. Не верится, что она проходила так весь день. На полке стоят небольшие бутылочки, кажется, с шампунем и мылом, и Элизабет незамедлительно их берёт, выливая приличное количество. Пахнет цитрусом. Когда-то у её матери тоже был шампунь с подобным запахом. Элизабет любила её волосы. Каждый вечер садилась и расчёсывала их, зарывалась носом в белоснежные, мягкие локоны, успокаивая саму себя. Запах цитруса напоминал ей о доме. Доме, которого больше нет. Умывшись, Элизабет выключает воду. Вдох-выдох. Воспоминания постепенно уходят, а девушка успокаивается. У неё будет время подумать об этом. Одежда состоит из двух комплектов: спального и повседневного. Типичные шмотки Разведкорпуса, ничего интересного. Но Элизабет и не заморачивается. У неё нет жёсткого табу на запрет носить что-то военное. Наоборот, сидит даже ничего. Пойдёт. Девушка возвращается в комнату и задёргивает шторы. Время уже утро, но солнце слепит невыносимо. А ей нужно выспаться. Элизабет ложится на кровать. Мягко. Усталость постепенно берёт своё, и девушка быстро погружается в сон. Похоже, у неё отняли ещё один дом.***
Всё было в дыму. Огонь снова окружает её, и девушка продвигается к выходу, но дверь закрывается прямо перед её носом. Языки пламени обжигают, посылая жгучую боль. Кажется, она горит прямо изнутри. Оборачивается. Рядом с ней два силуэта: один лежит, корчась от боли, другой сверху наносит удары кулаками. Внезапно, появляются очертания топора. Девушка что-то кричит, чувствуя как надрываются связки. Но её не слышат. Силуэт замахивается топором и рассекает голову лежащему. Кровь, кровь, кровь… Топор с лязгом падает вниз, а убийца подбегает к девушке, хватает её на руки и уносит прочь. Слёзы жгут сильнее, чем огонь. Но даже сквозь них девушка видит очертания рассечённой головы. Белоснежные волосы, забрызганные кровью и мозгами, безжалостно сжигаются пламенем, оставляя лишь лёгкий, цитрусовый аромат.