«Я пережил свои желанья, Я разлюбил свои мечты; Остались мне одни страданья, Плоды сердечной пустоты. Под бурями судьбы жестокой Увял цветущий мой венец — Живу печальный, одинокой, И жду: придет ли мой конец? Так, поздним хладом пораженный, Как бури слышен зимний свист, Один — на ветке обнаженной Трепещет запоздалый лист!..» Александр Пушкин, 1821.
Время летит незаметно. Уже начинает смеркаться, а на небе появляются первые звёзды, едва заметные на фоне закатного неба. Плохое настроение уходит, как солнце за горизонт. Предстоящая ночь внушает спокойствие и комфорт. Элизабет ковыряет уже остывшую картошку. Множество вопросов бегают в голове, вытанцовывая хоровод, лишая девушку аппетита. Но Элизабет всеми силами пытается запихнуть в себя хоть немного еды, чтобы потом на миссии не жаловаться на пустоту в желудке. Тем более, кормят здесь довольно вкусно. Изначально была мысль отказаться от ужина в столовой Разведкорпуса, даже с учётом того, что они, преступники, будут там одни. Подсыпать крысиный яд в еду — дело несложное. Хотя теперь такие мысли кажутся лишь параноидальным бредом, поскольку разведчики, кажется, действительно не собираются устраивать западню. Их с преступниками союз — союз терпимости, вынужденный внешними обстоятельствами. Каждая из сторон не проявляет видимых признаков как доброжелательности, так и ненависти, поэтому мысли о предательстве появляются в голове всё реже и реже. Они просто работают вместе, поэтому на более тесные отношения им вряд ли можно рассчитывать. Да и к чему всё это? Поймают преступника — пойдут на все четыре стороны. Конечно, Эрвин предупредил, что если они попадутся на глаза Военной полиции, то о никакой защите со стороны Разведкорпуса и речи быть не может. Оно и понятно: подставлять всю организацию ради кучки убийц, с которыми они раньше сотрудничали с целью поимки Кенни (и то в тайне от кадетов), крайне глупо. Но разбойники попадаться и не собираются. Не в их планах. Хотя когда последний раз у них шло что-то по плану? По крайней мере, сотрудничество с Разведкорпусом не возникало даже в мыслях. Раньше это казалось лишь иронией, глупой фантазией перед сном, когда к голове приливает всякое дерьмо, мешающее уснуть. А теперь всё это оказалось реальностью. Иронично, не правда ли?***
— Эй, верни, — Джейкоб недовольно хмурится, когда Люси, сидящая напротив него, крадет кусок мяса с его тарелки. — Засранка. — Не жадничай, — девчонка улыбается. — Ты всё равно не любишь курицу. — Одну с рыжими волосами просто обожаю, — брюнет ехидно ухмыляется, подтрунивая над зеленоглазой. Люси срывается со своего места и быстрым движением руки перетаскивает тарелку Джейкоба к себе. — Нет, ну это уже слишком, — парень поднимается со своего места, но Люси, взяв в две руки по тарелке, отбегает на значительное расстояние. — Опять детский сад устроили, — закатывая глаза, произносит Клара и кладёт руку на плечо Джейкоба. — Сядь, придурок. И ты тоже, Люси. Оба решают не испытывать терпение Хьюстон, поэтому быстро возвращаются на свои места. — Так, — Клара откладывает свой блокнот и проходится взглядом по каждому, — что вы думаете по этому поводу? — Ну, пока что всё идёт по плану, — подаёт голос Элизабет, до этого тихо сидевшая со своими мыслями. — Разведчики к нам, вроде как, относятся нейтрально, — продолжает Герман. — Ничего не скрывают, поэтому мы работаем считай на равных. Это радует. — А что насчёт Карла? — уточняет Люси. Прошло довольно много времени с того момента, как Ханджи увела мужчину. — Думаю, что они позовут нас, как закончат, — высказывается Джейкоб и тут же оказывается прав. В столовую врывается русоволосый парень, ранее принимавший участие в допросе Карла. Если то, что происходило тогда, действительно можно так назвать. — Вас зовёт командир Ханджи, — отчеканивает Моблит, словно доносит рапорт, а затем быстро удаляется из дверного проёма.***
Элизабет уже знает, где находится кабинет Зое, поэтому ведёт друзей прямо туда. Сквозняк гуляет между коридорами, заставляя девушку поёжиться. Всё-таки стоило бы забрать ту кожаную куртку с эмблемой Разведкорпуса, где она, по сути, и не состоит. Снаружи действительно холоднее, чем в Подземном городе. Один из минусов, который никак не перекрывает остальные плюсы. Девушка уже собирается дёргать ручку, как задумывается, а затем, сжимая пальцы в кулак, стучит в дверь. — Надо же, с каких пор ты стала такой вежливой? — подшучивает Джейкоб, облокачиваясь на дверной наличник. — Я всего лишь соответствую окружающему менталитету, — Элизабет поворачивает голову и с предельно серьёзным выражением лица смотрит на брата. — Ты про Разведкорпус? — Про брата-придурка. Люси тихонько хмыкает в кулак, сдерживая смех. Все понимают, что шутка никак не зацепит парня, который, в свою очередь, сам не против её поддержать. — К слову, твой брат-придурок предпочитает… — Джейкоб начинает мысль, но Элизабет поспешно договаривает за него. — Предпочитает выносить двери с ноги. Да, я знаю, — девушка скрещивает руки на груди, наигранно обижаясь. — Ты так и не заплатил мне за прошлую. — Вообще-то мы с Джейкобом притащили тебе со склада совершенно новую, — Люси поддерживает давно избитую, но до сих пор забавную тему. — И совершенно бесплатную, — подмигивает брат, а затем коридор наполняется затяжным смехом. И Элизабет понимает: можно отнять дом, но нельзя отнять друзей и семью. Тем временем голос Ханджи громким эхом раздается за дверью: — Заходите уже!***
Всё по старинке: в кабинете нет новых лиц, и это, если честно, к лучшему. Разведчики понимают, что разглагольствовать на весь корпус о том, что они занимаются чем-то посторонним, а не истреблением титанов, будет неправильно. Всё-таки поимка опасного преступника — дело Военной полиции. Которой, как оказалось, доверять не стоит. По крайней мере до тех пор, пока у них не найдётся доказательств к их непричастности. На столе командира валяется куча карт, книг и каких-то маленьких записок. Видимо, всё это — плоды того, что Зое успела накопать за несколько часов. Поразительная женщина с поразительной тягой к знаниям и информации. — Что удалось узнать от Карла? — начинает с давно мучавшего вопроса Клара. — Кто эти трое? Ханджи тут же выкидывает на стол газетную вырезку с портретом мужчины, датированную несколькими месяцами ранее. Бумага помята и с одного уголка опалена. Видимо, её пытались сжечь, заметая улики. Но Ханджи всё равно откопала нужный кусочек, с которого на них смотрел круглолицый мужчина лет сорока пяти. На руке — перстни, на шее — цепь. Точно аристократ, среднему классу украшения не по карману. Что уж говоря о бедняках. — Это первый, кого удалось найти, — Зое указывает пальцем на текст статьи. — Мартин Грин — владелец пивзавода. Но по факту крупнейший наркобарон, скрывающийся где-то в Подземном городе. Как нам рассказал Карл, Кенни с ним в сговоре, потому что получает довольно хороший процент с продаж. Также Потрошитель использует наркотики в качестве затмевания разума других людей, навязывая им свои извращенные идеи, — Ханджи возвращается к портрету Грина. — Вы его, случаем, не встречали? — Он богат, — Люси берёт в руки вырезку из газеты и внимательно всматривается. — Вы видите эту массивную цепь? Настоящий клад… — азарт сверкает в глазах у девчонки, но она тут же удрученно кладёт вырезку на стол. — Но нет. Я никогда его не видела. И его цепь тоже. Остальные отрицательно машут головами. Вряд ли бы наркобарон, имеющий в кармане несколько десятков тысяч монет, свободно прогуливался по Подземному городу. Он лишь там скрывается. Как и скрываются многие другие преступники. Так же, как и скрывались они. — Значит, зацепок у нас, кроме этой фотографии и фальшивой статьи, нет, — произносит Моблит, расправляя помятые бумаги. Прозвучало слишком удручённо. — У нас, может, и нет, — Джейкоб задумчиво склоняется над газетой. — Но я знаю, у кого могут быть.***
— Ты уверен, что он здесь? — спрашивает Элизабет, поспешно нагоняя брата и подстраиваясь под его быстрый шаг. Девушка уже может спокойно наступать на ногу, которая теперь лишь немного побаливает. Хорошо, что Клара тогда обработала рану как следует. — Где бы ему ещё быть, кроме как не в тёмных переулках? — вопросом отвечает Джейкоб, замедляя шаг. По мере продвижения по неизвестной улице Подземного города фонари начинают светить всё тусклее и тусклее, а затем и вовсе пропадают с дороги, погружая всё вокруг в непроглядную тьму. Сзади слышится чирканье о спичечный коробок, и тусклый огонёк соприкасается с лампой в руках капитана. Керосиновая лампа действительно незаменима в Подземном городе. — Ну, что встали? — тень от смолистых волос падает на лицо Леви, придавая ему ещё более хмурое выражение. Капитан выходит вперёд, освещая дорогу остальным. — Куда дальше? «Можно было просто отдать лампу Джейкобу». — проносится в мыслях у Элизабет, но брат просто молча начинает идти вперёд, решив не ворошить эту тему. Ладно, его право. Элизабет тут же отбрасывает мысли, заслышав шорох. Девушка оборачивается и видит, как капитан вопросительно смотрит на неё. Брюнетка без лишних слов указывает налево, откуда был слышен шум. Леви не нужно долго объяснять — он сам всё понимает и направляет фонарь в сторону шороха. Армия вынуждает общаться исключительно жестами: на пустые разговоры нет времени, если, конечно, у тебя не в приоритете остаться без головы. По такому же принципу живут и в Подземном городе. Хотя иногда разговоры спасают. Элизабет знает: сама не раз заговаривала зубы полицейским, чтобы те в порыве гнева сами подставили висок под пулю. «Эмоции — это ваша слабость. И слабость ваших противников. Заставьте их поддастся им, но не поддавайтесь сами». Басистый голос эхом стучит по черепной коробке, намереваясь проломить её. По крайней мере Элизабет чувствует себя именно так, испытывая чувство отвращения и тоски одновременно. Ведь когда-то это ей сказал сам Кенни. Кенни, который действительно знал, о чём говорит. Который давал отчёт своим действиям. Кенни, которого она слушала, чьи уроки выживания усваивала и, наверное, благодаря которым и выжила. И этот же Кенни оказался таким лицемерным подонком. И это, признаться, придавало его личности нескончаемый интерес. Элизабет хочется узнать всю его подноготную, вытащить из глубокой ямы ком его грязных и извращенных мыслей, а затем размазать ботинком по земле. Чтобы никаких вопросов «почему» и «что с тобой стало» не осталось. Но это будет потом, когда они поймают его. И Элизабет сделает всё, чтобы это произошло. Поставит на кон всё, лишь бы добиться своего и ответить на все вопросы.***
Тусклый свет от лампы освещает затемненный переулок и стоящего в нём юношу, высокого худого парня с русыми кудрявыми волосами, которые отливают золотым блеском, когда светлые лучи падают на локоны. В зубах дешевая сигарета, которую он так и не успел подкурить. — Финн? — Джейкоб больше спрашивает, чем утверждает. — Вы по адресу, — юноша подходит ближе, сощуренно смотря на брюнета. Пытается вспомнить среди десятков своих знакомых, которым не жаль потратить деньги на дозу. Дозу фальшивого счастья и облегчения, которые выветриваются слишком быстро, чтобы ощутить в полной мере. Поэтому хочется пробовать ещё и ещё… Осматривает остальных. Взгляд задерживается на разведчиках. Эмблема крыльев на куртке, символизирующая свободу, означает для парня совершенно обратное. Пытается рвануть назад, роняя сигарету, но Джейкоб тянет Финна за руку, вынуждая оставаться на месте. Парень начинает судорожно что-то говорить, совершенно не контролируя словесный поток. Страх проявляет себя в самых темных для него оттенках. — Я ничего не делал. У меня ничего нет. Это всё ложь. Меня заставили, — и ещё море панического бреда, из-за которого действительно хочется отослать парня на эшафот. Может, хоть там успокоится. — Заткнись, — Джейкоб слегка встряхивает Финна, чтобы тот хоть как-то обратил внимание на факт того, что его ещё не скрутили. — Мы пришли поговорить. Слова заканчиваются так же внезапно, как и начались. Финн стоит, не двигаясь, будто боится, что они могут передумать и отправить его без разговоров в тюрьму. — Ты его знаешь? — Ханджи протягивает фотографию наркобарона, и Финн берёт её в свободную руку, судорожно всматриваясь в лицо. Небольшая волна облегчения проносится внутри него, когда он понимает, что узнает портрет. Ведь ответ «не знаю» обычно расценивается, как «не скажу, пока не переломаете мне все пальцы». — Мартин Грин, — парень переводит взгляд на Ханджи, отдавая ей фотографию. — Я с ним не заодно, клянусь. — Сейчас нас это не интересует, — произносит Джейкоб, ничуть не ослабляя хватку. — Где нам его найти? Где он скрывается? Финн шумно сглатывает. Иллюзия надежды и выбора пропала так же быстро, как и появилась. Скажет — его убьёт он, не скажет — сгниёт в тюрьме. Выбор, безусловно, есть, но точно не в его пользу. И, словно в доказательство его мысли, Элизабет произносит: — Ты не хочешь говорить, потому что знаешь, что он тебя найдёт? Кивок. Элизабет знает. Знает, какого это прослыть предателем в преступных кругах. Уж лучше сразу положить голову под секиру, чем попасться. Потому что пытки настолько невыносимы, что даже смерть будет казаться легким вариантом искупления. Кенни умеет предавать. Умеет вовремя переметнуться и не получить абсолютно ничего. Предать свои и принципы и своих людей. Потому что так выгодно. Или это они, бывшие друзья, предают его, потому что не знают, с кем имеют дело? Потому что не знают истинного мотива Кенни и его подноготную? Желание растоптать ботинком развращенный ком становится всё притягательнее. — Мы обещаем тебе защиту, — Ханджи всеми силами пытается показать, что Финну нечего бояться. Не потому что они поощряют его действия, а потому что только так могут узнать правду. Лицемерие и вранье — всё в срывающихся с языка словах. Но ужас и страх действуют на мозги сильнее. Чёрное, признаться, всегда выглядит ярче белого. — Чего стоит ваша защита? — почти переходя на смех, говорит Финн. — Если ему захочется, он достанет везде. И перебьет всех, кто ему помешает. — Ну, я же ещё здесь, — подает голос Элизабет, засовывая руки в карманы. — Ты выдаешь не самого Кенни, а его дружка. Да и «если бы» здесь никакой роли не играет. Либо ты говоришь здесь и сейчас, либо в корпусе с парочкой переломанных костей. Решать тебе. Иллюзия выбора, которого и так нет. Тем не менее приём срабатывает — это видно по тому, как Финн смотрит немигающим взглядом в землю, чуть ли не проделывая в ней дыру. Выбор ему, безусловно, дали, но разве это можно так называть? Скорее тонкий намёк: говори или мучайся. И рассудок выбирает первое. Хотя понимает, что в этой ситуации слово «выбирать» никак неуместно. Стоит только смириться и выложить все карты на стол. Рубашкой вверх. — Ладно. Я знаю не так много. Обычная шестёрка, как никак… Но среди наших ходили слухи о том, что…***
Чёрный плащ терпеливо выжидает на вешалке, пока девушка надевает портупеи и крепежи для устройства пространственного маневрирования. Пальцы ловко затягивают кожаные ремешки, пока на лице играет легкая улыбка, резко меняющаяся сосредоточенностью. Забрать одежду из закрытого бара было довольно неплохой идеей: Элизабет чувствует себя в ней наиболее комфортно, чем в форме Разведкорпуса. Светлые оттенки никак не сочетались бы с цветами ночи — мрачными и безысходными. В них она бы чувствовала себя чужой. Чужой там, где привыкла находиться всю жизнь. В тени. — Закрыто, — информирует Герман, дергая за ручку двери. Пока Карл находится временно в тюрьме, ожидая суда, бар пришлось прикрыть. Окна, из которых обычно струился яркий свет, теперь непривычно темны и занавешены с обратной стороны какими-то пожелтевшими со временем тряпками. Судя по красным пятнам от вина — испорченными скатертями. Рядом с дверью табличка, с выцарапанными наскоро буквами: «Временно закрыто». Временно… — Секунду, — Люси копошится в карманах, ища отмычку. — Зачем так заморачиваться? — спрашивает Джейкоб и, не дожидаясь ответа, упирается рукой в стену, замахивается и бьет ногой по двери в районе замка так, что ручка отваливается и падает с громким лязгом на брусчатку. — Опять за своё? — Элизабет открывает выломанную дверь. — Не опять, а снова, сестрёнка, — парень заходит внутрь бара. — В этот раз я на склад не попрусь, — ворчит Люси, убирая отмычку обратно и догоняя друзей. Лёгкая улыбка снова появляется на лице Элизабет, когда она понимает: куда бы жизнь не закинула их, они всегда будут оставаться такими же. И за это поистине нужно бороться. Бороться за самое дорогое и близкое, что у тебя есть. Даже ценой собственных ран и жизни. Ещё раз убедившись, что портупеи застегнуты крепко, Элизабет подходит к вешалке. Проводит рукой по льняной ткани плаща, расправляя капюшон. Тёмный тон задаёт особое настроение. Сердце снова начинает отстукивать секунды до погружения в полнейший азарт. Девушка надевает плащ и проверяет оружие: трость-клинок в ножнах, один нож в сапоге, остальные спрятаны по всем карманам жилетки, надетой поверх хлопковой рубашки. Револьвер взят на всякий случай, так как действовать Элизабет планирует скрытно. Пули и разбитые лица она оставит Джейкобу, пока сама будет довольствоваться лишь четкими ударами клинка, не наводя суеты. — Ты готова? — Ханджи приоткрывает дверь и просовывает голову через узкий проём. — Да, — Элизабет поворачивается на небольших, сделанных специально для практически бесшумного передвижения каблуках и выходит за дверь.***
Подземный город вновь встречает запахом сырости и гнили. И через несколько часов к ним ещё добавится и запах крови, уже ощущающийся на языке металлическим привкусом. Какой раз за день они возвращаются сюда? И сколько ещё раз придут в будущем? Элизабет вновь прокручивает слова, сказанные Зое перед операцией. «Ты и Герман идете вдвоём. Доходите до отмеченного места на карте и оцениваете обстановку». Мужчина держит план Подземного города, и даже с такого расстояния девушка видит ярко-красный крест, больше напоминающий могильный. Элизабет пытается сориентироваться и представить примерное место, куда они попадут. На ум лезет только факт большого наличия охранных постов. Это смутило девушку ещё раньше, когда она только «знакомилась» с Подземным городом. Оказывается, всё это неспроста. Наличие охраны на каком-либо месте всегда определяет его важность. Значит, важность заключается в защите наркобарона? Вполне логично. Элизабет уверена, что половина из этих людей работает не за деньги, а за хорошую дозу убийственной «чуйки». Мерзость. Вот и первые фрагменты здания появляются вдалеке. Элизабет щурится, пытаясь уловить глазами хоть какое-то движение, чтобы сразу выработать стратегию. Но с такого расстояния видны только бордовые стены и мелькающий в окнах свет. Здание двухэтажное, но выглядит довольно сносно, учитывая то, в каком месте оно было построено — в муравейнике, где в одном домишке живут по двое-трое семей. Ведь Подземный город изначально был построен как убежище в случае нападения титанов. Хотя сейчас это больше промышленная составляющая: множество заводов и шахт разбросаны по всей площади трущоб. Рабочий класс живет в так называемых прилегающих домах, которых естественно не хватает на такой объем мирного населения. Да и королевская знать не торопится что-то менять. Им выгодно, что несколько десятков людей каждодневно трудятся «на благо человечества». — Ты что-нибудь видишь? — спрашивает Элизабет, надеясь, что у Германа зрение получше, чем у неё. — Нет, — оба заворачивают за угол. — Залезем на крышу и посмотрим. И да, — блондин оборачивается и постукивает по УПМ, — отключи привод от газа. Элизабет возится с механизмом, а затем молча кивает. Отключать газ необходимо для бесшумного передвижения. Безусловно, летать на таком УПМ невозможно, но залезать на дома и карабкаться, используя для подстраховки тросы, довольно хорошая идея. Девушка уже и не помнит, откуда узнала о такой возможности, но, наверное, это придумал сам Герман. Мужчина выпускает тросы и начинает карабкаться, упираясь ногами в стену. Элизабет повторяет маневр и чувствует, как сильно напрягаются её мышцы. Нога снова отдала болезненной пульсацией, но девушка терпит, понимая, что это временно. Финальный толчок, и под ногами ощущается твердая поверхность шифера. Даже с крыши одноэтажного дома хорошо проглядывается массивное строение в бордово-бежевых оттенках. Цветах богатства и власти. — Смотри, — блондин указывает вниз. — Двое на воротах, четверо охраняют главный вход. — Залезть с другой стороны или через окно не получится? — девушка присаживается на корточки. — Можно, но нужно, чтобы кто-то один контролировал ситуацию внизу. — Надо действовать тихо, иначе привлечем всю охрану на расстоянии пятидесяти метров, — Элизабет поднимает взгляд на блондина. — Я понимаю, — Герман закуривает, протягивая спички Элизабет. — Меня бы с тобой не поставили, если бы пришлось наступать открыто. Мужчина прав. Они с Элизабет привыкли действовать в тени, ограничиваясь лишь жестами и «немыми разговорами». Им не нужны крики и вопли — им нужна только главная цель, для достижения которой придется прибегнуть к любым средствам. «Убивайте по необходимости. Не устраивайте бойни, фокусируйтесь только на Грине. Его смерть — единственное, что от вас требуется». Если бы можно было ограничится лишь одним убийством… Но промелькнуть незаметно через столько охранников, не устраняя их, невозможно. Они ведь даже не знают, что ждёт их внутри. Может, придется выкосить всех, заметая следы. А, может, Мартина здесь вовсе нет, и он отдыхает где-нибудь в баре, играя со своими друзьями в покер? — У меня с собой нет, — Элизабет останавливает мужчину, возвращая ему спички. — Второпях собиралась и забыла пачку в Разведке. — Пополам? — Герман стряхивает пепел. — Договорились. Выкуренная наполовину сигарета передается в руки Элизабет, и та принимает её безоговорочно. Они с Германом часто так делали в то время, когда были моложе, и им не продавали, ссылаясь на возраст. Приходилось стрелять у незнакомых мужчин, которые почему-то всегда давали только одну. Табак в то время был дорогим, поэтому приходилось извращаться и чуть ли не карандашом помечать ровно половину. «Скуришь больше — получишь подзатыльник», — это было их с Германом условие, которое соблюдается и по сей день. — Так, — девушка поднимается и подходит ближе к краю. — Ты пойдёшь снизу, пока я поищу сверху вход или какое-нибудь открытое нараспашку окно? — Давай, — односложно отвечает Герман, а затем добавляет. — Встретимся в здании. — Удачи, — бросает Элизабет, туша сигарету сапогом. — Удача — это миф, — завершает диалог Герман, спускаясь вниз, оставляя девушку одну.***
Если не удача, то уж точно везение сопутствует сегодня Элизабет. Окно второго этажа медленно открывается, и оттуда высовывается голова охранника, начавшего очень вовремя курить. Девушка прижимается к стене, чтобы мужчина её не заметил, а затем медленно цепляет тросы за стену чуть ниже, чем подоконник, и начинает карабкаться. Достигает нужной высоты и, повиснув на веревке, достает клинок. Отталкивается от стены, хватается рукой за подоконник и влетает в окно, сбивая мужчину с ног. Думать нужно быстро, поэтому Элизабет со всей силы ударяет охранника обсидиановой рукояткой в висок. Подхватывает падающее тело и аккуратно кладёт на пол, предотвращая создание шума. Девушка осматривается. Много дверей. Слишком много, чтобы точно сказать, в какой находится цель. И находится ли она вообще на этом этаже? Большая лестница ведёт на первый этаж, и Элизабет хватается за перила, заглядывая вниз. Видит небольшое движение за спиной одного из врагов, а затем замечает руки, крепко сжимающиеся на его шее. Значит, Герман уже здесь. Остальные двое о чём-то разговаривают и, кажется, не собираются отходить друг от друга. Стоят около большой двери, явно отличающийся от остальных. «Наличие охраны на каком-либо месте всегда определяет его важность.» Блондин указывает на одного и переводит палец на Элизабет, затем на второго и показывает на себя. Девушка кивает и встаёт ногами на перила, удерживая равновесие. Часы в голове отсчитывают. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Оттолкнувшись, девушка начинает падать вниз. Герман подбегает и захватывает одного сзади, пока другой оборачивается назад, но тут же оказывается придавлен сверху. С Элизабет слетает капюшон, но она успевает зажать рот сопротивляющемуся. — Тшш, тихо, — шепчет на ухо, а затем перерезает горло одним чётким движением. Две лужицы крови превращаются в одну большую. — Нужно замести следы, — Герман убирает клинок в ножны. — Ты сама разберёшься? — Да, иди, — девушка прижимается ухом к двери, прислушиваясь. Тихо. Вдохнув глубже, Элизабет распахивает дверь, быстро влетая в комнату. На кресле из кожаной обивки сидит он — Мартин Грин. На столе стоят дорогостоящий ром и папироса, на шее — золотая цепь. Упитанное лицо мужчины поднимается наверх, а узкие глаза становятся ещё более маленькими, когда он начинает щуриться, пытаясь понять, в чём дело. Но Элизабет, не теряя времени на объяснение, подбегает, хватает Грина за ворот и тянет через стол на себя. Откормленное на чужих страданиях тело падает на пол, а девушка замахивается клинком. Но её останавливает его голос: — Я ждал. Элизабет вопросительно смотрит на мужчину, но её клинок продолжает впиваться острым лезвием в грудь. Повисает неприятная тишина, нарушаемая только продолжительным капанием из бутылки белого рома на пол, опрокинутой чуть ранее. — Ты знал? — девушка позволяет задать себе вопрос. — Нет, — слова наркобарона сопровождаются кряхтением. — У тебя просто не было выбора, как и у нас всех. — С чего ты решил? — Элизабет прорезает рубашку мужчину, еле сходящуюся на отъеденном животе. — Всё было предопределено, — Мартин пытается вдохнуть. — Каждому хищнику положена жертва. Ты нашла меня и должна убить. А я должен умереть. Где выбор? И какова его цена? — Цена свободы, — Элизабет твёрдо стоит на своем. — Свобода… — Грин позволяет себе улыбнуться. — Тогда какова её цена? Ты, вроде, борешься за справедливость. Но разве можно называть справедливостью то, что ты без разбора убила моих людей? Которые понятия не имели, что натворили и чем заслужили это, — Мартин хватает девушку за шею, притягивая ближе. — У которых тоже не было выбора, кроме как служить мне. — Это… — девушка запинается. Сомнения оттягивают истинную мораль, на которой Элизабет стояла считай с рождения. Слова капитана единственное, на что она может сейчас опираться. — Это необходимое зло. — Но это не свобода, — изо рта мужчины пахнет перегаром, от чего у девушки кружится перед глазами. Или же это мысли, которые словно трупные мухи, витают у Элизабет в голове? «Главное — убить. Чтобы он тебе не сказал. Помни цель. Помни, ради чего ты сюда пришла!» Ради чего? Элизабет отклоняется назад. Она не может сомневаться в себе. Не может. Но почему всё то, что сказал ей Мартин выглядит так правдоподобно? Почему свобода для одних людей зарабатывается смертью других? Почему цена так высока? — Вы с Кенни боретесь за одно, — Грин приподнимается, насколько позволяет его положение. — За свободу. За эту блядскую свободу, который ни черта нет. Её просто не существует. Потому что мы, люди, не можем жить, не причиняя боли другим. Это заложено в нас ещё сотни веков назад. «Помни, зачем ты здесь. Помни!» — Значит, — девушка вжимает тело Грина сильнее. Комната пропиталась потом и ромом, пока в голове всё перемешалось. — Я готова заплатить такую высокую цену. — За свободу? — И за справедливость. Прозвучало как тост, если бы не капли крови, забрызгавшие пол и лицо девушки. Глаза Мартина закатываются, и его тело содрогается в конвульсии. Элизабет приподнимается, но понимает, что на ногах устоять может только с трудом. Смотрит на тело, а затем, громко закричав, вонзает клинок снова. Ещё и ещё… Янтарные глаза налились ненавистью и яростью, пока тело Грина превращается в огромное кровавое месиво. Чертов Кенни! Чертова жизнь! Чертова свобода! Она позволяет эмоциям выйти наружу, разодрав труп мужчины до неузнаваемости. Вывернув тело наизнанку, вытаскивая печень, желудок и сердце. Распарывая кожу, словно ткань хлопковой смирительной рубашки. Проникая пальцами в самое нутро, впиваясь ногтями в белесые кости. Крик. Элизабет смотрит на собственные руки, от которых не осталось ничего человеческого, кроме чужой крови. А от неё самой хоть что-то осталось? Она, убивая каждого на своём пути, вытаскивая внутренности и упиваясь горем других, подкрепляя это лозунгами о свободе, может считаться человеком? «Цена свободы слишком велика». Когда-то это ей сказал Кенни. Тот Кенни, который знает о чём говорит. Тот Кенни, который живёт в ней самой, убивая изнутри и отравляя каждый день. Олицетворяя ту личность, которую девушка ненавидит. И сейчас, стоя над разодранным телом, Элизабет ненавидит себя. Заламывает пальцы, мечтая переломать их. Поправляет рубашку, мечтая вонзить в грудь кинжал. Держится за голову, мечтая оторвать и выбросить на помойку. И, взглянув в последний раз на кровавое месиво и замечая въедливый блеск, Элизабет подходит и срывает золотую цепь с мужчины. Это — цена за её поступок. Цена за то, во что она превратилась.