***
— Значит, это ты? — девушка обращается к Саймону, который нелепо кряхтит, когда капитан заламывает и связывает ему руки крепкой веревкой. — Ты и есть тот самый предатель, о котором упоминала Ханджи? Вопрос риторический, поэтому Элизабет получает однозначный ответ — молчание. Бывший полицейский участвовал вместе с Леви и Элитным отрядом во многих операциях, а значит был в курсе всех дел. Может, не в таких ярких подробностях, но общие сведения ему известны. Поэтому, если Саймон действительно состоит в преступной банде Кенни, карты складываются нехорошо. Ещё один козырь вылетает из рук Потрошителя на своеобразный стол, перевёрнутый вверх дном. Завязав двойной узел, Леви поднимает Саймона за голову и вынуждает пройти его к двери. — Он ничего не украл? — Элизабет взглядом показывает на карманы бывшего полицейского. Неужто шарился по ящикам и не смог спереть хотя бы что-то? Хотя ему что-то и не нужно. Нужна конкретная цель, бумажка, которая бы подкосила их репутацию и, может, вылила бы что-нибудь неприятное. Как горячий кофе на выстиранную рубашку. — Нет, — капитан отпирает дверь свободной рукой. — Только порядок и чистоту моего кабинета. Девушка смотрит на вёдра, стоявшие в одном из открытых шкафов, а затем на кипу документов, которые она ещё не успела прочесть. Хитрый план созревает в голове, и Элизабет подавляет желание ухмыльнуться, чтобы небольшая уловка выглядела правдоподобнее. Она понимает, что капитан в два счета словит её на этом, но почему бы не зайти издалека? Поиграть в мастера убеждений и подстроиться под ситуацию, убив двух зайцев одним выстрелом? Она обязана прочитать ещё хотя бы парочку отчётов, чтобы точно убедиться в том, что именно скрывается там, снаружи. — Если тебя это так волнует, то я могла бы убраться здесь. — Нет, — просто и категорически. Леви никому не доверит своё личное пространство. Свой порядок, выстроенный на шершавой поверхности карточным домиком. Чуть покачнётся — разрушится с концами. А потом всё сначала. Вот только этот жест вежливости со стороны Элизабет звучит уж слишком подозрительно. Может, действительно хочет помочь, якобы заглаживая вину за истерику в туалетной комнате, а может… — Ну и что ты удумала? — уж лучше спросит, чем будет гадать. Потому что понимает, что врать девушка не будет. Не в её натуре — вилять или убегать от вопроса. И это, признаться, заслуживает уважения. Если бы ещё поубавить её жаркий пыл и желание добиться цели, идя напролом и ломая все дозволенные рамки и устраивая полный хаос, из неё получился бы хороший солдат. Хотя и без этого держаться стойко и управлять клинками девушка умеет хорошо. А дисциплина — дело армии. Но таких, как Элизабет, наверное, даже она не пробьет. — Хочу узнать побольше про жизнь в Разведкорпусе, — девушка поднимает листок и немного встряхивает его. — Всё равно эти бумаги — вряд ли военная тайна. — Уверена? — Кенни говорил, что секреты нужно прятать либо под замком, либо в подвале, либо в трусах. — Тц, — Леви закатывает глаза, явно не оценивая шутки. Затем, проанализировав ситуацию и поняв, что Элизабет нет причины громить его кабинет, да и если это выйдет как всегда случайно, то терять уже нечего. Вряд ли, собирая бумаги с пола, можно изуродовать кабинет своим присутствием. Впрочем, раз девушка так интересуется армией, то Леви не против показать ей, что это такое. — Ладно. Только если нагадишь ещё больше, то я турну тебя из разведки на лютый мороз без третьего пункта. А Элизабет в ответ только хмыкает: — По рукам.***
Статус миссии: провалена. Всего солдат: 50 Потери: 30 Пропавших без вести: 5 Раненых: 7 Элизабет пробегается по уже третьему отчёту, вычитывая огромную таблицу с неизвестными ей именами, которые отпечатываются в её памяти нестираемой краской. …придавлен упавшим деревом. Скончался на месте. …съедена заживо 10-метровым. …лишился ноги. Отправлен в госпиталь на лечение. …пропал без вести. Элизабет дочитывает отчёт до конца немигающим взглядом. Отложить листок не хотелось — хотелось забыть всё то, что там написано. Временно разучиться читать. Не потому, что смерть или раны — это что-то страшное для неё. А потому, что и за стенами и внутри них — одно и то же. Та же мерзкая, пропитанная кровью и потом обстановка. Не жизнь, а выживание. Вечная борьба за свободу. Подняв все бумаги с пола, девушка опускает тряпку в ведро, выжимает и присаживается на колени. Стоит всего лишь промыть тот угол, где виднелись белесые ошмётки побелки от потолка. А в целом, даже непонятно, из-за чего стоило раздувать весь этот концерт по поводу грязи. Из-за Саймона — да, здесь уже стоит задуматься о государственной измене. Но, по мнению Элизабет, капитана больше задел именно факт грязи и разбросанных документов вместе с какими-то личными вещами. Ну, у всех свои тараканы. Всё же она пришла сюда не за этим. Хотя основную задачу, которую она пообещала выполнить капитану, всё равно придётся завершить. Ибо она не хочет выйти в ситуации тем, кто всего лишь берет, ничего не давая взамен. Он дал ей информацию, она — порядок в кабинете. И сделка должна быть выполнена. — Никогда бы не подумала, что приду в Разведкорпус специально, чтобы помыть сильнейшему-воину-человечества-капитану-элитного-отряда-разведкорпуса-и-бла-бла-бла полы, — чуть слышно бурчит Элизабет, усердно натирая угол. Побелка довольно легко очищается, не оставляя следов, поэтому девушка слабо улыбается. Ну, хоть не проторчит здесь несколько часов. Убедившись, что остальные участки паркета чисты, Элизабет отставляет ведро в сторону, снимая перчатки. Осталось дело за малым, и уже можно будет бежать к остальным: задвинуть ящики и поставить стол на место, положив на него отчёты. Кроме них девушке на глаза попадались характеристики кадетов, уже поступивших или собирающихся поступить в Разведкорпус. И, честно, требования здесь довольно высокие. Но с учётом статистики смертности и выживаемости, надо отдать должное, что людей туда ведут не как пушечное мясо. Их готовят настолько хорошо, насколько позволяют личные способности каждого. Странно, что наиболее отличившимся дают возможно уйти в полицию. Разве никто не хочет добиться результатов лучше, помогая Разведкорпусу всем, чем только можно? Столько людей погибло в 845, а они всё ещё считают, что стены и поддержка короля спасёт их от колоссальной угрозы. Дураки. Девушка быстро задвигает каждый шкаф большого стеллажа, особо не заглядывая внутрь. Ей было достаточно той информации, которую она увидела, а шариться по личным вещам капитана — слишком низко для неё. То, что Леви позволил ей посмотреть отчёты последних миссий, уже можно считать довольно благородным. И девушка не станет испытывать его доверия. Последнее дело — перетащить стол туда, где он и должен стоять. С этим уж точно должно быть просто. Элизабет хватается руками за край стола и, наваливаясь всем своим весом, начинает толкать его вперёд, ориентируясь на примерное местоположение. Ещё несколько рывков, и мебель стоит на своём месте. Потирая запястья, девушка отходит в сторону, замечая ещё один открытый ящик, ранее скрытый за столом. И она не понимает. Присаживается и наклоняется прямо над тумбой, убеждаясь, что глаза её не обманывают. Рот приоткрывается в немом удивлении, пока руки осторожно обхватывают ящик, поглаживая гладкое холодное дерево. Синий. Серый. Красный. Нашивки пестрят так, что мир вокруг начинает тускнеть. Взгляд пробегается по каждому крылышку, каждому пятнышку, каждому изъяну. Потёртые, оторванные наспех, вытянутые из самого ада, они лежат, набивая ящик почти до краёв. Единственная память об утраченных жизнях солдат. Напоминание о том, в каком аду они живут. Крылья перепачканы кровью, и её тяжесть не даёт им взлететь. И они падают в этот ящик, изо дня в день набивая его всё больше и больше. Сосчитать практически невозможно. Элизабет не может притронуться к нашивкам, будто неведомая сила тянет её руку назад. Жёсткие нитки колются, когда девушка проводит по ним большим пальцем. Простреливают, заставляя одернуть руку и поёжиться. Кажется, она слышит их. Голоса, которые буквально кричат из ящика. И каждый простреливает в голове не хуже дробовой пули. — Я не хочу умирать! …раздавлен 7-ми метровым титаном. — Я люблю тебя, дорогой. …съедена заживо. — Прости, что так и не успела подарить тебе жизнь, малыш. …застрелилась перед операцией. Это реальность. Это несбывшаяся мечта. Плач и вопли. Щелчок. Элизабет закрывает ящик и отводит взгляд в сторону. Понимает, что всё это время не дышала. Словно слившись воедино со всеми телами, которые уж точно никогда больше не вздохнут. Капитан Леви умеет ценить человеческие жизни. Только остановить этот хаос ему не под силу. И остаётся только помнить — собирать единственный отклик человеческой души в большой ящик, чтить каждую упавшую нашивку как частичку себя. Смывать кровь с рук, не разбираясь, чья она — титана или человека, которого он не успел спасти. И винить. Вынашивать гадкое чувство тишины, заполняя его глубокими философскими рассказами. Живые должны жить ради живых. Никак не ради мертвых, кого уже не спасти. Говорить это себе каждый день, вдалбливать в голову и забивать гвоздями. Пуля проходит сквозь черепную коробку и остаётся в ней навеки.***
Элизабет выходит из кабинета, закрыв за собой дверь. И тут же встречается с голубыми глазами. — Эрвин? — девушка вопросительно смотрит на него, замечая за его спиной ещё несколько незнакомых человек. Саймона и Леви среди них нет. Главнокомандующий отходит в сторону, пока четверо незнакомцев приближаются к ней. Одного из них она узнает. — Найл Док, — в голосе чувствуется пренебрежение. Элизабет не встречалась с ним лицом к лицу. Зато с его подчинёнными разговор обычно получался коротким. — Элизабет, — ответная неприязнь. В воздухе повисает оттягивающее напряжение, которое обрывается внезапной для девушки фразой, заставляя схватиться за рукоятку клинка. — Вы арестованы за массовое убийство и за многочисленные покушения на солдат Военной полиции. Элизабет бросает взгляд на Эрвина, но тот не предпринимает ничего, чтобы остановить наступающих на неё солдат. Голубые глаза впиваются в девушку, удерживая с ней зрительный контакт. Камень верёвкой привязывается к шее, затягиваясь в узел ужасающей мыслью. Её предали. Времени на раздумья становится всё меньше и меньше, поэтому Элизабет мимолётно бросается на одного из полицейских, сбивая его с ног. Быстро поднимается и бежит к выходу, слыша сзади стук сапог и звук перезаряжающегося оружия. Нужна живой, значит будут стрелять в ноги. Девушка сдаёт то влево, то вправо, создавая помеху в прицеливании, пока сама ищет выход из незнакомого коридора, который вот-вот может кончится. Впереди груда ящиков, и Элизабет, ругнувшись, пролетает между ними, всаживая несколько заноз в плечо. А они все бегут. Девушка дышит ртом, уже теряя координацию. Где она находится? Панический ком сглатывается вместе со слюной, пока в голове всплывает примерный план корпуса. А они всё ближе. Элизабет сворачивает направо. Врезается в холодную, отдающую запахом краски стену — тупик. Выстрел. Пуля пролетает между её ног. Девушка поднимает голову, и янтарные глаза встречаются с глазами Найла — тёмными и жестокими. «Нет уж, Док. Сегодня я так просто не отступлю». Оттолкнувшись от стены, Элизабет летит прямо на Найла. Лезвие блестит в её руке, и мужчина замечает надвигающуюся угрозу. Девушка ставит ему резкий ультиматум: либо ты отходишь, либо клинок впивается тебе в печень. Иллюзия выбора. И он принимает его, шарахаясь в сторону. Девушка продолжает бежать уже в противоположном направлении. Замечает первые очертания ступенек, ведущих вниз. Предстоящая победа снимает тяжесть с груди. Она уже близко. Элизабет скатывается с перил, а затем заворачивает вправо, к выходу. Главные двери Разведкорпуса встречают её, и впервые девушка им рада как никогда. Выбежит на улицу, а затем скроется, и дело с концом. Тут из поворота неожиданно появляется знакомый силуэт капитана. Ну, хоть он поможет ей или хотя бы не будет препятствовать. Но Леви делает абсолютно обратное. Он резко выкидывает ногу, и девушка, споткнувшись через неё, падает на бетонный пол, прокатываясь несколько сантиметров, стесывая себе локти и колени. — Какого чёрта?! — Не беги, — капитан поднимает и толкает девушку вперёд. Элизабет падает прямо в руки полицейских, которые незамедлительно скручивают её. Верёвка ломает шею, пока камень с грохотом падает ей на грудь. Какого чёрта, Леви?!***
Тюрьма. Клетка. Запах сырости. Всё, как в книгах про отчаянных людей, которые обычно заканчивают либо здесь, либо в лечебнице. И Элизабет, кажется, скоро будет причислена именно к ним. Полицейские не обмолвились словом, лишь закинули её в камеру и заперли дверь. Теперь ждать либо суда, либо «смерти при несчастном случае», когда из несчастного только крысиный яд, подмешанный в еду. От трупа избавиться легко, особенно, если никто ничего не видел. Думать про Эрвина и Леви не хотелось. Хотелось лишь спросить: «Зачем?» Элизабет перелопатила все воспоминания, попыталась вспомнить, где могла облажаться, чтобы её, как последнюю шваль, выкинули сюда, так и не объяснив причины. Это из-за Грина? Из-за того, что они так и не смогли принять факт того, что девушка убивала слишком много, чтобы заслужить их снисхождение? И она снова слышит шаги, даже не подняв головы, когда кто-то подходит к её камере. — Давно не виделись. Элизабет резко вскидывает голову, поднимается и подбегает к решётке, цепляясь за неё руками, будто за шею врага. — Я смотрю, тебя неплохо жизнь потрепала, — Кенни. На его лице мелькает слабая усмешка, пока Элизабет мечтает проломить решётку, вывернуть наизнанку всю тюрьму, лишь бы дотянуться до назойливого лица. — Это ты всё подстроил, да? Ты послал за мной этих подонков? — Нечего было трупы расчленять, — одной фразой мужчина сажает Элизабет в лужу, и перед её глазами снова плывет мерзкая картина. — Будет тебе уроком. — Каким нахер уроком?! — голос становится тише, но всё также дрожит от злобы. — Нахера ты всё это делаешь?! В ответ многозначительная улыбка. — Ты убила моего товарища, я за это навел на тебя справки, вот и всё, — Кенни наклоняется ближе, и девушка чувствует как от него пахнет дорогим табаком и спиртным. — Око за око, как ты и говорила. Пальцы до побеления вжимаются в металлические прутья решётки. — Я сделала это из-за… — Я знаю, зачем ты это сделала, — бестактно обрывает её Кенни, выставляя руку вперёд. — Ты даже не пытаешься меня услышать. Ты даже не пытаешься понять, зачем я это делаю. — Ты не объясняешь, — Элизабет сводит брови к переносице. — Ты убиваешь и даже не жалеешь об этом. — Если бы я не затащил тебя в самое пекло, не пронес по всем кругам ада, то ты ни черта бы из этого не поняла. Кулак звонко ударяется по решётке, и девушка рефлекторно пригибается. — Чего ты хочешь? — Элизабет потирает стёсанные ладони, чувствуя, как ржавчина неприятно чувствуется на подушечках пальцев. — Изменений, — лицо Кенни приобретает доселе непонятное выражение лица. Кажется, впервые он говорит что-то искренне, безо всяких масок и намёков. — Я хочу изменений, Элизабет. Ты сама понимаешь, что они необходимы. Мы все устали от этой зависимости. Мы все хотим свободы. — И как ты собираешься добиться её? Перебить всех? Устроить массовый геноцид, где выживает сильнейший? Разве это не похоже на то, где мы сейчас живем?! — риторические вопросы продолжают сыпаться из уст девушки неустанным потоком. — Я перепробую все варианты, — глаза Кенни сужаются, и чем больше девушка смотрит в них, тем больше ей кажется, что она тонет. Становится ничтожно маленькой перед огромным, почти титаническим Потрошителем. Под ребрами, кажется, что-то двигается. Ужасное предчувствие настигает быстрее, чем девушка успевает подавить его. — Я перепробую всё, чтобы добиться свободы. — И если бы ты вернулся в прошлое, всё равно бы не спас её? — голос звучит хрипло. И Кенни добивает Элизабет пулей на вылет: — Я бы сам убил её. Реальность снова искажается, пока отдаляющиеся шаги Кенни слышатся как-то глухо. Девушку словно окунули с головой в озеро, и чья-то рука держит её за волосы, опуская всё глубже и глубже. Она уже не слышит собственного сердцебиения. А потом в голове слетает предохранитель, и утробный крик, подобно клинку, разрезает удушающую тишину, отдаваясь эхом в барабанных перепонках и разрывая их. — Я убью тебя, Кенни! Слышишь?! Я убью тебя!