***
Вечерело. Тучи медленно сгущались над розоватым небом, погружая город во мрак ночи. Солнце уходило за стену, и последние лучи освещали небольшие улочки Троста. Стало слишком тихо: многие люди разбрелись по своим домам на вечернюю молитву и долгий сон. Продавцы складывали нераспроданный товар тихо вздыхая. Мать несла через поредевшую толпу ребёнка, держащего тряпичную игрушку медвежонка, на руках. Кукла выглядела весьма потрёпанно, но всё также улыбалась наспех заштопанными коричневатыми ниточками. Малец прижимал игрушку ближе к себе, поправляя почти оторванный глаз-пуговичку. Элизабет отвернулась, уткнувшись носом в пропахший потом воротник рубашки. Кому игрушки, а кому хотя бы хлеба. Маленького кусочка с молоком, которое мало было на него похоже. Неизвестно, чем она питалась в детстве, ибо хлеб пах землёй, а вода — рыбой. Голод одолевал порой настолько, что можно было положить в рот песок, представляя вместо него овсяное печенье. Так казалось вкуснее. Всего на минуту. Джейкоб шёл впереди, указывая дорогу. Элизабет плелась сзади, устало высматривая каждый уголок города. — Так… куда мы идём? — спрашивает девушка, убирая руки в карманы. Ночи становятся всё более холодными. — Ты знаешь много знакомых из Троста? — весьма риторический вопрос. Образ женщины с тёмными волосами и родинкой на щеке всплывает в памяти, и Элизабет прикрывает глаза, улыбаясь. Раньше девушка утверждала, что не вынесла бы и ночи в её доме, но сейчас тёплая постель и вкусная еда единственное, чего она желает. А бойкий характер Агаты, матери Клары, можно и перетерпеть. Да и ругалась миссис всегда по-доброму, будто шутя. Однако постоянные замечания, что Элизабет не умеет мыть посуду, порой раздражают. Ну не работала она уборщицей да и тряпку в руки впервые взяла разве что у капитана, потому что преследовала собственную цель: узнать о разведчиках немного больше. Чистота её не особо волнует, может, только личная. А вытирание тарелок до блеска для Элизабет не более, чем маразм. Вот только у Агаты на этот счёт другое мнение. Джейкоб сворачивает за угол, в переулок, где находится долгожданный дом. А Элизабет тем временем не перестаёт засыпать брата вопросами, желая понять, что вообще происходит. — Что с Эрвином? — первое, что вырывается из её уст. И здесь совсем не сочувствующий подтекст. Она спрашивает: «Как он посмел так поступить?». Джейкоб замечает переменчивую интонацию в голосе девушки и, останавливаясь, оборачивается. — Ты правда думаешь, что ему было бы выгодно отправлять тебя на арест ради ареста? Элизабет шаркает сапогами по земле, подталкивая носом ботинка мелкие камушки. Она всегда так делает, когда пытается переварить только что полученную информацию. Под ложечкой противно сосёт, и девушка проводит языком по зубам, собирая слюну с привкусом голода. Такую иссушающую и вязкую. Элизабет жмурится и бьёт себя по колену, пытаясь привести в чувство мозг, который отказывается соображать ввиду пустого желудка. — То есть, он сделал это ради какой-то общей цели? И совсем не собирался отправлять меня под суд? Сдержанный кивок. — Более того, — Джейкоб возобновляет размеренный шаг, и девушка равняется с ним. — Он лично организовал операцию твоего освобождения, подключив нас. Элизабет поджимает губы. Раз уловка Смита должна была осуществиться любой ценой, то теперь понятно, почему Леви остановил её тогда, в коридоре. Если бы девушка убежала, то её бы объявили в розыск, а выдавать кого-то ещё из преступников было бы слишком подозрительно. Реализация плана бы затянулась, и тогда важные документы уже, быть может, исчезли. Кенни никогда не оставляет следов. Когда Элизабет ушла, то он, из рассказов знакомых, сжёг всё, о чём девушка знала. Нет доказательств её словам — нет проблем. Однако в этот раз Потрошителя застали врасплох. И теперь то, за чем пришли разведчики, находится у них. — Что с Саймоном? — следующий вопрос нарушает минутную тишину. — Пока что у разведчиков, в какой-то подсобке. Эрвин выдал тебя за него, сказав полиции, что это именно ты проникла в кабинет Леви, планируя выкрасть что-то важное. Ну и про убийства тоже упомянул, чтобы забрали наверняка. Смиту важно было показать, что ты не представляешь для него никакого интереса и выдать тебя — дело простое. Найл, конечно, не придурок, чтобы довериться разведчикам сполна, поэтому оставил один из патрулей в Разведкорпусе. Мы вышли через чёрный ход. — Они поверили? — Как видишь. Они прошли в тишине весь оставшийся путь. Джейкоб читал таблички на домах с номерами и названиями улиц, а Элизабет думала о своём. До чего же гениален оказывается план, придуманный Эрвином. Убить двух зайцев одним арестом: показать доверие разведчиков к полиции и выкрасть необходимые бумаги. Теперь сомнений, почему главнокомандующим стал именно Смит, не осталось. Ему подходит эта роль как никому другому. К счастью для них и к сожалению для Потрошителя, Кенни этого не учёл. Не учёл, что гениальностью отличается не только он.***
— Пришли. Элизабет смотрит себе под ноги, пока не замечает первые ступеньки деревянной лестницы. Поднимает голову наверх и вглядывается в занавешенные шторами окна, из которых струится слабый свет свечей. Он чуть подрагивает, когда ветер колышет болотного цвета занавески. Сам домик выглядит намного лучше ближайших: зеленоватые стены равномерно выкрашены, фундамент выложен из серого прочного камня, клумбы с полевыми цветами выглядят свежо. Неудивительно: Агата Хьюстон — жена известного врача, трагически погибшего семь лет назад. Что именно произошло, до сих пор неизвестно. Однако Элизабет знает правду, которую поведала ей Клара спустя несколько дней их знакомства. «Мы с тобой обе хлебнули горя, вновь теряя дорогих нам людей. Скорбь отражается в твоих глазах. Поэтому ты единственная сможешь меня понять». Но Элизабет долго не могла, ибо не помнила, почему пустая горечь наполнила её. Тогда память подводила девушку, размыливая воспоминания шестилетней давности. Она знала, что её мать погибла в горящем доме. Кенни рассказал. Но он всегда что-то не договаривал. Будто знал больше о её жизни, чем сама Элизабет, и от этой мысли становилось жутко. Что он ещё от неё скрывал?***
Джейкоб стучит несколько раз в деревянную дверь, которая пошатывается от сильной мужской руки. За ней слышится копошение и тихое ворчание. Элизабет переглядывается с братом, и оба сдерживают смех. Дверь резко распахивается, и женщина, сощурившись, осматривает прибывших. Морщины в уголках глаз придают ей более статный вид, а тёмные глаза сверкают мрачным огоньком. Чёрные, чуть поседевшие волосы собраны заколкой наверху. Украшение выглядит весьма изящно, напоминая белоснежную лилию. Агата утверждала, что это особая семейная реликвия, которая передалась ей от прабабки. — Здравствуйте, миссис… — Джейкоб не успевает договорить, как хриплый низкий голос его перебивает. — Я сразу догадалась, — Агата опирается на трость, подходя ближе. Кажется, с их прошлой встречи она стала ещё ниже. — Только такой идиот, как ты, стучится ко мне, будто специально стараясь выломать мою дверь. Она, кстати, из-за тебя и шатается. — И вам добрый вечер, — брат закатывает глаза. Миссис Хьюстон переводит взгляд на девушку, и её интонация тут же меняется на доброжелательную. — Привет, Элизабет! Давненько я тебя не видела. Девушка кивает в знак приветствия и пожимает жёсткую морщинистую руку, которую протянула ей Агата. Женщина осматривает Элизабет с ног до головы, и на её лице проскальзывают нотки пренебрежения. — Ты выглядишь… весьма неважно, — замечает миссис Хьюстон. — Я бы сказала, отвратительно. — Знаю, — Элизабет убирает руку в карман, расправляя плечи. — Ну, ничего, — Агата кивает головой, приглашая войти. — В саду есть душ, можешь сходить после ужина. Ты, наверное, проголодалась? Девушка сглатывает слюну, положительно отвечая. В животе неприятно ноет, и Элизабет переступает с ноги на ногу, косо посматривая на Джейкоба. — Неужели твой братец даже не соизволил накормить тебя? — миссис Хьюстон удивлённо таращится на Джейкоба, который приоткрывает рот, чтобы возразить, но Агата лишь отмахивается и уходит в дом с тихим ворчанием, от которого Элизабет заливается смехом. — «Ох уж эти мужчины».***
Суп с грибами, который Элизабет всегда ела нехотя, быстро исчезает с тарелки. Это уже вторая по счёту порция. Каждый занят своим делом, наслаждаясь умиротворенной тишиной и домашним уютом: Джейкоб разговаривает с Кларой, Герман тычет вилкой картошку, а Люси с любопытством поглядывает на открытую бутылку вина. Одна Агата, сидящая рядом, косо посматривает на Элизабет, видя, как бульон стекает с её подбородка на льняную скатерть. Но молчит, лишь чутко вздыхая. Серебряный канделябр тускло освещает просторную столовую. Блики от свечей нервно подрагивают в лёгком танце, сменяясь то светлыми, то тёмными оттенками. Огонь струится ровной струёй, однако ветер осаждает его сильным потоком. И пламя угасает, но затем возрождается вновь. Ночная прохлада кусает за ноги, заставляя подобрать их под себя. Аромат только что приготовленного Агатой хлеба раскочегаривает новую волну аппетита. Люси тянется к тарелке и хватает горячий кусочек, источающий сильный клубящийся пар. Подушечки пальцев обжигаются, и девушка, перехватившись, поспешно дует на левую руку, чуть сморщившись. Джейкоб протягивает ей бурдюк с холодной водой, и Люси поспешно встаёт из-за стола, подбегает к ведру и щедро льёт на покрасневшую кожу. — Очень умно с твоей стороны хвататься за только что вытащенный из печи хлеб, — замечает Клара, когда Люси вновь возвращается за стол. — Дай посмотрю. Брюнетка осторожно берёт девичье запястье, осматривая покрасневшие пальцы. Проводит по ним ладонью, и Люси стискивает зубы. — Ничего страшного не вижу. Первое время будет болеть, может, опухнет слегка. Сделаю тебе мазь из трав и через неделю от ожога не останется и следа. Пойдём. Клара вместе с Люси встают из-за стола и, поблагодарив Агату за ужин, уходят на второй этаж. Миссис Хьюстон провожает их взглядом, а затем обращается к Элизабет. — На полке на втором этаже лежат полотенца. Одежду, которую ты оставила у меня в прошлый раз, найдёшь там же, в шкафу, — Агата показывает пальцем на лестницу. Элизабет оборачивается и кивает. — Спасибо, — благодарит девушка и выходит из-за стола, вытирая лицо салфеткой. — Ну, мы тогда тоже пойдём, поздно уже… — Джейкоб потягивается на стуле, чуть зевая. — Куда ты там собрался? — нарочито спрашивает его Агата, сверкнув глазами. — А посуду кто мыть будет? Ну-ка быстро поднял задницу, взял тряпку в руки и перемыл каждую тарелочку. Герман будет носить тебе воду. И под тихий бубнёж Джейкоба миссис Хьюстон, оперевшись на трость, доходит до спальни, зажигая ещё один подсвечник.***
Ночная прохлада освежает. Элизабет спускается ватными ногами в сад и, немного подумав, снимает ботинки. Трава чуть колется, а роса будто забирает напряжение, впитывая его в капельки воды. Девушка, взяв ведро, направляется к небольшой деревянной кабинке, держа подмышкой полотенце и одежду. Луна вышла из облаков, и кроны деревьев пропускают белый свет сквозь зелёную листву. Под играющими лучами всё становится каким-то загадочным, непостижимым. Призрачную тишину нарушает ворона, улетевшая с ветки, взмахнув чёрными как смерть крыльями и протяжно каркая. Звук эхом раздаётся с других деревьев. Десятки, а может, и сотни птиц резко взмывают вверх, закрывая небо и погружая сад в мимолётную тьму. Когда черный вихрь затихает, Элизабет ставит ведро в душе и заходит внутрь, прикрыв дверь. Быстро стягивает с себя одежду, и мурашки проходят по телу, как только рубашка медленно сползает с плеч и падает на землю. Девушка хватает ковшик и, зачерпнув теплую воду, окатывает себя с головой. Проводит руками по мокрым волосам, зачесывая их назад, и задирает голову наверх. С ресниц падают хрустальные капли, блестящие в лунном отражении. Элизабет смахивает их рукой, и водяные блики перед глазами рассеиваются, открывая поистине завораживающий вид. Небо усыпано тысячами звёзд, сверкающих стальным светом. Элизабет рассматривает каждую, и в груди что-то разгорается белоснежным пламенем. Будто сквозь призму звёздного блеска можно прозреть душой; отыскать ответ среди вопросов. Найти истину в чаще лжи. И вода кажется холоднее, когда девушка вновь обливается ею, покрываясь мурашками. Руки оттирают въевшуюся в кожу грязь, и Элизабет замечает, как тело при лунном свете кажется абсолютно другим. Прозрачным. Вода смывает кровь с запястий, и мелкие капельки напоминают небосвод, усеянный таинственным блеском. Элизабет прогибается в спине, обнимая себя руками, нащупывая каждый позвонок. Проводит по ним пальцами, цепляясь за бугорки. Ведёт ниже, к ногам, покрытыми шрамами и ссадинами. Вырисовывает контур каждого изъяна, погружаясь в омут воспоминаний. Оглаживает новые раны, ощупывает — старые. Принимает своё прошлое, чтобы не забыться в будущем. Смывает старую кровь, чтобы испачкаться в свежей. Поднимается с колен, чтобы вновь упасть. Перерождается, чтобы заново умереть.***
Элизабет вышла из душа и не сразу заметила, что напротив неё кто-то стоит. Девушка поднимает голову и встречается с темными глазами, которые в красках ночи кажутся чернильными. — Весьма интересный шрам, — Агата подходит ближе и хватает Элизабет за руку, переворачивая её. На запястье, где раньше находился чёрный крест, остались лишь белесые следы от ножа. Вырезать с кожи метку было пыткой, однако девушка была готова сделать это ещё раз, лишь бы вычеркнуть те времена, когда она и Кенни неплохо сотрудничали. — Почему ты избавилась от неё? Миссис Хьюстон, кажется, абсолютно точно знает, о чём говорит. Элизабет вырывает руку и спускает рукав, прикрывая шрам. — О чём вы? — Не строй из себя дурочку, Элизабет, — Агата щурится, оглаживая рукоятку трости. — И не делай из меня идиотку. Резко поднялся ветер, и один из воронов пронесся прямо над их головами. Погода портится: тучи заполняли небо, скрывая серебряные звёзды, а луна приобрела грязно-серый оттенок. Агата, перехватив трость и освободив правую руку, одним движением задирает ткань рубашки вверх, обнажая запястье. На котором небрежно выведена черная метка креста. Элизабет молча стоит, смотря то на руку, то в узкие глаза. Янтарь в глазах темнеет, но миссис Хьюстон быстро осаждает её гнев. — Мы не заодно с Кенни уже как семь лет. Метка осталась, но я и не думала её убирать. Верность не в знаках, а в сердце. — С чего мне вам верить? — Элизабет скрещивает руки на груди. — За столько лет нашего знакомства я хоть раз выдала вас? — спрашивает Агата, и Элизабет понимает, что женщина говорит правду. Если бы миссис Хьюстон вертелась около Кенни, это было бы заметно. — Как я поняла, вы с ним враждуете. — Разве это не очевидно? — Элизабет скрипит зубами. — Он псих. — Но ведь этот псих когда-то спас тебя. Глаза девушки сверкают, и она резко вскидывает брови, не скрывая своего удивления. — Что?! — Ты разве не помнишь? — Агата выпрямляется и подходит ближе, заглядывая прямо в янтарные глаза. Морщинистая рука проводит по девичьей щеке, притягивая Элизабет ближе. Что-то ёкает в сердце девушки, а затем голову несколько раз простреливает, и девушка хватается за неё, пытаясь унять боль, пока в глазах метаются вспышки. Она наконец вспоминает.