christmas miracle.

— господин чхве, я сообщил сонхва о вашем состоянии. он сказал, что, если будут силы, нужно закончить отчёт, — гамма замолкает, улавливая тяжёлый взгляд. он не хочет этого говорить… страшно за омегу, но такова его работа. — и ещё… секретарь ким и пак сонхва заедут вечером. цели приезда они не назвали, — быстро удаляется, пока до сонного сана постепенно доходит информация он слаб, ему тяжело сразу думать о таких вещах. рядом капельница, перевёртыш… в теле лёгкая усталость, а голова немного кружится. когда брюнет всё же осознаёт суть слов, он дёргается, резко переходя в сидячее положение — хва… — шепчет тот непонятно почему осевшим голосом и не находит на лежащем рядом никаких цепей, слабо поморщившись, но вспоминает вечер. — эй, поднимайся, — более грубо зовёт уёна и опускается на подушки, смотря на лиса. — кажется, вчера ты не получил своё наказание… хочу это исправить, — дёргает трубку капельницы, убирая ту в сторону, и со сбитым от своего состояния дыханием берёт из тумбочки наручники и коробочку, которую распаковал и опробовал лишь один раз, насладившись результатом сполна. чон даже перечить не пытается: стоило лишь сонному омеге услышать грозный голос, как он тут же, дёрнувшись, почти подпрыгнул от страха и уловил взглядом, как с выдернутой иглы стали стекать капли бордовой крови. уён цепляется за любые мелочи, чтобы отвлечься от всей картины, в которой он играет лишь роль элитной игрушки. среди прислуги как-то раз прошёл слушок, что его господин хочет приобрести ещё одного перевёртыша, который бы стал центром его внимания, выражающегося отнюдь не плёткой и ошейником. чон тогда лишь мотал головой, сдерживая слёзы в зверином облике. сан — жуткий собственник, и он никогда в жизни не отдаст его. может и променяет, может и будет отыгрываться на нём, а всю ласку дарить кому-то другому, но никогда не отдаст. лис помечен, и его участь отныне состоит лишь в подчинении своему альфе. ему ведь даже жаловаться не на что: он сыт, одет, ухожен и здоров во всех физических смыслах. а жестокость старшего — излишки его тяжёлой работы, и ему просто стоит принимать это молча, без препираний. сан не просит даже, а омега тянет запястья, которые удивительно спокойный альфа скрепляет за спиной и сажает младшего себе на колени, немного оттянув мягкие волосы, проявив грубость, но её всё ещё мало. видимо, дело во вчерашней ссоре, последствия которой сказываются на силах в вечно яром парне. чхве клацает зубами, сев на кровать, чтобы, издеваясь, огладить худое тело и в пару движений и указаний оставить чона лишь в одном только свитере. усмехается, больно целуя. не глядя открывает коробочку и достаёт содержимое, с явным удовольствием сжимая бедро омеги и вновь касаясь мягкой кожи. отвлекается на сообщение, но прежде, чем ответить, кладёт на колено кольцо, что уже слабо вибрирует: некое предупреждение к последующим действиям. сан читает текст, сразу вздыхая, но отвечая «хён, приезжай, но омегу ты не заберёшь. никогда. он мой.» чхве отбрасывает гаджет и возвращается к уёну, чтобы закрепить на шее ошейник с цепью и потянуть на себя. скалится, в лёгкую закрепляя всё то же кольцо на уже возбужденном органе чона, но оставляя самую низкую скорость. наматывает цепь на руку и вынуждает, ёрзая, подползти к краю кровати, почти к своему паху. рычит, но всё равно не бьёт даже, просто прижимает к ткани брюк, уведя руку немного назад, чтобы услышать жалкий лисий скулёж. сан голоден до этого тела. хочет его безумно. просто сказались вчерашние обстоятельства. уён для него не больше игрушки, такой красивой и дорогой. глаза которого стоят многого, этот взгляд — пьянит. и эта игрушка думает о чём-то лишнем специально, чтобы не смотреть в глубокие карие и не вспоминать вчерашний озлобленный взгляд. боль — весь спектр эмоций малыша. сан целуется с укусами, сжимает бёдра с завидной силой и всегда помечает его, будто кто-то в состоянии его забрать. господин любит, когда это тело отвечает на грубости возбуждением, а лисья природа доводится до жалкого щенячьего скулежа, уён — ненавидит. как и все собственные проявления слабости. когда ёрзает по постели вслед за стальной цепью, в которую зубами цепляться смысла нет, потому что ничего не произойдёт. когда скулит жалостливо, почувствовав чужое возбуждение через ткань брюк и свою самую большую ошибку в жизни — бергамот, что вновь заполняет лёгкие, выбивая очередной жалкий скулёж, только теперь наполненный капелькой возбуждения. ён до звёздочек перед глазами сейчас хочет всего и сразу: касаний, поцелуев, оргазма. острый носик утыкается на пару секунд в источник любимого наркотика, пока его не хватают за волосы, выбивая всхлип. пускай. он уже привык тянуться за вниманием, которое выражается в грубости. ему до жути мешает думать вибрация на собственном возбуждении, которое заставляет слюну быть более вязкой. младший сглатывает, опуская виновато уши и всё ещё глядя куда-то в сторону. крепкая ладонь на бедре, сжимающая молочную кожу, вторая, на которую намотана цепь — они кажутся куда интереснее пары антрацитовых глаз, взгляд которых заставляет чувствовать себя каждый раз по-разному. чон никогда не посмотрит в них просто так, исключение было только вчера, но только для спасения старшего. он всё ещё слишком дорог хрупкому сердцу лисёнка, который сейчас вновь выгибается от усилившейся вибрации, прокусывая собственными клыками пухлые губы. сан усмехается, держа в руке маленький пульт управления. любит так играть, когда этот омега полностью в его власти, хотя кажется, что уже нечем управлять. приказывает сесть ровно, чтобы видеть подрагивания и ерзания тела. быстро щёлкает ключами и креплением, оставив руки лиса впереди, чтобы тот мог сделать ему приятно. обходит со спины, немного дёргая к себе за бёдра. теперь ему открывается вид на идеальные молочные бёдра, чью однотонность украшают мелкие шрамики и не совсем зажившие царапины. всё это — следы страсти, жажды нанести удар ради реакции, сладостное чувство подчинения, управления чужим телом, действиями омеги. чхве сбавляет вибрацию и находит в том же ящике пробку среднего размера, которая вскоре уже заполняет уёна, что так красиво дрогнул. младший не кричит от резкого действия, лишь опускает ушки и взгляд, поскуливая, будто он шавка бездомная, которую пнули в очередной раз тяжёлым ботинком в бок, а не домашний ухоженный лис с янтарными горящими глазами оттенка крепкого виски, хотя по ощущениям всё именно так. чон дрожит всем телом и стучит пушистым хвостом о простыни, впиваясь длинными острыми когтями в них же и глотая несколько вскриков, смешанных со стонами. лисёнок боится, что от его крика будет только хуже, хозяин ведь всегда злится из-за лишних звуков. тело неконтролируемо дрожит от каждого прикосновения, а с глаз падают горячие слёзы, когда старший пару раз звонко рассекает воздух ладонью, оставляя краснеющие силуэты на мягкой коже. сан сажает чона на колени и вновь обходит, жадно впиваясь в сладкие губы и игнорируя лёгкое жжение на своих. заставляет посмотреть в глаза, резко увеличив интенсивность вибрации до максимума, упивается сбитым дыханием, чтобы дать телу напротив расслабление, оставив первую скорость. уён зря оголяет клычки от такого воздействия, насильно, но лишь на пару мгновений смотрит в тёмные омуты, на что собственный хвост отзывается изящным взмахом. его внутренний лис любит власть и показывает гордость через смирение, потому что такова его природа, которую бы вырвать из себя, но как минимум сейчас об этом всё ещё мешает думать собственное неровное дыхание, что сбивается к чертям, когда на собственном возбуждении чувствуется сильная вибрация, но остановка оргазма ничем не помогает, лисёнок всё равно уже не принадлежит сейчас своему разуму. альфа держит в руке цепь и выдыхает томно, когда смотрит на дрожащего омегу, которому в один рык приказывает приняться за брюки. эти приказы нельзя игнорировать. они обязательны к исполнению. сложно? возможно ли вообще? нет дела. уён должен. чхве не даст поблажки, он просто ударит или заставит ощутить свою вину в полной мере, а это уже сразу несколько вариантов развития событий. но чон лишь вздрагивает, уже давно зная, что будет, если он ослушается, и дрожащими руками расстёгивает пуговицу и ширинку альфы, стянув лишние ткани и подавляя короткий рвотный рефлекс. он чуть не захлёбывается в горячей вязкой слюне, смешанной с солоноватой предсеменной жидкостью, и прокашливается, когда не чувствует сильного натяжения цепи. в голове вспоминаются первые дни жизни здесь, когда сан даже не пытался быть нежнее, брал грубо и приучал к жестокости, подавляя в зародыше надежду на ласку и жалость. лис тогда отнекивался, кричал, плакал и часто оборачивался в зверька, чтобы спрятаться. тогда начались цепи, ошейники и наручники. кажется, именно тогда он начал осознавать, что они излишни, но ведь тогда они просто служили для того, чтобы удерживать лиса в спальне и не пускать его никуда дальше ванной и кухни. сейчас же альфа вновь вынуждает подавиться слюной, натягивая цепь до ноющего чувства в руке, и снова отпускает, дав пару секунд на то, чтобы перевести дыхание. хватается за мягкие волосы и толкается глубже. дышит сбито так, что аж с хрипом и добавляет поспешно скорость вибрации на кольце, чувствуя легкое касание острых клыков и дрожь. брюнет смотрит с упоением, приоткрыв губы и сжимая в руке железо, даже не дергая его, потому что омега и так доставляет удовольствие. лис секундно прикусывает член от возбуждения и всё так же скулит, когда его хватают за волосы, а головка толкается в глотку, вынуждая задерживать дыхание на бесконечно долгие секунды. перевёртыш позволяет себе дышать только тогда, когда чувствует горячее семя частично в горле, на языке, губах и лице. господин находит в этом свою эстетику, уен — не понимает, молча соглашаясь с мнением хозяина и поднимая глаза в умоляющей просьбе, которую они понимают на ментальном уровне. яркий взгляд всё сильнее мутнеет, а тело бурно реагирует на любое касание против воли своего владельца. сан лишь отключает игрушку, не дав кончить. знает, что чон был близок к оргазму, но когда в их играх всё было так просто? оргазм еще нужно заслужить, поэтому перевертышу оставалось только послушно ублажать хозяина, игнорируя собственное желание и очищая тело альфы от спермы. дыхание у омеги сбито, губы припухли и привлекательно покраснели, а тело подрагивало, требуя касаний. прекрасен. сан возобновляет работу кольца, опускаясь на мягкие простыни и смотря на сидящего на коленях лиса. его член подрагивает, а от головки к бёдрам стекают блестящие ниточки смазки; даже свитер не портит картины, пусть чхве и снимает тот, дав секундную свободу запястьям. теперь он видит полностью голое тело и готов сейчас же заменить пробку своим возбуждением, которое понемногу охватывает организм. уёну становится резко противно от самого себя, противно от собственной мысли, что ему хочется прикосновений и поцелуев своего господина. однако становится плевать, когда тело лижет прохладный воздух, а чуткий слух ловит слова альфы. — хва не заберёт тебя. ни ему, ни кому-то другому не нужен такой омега: дюже послушный, любящий боль. сану нет дела до того, правда ли лису нравятся все эти издевательства, он просто хотя бы словами доказывает себе, что его игрушка будет с ним и никто не коснётся её лишний раз. сонхва может. его секретарь тоже будет тут. и даже если вся прислуга встанет на сторону чхве, то охрана пака и ким заберёт омегу, никого не спросив и не подумав о чужом мнении. младшему хочется возразить, но злить старшего — нет, поэтому приходится молча терпеть форменное насилие через жалкий скулеж, приводя себе единственно верную истину: чон — послушная игрушка в руках своего владельца, которую никто не смеет забирать, иначе по возвращению ему будет ещё больнее. не выдерживая, младший ненамеренно злит чхве и плачет уже без стыда: разницы уже всё равно не будет. старший с рыком тянет блондина за руку на себя, чтобы омега лёг на его бёдра животом, и заставляет кожу обжигающе гореть от звонких шлепков, коих становится всё больше и больше. младший тихо скулит, провоцируя на новые удары. в голове отдаётся вчерашняя драка и те слова пака. чхве в мгновение ока звереет, грубо поставив уёна на четвереньки, и снимает с себя брюки, быстро раскатывая по члену презерватив, параллельно убрав пробку, и заполняя младшего. брюнет бьётся бёдрами о бёдра, рычит и сжимает слабое тело. ставит максимальную скорость вибрации и вбивается в податливое тело с таким остервенением, что страшно становится. не отмечает, как уён слабеет в руках, явно кончая. сан продолжает поступательные движения, теперь склонившись к спине лиса и оставляя на ней яркие засосы и отметины. он зол, теряя себя в ярости, а перевёртыш просто был рядом. он всегда «просто рядом», всегда страдает, непонятно за какие грехи, когда старшего охватывает резкая злость, которая затмевает даже вчерашние побои. просто затмевает собой всё. ему хочется присвоить итак своё. сильнее, больше… его ярость и не такое может сделать. в это время тело перевёртыша вновь обмякает под чужими толчками, и лисёнку остаётся только тихо тявкать в особо грубые моменты. его внутреннему лису это нравится, нравятся эти грубые укусы, метки и движения внутри чуткого нутра. иногда он совсем не понимает влечений своего зверя, наплевав на свою выдержку и падая вниз, перед этим вытянув зацепленные наручниками руки вперед. сану нравится вид избитого омеги, находящегося в полуобморочном состоянии, когда уён не в состоянии даже думать. хочется просто упасть в небытие после тихого полурыка рядом с дёрнувшимся ушком, но ему не дают покоя, снимая чёртово кольцо, натягивают цепь сильнее, пока чон ловит тусклым взглядом шрам на руке. он оставил его в свой первый раз, когда не знал, каким может быть альфа. губы трогает короткая полуулыбка от воспоминаний, ведь тогда было много крови: внутри омеги от огромного напора без особой подготовки, на его губах от собственных клыков и чужих укусов и на руке хозяина. ему не дают опомниться, наконец целуя, но всё так же грубо. лису показалось, что даже немного отчаянно, будто пытаются остановить необратимое, как это бывает когда кто-то теряет что-то неизбежно, но пытается доказать обратное. лисёнок даже не имеет право на сопротивление, рассматривая тусклыми янтарными зрачками чужие припухшие губы, надрывно дышащие после жестокой расправы взамен вчерашнего затишья перед бурей, крепкие руки, грубо прижимающие за талию, и цепь, все так же сильно притягивающую младшего к крепкому телу. уён не видит в ней нужды уже долгое время: он никуда не сбежит и не уйдет от того, к кому сам себя прицепил, заранее зная итог таких чувств. плевать. главное, что он кому-то принадлежит, значит, наверное, нужен. чон хмыкает от этой мысли, всё также доверчиво укладывая голову на грудь старшего, прикрывая глаза и осторожно укладывая ладонь на место рядом с сердцем. бьётся бешено и сбито, заставляя выдохнуть с мнимым спокойствием. его хозяин рядом, и большего ему сейчас не нужно.