Отражение

Зима пролетела вмиг, хотя Тому казалось, что время течёт патокой. За этот период они успели до конца выходить Оберона, прочитать книги по зельеварению и трансфигурации, а также ознакомительный справочник по волшебному миру, узнав множество аспектов магии, её использовании и про чистокровных, полукровок и маглорожденных. «Самые низшие волшебники», — думал Том и сокрушался тому, что они с Гермионой могут оказаться именно ими. Не стоило всё же отметать версию с полукровным происхождением, так как родителей они не знали лично. Фамилии Реддл в «Священных двадцати восьми», написанной по предположениям Кантанкерусом Ноттом, чье имя есть в записях, не оказалось. Однако, когда сестра внимательно изучила родословные, то пришла к выводу, что некоторые семьи вымирают из-за близкородственных браков, что обычно провоцировало либо бесплодие, либо отклонения разного характера у детей. Том не считал брак между родственниками чем-то необычайным лишь потому, что в волшебном социуме, видимо, важнее всего являются родословная и чистота крови, которую пытаются сохранить семьи двадцати восьми. А это значило то, что у некоторых магов искаженное восприятие на те вещи, которые для маглов — да, теперь эти люди только бесполезные, ничтожные маглы — скорее отвратительны и неподобающи. Билли все так же был задирой, круглым идиотом и грудой тупости, какую Том ещё не видел ни в одном ребёнке, даже в той же Шелби. У неё хотя бы хватало мозговых извилин и собственных умозаключений, чтобы сторониться Гермиону, всё чаще остающуюся с другими идиотами, пытающуюся расширить свой узкий круг общения. К сожалению, тут Том не смог найти решение — или манипуляцию — для того, чтобы сестра не обращала своё внимание на бесполезных смертных. В конце концов, зачем ей ещё кто-то, когда есть он? Том не понимал эти вещи. Любознательность Гермионы иногда могла привести к травмам, которые Коул или брезгливая, набожная старая медсестра не посмеют лечить. Благодаря Оберону и его целебной слюне, в которой Том не был так уж и уверен, сестра в короткий срок времени вставала на ноги, практически с разбегу нарываясь на новые неприятности, несмотря на её чопорность и приверженность ко всем существующим правилам мироздания, которые она блюла, словно весталка. Гермиона слишком интенсивно штудировала книги, уделяя большое внимание зельеварению, и бросила чепуху под названием «прорицания», которым была уделена целая глава, расписанная на сорок восемь страниц. Том посчитал это расточительством и сам сел читать про «чепуху» и… Чепухой эту отрасль магии назвать было сложно. Практически невозможно, если уж на то пошло. Потому что прорицания открывали столько возможностей для волшебников! Знать будущее или… — Чушь, — говорила сестра и демонстративно отворачивалась, прячась за веером волос и вызывая подозрение таким поведением. Весна удивила близнецов ранним приходом оттепелей и подснежников, которые рвала Гермиона под суровый взгляд Коул, считавшей такие действия вандализмом против природы. Вероятно, смотрительница не знала, кто именно такой Дамблдор и кто они такие. Иначе, по мнению Тома, побоялась бы взглянуть на них. Когда сестра перестала носить мешковатые одежды и влезла в свои прелестные платьица, Том мог безнаказанно прочерчивать по плечам и остро выпирающим ключицам невидимые простому взору дорожки, ломанные линии, всенепременно заканчивающие свой путь около шеи. Ему нравилось прикасаться к сестре. Это давало какое-то странное ощущение в голове и грудной клетке, которое всегда билось о рёбра и заставляло внутренние органы плавиться от пожара, разгорающегося с небывалой силой. Том осознавал, что дороже Гермионы у него никого и ничего не будет. Никогда. Церкви становились всё привычнее, а Святой отец — ужаснее. Тому казалось, что тот странно смотрел на Гермиону, когда она приходила в однотонном тёмном платье и без вечного платка, который закрывал её великолепные кудри, искрящиеся на солнце, делающем её кожу светящейся и чуть золотистой, с примесью румянца на щеках и шее от приближающейся жары. Мужчина с необычайно тёплого марта начал пробегаться взором по её неприкрытым ногам, длине юбки платья и иногда открытой шее, что совершенно не нравилось Тому. Что бы это ни значило, инстинкты вопили о чём-то опасном и назревающем. Как было жаль, что Святой отец ошибся с выбором объекта наблюдения. По крайней мере, Том в ближайшем будущем позаботится, чтобы тот крепко пожалел. Гермиона пробовала варить зелья. На чердаке совместно с Обероном, который внимательно наблюдал за своей хозяйкой, она расставляла некоторые ингредиенты, готовила котелок к использованию и приготовила легчайшее зелье, изучающееся на первом курсе. Только, к сожалению, было неловко очищать пол от пролившейся воды или упавших волосков, принадлежавших сушёной летучей мыши, которую сестра без зазрения совести отправила в горящий и булькающий котёл. Время от времени Том не любил, когда сестра дарила всем искренние улыбки и безвозмездно помогала, чем другие бессовестно пользовались, но ему оставалось только сжимать кулаки и убивать взглядом. Потому что он знал, что это собственничество клокотало в груди, заставляя его грозно смотреть на потенциальных «друзей» Гермионы, желающей завести друзей в мире маглов. Зачем ей это? Вскоре они отправятся в Хогвартс и найдут сверстников с более чем одной извилиной в голове, и тогда сестра сможет расширить свой круг общения. Безусловно, Том будет контролировать этот «круг». Как будто он позволит Гермионе якшаться с идиотами и ничтожными волшебниками. Лето пришло с безжалостной жарой, которая сжигала бедную засохшую траву на территории Вула. Том не знал, что делать, когда сестра подолгу засиживалась на крыше приюта, рассматривая сверкающие на мглистом небе звёзды и расслабляясь в ночной прохладе, однако не собирался так просто оставлять Гермиону без присмотра. Она не была любимицей Фортуны. Жаркие воскресенья близнецы проводили на нещадно палящем солнце, дожидаясь пока Коул прибудет со Святым отцом, дабы он опрыскал на приютских детей святой водой и прочитал молитву. Когда подошла очередь Гермионы, мужчина уставился на её вырез платья, который позволяли установленные нормы общества, и в его глазах вспыхивали разные искры эмоций. Том сильнее сжал руку сестры и сурово взглянул на Святого отца, на что тот усмехнулся, не посчитав за угрозу явное предупреждение. Что ж… Ежели он хотел синяки и многочисленные ушибы на внутренних органах, то кто такой Том, чтобы отказывать? Середина июля знаменовалась приездом инспектора. Коул вся разошлась, залебезила и сквозь силу погладила проходящих мимо близнецов на головам, отчего Гермиона поморщилась, потому что смотрительница зацепилась своими пальцами в её буйной копне. Было максимально неприятно и мерзко от неприкрытого лицемерия Коул. Том позже заботливо расчесывал кудри сестры, сетуя на отсутствие мягкости и эластичности, на что она закатывала глаза и велела продолжать, несмотря на то, что он и не собирался останавливаться. Пожалуй, проходящие месяцы с начала января текли то медленнее черепахи, то быстрее хлопания крылышек колибри. Том иногда ловил себя на мыслях об отце. Время от времени в голове проскакивали рассуждения о том, где он и жив ли он. В конце концов, Тома Меропа назвала именно в честь этого бесследного отца. Однако говорить об этом с Гермионой, которая светилась от счастья, держа купленный билет на платформу девять и три четверти, не хотелось. Сестра была в безопасности, относительной любви и рядом с Томом. Что могло быть ещё лучше? Осень подступила слишком резко — в августе мгновенно разбушевались ветра, а пасмурность не дарила ощущение бывалого восторга от скорой поездки. Первое сентября началось с ливня, серых кучерявых облаков и злой Коул. Она должна была сопровождать близнецов на вокзал, откуда они попадут на нужное место назначения, находящееся между девятой и десятой платформами, и со спокойной душой уйдёт, не беспокоясь о безопасности своих воспитанников. Её никогда не волновало состояние близнецов, если те вели себя достаточно невызывающе. Вокзал Кингс-Кросс встретил Тома и Гермиону, застенчиво осматривающейся вокруг, толпой маглов, обыкновенной суетой и привычной беготнёй тех, кто опаздывает на назначенные рейсы. Среди тёмных, мелькающих, словно в калейдоскопе, осколков пятен Том увидел нужную каменную стену, сквозь которую проскочил какой-то малоприметный подросток. Это напоминало дешёвый фокус от банального шарлатана, называющего себя профессионалом в иллюзии и магии. Но другого выбора, как довериться своим глазам, не было. — Дальше вы сами, — брезгливо сказала Коул и, взмахнув чуть поседевшими волосами, ушла на парковочную зону, где был оставлен её личный автомобиль. Близнецы не обратили внимания на то, что остались сами по себе. Они прикатили свои маленькие тележки, загруженные одними чемоданчиками и клетками: у Тома с Обероном, которого разрешил взять с собой Дамблдор в своём письме с прилагающимися билетами на поезд Хогвартс-экспресс; у Гермионы — со странной породы котом, которого она назвала Живоглотом, отчего Тому стало смешно. Да, купили кота они недавно, у кого-то дряхлого старичка на улице, предложившего взять Живоглота без оплаты, но Гермиона — слишком доброе для этого мира солнышко — заплатила фунтами, которые близнецы обнаружили в тайных карманах набитых доверху чемоданчиков. Вероятно, это был всё тот же Дамблдор. Достигнув той самой стены, которая, по всей видимости, являлась проходом, неким барьером между магическим и магловским мирами, Том первый попробовал пройти сквозь каменную кладку. Позади недовольно пробурчала что-то идущая следом Гермиона. Прохождение через барьер оказалось не тем, чего Том ожидал. Странные ощущения дискомфорта наполнили его тело, словно что-то притягивает его к земле и хочет расплющить. Однако он пытался быстрее пройти всю дорогу, конца которой видно пока не было. В конце концов, он вышел из «ловушки» и остановился, дожидаясь сестры, не выносящей вида замкнутых пространств, чем, безусловно, и является проход в волшебную сторону вокзала Кингс-Кросс. Гермиона покинула стену и остановилась протереть глаза, наверняка заслезившиеся, потому что такой же эффект появился и у Тома, хотя он проморгался, дабы не допустить потока слёз. Большой паровоз с красной полоской и белыми цифрами стоял ровно на рельсах и возвышался над перроном, всем своим видом демонстрируя величие не только принадлежностью к волшебному миру, но и обычными габаритами. Пар, исходящий из широкой трубы, собирался в клубы и спиралью уходил вверх, а покрытая чернильной краской поверхность поезда светилась в лучах почти зенитного солнца. Было чуть больше половины одиннадцатого, а это означало, что скоро Хогвартс-экспресс отправляется в один конец. Мелькнувшая платиновая макушка привлекла внимание впечатлительной и падкой на редкие вещи Гермионы, и Том закатил глаза. Сестра слишком долго хотела найти друзей, и он не сомневался, что эта потенциальная «жертва» теперь станет мишенью для её первых шагов к социализации. Хотя, если рассматривать ситуацию не через призму брата, что Том будет делать только в крайних случаях и сцепя зубы, это было разумно. Их скудный опыт общения состоял лишь из общения со змеей, что, вероятнее всего, не является хорошим примером в этом новом мире. Так что было бы отлично сделать так, чтобы найти подходящих кандидатов для роли «друзей» и подтолкнуть их в сторону сестры. Да, это самый оптимальный способ обезопасить её. Что ж, Том посмотрит на этого беловолосого мальчика. Вот этот малый, но ценный аспект сбил его с толку. Почему Гермиона хотела подружиться именно с мальчиком? В конце концов, были же девчонки… В приюте они всегда ходили друг с другом, водили дружбу только между собой, а мальчиков немного сторонились. Да и было это, мягко говоря, неправильно. Единственный мальчик в жизни сестры был он сам. Так что нет. Не тот вариант. — Том? — тихонько позвала его сестра, беря за руку. — Что? — Пойдём, уже посадка. Том отрывисто кивнул и двинул тележку вперёд, остановившись у входа в поезд. Гермиона быстро взяла в руки клетки с Обероном и Живоглотом, оставив на брата два чемоданчика, и прошла внутрь вагона, остановившись только тогда, когда Том замешкался и поправлял свою лёгкую куртку. — Мы… — Будем искать отдельное купе, — прервал её Том. Сестра безропотно кивнула и пошла вглубь, вглядываясь в прозрачные стёкла на дверях. Наконец, она нашла пустое купе и открыла дверцу, входя и располагая клетки с питомцами на верхние полки, куда отправились также их чемоданы. Когда Гермиона присела, сразу же послышался внушительный топот снаружи, и Том закатил глаза. Вокруг были все идиотами.

***

Их уединение закончилось, когда кто-то беловолосый решил нарушить правило «дверь закрыта — значит, занято». Он вальяжно вошёл в их купе и уселся рядом с Гермионой, даже не спросив, собственно, разрешения. Тому это не понравилось. Очень не понравилось. — Я Абраксас Малфой, — растягивая гласные, с каплей тягучей ленцой и растрёпывая уложенные назад гелем волосы, представился он. Его поведение скорее отторгало, и знакомиться Тому с этим мальчиком не хотелось. К сожалению, сестрёнка имела иное мнение. — Гермиона Реддл, — улыбнулась она и показала одними янтарными глазами на брата, — а это — Том. — Том Реддл, — нехотя сказал он и протянул в знак приветствия ладонь для рукопожатия. Абраксас слишком изящно для мальчика пожал ему ладонь и поморщился. — Не слышал такую фамилию. Неужели вы гря… Закончить Малфою не дал Том, грубо прервав, чтобы спасти выходящую из-под контроля ситуацию. — Полукровки. Непонимающе посмотрев на каждого, Гермиона вся обратилась на Тома, пытаясь заставить его объясниться. Естественно, она не понимала его плана, но это ведь пока. Вскоре он разъяснит каждую деталь, если сестра только намекнет. Не стоило врываться в волшебный мир со статусом грязнокровок, покуда складывающаяся столетиями иерархия чистокровного превосходства не даст им в будущем места под солнцем. Кивнув, словно что-то решил для себя, Абраксас участливо начал поддерживать разговор с Гермионой, что не слишком радовало Тома. Она отвечала на все вопросы, взглядами прося помощи, и рассказывала удивительные вещи, про которые они узнали почти год назад. Это казалось немного раздражающим, но Том привык, когда сестра пыталась произвести хорошее впечатление на первого знакомого. Однако иногда он признавал себе, что наибольший эмоциональный диапазон был именно у Гермионы, что, в свою очередь, хорошо им служило в детские годы. Полезные знакомства приобретались исключительно благодаря сестре, которая никогда не отказывала брату в его маленьких просьбах, будь то завлечь своими улыбками её же обидчиков, то заиметь непринуждённо-приятельские отношения со старшими в приюте, ибо они составляли группы для вылазок в ближний свет. К счастью, никто не стал им близок. Всего лишь манипулирование и чисто деловые отношения. — И на какой факультет вы хотите попасть? — всё так же растягивая некоторые буквы, спросил Малфой и изучающе посмотрел на близнецов. На самом деле… ответ был пока неоднозначным. Том решил за обоих, но тут Гермиона захотела проявить свой характер, заспорив. Безусловно, Слизерин — именно тот факультет, на котором они оба смогут построить свое будущее, связавшись со многими чистокровными, имеющими определённую власть семьями. Но сестра упрямо гнула линию про Рейвенкло, хотя и отвергла Гриффиндор и Хаффлпафф. Возможно, что эта старая шляпа разделит их, но Том привык добиваться своего. — Мне бы очень хотелось на Рейвенкло… — мечтательно сказала сестра и настороженно посмотрела на брата, который в свою очередь лишь хмыкнул. Упрямое солнышко. — Слизерин, — односложно ответил Том и получил лёгкий кивок со стороны Малфоя. — Все мои предки учились на Слизерине. Он — лучший факультет в Хогвартсе. Не в обиду остальным, конечно, — Абраксас чуть улыбнулся Гермионе, но она не обратила на это внимание, сосредоточившись на Томе. — Однако мне очень импонируют те люди, которые хотят на Слизерин. Значит, есть мозги и капля благоразумия. — Это ведь качества Рейвенкло, — пробормотала сестра, окончательно сникнув. Малфой с усмешкой взглянул на Гермиону и легонько стукнул её в плечо. — Да, но Слизерин эти качества интерпретирует по-своему. На самом деле, я уверен, что Рейвенкло не предусматривает хоть что-то, кроме победы в интеллектуальных задачах. Заучки и эгоисты. — И какой тогда Слизерин? Малфой не успел ответить на вопрос, потому что дверь в купе снова резко открывается, заставляя Тома сцепить зубы и поджать от недовольства губы. Ну и правда, сколько можно-то? Почему все ломились именно сюда? Две чернильные макушки засверкали в лучах иногда мелькавшего в окне солнца, и их обладатели сели рядом с Томом, всё так же не спрашивая чёртово разрешение. Девочка расплылась в улыбке, когда увидела сидящую напротив Гермиону. — Ура, Малфой, двигайся, — она резво пересела на другое сидение, оттолкнув прищурившегося Абраксаса в сторону. — Я Вальбурга Блэк. А как тебя зовут, чудесное создание? — Гермиона, — непривычно тихо ответила сестра и посмотрела на брата, который скривил губы и наблюдал за развалившимся рядом мальчиком. — Том. — О, это мой младший брат — Альфард, — махнула рукой Вальбурга. — Он тоже идёт на первый курс. Вы же первогодки? Гермиона утвердительно кивнула, испытав сродни облегчению, когда Том посмотрел на неё в ответ. Он буквально кожей ощущал её скованность из-за происходящего. — Я поступаю на второй курс, — сказала Вальбурга и убрала выбившиеся пряди из косички за спину. — Слизерин. — Слизерин — самый лучший факультет, — подал голос до того молчаливый Альфард. Сестра иронично улыбнулась. — Похоже, что я единственная, кто хочет на Рейвенкло. Я не рассматриваю Слизерин как свой факультет. Не те… качества, возможно. — Слизерин очень сложно как-то охарактеризовать. Другие факультеты будут говорить о нем всякие гадости, — Вальбурга ухмыльнулась и поправила свою черную юбку, словно на ней были пушинки. — Но он дружен. Для нас скорее важно то, что мы защищаем друг друга. Да, некоторые ученики ведут себя вызывающе и немного жестоко, однако не все такие. Слизеринцы учтивы, воспитаны должным образом и никогда не скажут лишнего и обидного, если, разумеется, кто-то их не вынудит, потому что люди всегда поддаются ненужным эмоциям и падки на гнев и ярость. Мы ценим, прежде всего, ум, амбиции и то, что гриффиндорцы называют любовью. У нас это вовсе не любовь — это ответственность за других, способность защищать друг друга и привязанность. Любовь для дураков — есть лишь обязанности, которые следует выполнять. Том на эту речь только поднял бровь, не выражая на лице никаких эмоций. Скорее всего, эта Вальбурга была права, однако в одном он был с ней не согласен: люди дураки, если «падки на гнев». Нужно было держать свои задетые чувства в себе, а не выплескивать последствия этого на других, даже будь обидчики вселенскими идиотами. Рациональность — превыше всего. — Именно поэтому все Блэки и Малфои учатся на Слизерине, — высокопарным тоном проговорил Альфард и уронил голову на спинку сидения. — Самый простой способ не потерять свой мозг. Вальбурга насмешливо хмыкнула и усмехнулась. — К сожалению, у тебя только его скудные остатки. Альфард мгновенно подобрался: сел прямо, яростно воззрился на Вальбургу и прищурился, готовясь доказывать ошибочность её умозаключений, но дверца — что уж тут удивляться, в самом-то деле? — с грохотом отъехала в сторону. — Простите, — тихо прошептал вошедший черноволосый мальчик, смотря себе под ноги. — Можно мне к вам присоединиться? Остальные купе набиты до невозможности. Том обратил свое пристальное внимание на то, как Гермиона улыбнулась этому мальчику и предложила присесть рядом с собой. Вообще-то, это он должен сидеть там, а не какой-то дефектный мальчишка. — Как тебя зовут? — вежливо поинтересовалась сестра, отодвинувшись ото всех и дав место новоприбывшему. Её голос показался Тому ещё мелодичнее, но ему всегда казалось, что Гермиона становится лучше днём ото дня. — Кассиус Нотт. Заметив робость и смущение дефектного, Том не стал ещё больше заострять на нём внимание — только взглянул на сестру, которая пыталась разговорить этого Нотта. Кажется, его фамилия была в сборнике чистокровных. Но он был ничем не примечательным, как, например, спокойный Малфой, непробиваемая Вальбурга или взрывной Альфард. Нет, этот Кассиус точно выбыл из потенциальных друзей для Гермионы. Вздохнув, он принялся наблюдать за всеми: Абраксас разговаривал с Альфардом, пытаясь узнать что-то о каком-то Лестрейндже, Вальбурга вмешалась только для того, чтобы сказать, что видела, как Лето и Эрниан садились на поезд и, скорее всего, были в другом купе. А Гермиона что-то перебирала в неизвестной стопке, будучи слишком далеко, чтобы заметить пристальный и немного смущенный взгляд Нотта. Вот только Том не упустил этого. Возможно, этот дефектный мальчишка влюбился с первого взгляда в Гермиону — он не мог отрицать, что сестра обладает индивидуальной красотой и может приковать всё внимание к себе. Или просто занервничал в её присутствии, такое тоже иногда случалось с другими, более робкими мальчишками, но ответ Гермионы насторожил Тома. Только он мог становиться центром внимания сестры — и никто другой. Это было как негласное правило и вето для других. Вот только она никак не реагировала на других — особенно на взгляд своего близнеца! — и любопытно расспрашивала о чём-то Нотта, показывая его же карточки. Они перешептывались, поэтому разобрать Том ничего не мог, что, конечно же, его раздражало. Дефектный вдруг тихо засмеялся, но Тому этот звук показался громом. Ведь Гермиона рассмеялась следом за ним. О, да, теперь он понял, как на вкус ощущается ревность — пеплом и кислотой. *** Доехали они до Хогвартса в половину восьмого вечера, если верить утверждениям старост, которые вывели первогодок к лодкам и тощему, как скелет, лысому старичку в холщовой рубахе, поверх которой была накинута мантия, в кои облачились все учащиеся перед объявлением о приезде. Том сильно, до хруста маленьких, нежных косточек сжимал руку поморщившейся сестры и вёл её за собой, отделяя их обоих от Блэков, Малфоя и дефектного Нотта. Вальбурга, судя по всему, предложила ему помощь и сопровождение и наказала брату следить за мальчишкой. И почему все возились с ним? Неужели из-за такого уродливого изъяна они считали его красивым и необычным? Гермиона считала точно так же? Эти мысли навели его на то, что Нотт понравился ей. Пока чисто в эмоциональном плане, потому что сестра определённо знает, что доверять первому знакомому всё же не стоит. В приюте они убедились, что лучше сначала узнать слабости нужного им человека, а потом уже водить с ним какие-либо отношения. По крайней мере, это работало безупречно в их детские годы. В лодку погрузились все четверо: он и сестра, и ещё два мальчика, один из которых притягивал к себе взгляд: острые черты лица, волосы, как у обоих Блэков, и равнодушный взгляд, устремлённый чуть ли не в самую душу. Хотя такое могло показаться, ведь на небе облака закрывали луну, и увидеть что-либо было не так уж и реально. Но Гермиона определённо заинтересовалась и этим мальчишкой. Том раздражённо вздохнул. Ну сколько можно? Гермиона внезапно посмотрела на него и ласково улыбнулась — как всегда делала, когда пыталась его успокоить. Признаться, это помогало лучше всяких истерик, которые Том устраивал, будучи пятилетним. Озеро рассекала армада лодок, создающая армию волн, в которых отражалось сияние редких звёзд и тусклого блика выглядываюшей из-за облаков неполной луны. Стрекот сверчков наполнял воздух, аромат водной солёной глади раскинулся пластом на многие метры, а треск деревьев где-то вдали создавал неровную мелодию, прерывающую свист ветерка. Тому казалось это место чем-то неземным, однако этот мир изобилует такими местами, так что пора бы уже и начать привыкать к своему новому миру. Берега все достигли с гробовой тишиной и ворчанием старика, который всех пересчитывал и недовольно ворчал себе под нос. Том первый из их лодки сошёл на песок, подал руку сестре и помог ей спуститься, придерживая за талию и чувствуя чудесный запах сирени, исходящий от неё. Гермиона тепло улыбнулась и быстро клюнула его в щеку, держа его за ладонь и не отпуская. Да, такой вариант его устраивал в полной мере. Когда все дошли до входа какого-то Большого Зала, про который протрещала около пяти минут неугомонная Вальбурга ещё в поезде, двери мгновенно открылись, представляя детям истинное волшебство. Четыре стола находились немного удалённо друг от друга, висящие флаги отличия располагались на потолке, который являл собою звёздный и малость туманный небосвод с горящими свечами, не имеющими тошнотворный запах воска. Они чуть передвигались вверх-вниз, создавая гармоничную картинку с летающими цветными флагами. Толпа первогодок приблизились к центру небольшой пустоты, которая заполнялась лишь стулом со старой, смятой шляпой. Подошёл уже знакомый Дамблдор со свитком и в аляповатой мантии и улыбнулся пришедшим. — Когда я назову имя юного волшебника, он подойдёт и сядет на стул; я же одену на него шляпу, которая отправит его на факультет. Итак, начнём. Фрэнсис Аббот! Пока девочка садилась и тряслась под говорящей шляпой, Гермиона мгновенно стрельнула взглядом по Тому, и он поджал губы. — Слизерин, — кратко сказал он. Она закусил нижнюю губу и печально посмотрела на брата, который вздохнул, чего в толпе никто не заметил, и наклонился к ней, чтобы сказать очевидную вещь. — Ты же не хочешь быть порознь, не так ли, солнце? Поэтому — Слизерин. И, когда пришло время для Гермионы, шляпа на мгновение задумалась, что-то шептала его сестре и, в конце концов, крикнула заветное Тома: — Слизерин! Облегчение накрыло его, но расслабляться не стоило — теперь его черёд. Сев на стул, шляпа едва коснулась его головы, провозгласив тот же факультет, что и Гермионе. Нужно ли было говорить, что Том счастлив? Это вдруг стало не так важно, потому что в один момент на Слизерин попал Нотт. Дефектный мальчишка, который робко улыбнулся его сестре и присел рядом с ней. Блэки сидели практически рядом и могли видеть, как Том сжал край стола, отчего костяшки его пальцев мгновенно побелели.