Простая девочка. Эпизоды

Рустам переминался с ноги на ногу у входа в участок. Хмурый и холодный понедельник только начинался. В 8 утра он примчался сюда со всех ног, оставив детей с Мики, поругался с мерзким капитаном, который предупредил его, что еще одна выходка, и никакого досрочного не будет. Внес залог, с ужасом подумал, а что было бы, если бы у них не было трех миллионов. И теперь стоял, жутко нервничая, поджидая, пока близнецов выпустят. Дверь распахнулась и на крыльце появился Лева. Помятый, потасканный, куртка надета кое как, под глазами тени, волосы всклокочены. Он глубоко втянул воздух и потянулся. За ним, съежившись стояла Лилит. Лицо у нее было уставшее и осунувшееся, волосы прилизаны, глаза опухшие — явно рыдала. Она нервно заправила за ухо немытую прядь, посильнее натянула на запястья водолазку и втянула голову. Лева приобнял ее и подтолкнул вперед. Рустам выкинул бычок и выпрямился, глядя на этих двоих. — Утро в хату, Русик! — Лева подошел к нему и протянул руку. — Часик в радость, — проворчал Рустам и обнял его, похлопывая по плечу. — Воняешь, — прокомментировал он.  — Ну я не на Бали три дня был, дорогой мой, — Лева открыл заднюю дверь. — Очень хочу в душ и жрать. — Там еда на заднем, поешь. — О да! — Лева полез в бумажный пакет с едой. Лилит стояла как вкопанная. Рустам повернулся к ней, разглядывая с ног до головы. Последний раз, когда он ее видел, она была гордая, нарядная, напомаженная. Теперь она стояла вся серая, грустная, осунувшаяся. Он только хотел ей что-то сказать, как она еле слышно прошептала: — Я хочу домой. — Поехали, — Рустам открыл ей дверь и сам сел за руль. Лилит, хоть и была голодной, ничего не ела. Только попила кофе. И всю дорогу молчала, глядя в окно. Ее сразили не вонючие условия, в которых она провела три дня, не грубость и хамство, не отсутствие нормальной еды и воды. Ей казалось, что ее как будто предали. Как будто родная страна, в которую она за каким-то хреном вернулась, растоптала ее и выбросила. И за эту страну ей было горько и больно, потому что в ней может так случится, что тебя заберут на трое суток просто за неосторожное слово. Она все еще переживала за своих детей. — У нас будет суд, — объяснял Лева с набитым ртом. — Там решат, какие на нас наложить санкции, ебать. Нашли террористов. Других же проблем нет. Адвокат сказал, что нас, наверное, оштрафуют. Может, на какое-то время запретят выступать в России. — Ты чего такой довольный? — спросил Рустам, глядя в зеркало заднего вида. — Я домой еду, Русик. Я помоюсь, пожру и посплю в кровати. Как ты думаешь, еще что-то нужно? Рустам бросил быстрый взгляд на Лилит, которая его жутко беспокоила. Он боялся, как бы с ней там чего не сделали. — Не думал, что с нами такое случится, — заметил Лева. — Главное, чтобы мать не узнала, она не переживет. Рустам слушал Левины речи и понимал, что трындит он столько, чтобы заполнить тишину и отвлечь сестру. А еще потому что ему тоже было страшно, а теперь полегчало. Рустам припарковался у их дома, хотел подать Лилит руку, но она вышла сама и быстрым шагом направилась внутрь. Ребята из группы налетели на них, как чайки, галдя и обнимая. Рустам в очередной раз видел, как они ведут себя, словно семья, встав в круг и склонившись макушка к макушке. Пока Лева рассказывал им все то же самое, Лилит выскользнула и пошла искать детей. — Мама вернулась! — проорал Давид, кубарем скатываясь к ней по лестнице. Лилит села на пол, раскинув руки, и сгребла в охапку обоих мальчиков, изо всех сил стараясь не заплакать. — Рустам сказал, вы с Левой ездили по каким-то важным делам. — Так и есть, родной. — Уже сделали? — Почти. Как вы тут? — Мы с Рустамом смотрели кино и играли в приставку. — А делами занимались? — Да, он вчера делал с нами уроки. А сегодня разрешил в школу не ходить. Лилит только кивала, глядя на их детские лица, обнимая их и периодически целуя. Хрен там она позволит их у нее отнять. Рустам сходил за дочкой и сел рядом с ними на ступеньку, держа ее на руках. — Лааана, — Лилит потянулась к ней, прижимая ее к себе и что-то над ней воркуя. Рустам смотрел на них, слегка улыбаясь. Он очень устал. Ему казалось, что прошло не три дня, а три месяца. Он не знал, как она одна справляется со всеми детьми, хлопотами и стрессом. Он подпер лицо ладонью и просто смотрел на них, постепенно выдыхая весь свой стресс. Он даже не заметил, что все ребята из гостиной ушли, оставив их наедине. Лилит сидела с детьми минут 40, все не могла от них отвлечься. Все время обнимала их и гладила по головам. В конце концов, мальчишкам это надоело. Мама мамой, но есть и свои дела, поэтому они ретировались. Она осталась сидеть, покачивая дочку на руках. Рустам по-прежнему сидел рядом. — Наверное, мне все же стоит помыться, — тихо сказала она, вставая. Рустам забрал ребенка и проводил ее взглядом, все еще хмурясь. В доме стало тихо. Лилит все еще торчала в душе. Часа спустя Рустам начал волноваться. Он вздохнул и все-таки решился постучать к ней в ванную. Ответа не было. — Лилит? Слышно было только шум воды. — Ли? Рустам нахмурился, посмотрел на дверь, почесал затылок и поймал себя на каких-то ужасно мрачных мыслях. Все это время его как будто окунули в липкую серость, и он никак не мог ее с себя соскрести. Его периодически бросало в жар, ему снились кошмары, он представлял себе самые неприятные вещи. Ему снова резко стало страшно, он не придумал ничего лучше, чем плечом навалиться на дверь. Оказывается, было незаперто, и он влетел в ванную и чуть не упал, подняв грохот. Лилит сидела в душевой на полу, обхватив ноги, и смотрела куда-то сквозь пространство. Сверху на нее лилась вода. Рустам выдохнул, увидев, что с ней, по крайней мере, физически все хорошо. — Ты меня напугала, — тихо сказал он. — Ну брось, я не настолько драматичная, чтобы что-то с собой сделать. У меня дети вообще-то., — проворчала она, не поворачиваясь. Он потоптался и, в конце концов, решился сесть рядом на краешек. Он понял, что совершенно не знает ни что говорить, ни что делать. — Лилит, с тобой все в порядке? Она кивнула. — Точно? Она снова кивнула. — Тебя никто не трогал? Она помотала головой. — Что там с вами было? Она пожала плечами: — Ничего ужасного. Сидели в вонючих камерах, ели какую-то слизь, мне периодически угрожали, что депортируют сыновей. Говорили, что такие, как я, предают родину. Рустам вытаращил на нее глаза. — Депортируют? А они могут? — Законно — нет. Он поджал губы. — Если их депортируют, я уеду, — тихо сказала она. Рустам вдруг на секунду представил всю эту ситуацию и в тот же момент понял, что он со своей семьей уедет куда угодно. — Я с вами, — так же тихо сказал он. — Ну… если ты захочешь. Она наконец на него посмотрела. От горячей воды щеки снова раскраснелись, глаза наполнились слезами, которые скатывались каждый раз, когда она моргала. — А твоя жизнь здесь? Рустам пожал плечами. — Что-нибудь придумаю. — Ты уехал из Подмосковья от нас, какой тебе Берлин?! — Я уехал, потому что ты попросила. — Ты ни разу не попытался вернуться назад. Не попытался даже выяснить… — Лилит, я думал, я тебе больше не нужен. Ты хотела со мной развестись! Ты отправила меня из дома в Москву. Ты ни разу не согласилась со мной увидеться. Когда я видел тебя последний раз, ты была вполне довольной жизнью, самодостаточной дамой. — Зато каждый раз, когда я тебя видела, ты был с какими-то девицами в каких-то барах… — Не был я ни с кем! Он мог бы потерять терпение и начать кричать, но он так устал, у него так болело все внутри, что сил на это не было. Он знал, что она ему не верит. Она смотрела на него спокойно и сдержанно, только плакала. — Ни с кем, — повторил он. — Я даже кольцо не снимал. — Большое достижение, — усмехнулась она. Рустам поджал губы. Что еще сказать, он понятия не имел. — Я был уверен, что ты меня больше не любишь, — едва слышно сказал он. — Я тебя избегала, потому что злилась на тебя! Потому что боялась, что я к тебе явлюсь, а ты с бабами давно развлекаешься, как раньше. Потому что думала, что ты устал от всего. От меня, от моей работы, от моего характера, от чужих детей. Я была такой, потому что боялась, а не потому, что я тебя разлюбила, идиот! Он нахмурил брови. Он видел все как-то иначе. — Почему нельзя было поговорить? — Я тебе могу тот же вопрос задать! Она снова замолчала и уставилась в стену. Рустам стянул шорты и залез к ней под душ. Первый раз за такое долгое время он ее обнимал, первый раз не думал, что сделать и что сказать. Первый раз его не щемило раздражение и горечь. — Да не надо, Рустам, — она попыталась отстраниться, но он был сильнее. Он сжал ее в объятиях, прижимая ее поближе к груди. Она уперлась кулачками ему в грудь, но быстро сдалась и расплакалась. Ей правда казалось, что они стремятся к разводу. И ей было так страшно и одиноко. И так больно, что все разваливалось. И просто хотелось его обнять. Она целый час пыталась смыть с себя эту участковую вонь и мерзость, которая к ней словно прилипла за эти три дня и въелась под кожу. Пыталась и никак не могла. Теперь он ее крепко сжимал в кольцо, и она поняла, что вот — успокаивается. Но слез унять не могла. — Не разлюбила значит? — спросил он, когда она перестала брыкаться. — Тупой! — всхлипнула она. Рустам нервно улыбнулся, ощущая, что ему даже дышать стало легче. — Я люблю тебя, — глухо проговорила она. — Я тебя любила и буду любить. Он сжал руками ее лицо. Она смотрела ему в глаза, беспомощно, грустно, устало. Он был хмурым, но так легко ему не было на протяжении пары месяцев. Он нагнулся к ней и поцеловал. Она прикрыла глаза, отвечая на поцелуй жадно, растерянно. Он сжимал ее волосы одной рукой второй прижимал ее к себе как мог близко. У него прошла вся злость на нее, все, что он хотел ей высказать, мгновенно потерялось. Он снова вспомнил, какая она мягкая, какая смешная, какая родная. И какой он без нее как без рук. Он хоть в этом никому и не сознавался, даже себе, но это правда. Они еще какое-то время сидели под душем. Он — облокотившись о стену, она — у него между ног, уткнувшись лицом ему в грудь. Он прижимался щекой к ее виску и гладил ее по спине. — Я видел твое интервью, — между делом заметил Рустам, глядя, как Лилит вытирает волосы. — Да? — Да. — И что? — Разозлился вообще-то, — честно признался он. — Почему? Он пожал плечами: — Ты прекрасно знаешь, как я не люблю говорить о личном. Она поджала губы. Она знала, но все равно зачем-то заговорила. — Много детей — это сколько? — наконец спросил он после непродолжительного молчания. — Не знаю. Пять? Рустам присвистнул. — Какие дети, у нас с тобой куча проблем в отношениях. Дети лучше не сделают, — заметила она. Рустам замолчал и просто продолжил за ней наблюдать, лежа на кровати. Как она ходит по комнате, прибирает какие-то вещи, которые он раскидал за эти дни, мажет руки кремом, потягивается. У них так давно не было вот этой обычной домашней возни, он так по этому скучал. Самые простые бытовые действия внушали ему комфорт, ему становилось спокойнее, когда он видел, что вот она — рядом ходит, разговаривает с ним как обычно, что ее можно, как раньше обнять. Рустам всегда был ласковым, с самого детства, но только с близкими. Ему нравилось обниматься, нравилось пихаться с братом, нравилось, когда отец похлопывал его по плечу. Поэтому теперь для него было естественным желание обниматься с женой и детьми. Родное тепло рядом его успокаивало. По нему он очень скучал. — Я люблю тебя. Она обернулась и уставилась на него. Он глаз не отводил, смотрел на нее, и видел, как в ее взгляде недоверие сменялось облегчением, радостью и снова неуверенностью. Она вздохнула и села на край кровати, отложив детский кардиганчик, который аккуратно сворачивала. — Два месяца у тебя никого не было? — спросила она, приглядываясь к нему. — А у тебя? — Это другое. — Лилит, ну я же не животное. Никого не было. Она опустила голову, явно прикидывая, верит она ему или нет. Но он был так спокоен, что его слова казались чем-то само собой разумеющимся. — Ну клеились ко мне какие-то там… — продолжил он. — Но это же ничего не значит. Я каждую неделю приезжал к тебе за Ланой, видел тебя, и потом о только о тебе и думал. Как ты сама там сказала? Просыпаешься с мыслью о человеке, засыпаешь с мыслью о человеке. — Ну… — она помялась. — В прошлый раз тебе это не мешало. — Вот знаешь, — он тяжело вздохнул. — Ты сама мне постоянно говоришь, что прошлые обиды все портят. И сама постоянно про это вспоминаешь. В прошлый раз было по-другому, да. Я не могу туда вернуться и все поправить. В прошлый раз я был сильно моложе и не был женат. В прошлый раз я встречался с девушкой полгода и расстался, очень на нее злой. А теперь я живу с девушкой три с лишним года, у меня с ней ребенок, дом, квартира, две машины, общий счет в банке, с которого я, кстати, снял три миллиона, и моя мать не простит мне, если я все испорчу. Как ты думаешь, есть разница? Она молчала, опустив голову. Разница была. Можно было спорить и дальше, но не хотелось. Он протянул руку, молча попросив ее подвинуться ближе. Она помялась, но сдалась и легла рядышком. Вот так все как будто было как раньше. — Уже можно шутить про то, что моя жена бандит? Лилит улыбнулась и легко ткнула его в бок. — Я боюсь, как бы чего не случилось, — тихо сказала она. — Чего? Вам ведь адвокат обрисовал все варианты. — Ну да, но он же не волшебник. Он говорит, что нам очень поможет, если у дела будет широкий резонанс, а мы сами замолчим и уйдем в тень. — Ну вот, так и сделайте. Уехать бы куда-нибудь… — Нам же нельзя. Рустам кивнул. Он еще не знал, что его теперь тоже будут доставать журналисты вопросами, звонками с просьбой дать комментарии и попытками сфотографировать их дом хотя бы снаружи. Он еще не знал, что это будет самая большая и навязчивая волна внимания СМИ к нему и его семье. Что будут звонить его маме, от которой не получится скрыть дурацкие новости. Что будут распускать слухи и сплетни. И что в минуту слабости он мысленно будет корить за это Лилит, но одергивать себя, чтобы снова не разругаться, понимая, что она не виновата. Пока он просто лежал с ней на кровати, задумчиво глядя в потолок и перебирая ее кудрявые волосы. — Я не поеду в Москву, — он, наконец, нарушил молчание. — Хорошо. — Мне надоело там одному жить. — Хорошо, — повторила она. Он повернулся и посмотрел на нее. Она была жутко уставшей. Он только сейчас заметил, что у нее на втором бедре появилась новая татуировка. Рустам как-то даже несмело прижал ее посильнее и привстал на локоть, разглядывая новые рисунки. Тонкие красивые линии причудливо переплетались, среди лилий была нарисована гибкая ящерица. Татуировка была свежая и небольшая. Рустам провел по ней пальцем и усмехнулся. — Давно сделала? — Недели три назад. Если мы с тобой расстанемся, мне придется оторвать ногу, — она посмотрела на него и первый раз за день, да какой там, первый раз за два месяца широко ему улыбнулась. — Получается, нельзя нам расставаться, мы не можем допустить, чтобы ты осталась без ноги, — он нагнулся и куснул ее за бедро. Она захихикала, как раньше, это хихиканье всегда его успокаивало — значит, она довольна. Он снова посмотрел на ее лицо и улыбнулся одними уголками губ. Что бы не случилось, он все еще считал, что она его. Он улегся на нее сверху, уткнувшись лицом ей в грудь. Лилит обхватила его ногами и задумчиво поглаживала по голове, перебирая коротко остриженные волосы. Ей было тяжело, но она не просила его слезть. У нее словно гора с плеч упала после всех ссор, обид, криков, после этого задержания. Она как будто была сама не своя и жила чужой жизнью, а теперь вернулась обратно — домой. И дом этот вот — он, ее непутевый Рустам. Она уже давно остыла и больше не хотела выяснять с ним никакие отношения, вспоминая слова брата: «Ты хочешь всегда быть правой или счастливой». Они так и заснули, в неудобных позах, зао рядышком. Лилит проснулась посреди ночи от панической атаки. Ей казалось, что за ней гонятся, что ее преследуют какие-то тени, что у нее забирают детей, что она совсем одна, падает куда-то в бездну. Ее прошиб холодный пот, дыхание сбилось и даже в груди заболело. Она рывком села на кровати, держась за грудь и пытаясь глубоко дышать. Реальность вокруг была какая-то искаженная, словно это все было не с ней и не про нее. Ей хотелось убежать и спрятаться, ей казалось, что она на каком-то шатком плоту и вот-вот упадет. В такие моменты спокойный человек пытается прийти в себя, оценить обстановку и мыслить здраво. Она уговаривала себя сделать то же самое, но у нее не получалось. — Рустам! Рустам! — она потрясла его за плечо. Он с трудом открыл глаза, тоже не совсем понимая, что происходит. Она не дала ему опомниться, приблизилась к его лицу и прошептала: — Давай все-таки заведем еще одного ребенка. Он поморгал, пытаясь прийти в себя. У Лилит были огромные глаза, и она явно была не в себе. Он обхватил ее плечи и внимательно на нее посмотрел. — Ты сама сегодня сказала, что у нас куча проблем, — прошептал он в ответ. — У тебя суд скоро. Лилит задышала еще тяжелее, сведя брови. Где-то глубоко в больной голове ей казалось, что, если они сейчас заведут ребенка, все наладится, начнется новая глава, а старое забудется. И Рустам никуда не уйдет. Где-то еще глубже она понимала, что это чушь собачья. — Рустам, — чуть не плача законючила она. — Тише, тише, ты успокойся, — он попытался ее обнять, но она снова привстала на локте и посмотрела ему в глаза. — Лилит, ты перенервничала… Он видел, что ей плохо и что ей что-то взбрело в голову. Он молча смотрел на ее побледневшее лицо, на ее испуганные глубокие глаза, на то, как она кусала губы. Задумался на минуту, и вдруг решил, что удобного времени для таких вещей не бывает. Она хлопала глазами, а он молча в них смотрел. В конце концов, так же молча он потянулся к ней за поцелуем, прижимая ее поближе одной рукой, а второй суетливо пытаясь ее раздеть. Как он соскучился! Это был совершенно необдуманный и нерациональный поступок, но они оба решили как-то так выразить друг к другу любовь. — Если у нас родится сын, я выбираю имя, — выдохнул он, глядя в потолок. — Зная тебя, ты назовешь его Ноториус БиАйДжи. — Ноториус БиАйДжи Саидахмедов. Кайф! — Рустамович. Рустам повернулся и посмотрел на нее, в темноте было видно только ее профиль. — Зачем я пошел у тебя на поводу, а.  — Из-за секса, полагаю. Он ухмыльнулся и замолчал. На самом деле, конечно, не из-за секса. Точнее, не только из-за него. Просо он все вспоминал эту картину: утро, кухня, кофе и полный дом детей. Эта картина говорила ему о доме. И когда они кое-как наладили отношения, когда он думал, что он жену потеряет совсем, ему на миг стало страшно, что такого дома у него никогда не будет. Поэтому он, забыв про логику, поспешно согласился. Она начала засыпать, он тихонько поцеловал ее в висок и тоже закрыл глаза.