Недописанный текст той песни

      Солнце приятно грело лицо, поднимая уровень всех возможных гормонов радости в организме. После тяжёлой зимы это было лучиком надежды. Кажется, Глеб впервые за долгое время подумал о надежде. И по привычке сразу же хотел отогнать от себя эти мысли. Будет ещё хуже, если он поведется на минутное спокойствие, а потом очередное воспоминание ударит под рёбра, лишая возможности дышать.       Он откинул голову назад, подставляясь под солнце ещё больше, сидя на какой-то дурацкой лавочке посреди тихого двора в центре Москвы. Несколько часов назад отгремела очередная закрытая тусовка каких-то там… он не помнил. Знал только, что во рту жутко сухо, несмотря на выпитую бутылку воды. Что бошка не соображает. Что сейчас утро субботы, а он в каком-то закрытом внутреннем дворе не спешит домой. Потому что дома пусто, темно и безжизненно.       Очки помогали от слепящих лучей. Было почти хорошо. Почти.       Он крепче сжал бутылку в руке, на дне которой оставалось ещё немного воды. Он всё думал допить её. Но не мог поднять руку к губам. Было так сильно лень. Так сильно.       — Могу я попросить, — когда солнце перестало печь лицо, Глеб приоткрыл один глаз, понимая, что его загородило нелепое создание в черной кожанке с разлохмаченными волосами и сильно потрёпанным видом. Тусовщица с сегодняшней ночи. Пришла просить автограф. Глеб недовольно выдохнул. Ну почему даже тут его находят? Почему она не блюёт в каком-нибудь туалете или не едет в такси домой? Она не была похожа на ту, что выслеживала бы его. Ждала окончания мероприятия, чтобы пойти следом.       Он не хотел отвечать. А если она продолжит, не понимая намёков, то скорее всего нагрубит ей. Главное, чтобы она не достала свой поганый телефон, чтобы попросить ещё и сфотографироваться.       — В горле пересохло, — девушка кивнула на бутылку в руках Глеба и плюхнулась на скамейку рядом с ним. Она откинула голову точно так же, как и парень, подставляясь под солнце. Её огромные солнцезащитные очки смешно сидели на ней, но невероятно шли ей. Острые выступающие скулы и пухлые губы притянули взгляд. Невольно. Он не планировал на неё смотреть. Но даже в своей растрепанной небрежности она оставалась сексуальной. Хотя, может так и было задумано?       — В округе закрыты все ларьки? — бросил Глеб протягивая ей бутылку. Джентельменство, чтоб его.       — Не знаю, — девушка пожала плечом, забирая бутылку из его рук, и он бросил взгляд на её собственные руки. Во внешности девчонки всё притягивало взгляд. Даже длинные пальцы, усыпанные многочисленным кольцами.       — Модель? — спросил он, понимая, что всё, что в ней было — было изящным. Не перебором, со вкусом, подчеркивающим все достоинства и говорящим о том, что перед ним не простая фанатка.       — Дизайнер, — хмыкнула девушка, с наслаждением допивая воду Глеба и расслабленно разваливаясь на лавке.       Глеб кинул на неё очередной взгляд. Красивая, конечно красивая. И он знал, что ведётся. И она знала. Не могла не чувствовать его взгляд. И ей нравилось. Её довольный вид был вызван отнюдь не тем, что она только что утолила жажду.       — А что, лучше была бы моделью? — она подняла голову, поворачиваясь к Глебу и разглядывая измученную позу парня.       — Смотря зачем, — Глеб дернул уголком губ от легкой неприязни. Ему сейчас вообще было не до флирта.       Девушка хмыкнула, опираясь локтями о коленки и всматриваясь теперь уже перед собой.       — Спасибо, что поделился, — спустя несколько минут молчаливого рассматривания зданий напротив, произнесла она и поднялась. — Не буду больше отвлекать.       — Надеешься, что я тебя остановлю? — поинтересовался Глеб, поднимая руки, чтобы размять затекшие мышцы.       — Если бы я хотела к тебе подкатить, то делала бы это по-другому. И уж точно будучи в другом состоянии. А сейчас я просто хочу пить и спать, — улыбнулась девушка через плечо, медленно уходя.       Глеб закатил глаза. Она же знала, что он пойдёт за ней. Знала, сука.       Он неспешно встал, шагая за ней. За слегка шатающейся девочкой в черной кожанке с дурацкой взъерошенной причёской.       — Значит поехали выспимся, а потом ты покажешь мне, как собиралась подкатывать, — он поравнялся с ней, засовывая руки в карманы и соображая, куда лучше выйти, чтобы взять такси до дома.       — Не отделаешься же потом от меня, — девушка смешливо повернулась к нему, шагая теперь уже спиной вперёд. Она выглядела гораздо более бодрой, чем он сам. Но он охотно верил, что спать она хочет так же сильно.       — Мне нравится, что ты так самоуверенна, — качая головой, сказал Глеб и не смог сдержать ползущей по губам улыбки. — Но не хочу наблюдать очередную истерику после того, как я вызову тебе такси на следующее утро.       — Ого, — протянула она в ответ, разворачиваясь обратно и посмеиваясь. — Никогда ещё не устраивала подобных истерик, представляешь? Обычно устраиваю тогда, когда парень клянётся, что любит, а потом хер забивает. Вот это частое явление. А такси на утро — это даже приятно. Так что не переживай.       — А что, прям часто на тебя хер забивают? — Глеб вытащил телефон, вызывая им такси.       — Почти всегда, — она растянула губы в презрительной улыбке. — Но я сама виновата. Выбираю плохишей, а тех, кто готов за меня жизнь отдать, оставляю всегда в друзьях. Типичная история. Но ничего. Переживу.       — Кажется, больная тема? — выгнул бровь Глеб, глядя на её слегка помрачневшее лицо. Она тряхнула головой, чтобы волосы упали вперед, закрывая её от его взгляда. Потом он узнает, что она часто так делает, пряча эмоции.       — А у таких самоуверенных с виду людей не бывает так, чтобы не было больной темы. Которая свербит каждый чёртов день. Так ведь?       — Я похож на самоуверенного? — Глеб зажевал улыбку, видя её оголившиеся от усмешки белые зубы.       — Ты похож на самого большого индюка, которого я когда-либо встречала. И даже не хочу знать, что за больная тема сделала из тебя такого, — она повернулась к дороге, высматривая подъезжающую машину.       — Я тоже не хочу знать про эту тему, — прошептал Глеб себе под нос, вспоминая тот день в миллионный раз. День, когда оборвалось всё.       Когда она проснулась, Глеб ещё спал. Обнимал подушку, сильно сжимая ткань и тихонько сопел. Саша наблюдала. За тем, как подрагивают его ресницы, как вздымается грудь, как напрягаются мышцы рук, в очередной раз сильнее прижимая подушку к груди. Несколько часов назад он выступал на сцене, приковывая взгляды всех присутствующих, а теперь беззащитно лежит рядом с ней. Жизнь постоянно подбрасывала ей напоминания о том, что всё напускное и публичное в итоге оказывается маской, которая прячет кого-то очень израненного и нуждающегося в помощи. Иначе бы он не пошёл за ней. Если бы не тянулся к потенциальной помощи.       Она вяло улыбнулась, глядя на него. Иногда ей казалось, что смотрит на себя, когда натыкалась на него в публичном пространстве. Пытался казаться грубым, почти не улыбался на фотках, но как только его ловили в моменты его истинной расслабленности, он смеялся, расплываясь в улыбке от ушей. Как только рядом оказывались нужные люди. Как только он забывал о необходимости носить маску.       Нужно было уходить. Громко хлопая дверью, давая понять, что только-только она была тут. Что постель еще теплая, а шлейф духов остался в комнате. Что такую как она не держит ничего. Даже сам Глеб, мать его, Голубин.       Саша не спеша поднялась с постели, от чего матрас прогнулся, и Глеб распахнул глаза. Она не думала, что он так чутко спит.       — Выспалась? — прохрипел он, наблюдая за её растерянным взглядом.       — Да, у тебя чудесная кровать, — прошептала она, как будто ещё был шанс, что он уснёт обратно. — Но мне пора.       — Уходишь? — Глеб приподнялся на локтях, чувствуя головную боль от резких движений.       — Да.       Она не знала, что ещё сказать, хотя казалось, что должна.       — А как же демонстрация техники соблазнения? — Глеб потёр глаза, пытаясь включить голову.       — В другой раз, — хмыкнула Саша, не спеша уходить. Раз уже сбежать не получилось, то уйдёт спокойно.       — Почему не сейчас? — спросил Глеб, вонзаясь в её темно-шоколадные глаза. Прямо под цвет волос.       — Звучишь так, будто боишься оставаться один, — склонив голову, произнесла Саша.       — Потому что так оно и есть, — Глеб поймал её руку, утягивая обратно на постель. — Или думаешь, что я просто так позвал тебя поспать? За всё приходится платить. Даже за чудесную кровать.       — Прости, но мне правда надо идти, — Саше было приятно. Приятно, что он держит её руку, что просит не уходить. Это единственное, что давало ей чувство значимости. Не все эти бесконечные «люблю» и «я тебя хочу». А вот это. Когда уходишь, а тебя останавливают. Наверное она уже больше не проживёт без этого. Не поверит в собственную значимость, если её не будут постоянно возвращать. — Работа, сам понимаешь.       — Сегодня суббота, — Глеб устало закатил глаза, понимая, что это не аргумент. Но это позволяло потянуть время и услышать человеческий голос в стенах этой ёбаной квартиры подольше.       — Хочешь со мной? — Саша прикусила губу, не надеясь на его согласие. Но предложение вырвалось само собой, потому что ей стало его жаль. Она пока точно не понимала, почему, но считывала его настроение. Видела, что ему хреново. Что он и правда не хочет оставаться тут один. — Что-то мне подсказывает, что тебе бы развеяться.       Глеб молча соображал, сверля её взглядом. Он никуда не хотел. Уже много месяцев абсолютно никуда не хотел. Так что бежать за незнакомкой в надежде на то, что так ему будет лучше, чем в одиночестве — тупая идея. Потому что лучше не будет.       — Я понятия не имею, кто ты такая, а ты предлагаешь ехать с тобой непонятно куда? — выдавил Глеб, не зная, что ещё сказать. Потому что отпустить её руку он не мог. Не мог, блять. После всех этих дней, что он не касался чужого тела. Схватил её тонкое запястье, чувствуя живую энергию под подушечками пальцев. Она была как полная его противоположность, но с той же самой сущностью. Она заебалась, но её постоянно куда-то несло. А он прирос к квартире, которую терпеть не может.       — Саша, — кошачьи глаза сверкнули от самодовольства. — Просто Саша. И мы поедем туда, где хотя бы светло и чуть более жизнерадостно, чем в твоей одинокой холостяцкой конуре. Ну так что? Решай.       Глеб прикрыл глаза, хмыкнул и покачал головой. Взбалмошная дура. Как он не любил таких. Или он внушил себе, что не любил, ведь Ника была именно такой. И любое напоминание о ней вызвало рвотные позывы. Он до сих пор так и не понял, любил он её или нет. Но то, что был виноват — в этом был уверен на сто грёбаных процентов.       Иногда Глеб вспоминал тот день, когда согласился поехать с сумасшедшей девчонкой. Не зная совершенно ничего о том, где окажется. Всю следующую неделю он не появлялся в квартире. Саша позаботилась о том, чтобы он забыл, где живёт. Днём она таскала его по мастерским, взахлёб рассказывая о своих проектах и подначивая нарисовать что-нибудь. Постоянно шутила, что продаст творение Фары за бешеные деньги. Он долго держался, прежде чем нарисовать на огромном холсте член маслом.       — Когда будешь продавать, сообщи, сколько выручила за это. И не забывай про проценты. Не меньше тридцати процентов отчислений художнику, — смеялся он. И когда закончил, вдруг понял, что натворил. Он засмеялся. Громко и искренне, пока она заливалась в ответ, в шутку колотя его кулаками по плечу. Он засмеялся. Твою же мать.       А вечером она тащила его на всевозможные тусовки. И он уже перестал думать о том, что их бесконечно фоткают и даже снимают. Потому что ей было всё равно. И он заряжался её настроением, сам не понимая, почему. Может потому, что в глубине души ему было наплевать на серьёзность их времяпрепровождения? Смысл скрывать что-то несерьёзное и глупое? Просто развлекаются с какой-то девчонкой.       Развлечения быстро перешли в сумасшедший секс. В туалетах этих клубов, в её маленькой квартирке в центре, в отелях и бесконечных вписках. Она хотела его каждую секунду. И он знал, что тоже хочет. Сколько бы ни пытался думать о том, что это всё — просто несерьёзное развлечение, тело всегда реагировало на её прикосновения.       Поэтому когда он предложил ей съехаться, то не поверил сам себе, пока говорил эти слова. Он правда хочет с кем-то снова жить? Серьёзно? Ника в его голове крутила у виска, жестоко усмехаясь и говоря «удачи».       Они сняли новую квартиру, чтобы было удобно обоим. И в этой квартире должно было быть лучше. В этой квартире никто еще не кончал с собой в ванной.       — Пойдём со мной в клуб, — Саша ластилась, как всегда любила делать, когда уговаривала Глеба на очередную авантюру. — Будем пить и танцевать, танцевать и пить. И целоваться до утра.       Глеб прищурился из-за ползущих вверх уголков губ. Он не знал, почему, но её поведение всегда вызывало в нём желание улыбаться. Словно рядом с ней всё было простым и беззаботным. И все её слова были легкими и не нагружающими, а скорее даже отвлекающими от проблем. Он не знал, как ей это удавалось. Но догадывался, что всё это кончится в один день. Рухнет за миг, открыв перед ним что-то совершенно другое в её образе. Он не верил, что бывают такие люди. Вечно весёлые и прожигающие жизнь на тусовках. Смеющиеся и беззаботные. Нет.       — Умеешь уговаривать, солнце, — ответил он, обхватывая её талию, чтобы прижать ближе и лишить возможности суетливо елозить по дивану рядом с ним.       — Знаю, — довольно хмыкнула она, глядя влюбленными глазами на его профиль, пока он косился на неё в ответ, не сдерживая ухмылки. Она так любила его. Как любила каждого, в кого с бешеной скоростью влюблялась, словно падая в огромную бесконечную пропасть. И каждое падение было ещё более захватывающим, чем предыдущее. Каждый новый парень становился самой большой любовью в жизни, от которой она сходила с ума. — Глеб, помнишь, что я тебе сказала в нашу первую встречу?       Глеб ленно размял шею, вспоминая тепло на лице с того самого дня. Конечно он помнит. Каждое её грёбаное слово, хоть на тот момент и был уверен, что забудет даже то, как она выглядит, через пару часов. Вышло всё совсем не так, как он думал.       — Что у тебя в горле пересохло, — ответил он, прикрывая глаза и ожидая её реакцию. Ему нравилось, как она себя вела с ним. Толкнула тонкой рукой в грудь, заходясь хихиканьем и разливая по его телу приятное тепло.       — Нет, что ты не отделаешься от меня, — она подлезла к его шее, оставляя нежный поцелуй. — Кажется, пришла пора признать, что я была права.       — А что, без моего признания будешь с ума сходить? — Глеб развернулся к ней, желая смотреть на её лицо. Игривое и никогда не показывающее смущения. — Обязательно нужно подтверждение твоей охуенности?       — Естественно, тебе ли не знать, — хмыкнула она, убирая волосы назад и собственнически хватаясь за его плечи, чтобы сесть сверху.       Глеба всегда забавляло, что она так сильно любила быть сверху. В любой возне и особенно в сексе. Он догадывался, что так она чувствовала, что он её. И ничей больше.       — Ты была чертовски права, — Глеб приподнял уголок губ, наслаждаясь её реакцией. Довольна, сука. Конечно, она довольна. Она жадно поцеловала его, прикусывая губу. Её поцелуи почти всегда граничили с болью. — Может быть мы сможем поцеловаться до утра и дома?       Глеб тихо засмеялся, обведя кончиком языка свои губы.       — Нет, — отрезала Саша, не принимая возражений и вставая с парня, чтобы начать собираться. — Мы будем тусить, как в последний раз, а не сидеть дома, как пенсионеры.       — Что плохого в пенсионерах? — Глеб уперся локтями о коленки, наблюдая за тем, как энергично она носится по квартире, приводя себя в порядок.       — Скука — вот что, — бросила Саша.       Когда с их знакомства прошло два месяца, Глеб не поверил и полез пересчитывать дни. Ему казалось, что прошло гораздо меньше. Типо недели или двух. Но оказалось, что вот уже полтора месяца они живут вместе, прожигая каждый день в тусовках и сексе.       Два месяца в его жизни новый человек, которого он знает словно всю свою жизнь. Банальное чувство, да, но он не мог не признавать этого. Поэтому когда он начал наконец ревновать, то окончательно разрушил свою хрупкую защитную стенку из мыслей о том, что всё это несерьёзно. Их отношения. Он не ревнует, если всё не серьёзно. Никогда.       Но сейчас он ревновал.       А поводов ревновать было много. Бесконечные друзья, в большинстве своём парни, незнакомцы в клубах, чьи взгляды она всегда притягивала и даже дарила долю внимания, соглашаясь на танец или на разговоры ни о чём. Он всё чаще держал её при себе. Всё чаще не отпускал. Всё чаще бесился и вот-вот норовил выйти из себя.       Она видела. И пиздец как наслаждалась. Для неё это значило одно — он её любит. Но чтобы быть в этом уверенной и дальше, нужно постоянно видеть эту реакцию. Так что её случайные заигрывания и не думали утихать.       Что самое страшное могло случиться в этих отношениях?       Об этом Глеб думал все два месяца, не видя изъянов в их общении. Ожидая, что вот-вот произойдёт пиздец. Но он никак не происходил. Она была идеальной и всегда в нужном настроении.       А потом он понял.       Скука — вот что.       Новые ощущения в виде ревности и постоянных громких разборок, хватание за руки и запреты уходить.       — Ты можешь хотя бы пару дней обойтись без этих блядок? — он орал в её лицо, больно сжимая хрупкие плечи. И она морщилась, но даже это не могло скрыть адреналина в крови, который разгонялся от осознания собственной значимости и той власти, что она имеет над ним.       — Отпусти, — прошипела Саша, и Глеб лишь жёстко усмехнулся. Ну конечно. Она никогда не хотела, чтобы он отпустил.       — Саш, клянусь тебе, ты доиграешься рано или поздно. Прекращай выводить меня, — он дёрнул её ещё ближе к себе, вжимая в грудь. Сука. Отвернула голову, показывая своё отвращение. Как же дёшево ты играешь, малышка.       — О, а я всё-таки рискну, — выплюнула она, вырываясь из его хватки, и он наконец отпустил. Отпустил, чтобы ещё больше взбесить её. — С каких пор ты решаешь, что мне делать?       — Какая же ты тупая сука, — качая головой, шептал Глеб, а затем возвёл глаза к потолку, не веря тому, что влип в этот образ. И теперь не сможет выгрести. Не сможет, блять. — Я прошу тебя перестать шляться по клубам, сосаться по пьяни и липнуть к каждому парню, который хоть немного посмотрит в твою сторону. Это всё, блять, что я прошу от тебя!       — Ты просто кретин, Голубин, — Саша носилась по дому, собирая вещи, чтобы уйти. В сотый раз за месяц. — Обвиняешь меня в какой-то хуйне. Сходи подлечись, ладно? А потом уже строй отношения.       — Могу пожелать тебе того же, — Глеб зашёл в спальню, где она выгребала вещи из шкафа, и перекрыл вход собой, складывая руки на груди. — Куда на этот раз собралась?       — Я съезжаю, — бросила она, не позволяя себе ни на секунду посмотреть на него.       — Это я и так вижу, вопрос был в другом, — закатил глаза Глеб.       — Тебя не касается.       — Саша, мать твою, остановись и попробуй подумать своей маленькой головой, — Глеб снова оказался рядом, схватив за руки и не позволяя продолжать эту бессмысленную сцену сборов. — Я знаю, что тебе очень нравится испытывать меня. Очень нравится добиваться моего внимания, которого тебе всегда мало, сколько бы я ни давал. Хочешь, прикую тебя наручниками к себе? Хочешь? Так ты будешь довольна или всё равно будешь тянуться к кому попало, чтобы я тебя каждый раз одёргивал?       — Заткнись, — огрызнулась она, как дикая зверушка, скаля зубы.       — Успокойся, — он перехватил её одной рукой, обнимая, а второй прижал голову к груди, терпя глупые попытки вырваться. — Просто блять успокойся, истеричка.       Она боролась с ним ещё минуту, прежде чем замереть, всхлипывая. Это был первый раз, когда она заплакала. На сотую ссору между ними она решила, что ей больно. Глеб замер, не понимая, она это всерьёз или чтобы выбить его из колеи.       — Саш, — он обеспокоено отлепил её лицо от себя, взяв в руки и заглядывая в наполненные влагой глаза. — Солнце, ну ты чего? Правда что ли? Слёзы?       — А на что ещё это похоже? — процедила она, обнимая его в ответ.       — На манипуляцию, — усмехнулся Глеб, но взгляд остался тревожным, давая понять, что он просто пытается отшутиться.       — Я просто люблю тебя, понимаешь? Люблю, но ты же… ты хоть понимаешь, сколько я ловлю взглядов, направленных на тебя? Сколько девочек липнет к тебе, даже если я рядом? Знаешь, как это бесит? — пищала она, оставляя на футболке следы от слёз.       — Знаю, ты мне очень наглядно показала, — снова усмехнулся Глеб, обнимая её крепче и гладя по волосам. — Саш, мне нужна только ты. Никто из этих девочек мне не интересен. Почему ты так сомневаешься в моих чувствах к тебе?       — Потому что все парни так поступали. Говорили, что я самая охуенная девушка в их жизни и уходили за следующей юбкой. Такие как я всегда выбирают плохих мальчиков. И потом жалеют. А ты, Голубин, просто окружен этими пёздами. Я догадывалась, что их много, но чтобы настолько?       Глеб тихо рассмеялся, получая очередной удар в грудь.       — Я не знаю никого, кто переплюнул бы твою юбку, Саш. Тебе точно не о чем беспокоиться, — шептал он ей в затылок, вдыхая запах волос.       — Всегда есть о чём беспокоиться. Жизнь научила, — буркнула Саша.       — Значит эти проверки навсегда? — сдавленно выдохнул он.       — Это не проверки, — Саша опустила взгляд, понимая, что сегодня, кажется, никуда уже не пойдёт. — Если так хочешь, чтобы я верила твоим чувствам, то верь и моим. Я не предам тебя, не выберу другого и не буду всерьёз с кем-то заигрывать. Это всё просто глупое развлечение.       Такое же, каким была их встреча.       Глеб прикрыл глаза, прогоняя в голове эту мысль. Это слишком быстро превратилось в ёбаную зависимость.       Когда Саша начала с кем-то спать, заваливаясь домой под утро с засосами по всему телу, Глеб поймал себя на мысли, что привык. И что не замечает этих синяков. Только вот спать с ней стал меньше, неосознанно дожидаясь, пока они все сойдут. Они не говорили об этом. Он стал чаще появляться на студии, жизнь начала будто бы даже налаживаться. Ему уже не хотелось контролировать каждый её шаг, хоть он и продолжал держать её всякий раз, когда они в очередной раз ссорились до криков и взаимных оскорблений.       И чем больше он начинал зависать на студии, тем чаще она проводила свои ночи в чужой постели. Всегда кому-то нужная. Она не умела оставаться одна.       Он приходил вместе с ней под утро. Улыбался и гладил по растрепанным волосам. Потом они заваливались в кровать прямо в одежде, и Саша гладила его скулы, волосы, шею. Нежно проводила пальцами, убаюкивая сонного парня. И всегда знала, в каком он сегодня настроении. Иногда он снова скатывался в тоску. Тоску по Нике, о которой он рассказал в очередной из вечеров, когда его накрыло.       С тех пор Саша почти каждый день говорила ему, что он совершенно точно не виноват и сделал всё, что мог. И что больше в его жизни не будет таких сук, которые манипулируют, чтобы привязать его к себе. Потому что теперь рядом она. И она никогда так не поступит.       Никогда не будет угрожать самоубийством, лишь бы он остался.       Глеб грустно хмыкал, думая о том, с кем сегодня она спала. Она ведь понимала, что он знает. Понимала, но молчала. И он не был уверен, что ей стыдно.       И рано или поздно эта тема всплыла бы в ссорах. Рано или поздно он обвинил бы её в том, что она шлюха. Рано или поздно он получил бы в ответ самый ненавистный взгляд из всех, что она ему дарила. И рано или поздно ушла бы на несколько дней, пока они наконец не смогли бы встретиться, когда он придёт под её двери, намереваясь провести там всю жизнь, если она не откроет. И она открыла. Открыла, не зная, что сказать.       — Это просто секс, — отводя глаза, она махнула рукой в сторону кухни, предлагая сесть, но он поймал её ладонь, отводя в спальню. Он не видел её неделю или больше. Она права, просто секс. Просто секс, который ему был нужен прямо сейчас.       И когда он получил её тело после стольких дней, то чувствовал себя нормально. Снова. Её голова покоилась на его груди, а пальцы рисовали узоры на коже. Это просто секс.       Он вдруг подумал об этом всерьёз. Пусть трахается с кем хочет. Ему всё равно, лишь бы была периодически рядом и не оставляя его одного.       И именно в этот момент ему стоило бы вспомнить о самом главном. Он не ревнует, если всё не серьёзно. А ревновать он перестал.       Но он не вспомнил. Потому что её голос, звучавший в голове, твердил, что её блядки — это просто секс. Она просто расслабляется с другими парнями. Значит, ей это нужно. Но то, что между ними — это что-то большее. Он не хотел разбираться, что именно, называл отношениями и довольствовался тем, что имеет.       Она снова заряжала его, хоть и не так сильно, как раньше. Но те часы, что они проводили вместе, умиротворяли. Она была вроде и рядом, а вроде и давала необходимую свободу. Так, по крайней мере, он думал каждый вечер, когда она снова не появлялась дома.       А ещё она заполняла зияющую пустоту, которую так жестоко и небрежно оставила после себя Ника. Он имел право ненавидеть её, потому что присутствие Саши рядом доказывало ему, что он всё ещё достоин быть с другим человеком.       — Я больше никогда не буду связываться с людьми, которые хотят покончить с собой, — в сердцах обещал Глеб, когда в очередной раз просыпался посреди ночи в холодном поту. Он постоянно не успевал. Постоянно спешил, пытался бежать с телом Ники на руках, но ноги не слушались. Она всё ещё дышала. И каждый вздох норовил стать последним, обрывая в очередной раз надежду на спасение. Он никогда не успевал. — Ни на секунду своей жизни, блять.       — И правильно, — сонно отвечала Саша, окутывая его своими руками, чтобы уложить обратно. — Глеб, ты же помнишь, что ты не заставлял её кончать с собой, да? Помнишь, что ты не виноват и сделал всё, что мог. Она сделала свой выбор.       — И мне с этим выбором жить, — устало выдохнул он, укладываясь в её теплые объятия. Это была одна из тех редких ночей, которую она проводила с ним. Его Саша. Наконец осталась рядом.       — Вовсе нет, — шептала она, зарываясь пальцами в его волосы и приятно массирую кожу. — Глеб, ты не виноват. Я так сильно тебя люблю.       И так много недель, сливающихся в одну сплошную линию времени, что незаметно меняла их отношения. По крупинке каждый день и вот уже Глеб не замечал её отсутствия вовсе. Жизнь понемногу серела, норовя возвратиться в ту беспросветную черную бездну, каковой являлась до появления Саши. Но ему было всё равно. Он снова ходил на тусовки, неизменно брал с собой черные очки, чтобы если что спрятать глаза, и книжку, чтобы если что спрятаться в вымышленном мире под звуки окружающего его веселья.       В абсолютно тишине квартиры было сложно оставаться. А Саша появлялась под утро, так что он не спешил домой.       И когда раздался звонок от брата, которому нужна была помощь, он не мог подумать, что он снова оживёт. Он не разбирался в причинах, не хотел думать про последствия и анализировать свои поступки. Он просто действовал, наконец чувствуя, как колотится собственное сердце.       И когда Саша увидела его на кухонном диване, говорящим, что в его спальне суицидница, то сразу это поняла. Но не хотела признаваться.       Появилась юбка, за которой он уйдёт. Он был прав, говоря, что никакая девочка с Сашей не сравнится. Но он не учёл того, что дело окажется вовсе не в юбке, не в фигуре, не во внешности и не в манере речи.       Дело окажется в возможности спасти её.       А Сашу спасать было не нужно. Она никогда не просила об этом. Поэтому, когда он исчез на пару дней, носясь с новой суицидницей, она сошла с ума. Доходило до того, что она, сжав зубы, кричала во всё горло у друзей. И думала, что ей вероятно стоит тоже порезать себя, чтобы он понял, что творит. Что он бросил её. Забыл, как только появилась игрушка поинтереснее.       И когда она нюхала какую-то дрянь, которую улыбчивые друзья ей предложили, она знала, почему это делает. Потому что он должен приехать. И увидеть. Увидеть, что творит.       Когда она ему звонила, то отгоняла от себя мысли о его рассказах про Нику. Как та звонила ему и грозилась убить себя, если он её бросит. Саша тогда кривила лицо и чувствовала отвращение. Она не такая. Она не убивает себя. Нет. Она не такая.       Когда она очнулась в больнице, его не оказалось рядом. Она всё не могла поверить, что это правда. Но ей сказали, что он сорвался из-за проблем с той девчонкой. Естественно. Только он похоже забыл, что у его девчонки тоже проблемы.       Он забыл. Саша чувствовала только то, как сердце рвётся каждую секунду, не давая отдохнуть от боли.       И когда схватила телефон, намереваясь выплеснуть всю свою злость, то оказалось, что у него ещё и запасная квартира есть, о которой она не знала. Что ж, прелестно. Сколько ещё она не знает о нём? О нём, мать его, человеке, которому она отдаёт всё, всю свою любовь.       Конечно, когда она приехала, эта сучка была там. Глеб носился с ней как с хрустальной.       — Я не знаю, Саш. Я уже давно потерял понимание, что норма, а что — нет.       Саша сделала вдох. Ещё один. Надо успокоиться. Впервые за всё время она понимала, что в этой ситуации ссоры и попытки уйти не помогут. Он же отпустит её. Позволит уйти и тогда она уже не оправится. Так что надо просто успокоиться. И попытаться пережить это. Глеб спасёт дурнушку и вернётся к ней. Он простит себя за Нику, и они с Сашей забудут это всё как страшный сон. Она даже готова была поклясться сама себе, что перестанет пропадать по клубам ночами. — Ладно. Ладно… я очень хочу спать. И теперь я буду это делать только рядом с тобой, ясно? Больше ты не выпроводишь меня в отели. Фирменная усмешка заиграла на губах её парня. Та самая, которой он реагировал на большинство её слов. И когда они оказались на жестком диване, но вместе, она ластилась к нему целую вечность. Она знала, что трахнет его сегодня. В том числе для того, чтобы через тонкую стенку было слышно и понятно. Чтобы напомнить всем, кто может быть сомневался, что она всё ещё его девушка.       Но когда Глеб сорвался прямо посреди процесса с обеспокоенным видом в соседнюю комнату, она до боли закусила губу, желая прокусить её к чертям. Ринулась следом, желая увидеть этот цирк своими глазами.       — Мне её выставить на улицу и ждать новостей о том, что её убили?!       Он кричал на неё. На Сашу, которая еле стояла на ногах после вчерашнего. Которую он не видел несколько дней. Которая любила его больше жизни, блять.       — Почему тебе важно заботиться о ком угодно, кроме близких?! А если бы я захотела покончить с собой, скажи, ты бы со мной так носился или нет? Что-то мне подсказывает, что… Он перебил её, пока она видела перед глазами свои воображаемые попытки в квартире друзей. Господи, он дал бы ей умереть. Она так сильно была в этом уверена. Если бы выбор встал между ней и его сукой, он бы выбрал…       — Твои попытки обдолбаться, лишь бы я поносился за тобой, тебя не наталкивали на мысли, что мне не всё равно на тебя? Что я делаю всё, чтобы ты была жива и здорова?       Снова схватил за плечи. Её, он схватил её, заставляя чувствовать себя нужной хотя бы на долю секунды.       — Пусти меня.       И он отпустил. Забрал последнюю надежду на то, что она всё ещё его девочка. Жестокий мудак.       Они не дождутся того, что она свалит посреди ночи, оставляя их наслаждаться обществом друг друга. Саша схватила алкоголь, гадая, сможет ли напиться до полусмерти.       На следующий день она собрала остатки самообладания, чтобы решить, что дальше. А дальше она снова уйдёт. Она не их тех, кто будет ждать его, жалобно глядя в глаза и ожидая, когда он наконец наиграется.       Саша видела, что в этой херне, в которую он влип, всё куда сложнее и запущеннее. Но он молчал об этом. Не говорил ей. Раньше он сказал бы ей. Но их «раньше» давным давно кончилось.       Она ушла и стала ждать. Она копила остатки надежды на то, что это всё пройдёт. Что он правда наиграется. Что правда всё вернется как было, и он ещё будет извиняться за своё долгое отсутствие.       Но он не то, что не чувствовал своей вины, он даже не писал ей.       А когда он вернулся в город, то все её жуткие кошмары подтвердились. Он спал, обнимая суицидницу так крепко, словно это Саша тут была лишняя, а эта маленькая сучка была его самой любимой девочкой на свете.       Как же она ненавидела его, закатывая тогда свою истерику. Она ненавидела его за то, что он по маленьким шажкам выбирал всё больше её, а не свою девушку. Ненавидела его за то, что он поступал с ней так же, как и все. Ненавидела себя за то, что не смогла отказать себе в удовольствии подсесть к нему тем солнечным ленивым утром. Это утро вспоминалось ей, как что-то теплое и светлое, чего уже очень давно не случалось в их нынешней жизни.       И не спасла даже попытка затащить его на выставку, чтобы отвлечь от его важных дел. Чтобы провести с ним время так, как раньше. Когда всё только начиналось и искрилось жизнью и наполненность.       — Я переспал бы с ней. Если бы мог, я переспал бы.       — Я в твои планы больше не вхожу?       — По-моему, мы давно не входим в планы друг друга.       — Ненавижу тебя…       — Я знаю, солнце.       Всё кончилось так же сумбурно, как и началось. Саша в сотый раз в жизни клялась себе больше никогда не влюбляться. Но через два дня безумных тусовок она забыла. Может, внушила, что забыла, может врала сама себе, это всё не важно.       Она забыла Голубина и всё, что с ним связано.       Именно поэтому, когда он позвонил ей спустя целую вечность, ни один мускул не дрогнул. Только разве что сердце на сотую долю секунды.       — Привет, Саш, — усталый голос на том конце трубки. Она не удивилась ни на секунду.       — Здравствуй, Глеб, — затаив дыхание, ответила она, сжимая телефон покрепче в руках.       — Я идиот, да?       Она выдохнула, закрывая глаза и зажмуриваясь.       — Да, Глеб. Последний идиот, — проговорила она, чувствуя, как вся сталь, окутавшая тело за это время, с жгучей болью плавится от звука его голоса. — И как я и говорила, ты ещё и падкий идиот. Падкий на поломанных.       — Мы можем встретиться?       Саша хватанула воздуха ртом, выдерживая паузу.       — Можем.