Жизнь — это боль. Любовь — это слабость?
«Жизнь — это боль. Я каждое утро просыпаюсь с болью, хожу на работу с болью! Сказать, сколько раз мне хотелось послать все к черту, свести счеты с жизнью?» Доктор Грегори Хаус
Они столько слышали и видели на работе, что, казалось, их ничем нельзя озадачить, но сейчас они обе впали в ступор, не зная, что на это сказать. Обычные аргументы «он твой босс», «он старше тебя» в данном случае были бы лишь способом скрыть истину, и эту истину Реджина озвучила сама, значительно облегчив подругам жизнь. — Я знаю, в его доме, в голове, внутри, живёт Белль, меня он никогда не полюбит, да и я, думаете, хочу его любить? — она замолчала, взглядом вынуждая собеседниц отрицательно покачать головой. — Но оно само!!! Прентисс прекрасно понимала, что это немного детское утверждение более чем верно. Зачастую это так происходит — мы начинаем испытывать чувства к тем, с кем мы постоянно рядом; она приезжает и уезжает с ним, и на расследованиях они всё время бок о бок, а его ребёнка она, кажется, любит сильнее, чем иная родная мать. Можно даже сказать, что возникновение у Миллс чувств к Голду — вполне закономерное и ожидаемое явление; в конце концов, так должно было случиться, но, вместе с тем, это практически невозможно, и она прекрасно это понимала. — Какой она была? — вдруг тихо поинтересовалась Миллс. Девушки растерянно переглянулись. Во-первых, вопрос Реджины застал их врасплох, в момент, когда каждая, утопая в своих собственных мыслях, думала о чём-то важном, а во-вторых, Эмили и Дженнифер поняли, что знают покойную миссис Голд лишь по рассказам. — Я пришла в отдел через год после её смерти, — отозвалась Эмили. — А я совсем незадолго до тебя, — дёрнула тонким плечиком блондинка, — даже Хотч и Морган видели её один-единственный раз, собирались у Голдов на барбекю, и в эту же ночь она умерла… — Но все говорят о ней одно и то же: она была солнцем и истинной красавицей… — Всем доброе утро, — гулко постукивая тростью об пол, в комнату вошёл Голд. — Джей-Джей, что у нас на повестке дня? Девушка быстро оказалась у информационной доски, пытаясь переключить внимание на работу; вся команда устремила на Джаро взгляды, а Реджина, кажется, так и осталась блуждать где-то по лабиринтам своего сознания, и пусть мировое зло не дремлет сегодня без неё — сегодня она должна спасти себя. Она почти не думала о происходящем вокруг, лишь где-то вдалеке раздавался голос Джей-Джей. — Итак, ребята, мы летим в Сан-Диего, за три недели изнасиловано и убито шесть женщин… Всё внимание Голда было приковано к деталям, но то, как Реджина дёрнулась при слове «изнасиловано», а через секунду втянула голову в плечи настолько, насколько могла, он всё же заметил. Это первое дело с насильником с момента её прихода в отдел, и её реакцию на это он наблюдал впервые, но теперь пазл в его голове окончательно сложился и стала ясна природа её ночных кошмаров. «Нужно поговорить с ней по возвращении домой», — подумал Голд. «Ещё только десять утра, а я уже могу с уверенностью сказать, что у меня сегодня плохой день», — подумала Миллс.***
— Я думал, она уже начала привыкать, — задумчиво сказал Росси, кивнув в сторону Реджины, — да и дело не такое уж жуткое, в сравнении с теми, что она уже видела раньше, но ей явно плохо. «Ей плохо», — это были неподходящие слова, чтобы описать её состояние; подходящих, кажется, не было вовсе. Миллс стояла, прислонившись к стене, на фоне которой её бледное лицо выдавали только чёрные угли глаз. Она прикладывала все усилия, чтобы не сползти вниз по стене, не впасть в истерику, но смотреть на жертв изнасилования было невыносимо. Много раз на расследованиях она задавала себе вопрос: «Что они чувствовали перед смертью?», и на этот раз у неё был ответ… Она сама прошла через это с молчаливого согласия сестры и матери, которые точно знали, что происходит, но не пришли на помощь. Жертва изнасилования будто бы глядела на себя со стороны, глядела в глаза монстру, что жил внутри неё, и не отводила взгляда. Если она не сможет, если не справится — ей здесь не место. Сколько будет ещё подобных дел? Она же не может все их игнорировать, боясь столкновения с собственным страхом. Она очень старалась, но пока проигрывала, все её ночные кошмары буквально душили её, она пятилась, а потом упёрлась в стену, и отступать было уже некуда. Реджина очнулась. Ощутила разницу температур и широко распахнула глаза. Она даже не заметила, что рука Росси крепко сжимает её запястье, не поняла, когда он успел вытащить её из прохладного помещения на самый солнцепёк. — Что с тобой? — уже не в первый раз спрашивал мужчина, но тщетно, она лишь шевелила губами. — На, попей. Она отхлебнула из бутылки, вытерла влажные губы тыльной стороной ладони и наконец заговорила. — Всё нормально, просто… Просто сегодня не мой день, — солгала она, вместо того, чтобы сказать: «Я знаю, что они чувствовали перед смертью». — Ты можешь продолжать? — Да. Миллс вернулась и, собрав всю волю, что у неё была, продолжила работу. И, на удивление, в этот день она многое сделала для команды и значительно помогла всем. Ибо у каждого из членов группы есть свой ночной кошмар и, вглядываясь в него снова и снова, они пытаются сделать мир чуточку лучше.***
Собравшись с духом, она действительно потрудилась на славу, и к концу силы совсем её покинули. Поднимаясь на борт маленького частного самолёта, она ощущала себя почти мёртвой. Сделав ещё несколько шагов, она обессиленно упала в кресло напротив Голда. — Плохо выглядишь, — констатировал тот, взглянув на девушку. — Я бы сказал, очень плохо. — У меня был плохой день, я обещала, что скажу тебе, если… — Хочешь поговорить? Она зажмурилась и отрицательно покачала головой, а когда распахнула глаза, во взгляде Голда, устремлённом прямо на неё, читалось: «Это не твоя вина. Это неправда, что жертвы насильников во всём виноваты сами.» «Я, кажется, люблю того, кто никогда не полюбит меня.» «Вот именно, тебе кажется, он просто многое для тебя сделал, свою любовь ты ещё обязательно встретишь.» «А что, если я её уже встретила, если она сидит в кресле напротив, и мне достаточно лишь протянуть руку?» Этот её вопрос остался без ответа, их немой диалог был прерван подошедшей к Кристиану Эмили, и тот тут же переключил на неё своё внимание.***
Она была права, утверждая, что ей предстоит плохой день, не ошибся и он, когда говорил, что плохие дни проходят. Расследование было кончено, и вот она, волоча за собой маленький чемоданчик, вернулась домой. Колёсики дребезжали и застревали между плитами на садовой дорожке, но девушка, витая в облаках, ничего вокруг не замечала. Реджину волновал лишь один вопрос — как отличить любовь от привязанности? Девушка вошла в дом, плотно закрыла входную дверь и, прислонившись к ней спиной, разрыдалась. То ли от дичайшей усталости, которую она в полной мере ощутила именно сейчас, то ли от осознания того, что, как бы далеко ты не убежал, как бы хорошо не запирал дверь, как бы не пытался спрятаться — твои страхи тебя настигнут. Потому что они живут не в определённом городе, не в определённом доме или в определённое время суток. Они внутри тебя и всюду следуют за тобой. В тот роковой день они с возлюбленным условились встретиться на парковке, чтобы сбежать. Тайком собирая вещи, она уже рисовала себе эту счастливую жизнь во всех красках. Да, конечно, жить в бегах будет очень непросто, да и о том, что будет легко, никто не говорит, но главное ведь любовь, верно? Однако, стоит ей прийти в условленное место, как выяснится, что это только её точка зрения, и даже тот, кто клялся ей в вечной любви, так не думает. — Мама! Но как? — ошарашенно спросила Реджина. На её лице тогда были и страх, и отчаяние; она искала глазами Дэниела и не находила, зато взгляд зацепился за дорогую иномарку его дяди, ещё через секунду она встретилась глазами со старшей сестрой, и ответ на вопрос, который она задала матери, стал ей не нужен. Но как Зелина всё узнала? Она бы, может, и подумала над этим, но было не время и не место. — Он не придёт, — произнесла Кора, прекрасно понимая, кого дочь так отчаянно ищет взглядом. — Он просто более благоразумен, чем ты. И прекрасно понимает — останься он с тобой, дядя его всего лишит, или, ты думала, он променяет целое состояние на жизнь в нищете с тобой? — она откровенно насмехалась над дочерью, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться в голос. — Ну сколько раз тебе говорить, что любовь — это слабость? Ей меньше всего хотелось верить словам матери, тем более, что один из кузенов Дэниэла, старший из сыновей его дяди, пошёл наперекор отцу. Ради блондинки-чирлидерши из провинциального городка Деймон Сальваторе отказался от всего и разорвал все связи с семьёй. А вот Стефан, который и должен был составить Реджине партию, был копией властного отца, ни с кем и ни с чем не считаясь. Девушка не раз подмечала, что Стефан куда лучше подошёл бы Зелине. Она дочь своей матери. Он сын своего отца. Верить в то, что возлюбленный оказался таким, как Стефан, а не решительным, как Деймон, Реджина не хотела. Но мать всё же уговорила её не делать глупостей, а лучше пригласить мистера Сальваторе с сыном на ужин. — Просто один ничего не значащий ужин в кругу семьи! Как знать, может, вы понравитесь друг другу? — женщина успокаивающе погладила дочь по плечу. — Да и, потом, мы с Зелиной будем с тобой рядом. Кора выполняла свои обещания, только если они приносили ей выгоду, в противном случае она с лёгкостью забывала и не держала данного слова. Вот и в тот вечер её не хватило надолго: пообещав быть рядом неотлучно, в какой-то момент она будто бы испарилась, не забыв прихватить с собой старшую дочь и главу семьи Сальваторе. Оставшись с девушкой наедине, парень стал откровенно флиртовать и почти прямым текстом говорить о том, что хотел бы провести с ней эту ночь. Они ведь всё равно поженятся, так к чему условности? Однако спустя некоторое время, так и не получив никакой взаимности, кроме вежливости, он прекратил эту игру в джентльмена, которая ему уже порядком наскучила, и перешёл к действиям. Стефан был послушным сыном чуть ли не самого богатого и влиятельного человека в городе. Он знал, что стал таким, потому что получал, что хотел, и никто ему не мог помешать. Сальваторе-младший хорошо усвоил этот урок. Брал то, чего ему хотелось, несмотря ни на что. Реджина не стала исключением — он просто взял девушку силой. Ничего хуже с ней не бывало. Она, конечно, звала и мать, и сестру, которые совершенно точно были где-то в доме. Позже она узнает, что Кора с Зелиной повели гостя в винный погреб. Это было вполне в духе её матери — если Кора не будет слышать криков, её не сможет замучить совесть. Реджина, конечно, сопротивлялась, но силы были неравны. Она, конечно, не думала, что её самый первый опыт с мужчиной будет таким. Не думала, что будет так больно; она вообще не представляла, что существует настолько сильная боль, не представляла, что от собственного крика может звенеть в ушах. Миллс убежала из дома той же ночью. Тело болело, голос пропал, она едва смогла сказать таксисту, куда её нужно везти. Месяц она пряталась по гостиницам пригорода, благодаря папу за то, что ещё в детстве приучил её копить деньги — хотя бы в этом она сейчас не нуждалась. Просто скрывалась и выжидала, зная, что сначала мать поедет в Сторибрук, поэтому стоит пока переждать. Головные боли и кошмары стали её вечными спутниками. И однажды вечером, закрывшись в очередном номере отеля, вместо двух таблеток она выпила почти целый пузырёк. Нет, девушка вовсе не хотела умирать, по крайней мере, нужно было сначала проститься с отцом — просто слишком устала, просто хотела уменьшить боль… Дальнейшие события подсознание от неё скрыло густым туманом. Помнит, как открылось кровотечение, помнит, как её рвало, помнит, как ждала «скорую» и не боялась, что та не успеет приехать вовремя. Но не бояться смерти — это ведь ненормально… Смерть — часть жизни, но всё живое пред ней трепещет. Первое яркое впечатление после произошедшего — больничная палата с бледно-зелёными стенами, молодая доктор, что пыталась разговаривать как можно тактичней, и её босс, что на такт плевать хотел. Врачи объяснили ей природу кровотечения. Она была беременна, но передозировка снотворного спровоцировала кровотечение. Врачи сделали всё возможное и спасли жизнь ей и ребёнку. Она была слишком подавлена, чтобы выражать эмоции, однако даже, казалось бы, радостная новость не вызвала и тени улыбки. — Сделайте мне аборт, — минуту спустя попросила Реджина. — Послушай, мы чудом смогли сохранить беременность, и если сейчас прервать её, то детей у тебя совершенно точно никогда не будет! — доктор Кэмерон принялась отговаривать её от этого шага, но Миллс не хотела и слушать. Их разговор прервал своим эпичным появлением начальник её лечащего врача, доктор Хаус. — Так себе выбор — растить ребёнка насильника или вовсе не быть матерью. Ты бы что выбрала, Кэмерон? — Элисон растерянно молчала, а Хаус, указав тростью на дверь, приказал: — Иди и запиши её на аборт. — Зачем ты это сделала? — опустив любезности, он начал с прямого вопроса в лоб, стоило Элисон выйти. — Я понимаю, тебе очень непросто, но тебе только восемнадцать… — Я не хотела, это случайно. Я просто хотела, чтобы боль ушла. И этот ребёнок… — она будто бы перевела тему. — Вы не можете знать, каково мне… — Да, ты права, — он встал напротив неё. Короткая стрижка, лёгкая небритость, немного седины, которая совершенно точно была ему к лицу, и голубые глаза, смотрящие, как рентген, куда-то внутрь неё и знающие ответы на все вопросы… — Ты права, я не знаю, каково тебе, — снова заговорил Хаус. — Но я знаю боль. Сначала тебе кажется, что сможешь вынести её, а на деле оказывается, что не можешь. И когда это происходит, ты либо находишь причины жить дальше, либо нет. — Я исчерпала все причины, — как-то слишком по-взрослому произнесла совсем юная девушка. Хаус смотрел на неё. Он был не таким, как другие, он видел жизнь без блестящей обёртки, во всех её уродливых проявлениях. И он принимал эту жизнь такой и не пытался приукрасить. У него на всё был свой собственный взгляд и своё понимание. Но было и то, чего он не понимал вовсе. Например, вот такого. Зачем это было нужно, когда вокруг полно тех, кто без принуждения будет на всё согласен? — На сегодня, — заверил Хаус, будто знал это наверняка, — но завтра будет новый день, и причины найдутся, появится что-то или кто-то, ради кого точно стоит жить. Главное, чтобы ты не была слишком занята страданиями и заметила его. — Когда меня выпишут? — спросила она отстранённо. Тогда слова Хауса показались ей пустыми. — Завтра, если будешь хорошо себя чувствовать и пройдёшь психолога. Тебя изнасиловали, Реджина. Само такое не проходит, это не похмелье и не прыщ на заднице. — Вы даже не попытались её отговорить! — Кэмерон закипала от возмущения. — Уговорить на что? Пытку длиною в жизнь? Пойми, если вдруг однажды ей захочется стать матерью, — на удивление, Хаус не орал в своей обычной манере, а разговаривал с ней спокойно, — она всегда сможет усыновить милого пухлощекого малыша, который не будет напоминать того, кто причинил ей боль. — После мужчина отправил в рот пару таблеток викодина и вернулся к привычной манере общения: — Иди и делай свою работу!***
Миллс, выйдя из больницы, заметила мужчину. Он сидел на скамейке далеко от главного входа, а дерево, растущее рядом, щедро осыпало его золотой листвой, но мужчина не стряхивал её с пальто, думая о чём-то своём. — До свидания, — девушка зачем-то решила подойти. — Лиза сказала, ты не пошла к врачу, Реджина… — он поднял на неё глаза. Хоть он и сам давно плевал на все устои и законы, лечил людей под кайфом и не собирался это исправлять. Он взрослый мужик, а у неё вся жизнь впереди. — Я готова вам рассказать, что со мной случилось… Мужчина подвинулся, давая ей понять, что она может присесть. — А я готов слушать….***
Девушка немного успокоилась и, поднявшись, направилась в ванную. Тёплая ванна, вот что ей сейчас нужно. Она смоет и воспоминания, и мысли, которых было слишком уж много. Что, если она и правда ошибается? Что, если чувства к Голду — всего-навсего благодарность? Она столько пережила, а тут он, совершенно посторонний, сделал то, что не сделали самые близкие — протянул ей руку… Или, может, она видит в нем врача, спасшего ей жизнь? Ведь, что ни говори, они с Хаусом похожи: оба с сединой и тростью, оба будто бы знают ответы на все вопросы, оба думают, что либо Бога нет, либо он безумно жесток… Или она просто путает привязанность к Бэю с любовью к его отцу? А может, и вовсе права была её мать, и любовь — это слабость, и если она больше не хочет быть жертвой, лучше никого не подпускать близко… Но вместе с этими её волновали и другие вопросы. Какой она была? Каким был его идеал, что в ней такого, что Кристиан полюбил её? А она, Реджина, может ли когда-нибудь рассчитывать хоть на маленькую толику его любви? И самое паршивое, что поделиться этим ей не с кем. Она одна, ей некуда и не к кому идти, не с кем поделиться. Не станет же она с Кристианом говорить о таком сокровенном. Думая об этом, девушка погрузилась в тёплую воду…