Кора
Голд вернулся домой, когда уже стемнело. Он открыл дверь, стараясь действовать как можно тише на тот случай, если домочадцы спят. Но стоило ему одной ногой переступить порог, как в кухне зажегся свет. Закрыв дверь и чуть пройдя, Кристиан увидел жену, наливающую молоко в детскую бутылочку. Мужчина разулся на пуфике у двери и подошёл к Реджине. — Я думал, вы спите, — произнёс он, целуя её в щёку и пряча за спиной букет. — Робин просит молока, — улыбнулась она. — Бутылочка? — подмигнул мужчина. — Ты же собиралась её отучать. Реджина всё с той же улыбкой пожала плечами, будто молча расписываясь в беспомощности перед хитрой улыбкой трёхлетней малышки. Она вернулась через пару минут. Муж всё так же стоял в кухне у раковины, держа одну руку за спиной. — Ты чего? — она удивлённо повела бровью и повернулась к холодильнику. — Ужинать будешь? — Нет, спасибо, я перекусил в городе. Это, кстати, тебе. После этих слов Реджина обернулась — муж протянул ей букет красных роз. — Знаешь, мне сегодня напомнили, что я сделал правильный выбор. Я слишком редко говорю тебе, что люблю, и, что ещё хуже, иногда зову тебя чужим именем, но ты ведь… — Я знаю, — смущённо улыбнулась она. — А я знаю, что твоё имя Реджина. Имя, достойное Королевы. — Он поцеловал её. — Кора так же говорила. — И это единственное, в чём я с ней согласен. Её щёки залились краской. Пока Реджина ставила цветы в воду, Голд поймал себя на мысли, что даже спустя три года брака она смущается и чувствует себя неловко. Ей удаётся всё — работа и материнство, она стала матерью для двух приёмных детей. Ей удаётся всё, кроме быть женщиной. Чувствовать себя красивой и желанной, вообще чувствовать что-то рядом с мужчиной. Он протянул ей букет цветов, а она смутилась так, словно они незнакомы, и он стоит перед ней голым, а ещё у него нередко проскальзывали мысли о том, что их интимная жизнь ей особого удовольствия не доставляет, а ведь она молодая и очень красивая женщина. Он всё это чувствовал, и он бы помог, если бы она не молчала, если бы сказала, что именно её беспокоит. Каждый раз, думая об этом, Голд больше всего на свете хотел посмотреть в глаза Коре. В глаза той женщины, которая ничего не сделала, чтобы предотвратить издевательство над своим ребёнком и не искалечить его. — Кто бы из твоих детей ни сделал это с тобой, Эстер, я его не осуждаю, — пробубнил Голд себе под нос, следом вспомнив ещё одну мать, не заслуживающую так называться.***
Пока бывший любовник, которого она в последнее время вспоминала всё чаще, поминал её недобрым словом, Кора Миллс сидела в гостиной своего дома, разглядывая чёрно-белые фото. Раньше она была дамой из светского общества, теперь стала затворницей. Если исчезновение Реджины она ещё могла обернуть в красивую упаковку из лжи, то историю, произошедшую со старшей дочерью, транслировали все СМИ, и первое время она даже не появлялась на улице, не то что в высшем обществе. Всё, чем она занимала основное своё время, это пыталась оставаться на плаву. Кора не работала с рождения Зелины, её до самой смерти обеспечивал Генри, а когда он умер, она придумала недурной план, как продолжить и дальше жить безбедно — выдать Реджину замуж. Даже став мэром и уехав в маленький городок, Генри оставался влиятельной фигурой в мире бизнеса, и некоторые из его партнёров были не прочь женить своих сыновей на его дочери. А поскольку Кора не была уверена, кто именно отец Зелины, то все ставки были сделаны на младшую кровную дочь Миллса; однако ставки не сыграли, и она почти у разбитого корыта. Её уже даже посещали мысли о худшем. Лучше обратиться в прах, чем вернуться в бедность, из которой она выбралась с таким трудом.***
Коре было восемь, когда не стало матери. Они остались с отцом одни в ветхом доме на окраине деревушки. Отец пёк хлеб, она носила этот хлеб на местный рынок — на то они и жили. Денег едва хватало на еду и принадлежности для школы, что уж говорить о новых платьях и лентах в косы? Даже старая ночная рубашка, и та была в дырах. Её однажды стащили мальчишки и повесили на самый высокий в деревне столб. Мальчики смеялись, а Кора, утирая нос посеревшим рукавом некогда белого платья, дала себе клятву, что будет жить лучше и богаче, чем все они могут представить. Она начала претворять этот план в жизнь в тысяча девятьсот семьдесят четвёртом году. Ей тогда исполнилось семнадцать лет, и она уехала в городок побольше, там как раз пустовало место официантки в придорожном кафе. Конечно, в мгновение ока её жизнь не стала райской. Она лишь крутилась между столиков с подносом и отбивалась от подвыпивших посетителей, что всё норовили залезть к ней под юбку. Приходя в маленькую съёмную комнатушку с плесенью на стенах, Кора падала замертво. Ноги гудели, одежда давно насквозь пропахла табаком и пивом. Она лежала, не чувствуя себя от усталости, смотрела в потрескавшийся потолок и думала: «Мои дети никогда не будут так жить». Через год ей встретился Кристиан Голд — красив, обходителен, воспитан. Его история немногим отличалась от истории Коры, его растили совсем чужие люди, но, несмотря на это, он был дружелюбен и не озлоблен на весь мир. Голд не был тем счастливым билетом, который так надеялась выиграть Кора. Кристиан учился в академии ФБР и слепо следовал примеру своего друга, Джейсона Гидеона. Быть женой агента, жить на заработок госслужащего и каждый раз думать, не убили ли его, она не хотела. Однако девушка решила, что яркий роман и отдых от похотливых приставаний посетителей кафе ей не повредит. Кристиан был старше её всего на год, но, несмотря на это, казался куда более взрослым, заботливым. Кора чувствовала себя рядом с ним, как за каменной стеной; проблема лишь в том, что этого ей было слишком мало, а он при всём желании не мог ей дать того, чего она хотела, ибо просто этого не имел. Но нельзя было сказать, что Кору совсем уж не устраивало положение дел. Она перестала бегать меж столиками, чувствуя нахальные шлепки, перешла за барную стойку. Уставать стала меньше. Переехала из своей хибары в квартиру Голда, что была немногим больше, но здесь с ней не соседствовали плесень и клопы. И это не могло её не радовать. Так пролетел год явно не худший в жизни Коры Миллс. Она не так уставала на работе, ей больше не нужно было платить за жильё, о ней заботились, дарили подарки, но останавливаться на достигнутом она не собиралась. Это явно лучше, чем было раньше, но не то, что она себе представляла в мечтах. И однажды летом семьдесят шестого, в один из знойных вечеров, когда она уже готовилась закрыть бар, двое мужчин устроили потасовку, но тут же подоспел третий и разобрался с нарушителями порядка, положив на стойку мятую стодолларовую купюру — в те времена внушительная сумма. Можно было бы даже решить, что время просто повторяет одни и те же истории по кругу, но для Коры свадьбой и жизнью в самом богатом особняке Нового Орлеана история не закончится. Этот мужчина — позже она узнает, что его зовут Джонатан, — всю неделю приходил в бар, улыбался и словно наблюдал за ней, но не подходил. Шатен с короткой стрижкой и лёгкой небритостью, светло-серыми глазами, круглым лицом и доброй улыбкой, он был элегантно одет, всегда в дорогих костюмах. Кора пообещала себе, что наберётся смелости и подойдёт сама, но в четверг перед самым закрытием он сам присел на высокий стул у стойки. — Здравствуй, Кора. — Вы знаете, как меня зовут? — спросила она, убирая со стойки последний поднос. — Конечно, все знают имя самой красивой девушки в округе. Мужчина не соврал — в юности Кора была недурна собой. Тёмно-зелёные глаза, что переливались зелёным, а когда она злилась, становились совсем тёмными. Длинные рыжие волосы, пухлые губы, природный румянец и ямочки на щеках. — Я уже неделю за тобой наблюдаю. Работаешь в баре, а осанка, как у оперной дивы, — продолжил мужчина. — Для дочери бедного пекаря каждая монета — подспорье, — философски заметила она. Они просидели в закрытом баре до полуночи и болтали, словно знают друг друга очень давно. А когда мужчина достал бумажник, из него выпала карточка с буквой «М» — такие имели только Майклсоны, самая богатая семья Нового Орлеана, да и, чего там, всего штата Луизиана в те времена. — Ты не местный? — спросила она. — Нет, я из Нового Орлеана, и мне скоро пора обратно, я и так задержался дольше, чем хотел. — Почему? — Ради тебя. Следующие две недели Кристиана не было дома, его отправили куда-то по учёбе, и Кора без всякого зазрения совести крутила роман уже с новым знакомцем, будучи убеждённой в том, что, изменяя Голду, она не делает ничего плохого. Ведь ей же нужно чего-то достичь в жизни? По истечении двух недель Джонатан отбыл в Новый Орлеан, пообещав вернуться ещё через две недели и забрать Кору с собой. Примерно в это же время вернулся Кристиан и сказал, что уезжает в Сиэтл, ведь именно там находится академия ФБР. И Кора, естественно, отказалась сопровождать его. Полтора года отношений закончились. Голд уехал один, поняв, что убеждать её бесполезно, но не предполагая, что через год она снова появится. Через неделю после отъезда Голда Кора поняла, что беременна. Тот факт, что Голд тоже может быть отцом ребёнка, её нисколько не заботил, она всё для себя решила. Кора всё для себя решила, но Джонатан в её жизни больше никогда не появился. Она очнулась, когда для аборта было поздно, и ей пришлось рожать. Зелина появилась на свет пятнадцатого апреля тысяча девятьсот семьдесят седьмого и получила своё имя благодаря ярко-зелёным глазам. — Прости, но мне придётся тебя оставить здесь, с тобой мне не поймать свой счастливый шанс, — причитала она, укачивая дочь на следующий день после родов. — Мне больше нечего тебе сказать, жизнь просто жестока. Оставив дочь в больнице, Кора отправилась в Сиэтл к Голду. Она хотела для начала просто разведать обстановку, а уже потом, при случае, сообщить о Зелине, и эта спонтанная поездка, на которую она решилась скорее от безвыходности, и стала её счастливым шансом, как ей казалось тогда. У Голда гостил его друг — Генри, перспективный бизнесмен. — Не говори ему, кто я, — пнув Голда в бок, прошипела Кора, когда тот хотел представить её Генри. — Его может отпугнуть наш роман. Ты, похоже, счастлив со своей Сароян, дай и мне шанс. К удивлению Голда, у Коры всё вышло почти играючи. Генри был так очарован, что уже спустя год он женился на ней; ещё больше он был удивлён, узнав о том, что у Коры есть дочь, за которой она вернулась спустя полгода. — Ты никогда не думал, что это ты её отец? — спросил однажды Гидеон, глядя, как трёхлетняя Зелина спит на руках Генри. — Думал, — дёрнул плечом Кристиан, — только кому нужна эта правда? Генри считает её дочерью, а она его отцом. К чему всё ломать? — А что Кора? — Уверяет меня, что я здесь ни при чём. А спустя пять лет после их свадьбы первого февраля восемьдесят третьего у Генри и Коры родилась общая дочка. Счастью Генри тогда не было предела, и он, конечно, желал поделиться им со всем миром, особенно с лучшими друзьями. Кристиан Голд, конечно, не стал огорчать друга отказом и приехал на, без преувеличения, грандиозный праздник. Кора вышла в просторную гостиную их богатого дома, и Генри с улыбкой произнёс: — Дорогая, скажи всем, как её имя! — Её зовут Реджина. — Кора подняла над головой младенца в пышном белом платьице, и девочка то ли с интересом, то ли с испугом разглядывала присутствующих. — Имя, достойное королевы!***
— Имя, достойное королевы, — прошептала Кора, поглаживая пальцами пожелтевший уголок чёрно-белой фотографии маленькой Реджины. — Где же ты теперь, глупая? Я же хотела для тебя лучшего, со Стефаном ты бы ни в чём не нуждалась. По щеке Коры потекла слеза, но дело было вовсе не во вспыхнувших материнских чувствах. Дочери были выгодным вложением в её безбедную старость, но в итоге ни одной из них не было рядом, даже внучку, и ту скрыли тайной усыновления. Всё это грозило Коре смертью в одиночестве, а это её ни в коем случае не устраивало. Захлопнув альбом, женщина, полная решимости, поднялась с кресла, надеясь, что сможет отыскать Кристиана Голда.***
Пока Кора собиралась его искать, Кристиан смотрел на спящую жену, которая временами вздрагивала во сне, и думал, что хотел бы посмотреть Коре в глаза.