Но я боюсь устать, тогда внутри естествоиспытатель Вдруг кораблик мой прикатит во тьму И дабы не пропасть и там не сгинуть Я хватаю, как за нить, за платье белую богиню
Снова штиль. Ни звука. Только белый шум на фоне, словно в ушах песок с водой смешался. Антон встаёт с земли, еле-еле шевеля конечностями, жмурится и глядит по сторонам. Действительно ни-ко-го. Что это? Сон? Он попал в рай? В ад? А может это всё не реально? Бред его? Солнце напекло или от удара его так кроет? Не тошнит даже. Голова не болит, не кружится. Удивительно. Шастун осматривает себя: при нём нет ничего. Ни сабли, ни пистолета, ни компаса, ни карты, ни шляпы. Только штаны, рубашка, жилетка, да сапоги. Всё мокрое, словно после шторма прошло всего полчаса, и это не он валялся на солнце. Светло, но солнца нет. Как такое вообще может быть? И сколько он вообще пробыл без сознания? Как много вопросов и как мало ответов: любимая драма всех великих классиков, вот только проживать это не так интересно, как прочитывать. Переживать это — просто ужасно. У Антона паника, у него на языке вкус солёной воды, зубы от чего-то сводит и на спине только сейчас начинает чувствоваться синяк. Вот он, получается, и добрался до Крайних Вод. Но какой ценой? Ценой всего. Ценой друзей, корабля, своих вещей. За такую потерю обидно до невозможности, но ведь есть ещё хоть малая надежда на то, что он сможет доставить цветок домой? Надежда умирает последней. И если Антон — её олицетворение, то он ни за что не позволит себе умереть. — Хорошо, я поплыву, — раскидывает руками он. — Спасибо за помощь, — мужчина протягивает другу руку для рукопожатия. — Один? — А кто поплывёт со мной? Мало тех, кто захочет идти на верную гибель. — Не поплывёшь один. Я себе не прощу твою гибель, — он жмёт Антону руку крепко, до лёгкой боли. — А Катя простит тебе нашу гибель? — глаза в глаза, вопрос режет по душе остриём. — Не простит. Но с чего ты взял, что мы погибнем? — Твоя вера больше, чем эго новобранца. — Будет тебе команда. Из-за него Дима погиб. Лучший друг его. Удачи, дружище. Набатом бьёт о барабанные перепонки. Антон сглатывает слёзы, снова жмурясь и поднимая взгляд к небу. Всё же тошно.***
И нет в мире печальней вдруг полюбившего Бога Смерти И он ждал, как приступа Начитавшись, что однажды в любви побеждает искренность И над сердцем даже смерть не властна В груди погром, и, чтоб открыть свое нутро, он сорвал с себя тут же маску И тогда внутри стало скверно Взглянув в его лицо, она познала ужас сути самой смерти Тоску и боль, и её тут же сожмет ими, как тисками Увядая, опадает засохшими лепестками
Бог Смерти однажды полюбил, представляете? Увидел в саду девушку невероятной красоты и влюбился. Он раньше до этого не любил никогда. Начитался книжек, словно маленький ребёнок, поверил, что в любви суждено победить искренности. Но всё, что бы он ни дарил той девушке, погибало. Потому что он — олицетворение Смерти. Он и есть Смерть. Всё, чего бы он ни касался — увядало. И вот однажды, снова следя за своей любовью в саду, он прикоснулся к её розе. Цветок стал чёрным, как уголь, но не рассыпался. Шип вонзился по воли случайности в палец девушки. Она воскликнула, испугавшись, а Бог снял с себя маску. Ведь глаза же — зеркало души? Он словно пытался сказать «Взгляни в мои глаза, там душа моя, я всё тебе отдам, только полюби меня в ответ.» Поднял взгляд на девушку, и та ужаснулась ещё больше. Её тело охватил ужас, она вздохнула в последний раз и закрыла свои глаза навсегда, упав на зелёную траву, что тут же потемнела, будто символизируя смерь.Взглянув на себя в зеркало, тут же сошёл с ума
Как только об этой смерти узнал её избранник, он тут же вернулся из заграницы. Вернулся на похороны, а не на свадьбу как хотел. И не было края этой тоски и зверскому вою, не было края той боли, что вышла наружу через крик и той, что осталась внутри него.Коль больше не полюбить, то приказано уничтожить Давно забыв о прощении И не поняв мотивы Бога и плюнув на суть вещей И одержимый мщением И так избавившись от страха и вообще От оставшихся ощущений И лицом к лицу не дрогнул, узрев пустоту, герой Ведь окажется, что в его лице та же тоска и боль
Он, кажется, тоже сошёл с ума. Поддался ярости, эмоциям, горю. Понял, что раз некого ему больше любить, то убийца должен быть наказан. Месть. Но даже если ты убьёшь убийцу, — лучше миру не сделаешь. Ведь количество убийц останется тем же. Избранник взглянул в лицо Смерти. И так сильно оказалось его горе, что не сразило его страхом. Он чуть ли не с каменным лицом вонзил в Бога Смерти лезвие. Но жутко ему стало от того, что он натворил. Увидя, как мёртвое тело Бога Смерти, — вы только вдумайтесь в это словосочетание, — лежит перед его ногами, его охватил ужас. Белая маска валялась рядом.И чтобы забыть бы всё навсегда Он решил посмотреть в свою пустоту И надеясь свести с ума ненавистную оболочку Но от того, что он увидел, только треснуло зеркало на кусочки
Он надел эту маску на себя. Стал новым Богом Смерти. Чтобы вновь полюбить.Боги слепы, а на небе даже звёзд нет Они, как свеча погасившаяся, померкли Для печально любившего Бога Смерти
***
Антон слышит сзади себя шипение. Словно бурчит неисправный телевизор. Шастун оборачивается, смотрит прямо перед собой и застывает. Лицо скрыто маской, оттуда будто молнии сверкают, как из сломанного экрана. Звук — белый шум, картинка — белый шум. Жуть. Что-то шершавое касается его плеча, это нечто снимает маску, и в районе условного рта будто расползается зловещая улыбка. Шастун отмирает. Сглатывает слюну, выпрямляет спину и смотрит прямо в черноту. И средь белых рябчиков ни-че-го. — Ха! — словно взрывается. — Неужто нашёлся тот самый смельчак? Спустя столько лет! Да ладно, парень, не храбрись. Много я таких, как ты, повидал. Но Антон не отвечает. Фыркает лишь, лучше всматриваясь в подобие лица и думает. Усиленно думает, что ему делать. Убивать? Чем? Всё унесло волнами, и оно давно потерялось в морской пучине. Пытаться договориться? Бред. Полный, абсолютный бред! — Мне нужен цветок. Синяя мальва. Он ведь растёт здесь? — Антон так спрашивает, будто только вчера начал с людьми разговаривать. Не то, всё не то. — А мне корона нужна, — усмехается помеха. — Размечтался! — вскрикивает он наконец, словно давно мечтал, словно давно держал в себе, и сейчас вся лава польётся наружу. — Это мой остров! Мой цветок! И если посмеешь перечить мне, — замолкает. Если бы он был человеком, то, скорее всего, сглотнул бы слюну, — то ты пожалеешь, что вообще заявился сюда. — Я не отступлюсь, — заявляет капитан, чувствуя, как закипает. — Мой корабль, в щепки разгвазданный, по морю разбросан, вся команда мертва, а эти русалки, — голос повышается сам по себе, он делает шаги вперёд, следуя интуиции и совсем не слушая разум. — Мне нужен этот цветок, и если ты не отдашь мне его, — мужчина оглядывается по сторонам в поисках предмета угрозы, но ничего лучше не находит, поэтому выплёвывает, будто яд: — То я сотру тебя в порошок. Удалю с лица Земли. Убью, распотрошу, но своё получу, потому что ты, сволочь, даже не представляешь, для чего я здесь. — Правильно говоришь, — кивает, руки на груди складывает. — Я не представляю. Я знаю. Знаю всего тебя вдоль и поперёк. Не поверишь, но остров-то волшебный. И я чувствую твои сладкие надежды матушке помочь. А жаль, попала бы в мои объятия. В объятия смерти. «Я — Бог Смерти, если ты ещё не понял», — стучит набатом у Антона в голове, а потом словно кто-то ультразвук пускает прямо в мозг. Он закрывает уши, почти сгибается пополам, пытаясь спрятаться от этого звука, но ничего не помогает. Потому что он внутри. — Убери это! — требовательно кричит капитан. — Немедленно прекрати! — крик становится всё громче, но это никак не помогает. — Только если свалишь отсюда. — Только с цветком. — Какой ты упёртый, — ворчит Бог Смерти, раздумывая над тем, как бы спровадить капитана отсюда, однако пытку прекращает. — Предлагаю битву. Побеждаешь ты — забираешь цветок, и я отдаю тебе это, — он протягивает компас, раскрывая его. — Он указывает направление по зову твоего сердца. Диковинная вещь. — А если побеждаю не я? — То ты умираешь. И твоя душа остаётся здесь навсегда. На первое можешь даже не рассчитывать. Я сказал это так, для приободрения, — и материализует оружие: мечи. — Оно тебе понадобится, — и берёт в руку свой. Антону остаётся лишь одно — победить Бога Смерти. Лишить его жизни. Звучит, как полнейший абсурд. Он, наверное, бредит, уснул или, того хуже, вовсе с ума сошёл. Шастун берёт в руку меч, прокручивает его за рукоятку, поджимает губы. По-другому никак. — Я готов, — убирает одну руку за спину и делает два шага назад, шаркая по песку. Он любой ценой достанет эту синюю мальву. Капитан поднимает голову выше, стараясь смотреть на Бога сверху вниз. Помогает слабо, но, сделав первый шаг, ему тут же удаётся напасть, однако слышится лязг металла, — блокировка удара. Он пробует снова и снова: блокировка, удар, лязг, раненая ладонь, удар, блокировка, лязг. Меч отлетает в сторону, и Антон, не медля ни секунды, вонзает лезвие в самое горло. Сначала чувствуется что-то твёрдое, словно человеческое мясо, а потом Бог весь рассыпается. Ветер тут же откуда-то поднимается и уносит пепел далеко за море. А внутри капитана холод разрастается, глаза — айсберги. В крови плещется равнодушие, во взгляде читается победа. Антон поднимает с песка белую маску. Разглядывает её, не удивляется почти, но чувствует себя ужасно вымотанным. Позади него вдруг слышится мелодия. Песня как будто, в которой слов не разобрать. Шастун разворачивается, идёт, будто зачарованный, на звук. А что если русалки? Останавливается. Нет, они не уплывут дальше бухты. Но что это? Смерть, в конце тоннеля? Компас отлично помещается в кармане, меч держать вполне удобно, но маска ему точно в этой жизни не понадобится. — Кто здесь? — обойдя редколесье и высокую траву, капитан выглядывает на поляну. Через траву видны красочные лепестки синей мальвы. — Нашёл, — с улыбкой на губах выдыхает Антон, садясь на корточки. Он уже собирается коснуться цветка, как мелодия становится громче. Вокруг мальвы взлетает синяя пыльца и появляется такого же цвета свечение. Антон отшатывается, встаёт на ноги, вытягиваясь в полный рост, и смотрит на всё это ошарашенно. — Что вы забыли здесь, странник? С ним разговаривает цветок? Капитан поднимает голову выше, выцепляя взглядом из всего этого волшебства полупрозрачный силуэт мужчины. Глаза голубые-голубые, низ тела практически не виден, верх — весь в синих и голубых оттенках. — Кто вы? — всё ещё рассматривая мужчину, спрашивает капитан. — Я являюсь хранителем этого цветка, а заодно и этого острова. Защищаю его от недоброжелателей и всего подобного, — поясняет хранитель. — Меня зовут Арсений и меня заточили здесь много тысячелетий назад. А вы, как я вижу, смогли убить самого Бога Смерти. Удивительно, — Арсений чуть улыбается уголком губ. — Так зачем вы прибыли сюда? Я чувствую в вашей душе неистовое желание сделать что-то хорошее. — Моя мать больна. Это что-то неизвестное и непонятное, и вместе с тем очень пугающее, — объясняет Антон. Он стоит уже более расслабленно, начиная доверять хранителю, потому что он выглядит довольно дружелюбно. — Один врач, мой друг, сказал, что на этом острове растёт цветок, который сможет помочь излечить мою мать. Поэтому я здесь, — заканчивает капитан. — Вы же не собираетесь меня убивать? — На этом острове больше нет существ, которые собираются причинить вам вред, — кивает Арсений. — Этот цветок можно заполучить, сорвав его. Звучит легко, но на самом деле, всё куда сложнее. Если ваши намерения недоброжелательны — я могу умереть. Однако ваши цели чисты и правильны. Я позволю вам сделать это, но нужно действовать максимально аккуратно, не повредив при этом ни корешка, иначе мальва потеряет свои волшебные свойства. Антон кивает, вновь садится на корточки, вдыхает глубоко и на выдохе тянется к цветку, как замечает, что тот сам начинает шевелиться. Арсений самостоятельно пытается вытащить цветок из почвы, однако становится из-за этого более прозрачным. Антону кажется, что тут что-то не так, поэтому, переборов секундную панику, он касается стебля и осторожно срывает его, решая пораздумывать над этим позже. Рядом с ним на землю падает человек. Капитан не хочет верить во всё это, но Арсений приподнимается на локтях, благодарно оглядывая Антона с ног до головы. Он касается ладони капитана, с заверяющей улыбкой переплетая их пальцы, и тут цветок начинает левитировать, лишь корешками касаясь пальцев Шастуна. — Удивительно, — шепчет Антон, с улыбкой глядя на мальву. — Вы в порядке? — Да, — кивает Арсений. — Вы освободили меня. Не представляете, как долго я этого ждал. Спасибо, — благодарит его мужчина, убирая руку. А Антон ещё несколько секунд дышит. Просто делает глубокий вдох, пытаясь вернуться в реальность. Он только что освободил хранителя цветка на волшебном острове. Осознать это всё, кажется, просто нереально. Но голубые-голубые глаза смотрят ему в душу, и он им доверяет, потому что ладони у Арсения слишком тёплые для злого человека. Спокойствие поселяется в его душе очень быстро. — Всё равно остаётся проблема. Очень большая проблема, — поджимает губы капитан, глядя на застывшего с вопросом в глазах хранителя. — Как мне теперь вернуться? Корабль кусками разбросан по морю, не говоря уже о клубнике, — он оглядывает остров в поисках чего-то, походящего на судно. — Это не проблема, — качает головой Арсений. — Следуйте за мной. Хранитель приводит его в центр острова, в самое его сердце. Присаживается на корточки и касается земли, шепча что-то непонятное, настолько, что Антон уже думает, будто он вызывает кого-то, читая древнее заклинание. Земля под ногами начинает трещать, перестраиваться, деревья складываются пополам, всё вокруг трясётся. — Что происходит? — испуганно спрашивает Антон. — Сейчас увидишь, — хмыкает Арсений, — увидите, — тут же исправляется он, ойкая. — Можно на «ты», — кивает капитан. — Так даже проще. Могу я тоже?.. — Тоже на «ты» ко мне? Конечно, — отвечает Арсений. И делает шаг вперёд. Зелень опадает и становится понятно, что весь этот остров — корабль. Самый настоящий, тот, что стоял у них в порту. Но как такое возможно? — Остров тоже чувствует твою душу, — поясняет хранитель, словно читая мысли капитана. — Он помогает тебе. Этот корабль разбивался уже трижды. Первый раз, когда я попал сюда, но это долгая история. Может, расскажу как-нибудь потом. Во второй раз сюда явился Капитан Н со своей командой, и сейчас он разбился третий раз. Последний. — Почему последний? — Каждый раз его собирали из разбитых кусков, но в этот раз тебе помогает сам остров. Больше не из чего будет собирать корабли, а этот остров и Бог Смерти станут самой обычной легендой, — пожимает он плечами, проходясь по палубе и приглашая Антона к штурвалу. — Прошу вас, Капитан. Шастун открывает стеклянную крышку компаса и глядит в воду, которая то и дело, что плещется, хлестая волнами корабль. Капитан встаёт к штурвалу и идёт по компасу. — Как я могу отблагодарить тебя? — спрашивает Арсений, стоя рядом с ним и глядя прямо перед собой. — Ты мне, можно считать, жизнь спас. — Я буду тебе век благодарен, если сможешь исцелить мою матушку, — серьёзно проговаривает капитан. — Да и ты уже многое сделал для меня, — он обводит взглядом корабль. — Это всё остров, не я, — мирно улыбается мужчина. Корабль расслабленно рассекает водную гладь, ничего не скрипит и не нервирует, вот только штурвал через несколько миль начинает не поддаваться управлению. Антон его влево крутит, — а тот возвращается вправо. Сначала его это смущает, но позже он привыкает. Над ними начинают сгущаться тучи; солнце, до этого выглядывающее из-за белых облаков, пропадает вовсе. Корабль начинает покачивать, штурвал скрипит, судно не слушается. — Мы плывём не туда, — встревоженно и абсолютно серьёзно говорит Арсений. — Ты по чему плывёшь? — По компасу, — и показывает тот, что дал ему Бог Смерти. — Святые угодники! — вскрикивает хранитель, протягивая руку к капитану. — Дай его мне, — в глазах паника, но ладони не трясутся. — Зачем? — недоумевает Антон. — Просто дай, — уверяет его Арсений. А вдруг тот врёт? Вдруг именно он заведёт их сейчас куда-то? Далеко, так, что никто не найдёт. Или на скалу какую-то наведёт, на риф? — Срочно, — проговаривает он. — Верь мне. Антон смотрит в голубые глаза и верит. Протягивает ему компас. Арсений, только дотронувшись, разламывает предмет пополам, крошит, выбрасывая за борт. Подходит к штурвалу и резко разворачивает корабль. Тот заваливается, будто телега, но не переворачивается, слава всем существующим и не очень Богам. — Там риф, Арсений! — кричит капитан, хватаясь вместе с хранителем за деревянное колесо и прокручивая его в другую сторону. — Это он дал его тебе? Бог Смерти? — Да, — кивает Шастун в недоумении, продолжая держать руль. — Чёрт тебя дери! — возмущается хранитель. — Ты принял дар Смерти! Ты понимаешь, что мог натворить?! Это же опасно. Тебя родители не учили не брать из чужих рук странные предметы? Да, компас, но, Антон, Бог Смерти! Понимаешь? — он делает глубокий вдох и смотрит на ошарашенного Антона. — Прости, — за повышенный голос. — Но сам понимаешь, это было очень глупо. — Согласен, — прокашлившись, отвечает капитан. — Ужас, — качает головой хранитель, расплываясь в нервной улыбке. — Пообещай мне больше так не делать. — Обещаю, — со смущённой улыбкой на губах кивает Антон.И доведя всех до слёз бедами Боги слепы, а на небе даже звёзд нет Они, как свеча погасившаяся, померкли Для печально любившего Бога Смерти И в пустой душе, скрипя дверцами Ту печаль тоски отчаянной в своём сердце Не убить и пронзивши куском зеркала Но как жить полюбившему Богу смертного?