Угрызения совести возникают из отсутствия угрызений совести. До чего обидный парадокс.
___________________
дис·си·дент тот, кто не согласен с господствующей в стране идеологией; инакомыслящий.
___________________
— И… что теперь? — вопрос Тали повисает в воздухе, но на него никто не отвечает. Уныние не особо способствует разговорам. Ненавижу. Ненавижу собственную беспомощность, ненавижу, что приходится слепо следовать идиотским приказам, потому что другого выхода нет. Факты просты и неоспоримы. Факт первый: «Властелин» и геты сейчас на пути к Каналу, если еще не у него. Факт второй: если они уже нашли и активировали Канал, Жнецы скоро явятся, и галактике конец. Факт третий: за исключением нескольких смышленых и одаренных агентов ГОР Шепард и ее команда — единственные, кто способен сорвать планы «Властелина». Факт четвертый: без стелс-систем «Нормандии» быстро добраться до Илоса нереально. Факт пятый: все системы «Нормандии» полностью заглушены. Не будь последнего, всё было бы решаемо. Летим в «Нормандии» на Илос, останавливаем «Властелина», спасаем мир. Но если нет корабля — нет и полета. Захватить какое-то другое судно — тоже не вариант, поскольку без стелс-систем мы соберем по пути стольких пиратов, что это даже на анекдот не потянет. В итоге нам остается либо сдаться, либо пойти на радикальные меры. Полагаю, мы склонимся ко второму варианту. — Пойду кое-кого навещу, — говорю я, хоть меня и не волнует, что они ответят. Мы, как-никак, заперты на одной станции. — Друга? — спрашивает Гаррус, в свойственной СБЦ манере цепляясь не за слова, а за подтексты. — Информатора, — уточняю я. Друзья — понятие растяжимое. — Миссия еще не окончена, так? С каких пор Спектра можно остановить запретом на вылет? Турианец улыбается, и даже на лице Шепард возникает намек на улыбку. Честно сказать, я волнуюсь за нее. За последние несколько дней на нее обрушилась разрушительная смесь физических, психологических и эмоциональных травм. Ее едва не забил до смерти Сарен. Ее разбитый нос и круги под глазами выглядят до того кошмарно, что даже совместные усилия лекарств и косметики не способны их скрыть. Ей пришлось пережить не только напряженные бои, но и гибель двух товарищей по отряду. Эмоциональная стойкость Шепард не свойственна — в ее психике и без того было немало трещин. Трещин под названиями «Мендуар», «Элизиум» и «Торфан». К тому же, Шепард привыкла доверять вышестоящему руководству. Она с честью несла долг Спектра, как вдруг Совет втыкает ей нож в спину. Они выбили из нее сам стержень ее мотивации. Сейчас она совсем не в том состоянии, чтобы принимать ответные меры. Следовательно, она не в состоянии принимать и дисциплинарные. Кайден кивает и встает, решительно глядя на меня. — Мы с тобой никогда не ладили, — говорит он. — Но миссия превыше личных разногласий. Я поговорю с друзьями и узнаю, можно ли что-то предпринять. Я киваю и ухожу. Пора приниматься за дело.___________________
Президиум всегда полон представителей всех рас, от самых крошечных до настоящих громадин. В этой аморфной массе никому нет дела до одного непримечательного человека. Ну, кое-кому точно есть. Я прекрасно понимаю, что, стоило Совету официально признать гибель Сарена, как мое соглашение с Посредником мгновенно аннулировалось и забылось. Когда дело подходит к эндшпилю, фигуры занимают клетки на доске, чтобы всем вместе поставить мат. Как ни старайся, победитель неизбежно будет один. Слушайте, если уж кто-то решил меня пристрелить, давайте это случится не на «Нормандии»? Раз в неделю в покоях Спутницы становится пусто и тихо. В это время ее помощницы медитируют, получают от нее ценные советы и восстанавливают силы. Я открываю дверь и прохожу мимо стойки администрации. Азари за ней открывает было рот, чтобы сообщить, мол, они закрыты, пожалуйста, уходите, но слова замирают у нее в горле. Она узнает меня. Отлично. Меньше мороки. В остальных помещениях полно азари — они складывают вещи и грузят их на транспортер. Спутница покидает Цитадель? Ну, я бы на ее месте поступил так же. Что-то назревает, и размах у него явно будет немаленький. — Ты вернулся, — раздраженно приветствует меня Ша’ира. — Я полагала, что наши пути разошлись еще в прошлую встречу. — Всё изменилось, — прямо говорю я. — Как думаешь, что теперь будет? Многие люди приписывают предсказаниям Спутницы мистические свойства, а некоторые говорят, что сами ее слова создают будущее. Однако правда в том, что Ша’ира попросту необычайно талантливо предугадывает возможные исходы событий. Наверное, когда возрождаешься цикл за циклом, то волей-неволей начинаешь понимать, как всё устроено. Она смеряет меня мрачным взглядом. — Раз ты даже этого не можешь узнать, то ты кретин. Лучше иди искать Жнецов и не трать зря время. Не могу винить ее за едкие слова. Если бы я был частично индоктринирован и вынужден плясать под дудку Жнецов, то тоже бы бесился на каждом шагу. Поэтому я пропускаю оскорбления мимо ушей и выискиваю скрытый смысл в ее словах; она даже не намекнула, что нас ждет. Мне сложно поверить, что и она в неведении, поэтому я повторяю вопрос. На сей раз она вспыхивает синим и швыряет меня в стену. Скорость ее удара удивляет; я даже не успеваю поднять нормальный Барьер. Моя биотика инстинктивно откликается и рвется в атаку, но мне, по какой-то причине, ее поступок кажется пощечиной. Болезненной, но только для того, чтобы вразумить. Биотика Ша’иры тускнеет, и она сердито смотрит на меня. — Убирайся, — приказывает она. Я ухожу, игнорируя любопытные взгляды. Есть скрытые намеки и прямые. Ша’ира что-то знала или как минимум предполагала. То, что она так усиленно выставляла меня на улицу, означает только одно: что-то вот-вот произойдет. Отлично. Ненавижу ждать. Я перехожу на бег и заворачиваю в проулок, направляясь к жилым секторам. Я двигаюсь без определенного курса, но с одной целью. Собрав по ходу все крутые повороты и распахнутые люки ремонтных тоннелей, я быстро отскакиваю в сторону и прячусь в тени. И, словно по указке, следом появляется запыхавшийся ханар, всеми силами перебирающий щупальцами. Мою руку охватывает биотика, и я отшвыриваю космическую медузу в стену. Ханар выделяет токсины, но мне на них плевать. Рахни подарили мне определенную устойчивость к ядам, да и я не прочь ввести пришельца в заблуждение, будто бы он в ситуации главный. — Я всё думал, кого он пошлет меня выследить, — как бы между делом замечаю я. — Должен сказать, ханара я не ожидал. Я считал вас слишком вежливыми и разумными, чтобы выполнять всю грязную работу за одного подонка. Ханар никак не реагирует на обвинения. Или реагирует. Сложно что-то понять по сгустку желе на тонких щупальцах. — Мы не понимаем, о чем вы, — сообщает мой переводчик, интерпретируя биолюминесценцию его тела. — Еще как понимаешь, — говорю я, стискивая одно из его хрупких щупалец. Я мог бы вырвать его или сжечь биотикой, и ханар это прекрасно понимает. В подобном закоулке он, вероятно, истечет кровью еще до того, как его найдут медики. Я чувствую легкие покалывания от токсинов. — Серый Посредник. Я знаю, что ты следил за мной по его указке. Где остальные? — Мы уверены, что человек ошибается, — возражает ханар, не изменившись в тоне. Во всяком случае, переводчик не улавливает обратного. Я стискиваю щупальце, и ханар дёргается от боли. Мой голос становится грубым, как гранит, фальшивая улыбка сменяется оскалом. — Вот как мы поступим. Я знаю, кто ты. Я знаю, что ты делаешь. Ты расскажешь мне всё, что знаешь о других агентах Посредника на Цитадели или лишишься возможности ходить. Ханар вздрагивает от моего внезапного ультиматума и, ожидаемо, пытается потянуть время. До меня слегка доходит действие его токсинов. Предположу, что они должны были меня намертво парализовать и оставить на растерзание любой судьбе, приготовленной для меня Посредником. Однако для организма рахни токсины ханаров не помеха. Пожалуй, меня сейчас возьмёт только яд, рассчитанный на двух здоровых кроганов. Я жду, когда ханар заговорит. Еще больше уколов пронзают мою руку, но они настолько незаметны, что я вряд ли бы их почувствовал, если бы не знал, что происходит. Моё тело с лёгкостью выводит токсины, расщепляя вредные соединения на инертные вещества. — Ты должен был уже впасть в кому, — говорит ханар, и даже переводчик улавливает его удивление. Я поворачиваю руку и с силой тяну щупальце на себя, резко вырывая его из тела. Из отрубленного придатка льется мерцающая кровь; ханар становится ярко-красным, и мой переводчик интерпретирует его красивое свечение как вопль агонии. Ханары меня поражают. Их можно пытать, сколько душе угодно, но они не издадут ни звука. Во всяком случае, различимого. Да, они будут сиять всеми цветами радуги, но пока их не увидит прохожий с переводчиком, их никто не спасёт. По сути, идеальные жертвы. Пока космическая медуза корчится от боли, я хватаюсь за второе щупальце. — Мы ничего не знаем! — вопит переводчик. Я в ответ лишь улыбаюсь и отрываю ему конечность. — Такие, как ты и я, всегда знают больше, чем должны. Поэтому мы до сих пор живы. Итак. Вероятно, ты сейчас гадаешь, зачем я тебя мучаю, ведь твоя смерть мне ничего не даст. Что ж, упрощу тебе задачу. У меня с собой панацелин. Ответь честно — и он твой. Солжешь или будешь отмалчиваться — я брошу тебя умирать. Понятно? Ханар всё ещё колеблется. Вероятно, он думает о том, что же с ним сделает Посредник, когда обо всём узнает, но это уже не моё дело. Разумеется, он всё же отвечает. Между воплями боли. — Есть один турианец. Вооружён снайперской винтовкой. У него гнездо в охраняемом стыковочном отсеке. Я задумываюсь, рассматривая ситуацию с разных углов. Услышанное не должно меня удивлять. Я не ожидал, что Посредник умудрится пропихнуть снайпера под нос СБЦ, но это случилось. Черт, да снайпер сам может быть из СБЦ. К более насущным проблемам. Сдержать ли мне обещание? Если рассуждать практически, стоит бросить ханара умирать. На Цитадели полно мест, где можно спрятать труп, который потом найдут хранители и отправят в белковый чан. Конечно, останутся пятна крови, но в таких закоулках их пруд-пруди. И тут до меня доходит, что я решаю вопрос чужой жизни или смерти исключительно с точки зрения холодного расчёта. Мне даже не нужно спрашивать, кто из моих личностей на это способен. Естественно, я сам. Как там говорится? «Ты перестаешь быть человеком, когда прекращаешь бороться за свою человечность»? Я ввожу панацелин раненому ханару. Не потому что дал слово. Не потому что так правильно. Я спасаю ему жизнь, просто потому что могу. Кровотечение тут же замедляется, и я покидаю место происшествия. Несомненно, моя жертва очень скоро обратится в скорую, а затем и в службу безопасности. Мне надо работать на опережение. Я включаю уни-инструмент и набираю номер. На экране возникает лицо Шепард; она с любопытством смотрит на меня. — Паркер. Ты не часто звонишь. В чем дело? Пора воспользоваться тем, что у меня в друзьях водятся Спектры. — Меня выслеживал агент Посредника. Я подпортил ему планы, но он вызвал неотложку и СБЦ. Как думаешь, сможешь похлопотать за меня? У меня нет времени на посиделки в тюремной камере. Она колеблется, но соглашается, это одно это дает мне понять, по какой тонкой грани я прошелся. К счастью для меня, Шепард решила выбрать из двух зол наименьшее. — Мне позвонил Андерсон. Он хочет встретиться с нами в «Сверхновой». Знаешь, как туда попасть? — Буду через пару минут, — говорю я, прокладывая маршрут по карте. Это недалеко, но, судя по тону Шепард, встреча вот-вот начнется. Мне куда быстрее добраться на своих двоих, чем заморачиваться с такси. Путь ведет меня сначала через рынки, потом — по пустынным закоулкам, вероятно, предназначенным для хранителей. Собственно, из-за пустоты их и назначили местом моей смерти. Когда я впервые замечаю идущую ко мне азари, то удивляюсь тому, что кто-то еще решил пройтись по узкой улочке. А вот азари мне совсем не удивлена. Из оружия при мне лишь легкий пистолет. Я не великий стрелок, но на таком расстоянии это и не важно. Главное, что я всё ещё могу выставить Барьер. Азари понимает, что её раскусили, и вытаскивает из-за спины незаметный с первого взгляда дробовик. Черт. В такой близости выстрел из него разорвет меня на части. Укрытий тут нет, как и пространства для маневров. Я, дурак, стал слишком беспечен. Ханар не мог солгать, но и не обязан был говорить мне всей правды. Азари нажимает на спусковой крючок, и мой Барьер вспыхивает, сдерживая ускоренные частицы. Его мощь резко падает, и мне не нужен ВИ, чтобы понять, что второго выстрела он не выдержит. Отстреливаться здесь не вариант: мне никак не нанести больше урона, чем сделает дробовик. Тут я замечаю хранителя, спокойно чинящего панель прямо между нами. Я подхватываю биотикой дрона-инсектоида и отшвыриваю его прямо в убийцу. Азари колеблется, будто не зная, тратить ли на него снаряд или собственную биотику. В этом — ахиллесова пята всех наемных убийц: они теряются, если дать им отпор. А в бою промедление означает смерть. Хранители — самые загадочные существа на Цитадели. Их практически невозможно изучить: при малейшем повреждении они саморазрушаются, превращаясь в лужу из гипервирулентной кислоты. Которую, соответственно, не остановить биотическому барьеру. Азари тут же гибнет; плоть в мгновение ока стекает с ее костей. Огромная скорость и разжижающая сила кислоты ошарашивают меня, и я нервно отпрыгиваю, чтобы не попасть под шальную каплю. Эта херня меня живьем сожрет и даже не посмотрит, что я наполовину рахни.___________________
Из-за этой стычки до клуба я добираюсь с небольшим опозданием. Время едва переползло за полдень, и работники «Сверхновой» выглядят так, будто только закончили прибираться после прошлой ночи. Но еду они уже подают. Пока за меня платят, я готов наедаться от пуза. — У нас небогатый выбор. Либо я проникну в компьютер посла, либо попытаюсь пройти мимо охранников в Центре управления, — говорит Андерсон. Тали тихо пересказывает то, что я пропустил. От её слов у меня в животе загорается надежда; у нас всё ещё есть шанс. Я боюсь, что Шепард отринет оба предложения, но она переключается в боевой режим. Она настроена действовать. — Проще попытаться проникнуть в компьютер посла, но вместе с тем велики шансы, что команда с него не пройдет, — говорит Кайден. — К тому же, нет никаких гарантий, что у Удины есть полномочия вновь включить все системы «Нормандии». Если корабль в доках Альянса, будет лучше сосредоточиться на Центре управления. — Удина — эгоманьяк, помешанный на контроле, — возражает Андерсон. — Если он приложит к чему-то руку, он будет это контролировать. Команда с его компьютера точно пройдет. Я тихо улыбаюсь от описания посла. Шепард соглашается с Андерсоном и встает с места. — Оставайтесь на связи. И включение систем, и наш отлет должны идти ровно друг за другом, чтобы никто не успел отменить команду. Удачи вам, капитан. Андерсон улыбается и поднимает бокал в невысказанном тосте. — Теперь вы выше меня по рангу, коммандер. Да и не в рангах дело. Я своего вполне могу скоро лишиться.___________________
Коммандер ведет нас бодрым шагом к «Нормандии», готовясь с минуту на минуту послать сигнал Андерсону. Джокер не покидал корабль, и, думаю, не оставит его до самого последнего вдоха. Он любит его, будто давно потерянного ребенка, наконец-то вернувшегося к нему. Когда мы заходим в лифт, я обращаюсь к Шепард. — Пока мы не попали на борт, ты должна кое-что знать. Она молча смотрит на меня, гадая, в какое еще дерьмо я успел всех нас втянуть. — Помнишь, я говорил про агента Посредника? — продолжаю я, и она понимающе приподнимает бровь. — Что ж, Посредник решил, что от меня больше проблем, чем пользы. И, возможно, уже послал снайпера, которому приказано прострелить мне башку. И этот снайпер, возможно, нашел место с обзором на весь стыковочный отсек. — Возможно, — сухо повторяет Шепард. Затем она разминает плечи, встряхивает руки и вздыхает. — Паркер, мне кажется, я впервые в чем-то согласна с Посредником, — ворчит она. — Раз ты оставил агента в живых, почему за тобой послали какого-то левого снайпера? — тихо спрашивает Гаррус, покачивая в руках винтовку. Думаю, сама мысль о преднамеренном убийстве в Цитадели задела его за живое. Даже не могу вообразить, почему. — Да, выглядит странно, — признаю я. — Но подумай об этом с его стороны. Он — какая-то мелкая сошка, расходный материал. Ты бы на его месте горел желанием сообщить Серому Посреднику, как сильно ты облажался? Гаррус задумывается. — И то верно, — говорит он. — Андерсон, мы готовы, — сообщает Шепард, пропуская мимо ушей наши дебаты. — Паркер, я разберусь с твоим снайпером. Все на борт, живо! Двери лифта распахиваются, и Шепард выходит в отсек. Она закрепляется на позиции, отключает все смотровые окна Саботажем, вполне возможно, наносит компьютерным системам ущерб на миллионы кредитов и заодно заклинивает винтовку незадачливого убийцы. Когда хаос рассеивается, «Нормандии» и след простыл.___________________
Я и не сомневаюсь, что Совет отправил кого-то нам на перехват. «Нормандия» — быстрый корабль, но не быстрейший в галактике. Может, за нами вообще послали другого Спектра. Ведь именно так они и поступили, когда Сарен решил показать всем свою козью морду. Но, пусть «Нормандия» и не быстрейшая, и не мощнейшая, и не может уничтожить всё и вся, она самая тихая. Ничто и никто не смогут ее засечь. Собственно, поэтому на ней можно беспрепятственно добраться до Илоса. Из-за важности этой миссии — возможно, последней для всех нас — я места себе не нахожу. И я в этом не единственный: все так или иначе напряжены. Шепард вновь прячется в своей каюте, Тали запинается и спотыкается. Гаррус не перестает калибровать «Мако», а Кайден упражняется с биотикой до самого отбоя. Похоже, мрачный настрой обошел стороной лишь Лиару, несмотря на все полученные ей шрамы. Вообще говоря, она превратилась в настоящий огонек позитива. Ее жажда узреть давно забытый протеанский мир пересиливает все рациональные страхи. В итоге Шепард собирает всех на брифинг, и мы рассаживаемся в конференц-зале вокруг карты галактики. — Я еще никогда не забиралась так далеко, — с тяжелым сердцем начинает Шепард, — и велик шанс, что никто из нас обратно не вернется. Сарен окружит всю планету армадой гетов, пока сам будет искать Канал. План таков: мы высаживаемся на Илосе, находим Канал и либо используем его на гетов, если получится, либо уничтожаем, чтобы не дать Сарену им воспользоваться. Второе вероятнее. Разобравшись с этим, мы быстро грузимся на «Нормандию» и улетаем. Вопросы есть? Какое-то время все молчат. Наконец, тишину прерывает Лиара, и я невольно замечаю, что на ней кофта с воротником под горло и рукавами до пальцев, а заодно перчатки, хотя на корабле не то чтобы холодно. — Должна сказать, это не очень проработанный план. — Знаю, — вздыхает Шепард. — Но придется следовать ему. Теперь вздыхает Гаррус. — Что ж, от судьбы не сбежишь. Главное — остановить Жнецов. — Соглашусь, — говорю я. — Интересное у нас выдалось приключение, а? Тали хмыкает. — Терус, Ферос, Новерия, Вермайр. Я видела такое, что прежде даже вообразить не могла. — И не только ты, — добавляет Кайден. — Ползуны, рахни, взрывающиеся вулканы, геты, беглые Спектры, машины-убийцы из глубин космоса, — он фыркает. — Не удивительно, что нам никто не верит. Я чуть улыбаюсь и киваю. — Стало быть, пришло время выложить все карты на стол? — Шепард вскидывает голову, улавливая смысл. В конференц-зале собран лишь наземный отряд, и стены здесь звуконепроницаемы. — Ты будто ждал такого шанса, — поддразнивает она, но, судя по ее взгляду, на сей раз мне точно не отвертеться от вопросов. Я развожу руками. Хоть шпионам и противопоказано говорить открыто и честно, мне как никогда хочется нарушить все запреты. Этот спектакль мне уже до смерти надоел. — Итак, — задумчиво говорю я. — С чего бы начать? Определенно не с моей первой жизни. Если у нас и есть шанс выжить, я не горю желанием загреметь в дурку. — Полагаю, вам стоит знать, что я довольно давно был шпионом на полставки. Когда я попал на «Нормандию», Серый Посредник шантажом вынудил меня работать на него, чему я не особенно обрадовался. Не думаю, что и он был мной доволен. Как только Сарен был объявлен мертвым, Посредник попытался меня убить. Дважды. Гаррус удивленно разводит мандибулы. — Дважды? В стыковочном отсеке был только один снайпер. — О, еще я столкнулся с азари в коридоре для хранителей. Она направила на меня дробовик. Я швырнул в нее хранителя, и она расплавилась. Ничего сверхъестественного. В общем, я могу с уверенностью заявить, что порвал любые связи с Посредником. На меня устремляются несколько изумленных взглядов. Наверное, убийства хранителями не часто мелькают в новостях. — И чем ты займешься теперь? — обеспокоенно спрашивает Тали. Я, хоть и не хочу этого признавать, тоже задаюсь таким вопросом. Смерть двух убийц означает лишь то, что Посредник пошлет третьим кого-нибудь получше. Я пожимаю плечами. — Над этим я подумаю, когда выживу. — А что насчет «Цербера»? — спрашивает Лиара, возвращая нас к другой насущной проблеме. Шпион «Цербера» до сих пор среди нас. «Нормандия» простояла в доке всего несколько часов, и подавляющее большинство экипажа даже не успело пройти все проверки и сканирования, необходимые после планеты по типу Вермайра. Кем бы ни был шпион, он до сих пор на борту. — «Цербер» — это организация, созданная в последние дни Войны Первого Контакта, известной тебе, Гаррус, как «Инцидент у Ретранслятора 314». Она состоит сплошь из ксенофобов, преследующих научные, политические и военные цели. Какое-то время их военные ячейки считались частью разведки Альянса, но в последние годы «Цербер» разорвал все связи с Альянсом. К тому же, в тайне ото всех, их политические и научные ячейки достигли впечатляющих результатов. — У всех подобных групп есть идейный вдохновитель, — замечает Гаррус. — Кто руководит «Цербером»? — Загадочный человек, называющий себя «Призраком». Скорее всего, он участвовал в боевых действиях в Шаньси или был в этой время колонистом. В любом случае, он гениален, обладает абсурдно огромной харизмой и руководит двумя или более дюжинами подставных корпораций. — И у такой личности есть крот на нашем корабле, — тихо говорит Кайден. — Именно, — киваю я. — Посредник должен был сообщить мне имя крота в качестве платы за мои услуги, но этого так и не случилось. Вообще говоря, я даже удивлен. Посредник и «Цербер» — враги на поле выуживания информации. Я считал, что они оба ухватятся за шанс выцепить чужого шпиона. Но я не думаю, что от него стоит ждать беды. Шепард хмурится. — Почему? — Потому что сейчас от нас зависит судьба всего живого. В том числе и «Цербера». Шпион, кем бы он ни был, пробыл на борту достаточно долго, чтобы понять, что Жнецы — не миф и что они уничтожат всех, если мы их не остановим. «Цербер» — профессионалы, как ни крути, и их первоочередная цель — защитить человечество. Даже если для этого придется защитить и всю остальную галактику. — Тогда давайте попросим его о помощи, — говорит Тали, поднимаясь с кресла. Гаррус, сидящий рядом, кладет ладонь ей на локоть и тянет обратно. — Всё не так просто, — говорит он. — Если мы узнаем, кто он, то его ждет судьба Жнецов. Если ему дорога жизнь, он не выдаст себя. — О, — Тали смущается. — Точно. — Вернемся к миссии, — говорит Кайден. — Кто-нибудь представляет, что должен делать Канал? — Лиара и Шепард качают головами, и он вздыхает. — Ну, само название «Канал» намекает, что по нему можно пройти, — намекаю я. — Возможно, он как-то связан с ретрансляторами? — Боюсь, что здесь могла закрасться ошибка перевода, — с виноватым видом говорит Лиара. — Да и протеанских реликвий не так уж много, чтобы мы могли точно определить назначение каждой. Что ж, попробовать стоило. — Сколько еще до Илоса? — спрашивает Гаррус, тихо разминая руки. — Мы выйдем из ретранслятора через шесть часов, — отвечает Шепард. Скоро. Совсем скоро. — Если кому-то из вас… — Анни, — негромко говорит Кайден, и она замолкает. Я впервые слышу, чтобы он называл Шепард по имени. — Мы все знаем. И мы с тобой. Не волнуйся об этом. Аннелиза Шепард протяжно выдыхает. — Ладно. Давайте спасем галактику.___________________
— Приближаемся к Илосу, — сообщает Джокер. — Стелс-системы активированы. Нас никому не засечь. — Я не понимаю, — замечает Гаррус, с удивлением и подозрением поглядывая по сторонам. — Где геты? Под командованием «Властелина» находятся десятки крейсеров и почти столько же фрегатов. Где они? Да и, если на то пошло, где сам «Властелин»? Тут он совершенно прав. У гетов нет стелс-систем, а «Властелин» слишком огромен, чтобы прятаться. Если мы их не видим, их здесь нет. — Коммандер, похоже, на темной стороне планеты есть один или два десантных корабля. Но ни одного крейсера или фрегата. Сканеры считывают энергетические сигнатуры гетов на поверхности планеты. Их там как минимум два взвода. Все сгруппированы возле одного места, — Джокер щелкает по экрану, увеличивая снимок поверхности Илоса. Шепард задумывается, прикусывая губу. — Стало быть, там и расположен Канал. Они его обнаружили. Джокер, найди ближайшую зону высадки. Где бы ни находился флот гетов, мы должны остановить его с земли. — А можно было бы напасть с орбиты, — предлагаю я. — У тебя на любую ситуацию ответ — орбитальная бомбардировка? — без доли сарказма спрашивает Шепард. — Но это же так практично! Она на порядок мощнее защиты пехоты и наземной техники, а область её действия огромна! Почему нет? — Возможно, потому, что закон запрещает бомбардировать планеты, пригодные для жизни, — бесстрастно отвечает Шепард. — На Шаньси это что-то никого не остановило, — замечаю я. Гаррус напрягается. — Извини, Гаррус. Шепард, ты — Спектр. Ты можешь наплевать на законы. Ты выше них! — Тебе просто хочется глянуть на большой взрыв, — даже не спрашивает, а утверждает Кайден. Ладно, вероятно, так и есть. Моя позиция проста. Если взрыв не решил проблему, значит, нужен был взрыв помощнее. — Ответ всё равно «нет», — строго заявляет Шепард. — Если на темной стороне прячутся куда более крупные корабли, этим мы разом привлечем их внимание. Джокер, что там с зоной высадки? — Отмечаю ее на карте, — быстро отвечает пилот, стуча пальцами по тактильному интерфейсу. Прессли, откинувшись на спинку штурманского кресла, недовольно морщится. — Чепуха какая-то! Для сброса «Мако» нужно не меньше сотни метров над землей. А тут и двадцати не наберется! — Ничего ближе нет, — отвечает Джокер. — Я справлюсь. Шепард хлопает его по плечу — не сильно, но пилот всё равно вздрагивает. — Я в тебя верю. Народ, все в «Мако». За дело.___________________
— Дамы и господа, — говорит непривычно вежливый голос ВИ «Мако». — В случае чрезвычайной ситуации… — Которая наверняка произойдет, — добавляет Джокер. — Пожалуйста, соблюдайте следующие правила выживания. Положите голову между коленями… — И поцелуйте себя в зад на прощание, — заканчивает за него Джокер, сбрасывая «Мако» побивать галактический рекорд по тупости. БМП устремляется к крошечной зоне посадки, причем не как управляемый объект, а как сброшенный камешек. Шепард управляет двигателями так умело, как только может, но все мы безмолвно сходимся в едином мнении: будет больно. «Мако» врезается в землю, подпрыгивая обратно в воздух. Отдача подавляет инерционные компенсаторы БМП, раскачивая нам бошки во все стороны. Когда шок от удара проходит, а машина прекращает трястись, мы слепо смотрим по сторонам. Наконец, Шепард приходит в себя и заводит мотор. — Это похоже на протеанский бункер, — удивленно замечает Лиара. — Никогда прежде не видела насколько целую конструкцию. Поразительно! — Так-то так, но он закрывается, — замечает Гаррус, указывая когтем на бункер. Трехчастная дверь медленно съезжается, и я сомневаюсь, что мы сможем ее хоть чем-то разнести. И почему она работает — спустя пятьдесят тысяч-то лет? Видать, строили с расчетом на Рагнарёк. Шепард не тратит время зря и мчится на всех парах к закрывающимся воротам. Гаррус разворачивает пушку и стреляет по петлям, надеясь хоть на секунду замедлить непробиваемые пластины. — Тали? — кричит Шепард, не оглядываясь и смертельной хваткой цепляясь в руль. — Я стараюсь! — кричит она в ответ. — Нельзя перегрузить то, чего не видишь! Панель управления может вообще находиться на другом конце планеты! Тут меня осеняет идея. Порой я ненавижу свой мозг. У обычных людей, когда они оказываются на крыше или в принципе на большой высоте, проскакивает мысль вроде: «А давай-ка мы отсюда спрыгнем». Я в этом плане немного другой. Иногда у меня в голове безо всякой причины вспыхивает фраза: «А давай-ка мы самоубьемся». Меня обволакивает зеленая энергия, и я высовываю голову из люка на крыше мчащегося «Мако». — Держите меня так крепко, как только можете, — приказываю я Лиаре и Кайдену и, не дожидаясь их ответов, заныриваю в колодец силы, в это необузданное пламя, которое словно связано с моей сущностью, или душой, или чем бы то ни было. Оно поглощает меня целиком и усиливает всё, что во мне сокрыто. Было сказано немало слов о том, что делает биотика хорошим биотиком. Некоторые считают, что всё дело в количестве и величине узлов нулевого элемента в нервной системе, и они в определенной мере правы. Но при этом любой биотик без утайки сообщит, что существует эфемерное нечто, отделяющее хороших биотиков от великих. Я думаю, что это безумство. Нарциссизм. Вера. Глупость. Незнание того, что задуманное невозможно осуществить. Лучшие биотики искренне верят, что они одними своими мыслями способны навсегда изменить всю Вселенную. Верьте, и вера воплотится в жизнь. Я смотрю на закрывающиеся двери бункера, на каждую из трех пластин под двадцать метров по диагонали, и протягиваю к ним руки. — Стазис, — шепчу я. Дело не в слове, а в его посыле. Всё начинается со слов. Биотика расползается по моему позвоночнику, стремится к каждой конечности моего тела. Затем она выливается во внешний мир — не столько из отчаяния, сколько из моей осознанной веры в том, что весь мир должен подчиниться моему видению реальности, что моя воля столь же сильна, как гравитация, удерживающая меня на поверхности планеты. И пластины весом свыше пяти тонн содрогаются и замирают. «Мако» проносится через брешь между ними, проскакивая в сантиметре от каждой из граней. Я отпускаю поле биотики и измученно валюсь на руки Лиаре и Кайдену. Мы справились.