Семейные традиции

— Уилл Генри! Уилл Генри-и-и-и!!! — и когда я, запыхавшись, влетел в комнату, — Уилл Генри, где тебя носит... и почему ты до сих пор не готов?! — Это ру... ох, рубашка, сэр. — Ну да, рубашка на тебе, что с того? С чего начать! Моя последняя чистая рубашка погибла в схватке с местными говнами, намертво засосавшими наш экипаж. Уортроп великодушно поделился одной из своих, и... увы, прошли те времена, когда я мог свободно в неё завернуться. Эта очень хорошая и недешёвая рубашка чудесным образом оказалась мне сразу и мала, и велика. В плечах и груди она опасно поскрипывала, и чувствовал я себя как барышня в плохо подобранном корсете, зато рукава болтались чуть ли не до колен. Не заметить этого было невозможно, но я знал, с кем имею дело, и как мог озвучил очевидное: — Она на мне... не сидит. Уортроп вытаращился на меня так, будто я отрастил вторую голову — такую же пустую, как родная первая. — Уилл Генри, — осторожно начал он, — ты что же, всё это время ждал, пока она сядет по фигуре? Конечно, моя одежда тебе не подойдёт! Но ты и не на званый обед собираешься! И не собираешься вообще, мы так до завтра никуда не уедем!.. Я набрал было воздуха в грудь для ответа, но рубашка, с которой я провозился лишние пять минут и спутал Уортропу все планы, предупреждающе треснула. — Уилл Генри, ну что ты стоишь столбом, дай сюда руку! — Я молча протянул руку, и он ловко подвернул рукав. — Вторую! Вот, вот и всё... Но это было не всё. — Господи, — вздохнул Уортроп, опустился на одно колено и расстегнул на мне штаны. Зрелище это окончательно меня парализовало, я поперхнулся очередным глупым вопросом и мог только стоять и смотреть. — Я ни на что не намекаю, — ворчал Уортроп, уверенными движениями заправляя треклятую рубашку в брюки, — но твой отец справлялся сам — и намного быстрее! И стой ровно, бога ради! Меня качнуло. Спасибо, конечно, что моему отцу не доводилось стоять вот так со спущенными штанами перед коленопреклонённым Уортропом, но мне как-то спокойнее жилось без мыслей об этом! — Мой... отец? — А как же, — Уортроп глянул на меня снизу вверх. — Не первый же ты и не единственный, на ком одежда... — "горит", он хотел сказать "горит", но не сказал, только недовольно поджал губы и затянул на мне ремень чуть туже, чем следовало. Встал и поправил воротник — так, что рубашка хрустнула ещё раз, и это действительно было всё. А я стоял столбом и хватал ртом воздух, как дурак. — Чего ты ждёшь, Уилл Генри? — устало спросил Уортроп. — Давай, шевелись! Я и пошевелился, и даже бегом. Это, правда, не спасло меня от мокрого сна в ту же ночь — почему-то всё про ту же злополучную рубашку, слишком длинными рукавами захлёстывающую горло, стягивающуюся узлом... Утешало одно: с отцом моим, упокой Господь его душу, ничего подобного не случалось никогда.