Хроники Эсдо

ВНИМАНИЕ! ФАНФИК ПРОХОДИТ СТАДИЮ ДОРАБОТОК НА НАЧАЛЬНЫХ ГЛАВАХ. РАЗМЕР И НАСЫЩЕННОСТЬ МЕЖДУ ГЛАВАМИ С ДАННЫМ СООБЩЕНИЕМ МОЖЕТ БЫТЬ РАЗНОЙ, НО БУДЕТ СО ВРЕМЕНЕМ ПРИВЕДЕНА В ОДИН СТИЛЬ. ПРИЯТНОГО ПРОЧТЕНИЯ! Тело сковано слабостью, сводящей суставы. Сердце болезненно екает при каждом стуке, кровь в собственных венах казалась мерзкой, холодной жижей. Где-то внутри огнем горит кнут гнева, обвивая внутренности. Аман чувствовал изнеможение, как пусто отзываются его магические каналы. Изо всех сил он пытался сдерживать вновь проснувшуюся силу тьмы в себе. Жрец помнил последние часы обрывками — как он в форме дэрона кидается на Кармиана, испепелившего его родной город, как фетранийская магия сковывает пространство вокруг прочной клеткой, и как его онемевшее тело падает в портал, напоследок увидев смазанное лицо напряженной Искатель. Юношу выкинуло куда-то в пустыню. Спина больно ударилась о каменные руины, что безмолвно смотрели на него, корчившегося в муках. Солнце нещадно жгло, и уже было нестерпимо только от его света. Тьма отравляла его и клонила к гибели, и это нужно было срочно предотвратить. Взяв волю в кулак, Аман попытался подавить тьму внутри себя. Скомкать в маленький сгусток негатив, и забросить его куда-то глубоко в самый дальний угол, не желая больше о нем вспоминать. Дэрон недовольно заскалился, воспротивился его воле. Борьба за власть над рассудком была мучительной, долгой, и он потерял счет времени. Небо окрасилось в черный, и жара сменилась на жуткий холод. Под щекой камень чувствовался льдом, который отрезвлял. Только сейчас Аман почувствовал, что тьма каким-то чудесным образом отступила, дав место одиночеству и человеческому страху. Жрец собрал силы и приподняла на изодранных локтях, принявшись осматриваться. Над ним гробом склонились камни, оставив небольшую щель, через которую проглядывал серебристый лунный свет. Больше из его укрытия ничего не было видно. Каждая крошка старой желтой щебёнки колко впивалась в израненное тело. Аман вцепился в грудь, отодвигая алые края рубашки. Рана, нанесенная кинжалом, гноилась и источала неприятный запах. Поспешная попытка ее залечить оказалась неуспешной — он был истощен магически. Юноша громко выдохнул. Без припасов, один, неизвестно где и раненный. Отлично. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Сил выползти наружу сейчас нет. Нужно поспать, и желательно, не помереть от потери крови и холода. Казалось, он только закрыл глаза, и тут же через щель пробились первые лучи солнца. А может, его разбудило и не это вовсе. Где-то сверху, почти прямо над ним, послышались звериные вопли, а затем от стен начал отскакивать чёткий гул быстрых шагов. Аман попытался встать и приготовиться к возможной обороне, но судя по ощущениям, он все еще был очень слаб. — Давите этих зверолисков! Ветра говорят, то он где-то здесь… Вскоре, в щель с любопытством заглянуло детское лицо. Разноцветные глаза и перепачканный грязью нос, и несколько перьев, залезшие на лицо. Сабина. — Я его нашла! Жрец здесь! — тут же детские рученки схватились за его одежды и со всей силы потянули на себя, доставая из склепа. Яркий круг на небе тут же резанул по его глазам. Слева послышались еще шаги, более тяжелые и твердые. В ноздри проник запах звериной крови и стали, уже ставшим знакомым. Сабина отходит на второй план, и перед глазами возникает знакомая алая чешуя и пристальный взгляд. Искатель смотрит на него холодно, очевидно, ожидая дэрона. Ее горячее, почти драконье дыхание обдает лицо жаром и каким-то чувством стыда. Поддался. Не справился. Стал обузой, что отвлекала внимание в тех затхлых руинах. Искатель повернула голову чуть вбок, продолжая его разглядывать. Похоже, она быстро прочла смену позорных эмоций в его глазах, и после этого почему-то успокоилась и даже улыбнулась. — А ты более кровожадный, чем я думала. — Вы так и не расскажете, что было в Морайе? — тут же слегка напыженно вставляет Сабина, дуя губки, — Я, между прочим, единственная, кто вызвался вам помочь выслушать ветер, а вы!.. — Я подумаю над этим. Искатель подхватывает его под руки, помогая встать. Если он верно все, понял, то девушка вернулась из подземелий в деревню, просила местных помочь в его поисках, и сама же на них и отправилась, надеясь на помощь подростка. — А ты более отзывчивая, чем я думал, — слабым шепотом произносит жрец, вставая на ноги. — Мое великодушие длилось ровно один момент, — тут же колко отвечает воительница, — Мы уходим с этих земель немедленно, и, если ты в состоянии слизняка, ждать и нянчиться с тобой я не собираюсь. — Ну конечно-же, как я мог подумать иначе, — не менее язвительно огрызается жрец. Он бы добавил, какая его спутница стерва, но вряд ли это закончилось добром для него. — Вы уезжаете? — внезапно всхлипнув, спрашивает девочка. Она с искренней печалью смотрит на то, как Искатель взгружает Амана на Бланку, а затем сама садится на Лотса. Шаманка тут же спешит сесть на своего карликового, подстать ей, мула. — С нами ты не поедешь. — Почему вы, взрослые, всегда такие занудные? Я хочу приключений, хочу слышать ветер других земель, а вы мне все-превсе запрещаете! — Потому-что на это есть причины, — насмешливо и очень по-вольчи скалится аньшуйка, — Хочешь знать, что было в Морайе? Там остались лишь плесневелые руины, за нами гнались толпы обезображенных жителей, жаждущих выпустить нам кишки, а ваш сказочный король Кассий оказался демонической тварью, которая смогла привинтить свою отрубленную голову на место. А то, что ждёт впереди — ещё хуже. Я благодарна тебе за помощь, но, возвращайся домой, чтобы спать спокойно, а не вслушиваясь ночью в пол уха в вой охотящихся бесов. Сабина вдумчиво вслушивались в предостережения Искатель, а затем, будто совсем не испугавшись, потянулась к своей сумке. Оттуда вынырнул кулон с длинным, черным орлиным когтем, который она на чуть подрагивающих пальцах протянула девушке. — Тогда… тогда возьмите это, каруджи. Он защитит вас от злых духов и разбойников в пути. Мой народ теперь обязан вам, и я хочу отплатить. Искатель медленно приняла оберег, сказала что-то на своем языке, и затем ударила по бокам вороного коня, начав движение. Аман в последний раз посмотрел на загадочную девочку, смотрел, как вдруг вспыхнули звёздами ее удивительные разноцветные глаза после непонятных ему иноземных слов. А затем камень закрыл собой маленькое пёстрое платьице за поворотом. — Что ты сказала ей? — То, что она должна по-настоящему знать. — Транскрипции не будет? — Нет. — Жаль, — немного расстроенно протянул жрец, но тут же перешёл на другие, более важные темы, — Печать Силы у тебя? Искатель надела все-еще находящийся в ее руках кулон себе на шею, а затем похлопал рукой по одной из боковых сумок на лошади. — Хорошо… Теперь, мы, получается, едем в Лютерию? — Да, Юдия переходит в нее где-то в двух неделях пути отсюда. И это единственное место, которое ещё можно посетить на этом континенте. — Почему… почему юдийцы не перекочевали в другие земли? Вместо песка и жары они могли бы свободно пить и есть в том же Артемисе… Искатель отвечает не сразу. Она поднимает глаза к солнцу, но на ее лице пробегает какая-то мрачная тень. — Традиции и вера. Каркас народа, что служит ему клеткой, а не светлым будущем. Каждая религия грешит этим. — Я не согласен… — Несогласный дэрон, который наверняка помнит, какая империя с какой именно верой развязала Второе Вторжение. Аман закусывает язык, не найдя, чем возразить. Шеакрия, светило веры в Руфеона, обрекла мир на повторение страшной, кровопролитной войны из-за слишком большой самоуверенности и безнаказанности. Внезапно, в его голове зародились пара вопросов: — А во что верят аньшуйцы? — В тупоголовую пафосную резню ради славы и ещё большей резни. — Эм, это, конечно, здорово… но, если без предрассудков? — Во что верят аньшуйцы? — воительница вполоборота оглядывается на него, и на змеином лице гримаса презрения, а в глубине глаз тупая боль, — Хах, в равновесие. Верят, что ничего не приходит из ниоткуда и не утекает в никуда. Верят, что шрамы, полученные в бою, продлят их жизнь. Выкрашивают каждую видимую царапину золотой краской, танцуя в такт барабанов на военном дебюте. Верят в то, что Хранитель Рунаан, что стережет их земли, благословляет их силы, которые они должны обратить против… зла. — Какого зла? — осторожно спрашивает юноша после того, как девушка замолчала. Она отворачивается, ее плечи понуро опускаются, и на выдохе слышно шепотом: — Древнего. — Это… демоны? Ты так легко расправилась с теми абиссалами в Леонхольде, что мне начинает казаться… — Аман резко запинается, когда видит, как в его лицо стремительно летит фляга. Фляга со священной родниковой водой. Жрец успевает ее поймать и возмутительно окликает грубиянка. — Тебе вот не кажется, что ты ранен, истощен и хочешь пить? Какая-то странная забота с припиской «заткнись». Но, сквозь скрежет зубов, Аман признает ее правоту. Он поспешно смачивает водой гноящуюся рану, и фактически сразу ощущает, как целебные капли с приятным холодном впитываются в кожу. А затем, пьет, уже не гнушаясь таким образом употреблять освященную воду. Спустя пару минут ему становится гораздо легче, и кажется, что даже солнце уже не так сильно припекает макушку. — Ты можешь обращаться со мной, как с мешком, но не надейся, что я от тебя отстану, — храбро выкидывает Аман эти слова, будто угрозу, — Иногда я могу включить режим удивительно дотошного собеседника. — А я иногда могу включить режим хладнокровной убийцы, и происходит это куда чаще, чем хотелось бы мне, и другим. — Ты ведь не хочешь убивать меня, верно? Ты бы сделала это ещё тогда, когда Радма-Джами заговорила о твоих секретах происхождения. Или ещё раньше. Я прав? Ответом служит железное молчание. — Не знаю, на кого я для тебя похож, но обязательно узнаю об этом попозже. Что ж, а сейчас! — как-то резко повеселев, юноша слегка подшпоривает Бланку, чтобы сравняться с ведущим жеребцом, — Ты ведь знаешь дорогу до Лютерии? — Типо того. — Пока ты ещё не разу не подводила, поэтому я тебе доверюсь ещё раз, — улыбается жрец, заметив промелькнувшую эмоцию удивления и какой-то напряжённости у аньшуйки, — Поговорим о следующей печати? Аман выкатывает фактически все, что знает о Лютерии. О истории ее происхождения — как великий Эсдо Лютеран основал это рыцарское государство после Второго Вторжения. О знаменитых выходцах оттуда, будь то учёный, или даже художник. Он просто болтает обо всем, не забывая поглядывать на лицо своей спутницы. Хочется узнать, какие темы связаны с ней, о чем ещё можно спросить через какие-нибудь уловки, а не в лоб. А Искатель, кажется, слушает его вполуха, смотря пустым взглядом вперёд. А вторым ухом, наверняка, «выслушивает вой бесов», которые все ещё могут ждать их в барханах. По Юдии начинают прокатываться холодные, приятные ветра. Периодически идёт дождь, и они прячутся под камнями, сидя у костра в тишине. Иногда они скачут на лошадях, убегая от стаи базилесков — девушка, видимо, не хочет тратить на них свою эйву и время. Правда, один раз именно сам Аман решает дать бой кровожадным ящерицам, а те оказываются гораздо сильнее и стаскивают его с лошади. Искатель смеётся, — эта женщина умеет смеяться! — когда он падает лицом в подмокший песок, а затем спасает его, отогнав ящеров… рычанием, не белее, не менее, чем воистину драконьим. А ему лишь остаётся гадать, как он убого выглядит, раз уж даже воительница с капканьим сердцем дала себе момент забавы. — А ещё, в Лютерии гражданская война. Внезапная фраза без предисловия заставляет Амана поперхнуться мясом базилесков. — Это… известный и печальный факт. Удивительно, что мы не затронули этот аспект. Говорят, нынешний регент престола человек железной руки и железного кнута, и вряд ли он будет нам радушен. Особенно, с такими-то помыслами о печатях. — Нам придется примкнуть к фракции «самозванца». Того, что регент обвиняет в грехе осрамления памяти королевы, короля и их погибшего сына. — Самозванца… Точно ли? — Это мы ещё посмотрим, — жрец продолжает неустанно наблюдать за мимикой девушки. Она в глубоких раздумьях, наверняка продумывает то, как влиться в общество расколотой надвое Лютерии и достичь своей цели. А он, пусть и странствовал так много, не знал ничего о том, как устроена политика и иерархия в самостоятельных, полноценных государствах. — Спасибо тебе. — За что? — Не знаю. За все. За то же доверие к дэрону, за спасение из руин и за то, что ведёшь. Я знаю, что моя цель — это выступать поддержкой и лечить, но, ты не ранишься, а мои знания ограничены. Я никогда не вылезал из гнезда Артемиса… И, я могу быть чем-то полезен ещё? — Аман с надеждой заглядывает в глаза Искатель, которые остаются ровно такими же, как и всегда: немного стеклянными, безучастными и хищными. — Это неправильно. — Ты про что? — Убийц не благодарят. Таких, как я, не благодарят. Это грустно, очень грустно, что ты говоришь такие слова мне. — Мне больше некому доверить дэрона. Я думаю, ты знаешь, каково это. Не работает. Девушка не раскрывает свое альтер-эго. — Чем ты можешь быть полезен… Хм. Полагаю, в том, что лучше всего делаешь. Вряд ли в рядах бунтовщиков, истощенных войной и ресурсами, есть жрецы, которые с восторгом и полной самоотдачей будут вылечивать ну абсолютно каждого раненого, верно? — Хах, абсолютно каждого, да… — тут и стало ясно, каким именно способом юноша восполнит все те недели, которые он не тратил свою целебную магию. Работа предстояла крайне тяжёлая. — А что будешь делать ты? — То, в чем лучше всего я. В убийствах. Недели в пути пролетели незаметно. Пару раз они встретились с разбойниками, и на этом все интересные моменты заканчивались. Между ними вновь воцарилось молчание, почему-то такое уютное и одновременно напряжённое. Они оба не имели конкретного плана, кроме как лаконичного «подлизаться». Что из этого выйдет? Не знал никто из них. Но идти было нужно, и они гнали лошадей во всю гриву, пока песок не сменился на траву, сосны и камень. Лютерия. Какое гордое, звучащее название огромного, могучего государства. Исконные земли благородных рыцарей и воинов; королевство, основанное самим Эсдо. Но сейчас все это кануло в небытие. Регент, что заполучил власть негласным переворотом, которые все приняли или предпочли забыть. Эрхард. Имя этого мужчины здесь произносилось с опаской — крестьяне просто были в ужасе от его гнета, а аристократы в благовении перед его мощью тряслись за свои имения. Он был сильным королем, преумножившим военную силу королевской армии, что стала его верной сворой псов. Но пища этим псам была слишком дорогой — людские жизни. Они питались разбоем, сексуальным насилием, рабством, безнаказанностью, питались страхом, будто пожиратели душ из древних книжек. Эрхард не жалел ничего для своих людей, и не жалел народа. Когда не было денег, он забирал урожай. Когда не было урожая, он забирал ресурсы земли. Когда не оставалось ни бревен, ни камня, он уводил людей. А после людей не оставалось ничего. Лютерия пожирала сама себя, превратившись в один очаг насилия и греха, в один большой лагерь преступников. Говорили, что «самозванец», имя которому Силлиан, как и у погибшего королевского ребенка, был полной противоположностью. Он отдавал все, что было, для народа, и те шли ему на службу, чтобы биться за свободу слова, воли, тела и мыслей. Но, регент жёстко давил, и эта междоусобица длилась как двадцать семь лет. Две стороны, разделившие некогда величайшее государство, чьим законом было праведневство, боролись за жизнь. Едва вступив на окраины Лютерии, они почувствовали ту печаль и отчаяние, которые издавала сама природа. Все земли были каким-то поникшими, потускневшими: едва ли тут можно было открыто найти дикого зверя. Сосны угрюмо покачивали своими тускло-болотными ветвями, воздух был тяжёлым, мрачным, и казалось, тут не всходило солнце. Среди глухих лесов и маленьких гор они вдвоем искали путь к бунтовщикам. Искатель, тем не менее, с невероятной точностью охотилась на местную живность, и голода они не испытывали. Аман чувствовал странное угрызение совести, поедая слегка худую косулю. И за то, что он ел лучше, чем коренные жители этих земель, и за то, что был не в силах помочь девушке. Нет, она не была ранена, но, видно, обстоятельства были гораздо хуже. — Эйва здесь слабая. Он все-еще не представлял, что такое эта эйва на самом деле, но, принял всё-таки все эти «ки-духи-энергетики» за магию. А маг, что не мог впитать в себя магию, был опустошен внутри. Иногда аньшуйка уходила куда-то вглубь лесов, подальше от него, и возвращалась угрюмее, чем обычно. Возможно, она проводила какой-то ритуал, что восполнял ее запасы. Но эти резервы лишь отзывали эхом пустоты и слабости. А то, что Аман знал точно — воины презирали слабость всем сердцем. Особенно свою. А затем они нашли протоптанную тропу. Среди глухого леса. Посреди сотен деревьев. Только одни люди могли их оставить. Тропа занесли их в место, что называлось Загорьем. Здесь начинался горный хребет, на котором ютились проблески хвойных деревьев. Дороги были крутыми, узкими, долгими — армией здесь не пройти, а вот засады устраивать легче легкого. — Будь бдителен, — говорит Искатель, а затем минут через пятнадцать в них прилетает стрела. Она мелькнула перед глазами Амана, и в области брови вспыхивает боль. Царапина, достаточно меткая, чтобы считать это отличным предупреждением. Девушка тут же смотрит в сторону, откуда была выпущена стрела, но там лишь камни и расселины, в которых невозможно разглядеть лучника. Она поднимает руку, и лошади останавливаются. Они оба стоят неподвижно, и новой стрелы не следует. — Мы добровольцы! — выкрикивает аньшуйка, и ее голос эхом отскакивает от стен, — Хотим вступить в ваши ряды. — Откуда нам знать, что вы не выблядки Эрхарда? — тут же грозно раздается ответом прячущийся. — Откуда вам знать, что мы выблядки Эрхарда? Повисает короткое молчание. — Пароль? — Откуда приезжим знать какой-то пароль? — Откуда приезжим знать о дорогах сопротивле… — Слушай, мы в тупике. Просто пропусти нас и представь начальству, если не понравимся, сожжете на костре и повеселитесь. Договорились? А дороги у вас хреновые, раз можно просто с попаду найти протоптанную тропу, — аргументирует воительница. Снова раздается тишина, но затем из своего укрытия выскакивают пять лучников, которые не спускают своего оружия с прицела. Самый худощавый, с шрамом-перекрестием на лице, щурится на них, а затем говорит: — Вы не похожи на людей регента. По крайней мере, внешностью точно… Посмотрим, что о вас скажут. Но про костер я не забуду, будьте уверены. А теперь, слезайте с лошадей и сдавайте оружие. Они покорно выполняют приказ главного из отряда — Аман с некоторой тоской сдает свой посох, а Искатель перчатки. Люди сопротивления странно смотрят на их арсенал, а затем облапывают, выискивая скрытые клинки. Заглядывают в сумки, но, не найдя ничего опасного, берут под уздечки коней и ведут за собой. Путь не менее витвилист, чем раньше, и легко заблудиться без проводника. Аман замечает, что Искатель внимательно запоминает каждый поворот. Всё-таки, на костер идти не хотелось… А потом они в один вмиг приходят в военный лагерь, что раскинулся на поляне, окружённой каменными зубами. Кажется, жизнь в нем останавливается, когда они входят. Каждый солдат косится на них, и особенно на девушку с ее то лицом. Место выглядит потрепанным, доспехи есть не у всех, мечи имеют много сколов, а на каждом лбу пролегли морщины от угрюмой гримасы. — Командир! Мы привели чужаков! Из шатра выглядывает высокий статный мужчина с суровым, почти медвежьим лицом. Он оглядывает их с ног до головы, и жрецу становится неуютно. — Откуда? — Нашли на дороге в засаде. Говорят, не псовые. Хотят присоединиться. — О, мы уже много добровольцев видели, которые не получали приглашения… — с издёвкой рычит командир, и в его темных глазах Аман уже видит огненные искры, — Хотя, подождите. Их же только двое? — Заметили только так. Шли без конвоя. Выражение лица воина меняется. Он достает из набедренной сумки пожелтевший кусок пергамента, разворачивает, и вслух вычитывает: — Из города Леонхольд вышли двое, что приняли самое активное участие в защите вышеупомянутого города. Один из них является жрецом, второй воином с большой силой. — О, так за нами была слежка. Как мило, — шипит девушка, и волосы на ее загривке по-волчьи поднимаются. Командир отвечает ей не менее звериным взглядом. Хмыкает. Достает нож, и тут же взмахивает им. По его ладони начинает быстро течь кровь. — Лечи, — мужчина протягивает руку Аману. Юноша быстро схватывает и выполняет приказ. Командир внимательно смотрит, как яркие частички магии Света заживляют порез, после которого ничего не остаётся. — И в правду жрец, — он утвердительно кивает и переводит взгляд на аньшуйку, — А сейчас мы проверим тебя. Но, до спарринга я тебя не допущу, змеиная женщина. Покажи себя. Воительница оглядывается, что-то выискивая. Подбирает камень у одного из костров размером с утку. — Если отдадите назад мои перчатки, я сломаю его пополам. — Хах, что за сильнейший воин, чья сила в оружии? А голыми руками? Искатель смотрит на него пару мгновений немигающим взглядом, а затем исполняет это. Камень с хрустом ломаются, а мелкие вены на ее руках, которые вспыхнули жёлтым, вдруг лопаются. — Перчатки защищают меня, — она бросает окровавленный камень под ноги командира и тут же протягивает руки к своему спутнику. Тот незамедлительно исполняет свой долг. — Значит, вы и вправду те люди, что описаны в бумагах. Странная вы парочка, но это не моя задача. Мои люди отведут вас к начальству. Вернуть их экипировку! Сопроводить в крепость! Они возвращаются в седла, и их ведёт другой солдат, тоже верхом на коне. Он смотрит на них сквозь шлем, а потом начинает говорить: — Вы, господа, не слишком серчайте на наших воевод. Сами знаете, положение у нас трудное, командовать всеми нами ещё сложнее, чем обычно. Мы вот-вот на днях собираемся выступать в поход. Прошлый закончился провалом, и сейчас мы все не особенно в боевом духе… — Мы все понимаем, — мягко отвечает Аман. — Это здорово, — сквозь шлем чувствуется улыбка солдата, — Но, я все-равно извинюсь за то, что начальство может грубить. — Увы, на войне имеет место быть только такой язык и никакой другой, — подтверждает девушка, — Или не увы. — Почему «или». — Иногда это весело. — Вы правы. Слушать, как твоих сослуживцев называют «срамными портками, способными только втыкать лицом в грязь»… Бывает потеха. Затем, между этими двоими завязался легкомысленный и ничего не значащий разговор про военную подготовку и прочее, что касалось этого ремесла. Аман почувствовал укол какой-то ревности и обиды. Преподобный оказался прав — воин мог свободно говорить только с воином. Юноша быстро унял огонек маленького гнева, повторяя, что однажды и он ее разболтает. Тем более, эти двое и вправду просто болтали ни о чем. А тем временем, на горизонте, среди высоких скал, замелькала высокие башни замка, откуда билось сердце бунта против тирании. — Добро пожаловать в Орзельскую крепость, господа.

***

— Сколько припасов привезли? — Половину от обещанного. — Во имя Лютерана, как так можно! — В отличие от западной части, наши восточные отдают провизию и Эрхарду, и тебе. А им самим что есть? Воздух с водой? — Да хоть бы так! — негодует Силлиан, — Мы вскоре выходим, а у нас недосдача. Этот поход может провалиться ровно также, как и предыдущий… Наследник бьёт кулаком о стол и переводит дыхание, успокаиваясь. По его лицу проходит мелкая дрожь. Он не может подвести в этот раз. Сотни Орлов с кличем о помощи были разосланы по всему континенту, но желающих ввязаться в затянувшуюся междоусобицу без четких гарантий оказалось мало. Эрхард уже годами поддерживал свою доминацию, теснил их, давил на шею, не давая спокойно спать по ночам. Эта попытка должна стать решающей. После этих боёв они либо победят, либо псы окончательно загрызут его людей. И все закончится. Пепел на ветру. — Я хочу лично посмотреть на то, что они привезли. Если пшеница окажется ещё и плесневелой, я повешусь. Просто. Повешусь. Силлиан выходит на главную площадь, где сейчас разгружали припасы, собранные данью с крестьян. Пятнадцать обозов. Всего лишь пятнадцать. Как им должно хватить этого на всех людей и лошадей? Свергнутый принц с пустотой в груди наблюдал за тем, как спускаются на землю ящики с пшеницей… — Секунду, — вдруг настораживается он, — Почему пшеница в ящиках? — мужчина фактически моментально оказывается у одного из них. Их ещё и одурачили. Там песок или земля, может просто хворост. А может, и трава. Нет… Силлиан отказывается в это верить. Он голыми руками, одним движением, сдирает крышку с первого ящика. И там вовсе не мусор, как и не пшеница. Оттуда на него взирает человеческий глаз. — Напасть! — громко взвизгивает человек из ящика, взмахивая клинком. Силлиан успевает уклониться, не дать стали коснуться шеи, но подставляет плечо. Он стонет, отпрыгивает, и кинжал с громким хлюпом выскальзывает из плоти. Остальные ящики начинают дрожать, все до единого. Крышки подбрасываются вверх, будто взлетающие черные вороны, и наемники Эрхарда выскакивают, сворой голодных псов высверливая его спину. — Блондин с раненным плечом! Он самозва… — глотка первого ударившего убийцы оказывается перерезанна Миханом, его верным товарищем и главным воеводой после него. Старый друг появляется как всегда вовремя, и уже незамедлительно командует встрепенувшимися солдатами. Силлиан стискивает зубы от боли. Клинок подосланного убийцы был зубчатым, как пила дровосека, и вместо гладкой раны оставил разорванную кожу и мышцы. Стремительно намокает одежда, окрашиваясь в грязно-красный цвет. — Защищайте наследника! — железным голосом командует Орзельский лорд сверху, увидев ситуацию. Тадеуш, друг его почившего отца, был старым воином: лицо перечеркнули глубокие морщины, а седые волосы он видел еще с самых малых лет. Казалось, будто феодал всегда был стар, и лишь темная глубина его взгляда говорила о действительно долгой жизни. Михан вынул меч из ножен, готовый защищать его лично. Но убийцы полезли из разных ящиков со всех углов, как тараканы — потрепанная временем внутренняя каменная площадь родовой крепости внезапно заполнилась народом. Часовые и ближайшие рыцари почти мгновенно откликнулись на приказ своего хозяина, но они смогли окружить убийц, которые в свою очередь, взяли в кольцо самого Силлиана, Михана и еще пару солдат. Ситуация становилась патовой. В возникшей напряженной тишине послышался громкий стук подков — принц исподлобья глянул в сторону возникшего звука. Неужели сам Эрхард почтил его визитом? Из главной арки выскакивает один из их воинов, а за ним следуют еще двое всадников. Вот он, предатель! Вот, кто подставил их и пропустил наемников в их бастион. За солдатом следует мужчина в синем и… женщина в доспехах? Эрхард просто плевался на женщин, которые осмеливались взять в руки меч. А здесь и меча-то не было: руки обвивали странные железные перчатки, а ее лицо было покрыто чешуей. Алые глаза впились в него взглядом смерти, а затем быстро обвели всех присутствующих. — Аман, — произнесла женщина. Парень сзади нее встрепенулся, и по всей площади заискрились золотистые вспышки, что превратились в купола. От магии веяло теплом солнца и спокойствием. Эрхард предпочитал лишь гнет и боль. Силлиан посмотрел на молочные завитки, похожие на руны, что мерцали на определенно защитной магии. Чудеса. Виктор говорил про чудо, что нужно им, как никогда. В прочем, вся безмятежность вмиг исчезла, когда на купол брызнула струя алой крови. В бой вступили его солдаты и та самая женщина, которая вихрем прошлась по наемникам. Сердце обеспокоенно забилось само собой, когда он увидел, как она убивает. Очевидно, тоже магия, желто-зеленая, струилась по перчаткам. Взмах — рассеченная грудина и взлетевшие на воздух кишки. Женщина увернулась от ощерившихся клинков дикой пумой, подпрыгнула на ящике, перемещаясь за спину одного из людей Эрхарда, схватилась за его голову и плечо… так штопорили бутылку, и алое вино пеной вылилось из горла, едва откупорилась затычка, внизу которой висела пара позвонков. Ком тошноты подкатил к горлу, и наследник престола бы с удовольствием стошнился, да при своих воинов делать такого было нельзя. Посчитают еще слабаком. Все закончилось также быстро и спонтанно, как и началось. Купола с гудением исчезли, и холодный хвойный воздух прошёлся по коже, вызывая дрожь. — Принц ранен! Принц ранен! Зовите господина Виктора! — раздался рядом голос Тадеуша. Солдаты закопошились, передавая приказ. — Я жрец Первозданного Света! Я могу помочь с раной! — тут же воскликнул парень в синих одеждах. Силлиан взглянул, как его люди копьями оттеснили новоприбывших двоих от него. Мгновенно повторно прошелся взглядом. Вспомнил донесение Виктора. — Из какого города? — немного хрипящим голосом спросил мужчина. — Леонхольд. — Пропустите. — Силлиан, это могут быть снова люди Эрхарда. Они знали, что план с наемниками не удастся, и подослали своих же, что нанесут стопроцентный удар в тебя, — защищая его, зарычал Тадеуш. Его глаза налились железом. — Не могут. Я следил за этими двумя. Пропустите жреца! — скомандовал принц, но люди не отошли. — Пропустите, кому я сказал! — тут же огрызнулся на всех присутствующих Михан, и наконец, юноша смог пробраться к нему. Идентичной магией, которая только-что защитила их всех, он залечивал глубокую рану прямо на площади, аккуратно отодвинув ткань рубашки. Силлиан знал про жрецов, и какие способности в них скрыты, но он никогда не видел магию воочию. В Лютерии не было ни магических школ, ни просто даже фанатичных по этому делу сект. Здесь было государство стали и консерватизма, что не очень привлекало таких людей. Поэтому он с остановленным дыханием наблюдал, как сращиваются его мышцы. Осталось лишь пара капель крови на коже. — Вы вылечены, Ваше Высочество. Прошу, попробуйте пошевелить рукой. Силлиан встал с колен и размялся. Не было ни боли, ни скованности. Как будто только-что проснулся. — Я здесь! — раздался громкий возглас торопящегося Виктора. Он горностаем прошмыгнул среди солдат и вдруг остановился, — И видно, опоздал. — Не опоздал, но твоя помощь не требуется, мой старый друг, — прибодряюще ответил Силлиан, когда стекла очков традиционного медика холодно сверкнули. — Все в порядке, Ваше Высочество? — Да, благодарю за помощь, жрец. Как ваше имя? — Аман, выходец из главной Леонхольдской церкви, Ваше Высочество. — Прошу без Высочеств и Величеств. Пока я король без короны, — печально отрезал Силлиан, разглядывая Амана, но затем его взгляд переметнулся на женщину, которая стояла неподвижной статуей, с одним лишь очень внимательным взором глаз, — А как зовут вас? — Искатель, — голос, ожидаемо, вовсе не похож на перезвон колокольчиков, а скорее на глухое рычание. — Что ж… Искатель. Я вам также благодарен за помощь. Полагаю, нам есть, что обсудить. Пройдёмте за мной после того, как я дам указания. Аман соглашается за них двоих. Пока принц выдает приказы, он его рассматривает. Правильные, аристократичные черты лица с широкими скулами и прямым носом, отливающие мягким серебром платиновые волосы с глазами такого-же холодного цвета, широкая, поджарая фигура, облаченная в довольно простые одежды. Самозванец был красив, и его действительно можно было принять за королевскую особу. Затем, их пригласили внутрь крепости, и жрец также начал разглядывать и ее. Потерпанная временем и боями, это была довольно простая крепость, но исполняла она свое назначение отменно — она была почти неприступна. Серый камень давил на него своей теснотой и величием веков. Потом они втроём вошли в комнату, похожая на личные покои. Они уселись на стулья друг напротив друга в молчании. Сначала посмотрев на Амана, затем на Искатель, самозванец начал свой рассказ. — Я Силлиан, сын Вейлора Мудрого, прямой потомок Лютерана и законный правитель Лютерии. Но, я был позорно изгнан из своего родового замка ещё совсем ребенком. На троне восседает мой дядя, Эрхард, давший себе прозвище Эрхард Третий — да так, словно он не регент, а настоящий правитель. Именно он и организовал государственный переворот, что погубил всю мою семью. Алчные люди вцепились в его предложение, и в неожиданной суматохе просто перерезали короля и королеву. Эрхард лично воткнул кинжал в сердце моего отца, как рассказывал Тадеуш… Тадеуш Орзельский — старый друг моего отца, лорд этой крепости. Благодаря ему я и спасся от огня переворота. Я вырос в деревенской провинции и видел, как Эрхард губит всех близких мне людей и под каким гнетом находится мой народ. У меня была названная сестра… Падма. Ее убили на моих глазах. Регент прошёлся капканом по всей стране, но меня найти не смог. С помощью лорда Тадеуша мы смогли с годами хоть как-то ограничить тиранию Эрхарда, и провозгласили Восточную Лютерию независимым королевством. Но Эрхард все еще правит и прячется за стенами столицы — верит в то, что стены Лютерана неприступны. Такова моя краткая история, и рассказал ее я вам не для печальных слез, а для того, чтобы вы могли убедиться, что я не самозванец. — Насчёт этого пока ещё рано говорит, — вдруг вклинивается Искатель, качая головой, — Лично мне нужны более веские доказательства, чем история на словах. — Это грубо, вы не находите? — Я спасла вам жизнь, да и вашим людям тоже, и вроде как по-вашим обычаям, могу воспользоваться правом неожиданности или что у вас там есть. Вы следили за нами двумя, а значит, вам нужна наша сила и знания. И чтобы не получить, мне нужны доказательства ваших слов. — Хах. И чего же вы хотите? — Чего угодно, что может вселить в меня уверенность, по вашему рассуждению. Силлиан мнет губы и скрещивает руки на груди. Аману становится неуютно между этими двумя, что впились в друг друга взглядами. Внезапно, принц встаёт и идёт к одному из ящиков, что лежит на столе. Он открывает и достает оттуда меч — сломанный пополам, это был обрубок, но даже так было видно искусную работу мастера, который вложил душу в каждую деталь оружия. — Это Шай-Солар. Потомственный меч правящей династии, меч, что разил демонов во времена Второго Вторжения в руках моего славного предка Лютерана. — И он был сломан оттого, что один из Владык демонов, воплощение гнева Волжан, отразил удар, но затем, вместе с Эсдо Каданом, Лютеран смог убить зверя, — заканчиваю жрец. — Смотрю, вы хорошо знаете историю, — улыбается Силлиан, но затем он вновь становится беспристрастным, — Этого хватит, чтобы вы убедились? Теперь сама аньшуйка поднимается. Она медленно, не спуская глаз с меча, подходит к принцу ближе. Касается меча, проводя пальцами по вензелям. Платиновый не выпускает меча из руки, но девушка просто так приподнимает Шай-Солар и… внезапно, обнюхивает его. — Что вы делаете?! — возмущённо отдергивает Силлиан меч от лица девушки. — Сильно пахнет магией. Это не подделка, — воительница распрямляется и ее взгляд светлеет, приобрестая дружественную ноту, — Я верю вам и вашим словам. — Что ж, на этом и остановимся, — предупредительно говорит Силлиан, убирая меч, — А теперь, я бы хотел обсудить пару деталей. Как вам известно, мы на пороге окончания конфликта. Близки к победе и долгожданной свободе. Но, как бы мы не старались, у нас есть некоторые… задержки. Я бы хотел попросить вас помочь нам. Вас, Аман, о помощи раненым, а вас, Искатель, я бы для начала расспросил бы поподробнее. Но, чуть позже. — Я всегда готов помочь нуждающимся, — тут же отвечает Аман, — Отправляйте меня в лазарет. Силлиан договорился, что жреца сопроводят, где он будет обхаживать раненых и читать воодушевляющие проповеди. А затем вернулся к девушке: — Как солдат с солдатом, буду говорить кратко и лаконично. Вы убивали демонических абиссалов в Леонхольде? — Да. — У меня нехватка воинов, особенно сильных воинов. Вы владеете магией, как я понимаю. Каковы ваши способности? — Близкий разрушительный бой. Как быстрый, так и затяжной. — Хорошо, — кивает самому себе Силлиан, — Чего вы хотите в замен? — Почему не спросили об этом, когда нас было здесь трое? Я не наемница, хоть и похожа на таковую. — Получается, путешествуете просто так, во имя войны? — Нет, конечно, — отвечает воительница, заглядывая в окно бойницы, — У нас с жрецом определенная цель. Мы бы хотели осмотреть замок Лютерана, библиотеки, храмы, все, что там есть. Мы ищем одну вещь. — И какую же? — А это мы обсудим позже, — воительница разворачивается. Она, облизнув сухие губы, смотрит на него. — Каково мое первое задание? — Мы выступаем в поход через пару дней. Но, путь ещё не до конца расчищен, если вы понимаете, о чем я. Если уж с этими людьми Эрхарда вы справились так лихо, то… — Координаты, — перебивает его Искатель, — Как воин с воином, мы должны понимать, что время ценнее всего. Просто приказывайте мне без лишних разглагольствований. — Одобряю, — хмыкает принц, — Северный проезд, спросите дорогу у людей снизу. Там пара десятков разбойников. Девушка уходит, и мужчина смотрит ей в след. Странная, от внешности до поведения. Вся ланья грация женского тела уступила место мышцам и железной выдержке. И откуда только такие появляются? Но, его внимание зацепила не только лицо, а кулон, что покоился на ее груди. Орлиный коготь. А ведь эта птица является гербом Лютерии: раскинувшая крылья, двуглавая, смотрящая по обе стороны на бескрайние просторы. И на две фракции, что вели бессмысленную войну из-за простой алчности и жажды власти.