***
Несколько дней подряд Аман исцелял солдат, а девушка пропадала где-то в лесах и горах, выполняя поручения от принца. Видимо, будущий король доверил ей какие-то важные дела, хотя почему — неизвестно. Но, он так же верил и в него — юноше подавали все припасы, которые он требовал. Да, у них не было много действительно качественных склянок с целебными мазями, но бинты, пару скальпелей и множество сушеных лекарственных растений были в его распоряжении. А ещё, по сравнению с Юдией и ее мерзкими липкими супами, кормили здесь хорошо. На одном из ужинов, рядом с ним на стол плюхнулась тарелка с зажаренным зайцем, а затем на скамью села Искатель. — Как идут дела? — дружелюбно начал Аман. — У меня хорошо, у армии, похоже, нет. Меня послали зачищать ловушки и партизанов регента на пути, по которому должны будут вот-вот пройти войска. Дороги разбиты, чаще всего просто протоптанная грязь среди леса. Засадовых мест достаточно много, а я не смогу вовремя обнаружить их все. — Там есть маги? — спрашивает жрец, вспоминая, как девушка обнюхивала Шай-Солар, — Ты же чувствуешь магию? — Могу, — подтверждает девушка, — Но магов там нет. Маги всегда высокомерны, и не станут протирать свои мантии в колючих кустах. Но лес пропах людьми регента. Кажется, Орзельская крепость уже давно стоит в таком окружении и молчаливой блокаде. — Ты прямо как волк. Слышишь чутко, видишь отлично, чуешь неуловимые запахи. То ли повезло мне с тобой, то ли нет. — Почему двоякое мнение? — Ты хороший человек, но крайне жестокий и… сварливый? Нет, скорее всё-таки грубый. Искатель на мгновение косится на него, а затем фыркает с лёгкой улыбкой. — Почему ты не можешь быть чуточку дружелюбнее? — Ровно по той же причине, что и все остальные. Никто никому не верит. — Да брось! Не все люди страдают от жажды воткнуть тебе нож в спину! — вскидывает юноша руки, — Я скольких людей повидал, да, были и не самые приятные люди, но! Они просто живут, не строя мерзких и коварных планов. — И скольким же ты рассказывал про себя? — Да мно… гим. — Какой у тебя сразу поникший голос. Что ж, а кто из этих людей был также близок к войне, как я? Спустя короткое молчание, Аман отвечает: — Ты просто невыносима. — Ты тоже со своим вечным оптимизмом и чувством справедливости. Ладно, все это неважно. Я хотела сказать, чтобы ты предложил свою защиту принцу. Вспоминая наш первый визит сюда, у меня появилось сомнение, что он доберется до Лютерана не в полном здравии. — Хорошо, я подойду к нему завтра утром. Что-нибудь ещё? Девушка останавливает заячью голяшку, раздумывая. Немного повертев мясо по оси, она добавляет с ухмылкой: — Смотри, не стань таким, как я, в ближайшее время. А то будет скучно без выноса мозгов путешествовать.***
— С данным выводом, я и пришел к вам с моим предложением о защите. — Естественно, мы знаем, что наш путь будет нелегким, — тяжело кивает Силлиан, — Много опасностей ждут нас. Эрхард будет держаться до последнего, использовать все свои гнусные уловки. Но я не могу согласиться. Да, во мне течет королевская кровь, но разве сейчас я похож на короля? Посмотрите на меня! Я одет просто, в те же доспехи, что и все мои солдаты. Сейчас я тоже солдат, один из них. И из соображений морального духа армии, я не могу вести ее, трусливо прикрываясь щитом. Как я могу быть спокоен под куполом, зная, что сзади меня идут мои верные подданные без него? Ладно, если бы вы могли обеспечить персональный купол каждому, но это невозможно, так ведь? — Из соображений, что у вас тысяча воинов… к сожалению, вы правы. — Именно поэтому я не могу принять ваше благородное предложение, но всегда буду за это признателен, — улыбается мужчина, — Перед тем, как вы уйдете, пожалуйста, предупредите вашу спутницу, чтобы она больше не выходила на миссии. Мы выходим завтра. Новое утро озарило серебряное море, что образовалось у Орзельский крепости. Солдаты стояли ровными, насколько позволяли изгибы земли, строями. Пехотинцы, конница, артиллерия, лучники. Это была бы грозная армия, если бы все не знали, что их враг гораздо страшнее их самих. Аман взирал на этот стальной легион воодушевленно и одновременно печально. Сколько людей падут в предстоящих битвах, сколько людей искалечат так, что их не узнает собственная мать? — Видишь. А я говорила, — раздается справа голос под цокот копыт. Лотс встаёт около Бланкой. Они оба присоединятся к шествию после официальных слов и поедут позади принца. Им это сообщил сам Силлиан, видно, решив, что маг под боком не помешает, как и Искатель, которая уже наизусть знала все расположения засад и могла мгновенно предупредить. — Я… не знаю. Это моя первая война, и, все как-то странно. Мы идём с благой целью освободить захваченное государство, но почему мне так грустно? — Потому-что любая война пахнет смертью, — девушка делает долгий, протяжный вдох и выдох. — Тебе это нравится? По нраву война и вся резня, что следует за ней? Девушка молчит, подбирая формулировку. Ее глаза холодно отливают цветом свежевыпущенной крови. — А кто я без войны? — Что? — Я связана с битвами, как птица с небом. Можешь считать это… природой моей сущности. Я люблю тихие, долгие медитации. Люблю пешие погони посреди леса и полей. Люблю готовить традиционные блюда своей страны, перепачкавшись в муке. Люблю очищать перчатки от крови и любоваться их блеском. А война, Аман — это моя работа. Тебе нравится копаться в открытых человеческих ранах? — Мне нравится освобождать людей от боли. — Мне тоже. — Война создаёт шрамы, а не лечит. — А ещё, вопрос, может ли кому-то нравиться война, слишком риторический. Она просто существует со времён первой охоты. Вот и все. Аман лишь вздыхает, так и не получив ответа. Ему уже не нравилась война… Принц выезжает на дымчато-вороном коне, по бокам от него следует главнокомандующий Михан и лорд Тадеуш. Силлиан встаёт перед крепостью, взирая сверху вниз на своих подчинённых. — Воины Лютерии! Этот день настал! — начинает он свою речь, — День, когда мы выходим из приюта Орзельский крепости, чтобы дать решающий отпор давнему врагу. Каждый из нас идёт не просто на войну, которую развязывают алчность и гордыня — он идёт на освобождение. Освобождение неповинных людей, что десятилетиями страдали под гнетом предателя королевской семьи! Освобождение родной страны, что опустела под пламенем человеческой жадности! Освобождение оскверненных реликвий и святынь, которые были расхищены! Мы идём на дело, ради которого стоит погибнуть. Я, Силлиан, наследник престола Лютерии, сын Вейлора Мудрого и прямой потомок Лютерана, сейчас стою с вами в одном строю. Я — прежде всего солдат и ваш товарищ, которому вы доверяете больше, чем свою жизнь — вы доверили мне будущее наших потомков! И я приложу все свои силы, вылью всю свою кровь, чтобы оправдать все прошлые неудачи и тиранию. Сегодня мы не просто войско. Сегодня, мы — Лютерия! За победу! — на последнем слове Силлиан вскидывает Шай-Солар, как знак веры и принесённой им клятвы. — А у него неплохо получается, — хмыкает Искатель, — Правда, про прошлые неудачи было лишнее. Аман лишь закатывает глаза. Принц говорил с чувством, на едином языке с солдатами — что может быть более воодушевляющим? Также думали и ликующие солдаты, повторяющие последние слова своего верховного командира. А затем процессия двинулась сквозь вековые леса. — Армия будет двигаться долго. Михан, проведешь? — спрашивает Силлиан у своего товарища. — Конечно. Но, какова причина? — отвечает мужчина, больше похожий на косматого медведя, чем на человека. — Прилетел орёл с посланием. С золотыми когтями. — Ну, конечно, кто ж ещё будет тратить драгоценный металл на безделушки для птицы, как не Эрхард! — плюётся вояка. — Спокойно, друг мой. Это уже другая, бесполезная тема. Главное — слова в письме. Эрхард предлагает встретиться в нейтральной деревне, что в Таёжном увале. Писал, что придет его посол с соглашением о перемирии или вроде того. — Ну, конечно, спустя двадцати трёх лет войны он вдруг одумался и решил стать хорошим дядюшкой. Так я и поверил. — Михан… я должен попробовать. Если этим я смогу уберечь своих людей, я должен на это пойти. Хм… Искатель, что скажете на это? Внимательно слушавшая их разговор девушка вдруг встрепенулись, явно не ожидавшая такого поворота. Ее зрачки сузились в подозрении: — Почему вы спрашиваете меня? — Все мы, лютерийцы, уже замылили глаза этой междоусобицей. Я хотел бы услышать мнение человека, знакомого с войной, но не с нашей. Что бы вы предприняли? — Это не по-королевски, сваливать важнейшие решения на чужеземцев. — Так я и не король ещё. Прошу, просто ответьте на мой вопрос. Воительница задумывается, глядя куда-то вдаль. Ее брови сдвигаются к переносице. — Та деревня. Вы ее знаете? — Да. Я провел первые пару лет там… было же счастливое и беззаботное время у меня когда-то. — Как она располагается? — Между озером и небольшой равниной, которая оцеплена горами по контуру. — Это отличное место для засады. И, как говорил ваш воевода, Эрхард вряд ли просиял белым светом в голове, чтобы предлагать перемирие. И, как сказали вы, как ведущий за собой людей принц, вы обязаны пойти на такой шаг. Что д, идите. Но возьмите с собой минимум роту солдат. На случай, если принять сражение там всё-таки придется. — Я думал точно также, — на лице Силлиан расцветает одобряющая улыбка. Серебристые глаза оценивающе смотрят на воительницу, — Поедете со мной? Пожалуй, вы точно сможете заменить мне человек двадцать. — Почему нет. Поеду. — Замечательно! А вы, Аман? В ваших силах будет наколдовать щит человек на сто? — Одновременно нет, но если бы будете обороняться, а не атаковать, я смогу создать один большой цельный купол. Я тоже поеду с вами, Ваше Высочество. — Я же просил без этого… — Вы должны привыкнуть к тому, что вы все же будущий король, а не солдат, — учтиво говорит жрец, — От вас зависит будущее государства, и вы должны быть уважительны к себе. — Привыкнуть, — смакует Силлиан это слово на языке. Затем, он выдает один чистосердечный смешок и обращается к своему дяде, — Соберёшь по-быстрому роту? — Конечно, без проблем. Спустя час пути рота была выделена, построена, и во главе Силлиан отправленна в путь. Теперь принц шел впереди вместе с придворным врачом Виктором, а Аман с Искатель пристроились позади, метров через пять. Мили дорог летели быстро. Деревья сменялись деревьями, камни — камнями, засады — засадами. Аньшуйка неизменно чувствовала опасность, поджидающую их впереди. Как юноша выяснил, обычно, перед тем, как дать знак, она широко раздувала ноздри и делала глубокий вдох, присматривалась, а затем делала четыре постукивания большим пальцем о перчатку. Железный звук всегда предупреждал идущую роту, она меняла построение в форму клина и становилась неуязвима, хотя и передвигаться быстро такими темпами не получалось. Но они гнали лошадей, сделав за три дня ровно три привала на ночь. Аман слушал бойцовские байки, а девушка пропадала где-то в лесу, принося им обоим оттуда по дичи на ужин. А ещё жрец заметил, что на воительницу поглядывал Силлиан — издалека, исподлобья, стараясь себя не выдавать. Но Искатель знала об этом — она просто сообщила ему прямо: — Он не доверяет мне. Впрягаться в дружеские отношения предстоит именно тебе. Слышали слово — впрягаться? Пожалуй, именно на этом моменте Аман и понял, что если бы не их хрупкая связь, девушка так и была бы идолом молчания. А так они изредка болтали у костра, коротая время до ночлега: — Ты говорила, что любишь готовить традиционные блюда Аньшу. Какие? Какая у вас вообще кухня? Искатель сначала огляделась, проверяя, не слышал ли кто-нибудь название ее родины, затем злобно на него посмотрела, и потом вернулась к свежеванию глухаря. — У нас страна двоякая. Есть четкие касты — аристократичная элита и потомственные воины. Первые предпочитают искусные явства на километровых столах, павлинов с перьями и медовыми яблоками, вино двух вековой выдержки и тающие зефирные пастилы, а вторые предпочитают все простое, и что просто готовится. Мясо с овощным гарниром, приготовленное за пару минут. Не трудно догадаться, что именно я готовлю. Тушёная курица с кислым соусом и рисом, партеги из турьих голяшек, и рубленное мясо с чесночной лепёшкой. — Все равно звучит вкусно, — пожимает плечами Аман, а затем цепляется за пророненные девушкой слова, — А как именно делятся эти два сословия? Разве воин не может быть аристократом? — Может… Но, я имела ввиду не иерархическое разделение, а род занятий. Те, кто получил связь с эйвой при рождении, должны посвятить всю жизнь бесконечному танцу в бою, где, не смотря иногда на раздуваемый триумф и пышность, ты платишь кровью. А есть те, кто утратил эту связь. Они посвящают себя древним свиткам и дипломатии. Так мы и разделились на две касты, ибо те, кто родился без способностей, никогда не смогут породить потомство, которое их бы имело. Аньшуйка замолкает, глаза ее становятся пустыми, и сразу ясно, что она ушла бродить по своим воспоминаниям. Один вопрос вертелся на языке — что унесло ее от дома сюда? Как было известно, аньшуйцы не любили переезжать с родины. Но, спрашивать это было слишком рано, и любопытный юноша довольствовался и такой, медленно вытекающей информацией. Спустя ещё день они добираются до той самой нейтральной деревеньки, но судя по тому, как радостно их встречают старейшины-старики, она не такая уж и нейтральная. Силлиан по-дружески здоровается с каждым жителем, будто тот является ему близким другом. Солдаты привязывают своих лошадей, заселиваются по три-пять человек на каждую избу, а затем, когда небо накрывается розовато-желтым покрывалом заката, по всему селению начинается разноситься аромат свежей еды. Пусть и постная, но приготовленная с любовью пища, радует изголодавшийся в небольшом походе желудок. Жареная на сале картошка, посыпанная укропом и петрушкой, только-что испечённый хлеб, разложенный на глиняных тарелках ломтиками, щи из капусты и моркови, и в общем вся та простая крестьянская еда, не пестрящая изысками и в то же время имеющая какой-то свой особый, приятный вкус. Вскоре на головах новоприбывших появляются сплетенные из полевых цветов венки, а когда кто-то на добрую душу выкатывает пару запыленных бочек броженного берёзового сока, начинаются и танцы. Позабывшие о войне солдаты вплетаются единым звеном в большой хоровод, который разбивается на мелкие группы, чаще по двое человек, уж кто-кому понравился в последних теплых лучах этого дня. Аман сдувает с глаз выпавший из венка василёк, тихо смеётся, когда мимо него пробегает стайка озорных ребятишек. Расслабленный, смотрит на представшую перед ним картину, а затем вспоминает воинственную речь. Странное чувство поселяется в сердце. Сколько из тех людей, которые сейчас беззаботно веселятся перед ним, погибнут в муках? Сколько станут инвалидами, которых не сможет до конца исцелить магия? Сколько будущих поколений и счастливых семей будет утрачено навсегда? Улыбка медленно сползает с лица, румяные от горячей еды губы белеют и сжимаются в тонкую полоску. Вмиг все пестрящие весельем лица кажутся ему холодными, с ледяными глазами, отражающими пустоту. — Теперь понимаешь? Аман от неожиданности передергивается. Будто из ниоткуда сбоку появляется Искатель. Она также смотрит на танцующую деревню, бесстрастно и совершенно спокойно, давно привыкшая к тому, что только-что начало его терзать. На ней венка не было. — Ещё не знаю. Почему у меня совершенно другие чувства сейчас? Я видел смерть, и не одну. — Потому-что это война. Это не случайная гибель от неудачно упавшего дерева при срубе или от проломленного черепа лягнувшей лошади. Это целенаправленная резня, которая движет прогресс и людей вперед. — Ты думаешь, именно поэтому Эрхард и встал во главе, потому-что Лютерия давно не переживала сражений? — Вспомни свой Леонхольд и ту стражу, видавшую в качестве мишени только соломенные пугала да куролисков. Последние войны были во времена Второго Вторжения, пол тысячелетия назад. Мир принес погрешность в эволюцию. Множество рас предпочло торговлю и строительство городов, болтовню и иерархическую систему. Они заплатят своими жизнями в дьявольском огне за свою безмятежность. — Но, разве во Втором Вторжении Эсдо и все народы Акрасии дрались не за мир? — вклинивает режущий сердце вопрос Аман, — Зачем тогда все это? — Это закон эйвы. Даже боги сошлись в войне. Это порочный круг, который вряд ли когда-то разорвется. — Как же мне не хочется в это верить… Но, кажется, ты права, — жрец переводит взгляд на девушку, оценивая ее внешний вид, а если быть точнее, мускулы, что рельефно виднеются под покрытой белесыми шрамами кожей, — А у вас, в Аньшу… вы были готовы к войне? Воительница вздыхает, прикрывая глаза. Последнее солнце танцует золотым огнем на ее чешуйках, создавая прекрасную картину. Аману захотелось ее нарисовать в своем блокноте. — Аньшу основал Сиен, знаешь же? Один из семи Эсдо. Никто не знает, кем он был на самом деле. В легендах говорится о Нинав, одной из последних крылатых лазенис, о Лютеране, бывшим простым человеком, о Шанди, что являлся йозом, о Калатуре-умаре, о единых в одном теле силлинках Азене и Ионе. Загадкой остаются лишь Кадан и Сиен. Первый просто исчез, не оставив следов, а второй основал нашу империю. Возможно, он что-то знал, чего не ведали остальные. Специально оставил великое зло на наших землях, чтобы его потомки тренировались поколениями без продыху. Превыше всего мы чтим бой. Да, я говорила, что у нас есть и люди без способностей, но их мало. Большинство посвящают всю свою жизнь оттачиванию мастерства. На друг друге, на магических существах, на чем угодно, что может нас убить. Поэтому… — девушка останавливается, обдумывая, стоит ли ей договаривать. Она открывает свои змеиные глаза и смотрит на него, фактически в душу, проверяя, можно ли ему доверить свои слова, — Поэтому мы оказались готовы, когда на Аньшу напали демоны. — Подожди-ка, — опешивает Аман, — Демоны? Они нападали и раньше, чем в Леонхольде? — Тише! — шикает на него Искатель, — Да, ты все верно понял. Это случилось несколько лет назад. Аньшуйцы решили скрыть, что на их родину ступили отродья Фетрании. Естественно, без жертв не обошлось. Те пару дней были кровопролитными, заполненные смертями и дымом, что закрыл собой небеса и звёзды. Но, наша успешная эволюция с эйвой дала нам возможность изрубить демонов и прогнать их. — Почему вы не сказали об этом остальному миру?! Леонхольда можно было бы избежать! — руки юноши начинают дрожать. Воительница снова смотрит на пляшущую деревню. — Вы не готовы. Оставшийся вечер Аман проводит один, в каком-то темном углу, опустошенный. Не готовы… Он столько мог бы привести в аргумент, чтобы опровергнуть эти два слова! Но… он сам не готов. Как он может ручаться за всю Акрасию, когда сам не может разобраться со своей двусторонностью? Если демоны вновь появятся перед ним, может ли он по зову тьмы примкнуть к их стороне? Черт… слишком правдиво и слишком больно. В бессильной ярости юноша срывает с себя венок, от которого его начало тошнить. На следующий день Аман старательно делает вид, что не слышал вчера ровно никаких зловещих фактов и немного измученно улыбается подошедшему к нему Силлиану. — Понимаю, что просить о таком жреца Первозданного Света — все равно, что грешить, но, не могли бы вы подлатать пару парней, что получили травмы в пьяном дебоше вчера? — Конечно, — легко соглашается он и идёт исполнять поручение, приметив, как подозрительно много людей стоят у потирающего свою бороду кузнеца за лавкой и что-то обсуждают, но их слова не долетают до его ушей. А в полдень вся непринуждённость сдувается холодным ветром — приехали послы регента. Различие видно сразу. У них — не поджарые горные карачевки, а упитанные и крепкие дестриэ, закованные в искусную конную броню. Солдаты одеты ещё богаче, чем их лошади, дорогие доспехи без царапин идеально бликуют солнце, создавая над собой золотое свечение. Мечи пока спрятаны в расписанных красками ножнах из натуральной кожи, а в виднеющихся рукоятках вставлены алые камни. Грозно и непоколебимо они входят в истощенную деревню будто из другого, совершенно далёкого мира. Командир кавалерии, не спешиваясь, снимает свой увенчанный перьями шлем, обнажая аккуратную бороду и волчьи глаза. На его губах заиграла хищная и абсолютно фальшивая улыбка. Мужчина медленно прошёлся взглядом по притихшие загорцам и насмешливо спросил: — Где же принц? Я не вижу никого, кто был бы здесь на него похож. Неужели, и в правду, самозванец? Усмешка колко впилась в сердца солдат. Силлиан вышел вперёд, и Аман видел, как крепко его пальцы сжались на черенке Шай-Солара. — Я принц Силлиан, законный наследник престола, сын Вейлора Мудрого и потомок Лютерана. С кем говорю? — Здравствуйте, ваше Высочество, — фыркает посол, насмешливо вздернув брови, — Имя мое — верный подданный короля Лютерии Эрхарда Третьего, как и ваше. Как и вас всех. — Каждый мой солдат имеет собственное имя… — Брось, самозванец. Разве это солдаты? Да это исхудалые крестьяне без родословной, одетые в какие-то ошмётки, вытащенные из могил, а не доспехи. А ты? Разве ты можешь являться принцем Силлианом? — У меня есть доказательство, — голос Силлиан мгновенно становится глубже, рычащим, и он обнажает свой меч, — Вот оно. Шай-Солар! Меч королевской крови. — Ты бы ещё прямо корону из кармана достал, — смеётся посол и вся его кавалерия, — Шай-Солар находится в царской сокровищнице под круглосуточным надзором, а этот твой обрубок — позорная фальшивка. Наш король проявил небывалое милосердие, не приказав мне срубить ваши головы сразу же. Я даю тебе последний шанс, мятежник, признать всю свою гнусную ложь и сдаться. Морозящий ветер проходится между загорцами. Уже всем ясно, что сейчас произойдет. Начинаются слышаться тихие лязги выскальзывающих мечей и звон шпор, на которых опираются союзные всадники, чтобы сесть на лошадь. Аман шевелит пальцами, вцепляется в посох, готовый сиюминутно прибегнуть к магии. Он оглядывается на Искатель. Девушка спокойна, как камень, а это значит, что и ему тоже можно не паниковать. Значит, все закончится хорошо… — Я лучше умру, чем скажу это, гнусный предатель короны и моего отца. — Ну так сдохни же, пёс, — широко улыбается мужчина, а затем следует приказ, — Перерубить всех. Кавалерия регента немедленно атакует, сминая первых загорцев, что ещё не успели перегруппироваться в защитную стену. Но проходит пара мгновений, и посреди деревни вырастает строй высоких щитов. Внезапно, рысаки поворачивают в стороны, а вслед за ними выскакивают не видневшиеся до этого бронированные першероны. Тяжеловозы врезаются в их блок напролом, слышится треск ломающихся копий и воинственные кличи. В этот момент в бой вступает их собственная кавалерия, и в деревне начинается абсолютный хаос и какофония бьющегося железа. Аман раскидывает щиты направо и налево, не жалея резервов магии, и это помогает — явно не ожидавшие такого наемники врезаются в защиту, падают и становятся абсолютно уязвимыми. Некоторых давят собственные перекувыркнувшиеся лошади, в других сразу направляются три-пять мечей. Увидев это, командир приказывает перегруппироваться, и спустя десяток секунд его солдаты попросту образуют два кольца, взяв их в окружение. Первый ряд держит наготове мечи, а второй достает арбалеты и стреляет почти в упор для такого оружия. Жрец снимает одиночные щиты и ставит один большой, образуя патовую ситуацию. — А у этого грязного волчонка есть пара зубчиков, — гогочет командир, — Что ж, а теперь… Никто так никогда и не узнает, что же он хотел сказать, потому-что на его горле из ниоткуда появляются железные когти, что стаскивают его за шею с лошади. Искатель без труда держит его в удушающем захвате над землёй, и внимание всех присутствующих переходит на этих двоих. Даже стрелки останавливают залпы. — Прикажи сложить оружие или я оторву тебе башку и сожру твое сердце на ужин, — звучит лаконичная просьба от аньшуйки. — Всем… кхр-рступить, — звучит хрипяще от посла, который мгновенно потерял всю свою преданность Эрхарду перед лицом возможной смерти. И… его люди не слушаются. Они оглядываются между собой, а затем лошади размыкают круг и уже вовсю стремятся к девушке. Искатель подкидывает в воздух их бывшего командира, тот болезненно шмякается о земь, громко взревев от ломающихся под тяжестью доспехов костей. — Не дать им уйти! — приказывает Силлиан. Не потерявшая управления сторона мчится вперёд, мешая отступать наемникам по бокам и с тыла, а спереди их ждёт грозно размахивающая своей жёлтой энергией аньшуйка. Когда первые конники слетают с лошадей, легко перерубленные почти что пополам, неудавшиеся каратели вовсе теряют всякую координацию и превращаются в бурлящую неповоротливую кучу. На этом битва заканчивается. Завоевателей берут в плен и вяжут веревками к столбам, как скот. А Силлиан подходит к лежащему в грязи послу и подставляет к его горлу острие Шай-Солара: — А так ты выглядишь более правдоподобно, жалкий охотник за головами. Помои тебе к лицу, прям таки показывают всю твою сгнившую душу. Даже жаль марать священный меч о тебя. — Пощадите… я тоже заложник тирании! — начинает скулить мужчина, — Если бы я не пошел на сделку с Эрхардом, то был бы мертв! — Лучше умереть за свою страну и веру, за предков и святыни, чем предавать все это алчному огню и насилию, — свинцовым голосом отвечает принц, — Раз ты так так ценишь свою никчемную жизнь, то, думаю, с радостью выложишь все, что знаешь, лишь бы прожить лишние пару дней, верно? — Верно-верно, я расскажу все, только не смейте казнить, ваше Высочество! — Связать отдельно от остальных и запереть. Сейчас у нас задачи по… Разноситься истошный женский крик, и все оборачиваются. Принц расталкивает людей, спешит к кричавшей, готовый увидеть заложницу. Но перед глазами является лишь душераздирающая картина: склонившаяся в горе мать, роняющая слезы над окровавленным ребенком. Лицо наследница белеет и замирает, глаза становятся стеклянными. Он смотрит на это неподвижной статуей, а затем внезапно оглядывается и судорожно выискивает кого-то. — Жрец?! Позовите жреца! Аман выбегает и присаживается около малютки, которому на вид годов всего пять. Но уже слишком поздно. — Я не в силах помочь здесь. Да упокоит его Руфеон. — Господин жрец! — выкрикивает кто-то из солдат, — У нас здесь тяжелораненый, прошу, подойдите! Спеша на другой оклик к оживившейся толпе, юноша замечает, как Силлиан уходит куда-то за пределы деревни, к озеру. А затем рядом, почти задев его, проходит Искатель, которая направляется туда же. — Что происходит? — успевает спросить жрец. — То, что нужно пережить, — отвечает девушка через плечо. Похоже, она знает, что делает. Они возвращаются минут через десять: будто бы просиявший Силлиан и немного уставшая девушка. Первый подходит к Михану и начинает что-то активно тому объяснять. Проходит ещё одна ночь, бессонная для Амана ночь. Он еле передвигается, уставший физически и морально, как вдруг к нему подходит одна из деревлянок: — Господин жрец, извините, як отвлекаю, сама вижу, как вы устали, но дело серьезное… как бы ни были велики наши потери вчера, мы верим в нашего принца, як искренне верим! И хотели бы сделать ему подарок, поэтому попросили нашего кузнеца сковать корону. Она, конечно, простая как срубленный пень, но это все, что в наших силах. — Это прекрасно, искренне вам говорю, но причем тут я? — Ну-с, так-с, вроде же священники коронуют, разве нет? Як мы ошиблись, извиняйте, не сведуем в таких делах… — немного расстроенно отвечает девушка. — Нет-нет, все верно, просто я устал, простите, — приободряющие улыбается юноша, — Я вас понял. Конечно, я проведу коронацию. А у самого сердце уходит в пятки. Такая ответственность… Брух! Короновать принца при войне — кажется, он видел пару романов с таким сюжетом. Но, как бы он не старался напрячь память, не смог вспомнить, какие примерно слова произносили жрецы во время процессии. О Руфеон, кажется, он влип. И из этого следовал только один выход: — Ты знаешь, какие слова нужно произносить во время коронации? Мирно пьющая цветочный чай Искатель поперхнулась. — Чего? — Ты все слышала. — Почему ты подходишь ко мне с таким вопросом? — Потому-что сам не знаю на него ответа, а спрашивать лютерийцев как-то позорно и неудобно. — Ты кого короновать собрался? Силлиана? — Вроде как… — Спроси это у него самого сначала, — кивает девушка в сторону, и юноша замечает подходящего к ним предмета их краткого обсуждения. — Аман. Искатель, — поочередно здоровается мужчина с ними, — Я бы хотел выразить немного запоздавшую благодарность за вчерашнее. Без вас, — принц смотрит на Амана, — мы бы понесли большие потери, а без тебя, — он переводит взгляд на воительницу, — Мы бы просто проиграли. Аман очень четко схватывает слово «тебя». — Всегда бей змею по голове. — К сожалению, мы позабыли об этой древнейшей мудрости в тот миг, — виновато ухмыляется блондин, но затем его глаза светлеют, — Поэтому я бы хотел тебе кое-что предложить. Не станешь одной из воевод? — Вынуждена абсолютно отказаться, — моментально и похоже даже не раздумывая, отрезает аньшуйка, — Я не командный игрок. И тем более, не командный солдат. Лицо Силлиана становится разочарованным и немного ошеломлённым. Похоже, он не ожидал такого ответа. — Что ж, очень жаль… но, по крайней мере, я могу положиться на каждого из вас! Аман, вы вскоре выезжаем к остальному войску, оно сейчас должно быть около земель Медринице. Слышали о них? — Великая река, на которой стоит древняя церковь… конечно, я слышал о тех краях. — Отлично! Я бы хотел попросить вас об услуге. Мы бы хотели привлечь монахов на нашу сторону, но увы, они известны тем, что не вмешиваются в войны. Поможете доказать им, что это не война, а освобождение от тирании? — Это будет моя первая дипломатическая миссия, так что не гарантирую успеха, но я приложу все свои усилия в это дело. — Буду весьма благодарен. А теперь, извините, вынужден вернуться к допросу того мерзавца… — Ваше Высочество, извините! — останавливает его жрец, — У меня тоже есть к вам дело. Полагаю, это секрет, но деревляне выковали вам корону и хотят провести коронацию, которую и попросили меня провести. Молчание выходит очень долгим. Силлиан вновь начинает сжимать черенок своего меча, а по его лицу проходятся жвалки. — Коронация… я думал об этом, но всегда в том ключе, когда одолею своего злейшего врага. Я не знаю, имею ли право проводить этот обряд сейчас… — Имеешь. Принц оглядывается на Искатель, словно черпая в ее образе ответы на свои вопросы и храбрости на сомнения. Аман замечает, как по сердцу начинает обвертываться какой-то пылающий жгут чувств. — Ты произносишь это так твердо, что, пожалуй, я не могу отказать. — Коронация возвысит тебя в глазах солдат и преумножит боевой дух сопротивления. — Верно. Все-же, я был бы не против иногда обращаться к тебе за советами, — хмыкает мужчина, — Итак, коронация до штурма Лютерана. Здесь не так далеко есть один давно запылившийся обелиск, который раньше, до тирании, был святыней. Пожалуй, лучше места для такой процессии и не найти. Вы проведёте обряд, Аман? — Конечно… Сделаю все в лучшем виде! — Тогда, если никаких вопросов более нет, я откланиваюсь. Жрец смотрит на удаляющуюся спину наследника и спрашивает у девушки: — Что между вами произошло вчера? Вроде, если память мне не изменяет, ты говорила, что я должен втереться в доверие. — Я дала ему ответ на самый важный для него вопрос. Различие между ним и его дядей. Пожалуй, именно это и повлияло на него. А что насчёт «втереться в доверие», — девушка как-то очень хитро смотрит на него, — Ревнуешь? — Ч-что?! — вскрикивает юноша слишком громко, и несколько солдат на них оглядываются. — Ты все время так и смотришь на меня с одним словом в глазах: расскажи, расскажи, расскажи. И от кого-то слишком остро повеяло злостью, когда он услышал слово «ты». — Да нет же!.. — Во-первых, мы с ним на «ты» не договаривались. А во-вторых, только один из вас знает, из какой я страны, что готовлю и какой магией пользуюсь. Силлиан нам нужен лишь как пропуск к библиотекам Лютерана. Уж где-где, а там должны быть зацепки о Ковчеге. — И давно ты об этом знала? — Если я скажу, что с самого начала, ты покраснеешь ещё больше? Да, я права. Ты открыт миру, Аман, миру, которого ещё не знаешь. И это не смотря на все предрассудки и твою двоякость. То, как ты стремишься помочь людям, не смотря на все гонения… этим ты мне и нравишься, — аньшуйка отводит от него свои змеиные глаза и смотрит в лазурное небо, — Хотела бы я тоже побыть такой хотя-бы немного, раз в жизни. — Исходя из того, что я пока-что даже твоего настоящего имени не знаю, у меня назревает очевидный вопрос. — Кто есть моя вторая сторона? Хах… боюсь, на это я пока не могу тебе ответить, но вот с самым первым вопросом помочь могу. У нас будет не мирная коронация, без пышества и долгих торжеств. Значит, нужно слова про доблесть и веру в народ, про то, как все обязательно получится, какая благая цель этого сопротивления, и не забыть в последних словах сказать про то, что на все воля Руфеона. — Что ж, теперь так более понятно. А ещё тебе не занимать мастерства в увиливании от острых тем. — М, спасибо? — Ладно, я просто пойду репетировать речь, ибо похоже, что коронация пройдет аж завтра. Спасибо за помощь, а теперь побудь в одиночестве, как ты и любишь.***
Он несколько забавный. Она смотрит ему в спину, на то, какие широкие шаги у него в гневе, и ее пробирает на тихий смешок. Этот дэрон — определенно самый смешной человек, которого она встречала. И человек, чей смех вскоре затихнет в криках, которые он запомнит на всю жизнь. Война ломает людей, и ей ли это не знать. Сломает ли она и его? Определённо. Станет ли он замкнутым, безумным, или просто поседеет? Как много вариантов развития, и ей действительно будет интересно увидеть, во что Аман превратится. Рота покидает деревню на рассвете. Девушка смотрит, как жители, ликуя, провожают их, как вручают мешок с проглядывающими сквозь грубую ткань острия короны. Она вновь идёт среди первых, внюхиваясь в воздух. Запах чистого дикого леса успокаивающее проходится по лёгким и мышцам. Похоже, регент рассчитывал на то, что его посол с конницей перебьют их всех, и больше людей в засады не слал. Самоуверенный, слишком. На этом можно будет сыграть. Но со временем тишина начинает давить на нее. По позвонку проходит странный холодок, словно за ней кто-то наблюдает из кустов. Девушка вновь делает широкий вздох, но ничего не чувствует. — Регент был уличен в применении магии? — спрашивает она рядом идущего Силлиана. — О таком никто не слышал, — отвечают ей, — Что-то не так? — Как-будто… — подтверждает воительница, вглядываясь в лесные тени. Принц ведет их дальше, но со временем его лицо становится все более удивленным. Почва сменяется мелкими камнями, переходящими в кряжи. Судя по всему, он не так помнил это место, да и вряд ли кто-то стал строить памятник в таком месте. Между скалами гуляет морозный воющий ветер, и солнце скрывается за их верхушками. Конники неуверенно смотрят по сторонам, и между ними проходится шепот. — Оскверненная реликвия, — внезапно объявляет Аман, — Скорее всего, люди регента сожгли здесь все дотла. — Вполне похоже на эту тварь, — плюется подъехавший Михан, — Но на пепле мы коронуем нашего принца, ознаменовав возрождение Лютерии, будто феникса. Солдаты продвигаются вперед, а ощущение слежки становится все более навязчивым с каждым шагом Лотса. Воительница предупреждающе стучит перчатками, и эхо разносится по скалам. Но куда более громкое эхо… Девушка замечает, как их собственные тени увеличились, а где-то сверху раздалось звериное рычание.