Цветы на могиле наших чувств

С самого утра в квартире переполох и безграничный хаос. Сапсан в двенадцать и, казалось бы, еще два часа — времени полно, но Лёша только проснулся и понял, что не может найти свой паспорт, в то время, когда Дима сидел собранный ещё с восьми. — Где ты видел его в последний раз? — Дима забегает в ванную к парню, но наблюдает перед собой лишь сонного Лёшу, который еле-еле передвигает щеткой по зубам. — Горелов! Подъем! — Дима делает шаг в тесную комнатку и встает позади парня, укладывая одну из своих рук на запястье юноши, ускоряя движения щетки. — Я говорил раньше спать лечь? — Лёша даже не поднимает век, то ли внимательно слушает всю ругань, то ли спит. Пришлось прибегнуть к запрещенному методу, который уж точно мог не только разбудить Горелова, но еще и сделать его намного бодрее, чем сейчас. Медбрат медленно перевел свободную руку сначала на спину парня, затем на ребра, четко прощупывая каждую кость. По чужому телу пробежала волна мурашек, и Лёша даже вздрогнул, только глаза не открыл, а его рука все еще двигалась с помощью Димы. Пришлось продолжить операцию по пробуждению: Дима аккуратно приподнял край футболки и пробрался под нее, обжигая холодный живот пальцами. Словно пианист начал перебирать самыми подушечками, то постукивая, то просто легко проводя, попутно наблюдая за реакцией Горелова через отражение зеркала. Легкая, сонная, местами хитрая улыбка прослеживалась на лице парня, а это означало, что осталось сделать последний шаг. Мужчина наклонился, оставляя без внимания любимые кудри, и прильнул губами к шее, оставляя почти невесомый поцелуй. Лёшина рука стразу окрепла, он сладко потянулся, привстав на носки. — С добрым утром. Веки наконец-то поднялись, Лёша хитро глянул в отражение. Всего за пару недель совместной жизни медбрат заметил, что разбудить кудрявого криками и шумом не получилось ни разу, а вот когда Дима тихо-тихо шептал ему на ухо сладкие слова, то Лёша просыпался мгновенно. Сначала Дима пытался найти какую-то взаимосвязь, может, с детством парня и его данным поведением. Думал, якобы сознание хочет оградиться от отрицательного, по типу криков, поэтому только больше вгоняет хозяина организма в сон, но стоит проявить нежность, как все определенно меняется. Взаимосвязи так и не нашел. — Давай, умывайся и иди чайник ставь, я соберу за тебя вещи, — мужчина отпустил запястье юноши и прошел в гостиную, попутно вспоминая, куда же они могли деть Лёшин паспорт, если при переезде он точно был в папке со всеми его документами, так еще и лежал на самом верху. *** Паспорт оказался на холодильнике, причем оба парня не понимали, как он мог там оказаться, но нашел его Дима, который решил на всякий случай взять запасные лекарства для младшего. С момента, когда Горелов проснулся, он успел только умыться, неторопливо выпить чай и одеться, когда Дима суетился и собирал все, что только может понадобиться по его мнению — начиная с маленькой аптечки и заканчивая кружками и тарелками. В такси Лёша досыпал, удобно утроившись на плече у медбрата, а Дима нервно перебирал в руках ремешок рюкзака. Волнение просто распирало изнутри и не давало покоя. Хотелось бы так же спать, как и Лёша, только вот сна ни в одном глазу, да и Дима попросту боится закрывать глаза, будто если он это сделает, то сможет упустить что-то очень важное. Мужчина чувствует полную ответственность за данную поездку, ведь в Лёшином желании посетить Москву он видит не долгие раздумья и взвешенные решения, а только детскую наивность: ну, неужели можно вот так просто ринуться в огромный мегаполис? Сам Дима никогда не понимал импульсивных решений отправиться куда-то и плюнуть на все, что осталось в родном городе. Он бы никогда не уехал за пределы Петербурга, тщательно не продумав абсолютно все, до самой мелочи, ведь для Димы комфорт и собственная безопасность, уверенность в определенном месте намного важнее, чем какие-то хотелки. Но в этот раз эта «хотелка» принадлежала Лёше, и как бы мужчина не хотел остаться в маленькой квартире, где уже даже странные и яркие гирлянды на стене кажутся родными, а парня бросить не мог, тем более отправить в большой город одного. Иногда казалось, не знай Дима о недуге кудрявого, то жизнь была бы намного легче: он бы меньше переживал и намного свободнее бы дышал, может, смог бы даже отпустить Лёшу в одиночку в Москву. Вряд ли пропало доверие, скорее увеличилось чувство ответственности по отношению к Лёше, да и тот факт, что Дима имеет медицинское образование, дает полное право нести на себе это бремя, словно медбрат может заметить ухудшение состояния так легко и просто. Мужчина повернул голову и посмотрел на кудрявую макушку мирно спящего Лёши. Если бы не водитель, поглядывающий время от времени на пару через зеркало заднего вида, Дима бы точно зарылся носом в волосы младшего и вдохнул сладковатый медовый запах, который, может быть, и успокоил бы его хоть немного. «Что может пойти не так?» При виде Лёши в сознании всплывала только эта мысль, поэтому уловив ее в голове вновь, Соловьёв тяжело выдохнул, отворачивая голову к окну. Маленькие капельки бьют по стеклу, из-за чего водителю приходится включить дворники. В детстве Дима очень уж любил залезать на подоконник, пока мама не видит, и наблюдать за дождем, пока тучи не уйдут из их района, либо же пока не послышатся шаги родителей, которые за сидение на подоконнике могли надавать тумаков. Сейчас любовь к дождю не исчезла, просто у мужчины пропало желание каждый раз выбегать на улицу и прыгать по лужам. Мама называла это зрелым возрастом. Почему-то подумалось, что если бы они с Лёшей сейчас находились на улице, то парень бы обязательно поднял голову наверх, внимательно высматривал что-то в сером небе, а затем схватил бы Диму за руку и понесся вперед, игнорируя упреки, что ему нельзя бегать. Мельком замечая, что водитель отвлекся на мобильный телефон, пока машина встала на светофоре, Дима быстро повернул голову и легко чмокнул парня в макушку. Тот поёжился на плече, промычал что-то не совсем разборчивое, вызывая у Соловьёва довольную улыбку. «Люблю» *** — Пойдем на Красную площадь! — Лёша с восторгом разглядывал вид за окном их номера. Не успели они зайти, как парень сразу же бросил сумку и ринулся именно к окну. Можно было догадаться, что чувствует человек, который кроме родного города нигде не был. Парень, открыв рот, оглядывал высокие здания, памятники и даже людей, стараясь выцепить в них отличие от петербуржцев. Горелова все восхищало, все приводило в восторг, и для него начались самые лучшие четыре дня отдыха, когда он наконец-то может почувствовать себя живым. Диме же все казалось чуждым. Он смотрел на виды из окна такси по дороге к хостелу враждебно: город казался более суетным, чем Петербург, этим и отталкивал. — А ты не голоден? — Дима подошел к парню со спины, крепко обнимая того за пояс и укладывая голову на плечо. — Давай сначала куда-нибудь перекусить? Близился вечер, четыре часа езды были в прошлом, и сейчас действительно хотелось размять ноги, тем более на улице вовсю светит яркое солнце без единого облачка. Лёша кивнул, переводя свои руки поверх Диминых ладоней и аккуратно проводя пальцами по коже. — Куда еще ты хочешь? — тихо спросил Дима, желая постоять вот так спокойно хотя бы пару минут. — Продумал нашу программу? — Конечно! — в словах слышалась искренняя радость, а Лёшка начал загибать пальцы. — ВДНХ, парк Горького, обязательно музей радио! А, еще хочу посмотреть на храм Христа Спасителя! — За четыре дня-то успеем? — усмехнулся Дима, вспоминая, что в заметках на телефоне Лёши было куда больше, чем четыре места. — Я, знаешь, что думаю, — парень подождал, пока Дима поднимет голову и продолжил. — Может, на экскурсию по Москве скатаем? На автобусе? — Сядем в автобус и поедем по Москве? Лёш, это даже экскурсией назвать нельзя. — Да нет же! — парень вздохнул, а следом задержал дыхание, тело напряглось. — Лёш? — чувствуя, что Горелов начал сильнее сжимать его руки, мужчина отстранился, стараясь заглянуть ему в лицо. — Ты чего? Все нормально? Но стоило попытаться повернуть юношу к себе лицом, как он расслабился, ослабил и хватку на руках. Когда взгляды встретились, Лёша уже немного устало улыбался, а на нижней губе виднелась маленькая капелька крови, которую парень почувствовал почти сразу и убрал, неаккуратно мазнув рукавом по губам. — Все хорошо, — кудрявый выдохнул, сглатывая вязкую слюну. — Можешь воду дать? У меня в рюкзаке бутылка. Дима недоверчиво оглядел Лёшу, стараясь не упустить ни один миллиметр, но, не заметив ничего подозрительного, отошел к кровати, на которую Лёша бросил рюкзак в первые секунды пребывания в номере. — Так что там за экскурсия? — А, ну, — Лёша пару раз моргнул и сделал шаг к медбрату. — Есть автобусы специальные, с экскурсоводом. Туда садишься, и вы проезжаете мимо каких-то знаменитых мест, — мужчина подал бутылку, и на секунду в комнате воцарилась тишина, пока Лёша жадно глотал воду. — Рублей двести с одного человека, но там правда интересно! Мне Шустов рассказывал. — Ну, раз Шустов, то, конечно, давай съездим. Лёша улыбнулся и победно поднял руки вверх, а затем кинулся в теплые объятия партнера. Поесть отправились только через час, когда осознание того, где мы, наконец-то дошло до Лёшки. На площадь попали совсем поздно, но яркие огни сделали вид зданий только лучше, как по мне, а вот Лёша захотел вернуться сюда же днем, чтобы внимательно осмотреть каждую деталь. Его глаза светились так ярко, что иногда я не мог отвести от них взгляд. Хотя идея поездки мне и не нравилась, но это все равно стоило того, чтобы увидеть такого Лёшу. По возвращению обратно в хостел он еще долго рассказывал мне все, что его впечатлило, пока я обнимал его и вырисовывал на его плечах непонятные узоры. Заснул он только около двух часов ночи, окончив слово сопением, тогда уж и я смог спокойно закрыть глаза. Думал о следующем дне, в целом о днях, которые мы проведем в Москве. Так и уснул, представляя радостного Лёшу на колесе обозрения, на фоне заката, а в руках сладкая вата, до того приторная, что тошно, но именно такие картины радовали меня тогда.