Цветы на могиле наших чувств

Это был наш последний день в Москве, вечером которого мы должны были поехать на ВДНХ. Лёшка так хотел прокатиться на колесе обозрения, но я-то знал, что он захочет и на другие аттракционы тоже, только вот умолчит, чтобы не напрягать меня с деньгами. А я специально решил взять деньги для его развлечений. Все же, когда мы в следующий раз так выберемся? Думаю, ну вот покатается и утром счастливый поедет в Петербург, а там и учеба начнётся, и я решил поехать в летний загородный лагерь медбратом, чтобы подзаработать. После Москвы нас ждала привычная рутина, но для меня она полностью кружилась вокруг Лёшеньки, так что я ей был очень даже рад. Пока он спал, я решил сходить за круассанами, которые мы попробовали в кафе неподалеку и которые ему очень понравились. Решил порадовать парня, очень уж хотелось увидеть его, жующим сладости и запивающим все горячим чаем. Даже подумал до ВДНХ сходить в кинотеатр, чтобы просто так не шляться по улицам. Конечно, Москву за четыре дня не посмотришь, так что мы бы наверняка спланировали «второй заход» в будущем. Я тихо закрыл дверь номера. Меня не было буквально двадцать минут, и я был уверен, что мой Лёша все это время мирно спит, мило посапывая и обнимая мою подушку. Шёл неторопливо, туда-обратно, взял шоколадные круассаны и кофе для себя — Лёше нельзя из-за сердца. Погода была просто замечательной, прохожие будто улыбались мне, а город начал наконец-то радовать. Мужчина, насвистывая какую-то мелодию, поднялся на третий этаж и, крепко удерживая в руках пакет с круассанами, прошел к комнате, чувствуя мягкий ковролин под подошвой. Полнейшая тишина на этаже успокаивает, и Дима даже думает, чтобы еще понежиться в кровати, крепко обнимая парня, пока тот будет завтракать. Ключ медленно провернулся в замочной скважине, дабы не разбудить Лёшку. В комнате такая же тишина, что и на этаже, но это совсем не удивляет, а только подкрепляет мысли о том, что Лёша еще спит и сюрприз получится просто замечательный: можно устроить завтрак в постель, самому налить чай и красиво выложить два круассана на тарелку с бабочками. Дима скидывает кроссовки и только сейчас замечает кружку на краю журнального столика, которой утром здесь точно не было. Значит, Лёша уже проснулся? — Лёшка, ну просил же не ставить посуду прямо на край! — мужчина тяжело выдыхает и сжимая пакет с будущим завтраком покрепче, спешит пройти по маленькому коридору, чтобы наконец-то увидеть парня. — Мы с тобой не расплатимся, если ковер заляпаем. Лёша в кровати, плотно накрылся одеялом и спрятался под него с головой. Дима мельком заглянул в кружку, пока ставил пакет с круассанами на столик. Кружка почти полная, словно из нее сделали только один глоток. — Ну, Лё-ё-ёш, ну, остынет же! В комнате как-то слишком жарко, из-за чего Дима отводит ворот футболки, стараясь пустить воздух по торсу, хотя и получается плохо. Не замечая абсолютно никакой ответной реакции, Дима проходит к стороне, на которой спит парень и присаживается на корточки. Колени неприятно хрустят, так еще и от долгой ходьбы за эти четыре дня стопы просто ужасно болят, но Дима не подаёт виду. Аккуратно, словно боясь спугнуть, мужчина старается открыть лицо юноши, только вот не получается: он крепко впился пальцами в одеяло и не даёт взглянуть на себя. — Лёша? Что за игры? — …хо Дима не разбирает тихого шепота, раздающегося из-под одеяла, но повторно осматривает тело, скрытое одеялом. Обычно парень пытался скинуть с себя ткань, так как ему было слишком жарко, а сейчас-таки полностью скрылся, что совсем не похоже на всегда энергичного Горелова. — Открой лицо, ничего не слышу. Просьба звучит угрожающе, но все потому, что Соловьёва начал накрывать страх и беспокойство. Скорее всего, Горелов снова решил поиграть в какие-то свои игры: он уже прятался за стеной душевой и потом резко выскакивал, преследуя цель напугать партнера. Должно быть, сейчас он тоже разыгрывает его. Дима внимательно вглядывается в одеяло, стараясь просканировать парня будто рентгеном, и замечает, что в районе груди одеяло двигается слишком быстро. — Лёша… Не смешно. Теперь действительно не до смеха. Будь это глупый розыгрыш, который Дима сейчас может испортить, ничего страшного: Лёшка в любой момент может подстроить еще одну шутку, но то, что происходит в данное время действительно странно и не может не наводить на лишние мысли. Парень молчит, уже не пытается что-то сказать, а только дышит, и его громкое, прерывистое дыхание слышно очень уж хорошо. Дима вскакивает и не имеет терпения ждать, пока Горелов разъяснит все сам: мужчина переворачивает его на спину и чувствует, что тело совсем не сопротивляется, будто он управляет куклой. Хватает одного резкого движения, чтобы открыть всего парня, чьи пальцы уже не в силах хвататься за ткань. Весь потный, взъерошенный, Лёша покраснел и крепко сжимает футболку в районе сердце. Нижняя губа кровоточит, как тогда, вечером, когда они только приехали в Москву, только сейчас Лёша не собирается перестать впиваться зубами в бедные, припухшие губы. Я пропал. Весь я, все мое медицинское образование и будто бы вся комната просто пропала. Никогда не видел его настолько слабым и беспомощным. Из уголков глаз легко можно было рассмотреть слезы, которые скатывались на подушку и оставляли мокрые пятнышки. Именно в ту секунду понял, почему врачи не могут вести своих родственников и близких им людей. Один щелчок, и Дима заново включился, одним движением вытаскивая телефон из кармана и на панели «экстренные вызовы» выискивает нужный, старясь не отводить взгляда от младшего. В груди рвёт отчаяние, инстинкты подсказывают, что не пойди он за какими-то круассанами, то мог бы помочь в первые секунды.  — Спокойно, Лёша, дыши, — голос тихонько дрожит, но сейчас главное взять себя в руки. Дима набирает нужный номер и ставит на громкую, а сам думает, как же можно помочь именно сейчас, до приезда скорой. — Ты мой молодец, продолжай в том же духе. Из смартфона выходят болезненные гудки, которые только давят на сознание. Лёша, будто уже не разбирая слов, тихо сквозь зубы повторяет «больно» и машинально пытается перевернуться на бок, но Дима не дает — придерживает за плечо и внимательно осматривает сводящее судорогой тело. «Думай, Дима блять, думай!» Препараты? Не сможет запить, может подавиться и тогда станет две проблемы, вместо одной. Вряд-ли согласится прожевать те же самые таблетки. «Думай еще» Как минимум постараться дать аспирин, чтобы успокоить и тело, и сердце, а там уже в скорой ему поставят капельницу. «Пойдет» Дима отпускает плечо и резко бросается к шкафу, где в аптечке таятся все таблетки и капли, которые Дима посчитал нужными в поездке. Трубку все еще никто не снял, а обычный педиатр не может на взгляд определить, что происходит в данный момент с телом парня, а именно с сердцем. — Лёшенька, ты мне сейчас очень нужен, — мужчина копается в таблетках, стараясь как можно быстрее отыскать взглядом бело-зеленую упаковку. — Насколько больно от одного до десяти? — Дев… — далее мычание. Полное боли мычание, сопровождаемое новыми мокрыми следами на подушке. — Десять! Дима, десять! — Умница, — говорит и Лёше и себе, ведь все-таки нашел нужную упаковку и одним ловким движением достал блистер, затем и таблетку. — Диспетчерская скорой помощи, слушаю вас. Наконец-то голос из смартфона, который радует так, что Дима готов подпрыгнуть и захлопать в ладоши подобно маленькому мальчику, но все эмоции приходится запереть внутри себя. — Линейная пять, хостел «День». Парень, восемнадцать лет, — отчеканивает Дима, пока достает бутылку воды из Лёшиного рюкзака. — Диагноз: ишемическая болезнь сердца. Сейчас сильные боли, по десятибалльной шкале десятка, — быстро, старясь не путаться в словах и не начать заикаться от нервов, Дима сбрасывает крышечку бутылки куда-то на пол и спешит к Лёше, проговаривая все громче и громче. — Я даю таблетку аспирина, вряд ли подействует надолго, и вряд ли подействует вообще. — Ничего не давайте! Не нужно заниматься самолечением! Уже посылаю к вам бригаду! — голос из телефона раздражает, но Соловьёву сейчас явно нужна их помощь. — А мне что ли полчаса вас ждать?! — рявкает медбрат, приподнимая Лёшу, чтобы тот сел ровно. Парень приподнимается, но так и не может отпустить футболку. Пальцы заметно покраснели и стали одного цвета с лицом. — Я специалист, но его явно нужно госпитализировать, без вас не справлюсь. — Недавно были подобные приступы боли? Здесь-то Дима снова завис. А мог ли такой сильный приступ случиться буквально не из-за чего? Лёшка ведь принимает таблетки точно по времени и ежедневно, так что проблем в целом быть не должно. Сомнения вперемешку со страхом дают свое и как бы Дима не хотел срываться на парня, но прокричал прямо на ухо: — Было? Лёша слабо кивнул, глотая ртом воздух. Пол медленно ушел из-под ног, а Дима тяжело выдохнул. Создалось ощущение, словно он сам сейчас упадет в обморок: тело обдало жаром, а голова пошла кругом. «Ну, договаривались же…» — Были. Насколько сильные не знаю, но были, — Дима самостоятельно запихивает таблетку Лёше на язык, сам же и чувствует ту неприятную горечь, которую чувствует сейчас юноша. Успел уже пожалеть, что не может забирать всю боль Лёши себе. — Через сколько прибудут? — Пятнадцать минут, может десять. Нуждаетесь в консультации, как лучше помочь? — Нет, — медбрат очень аккуратно, стараясь не допустить того, чтобы Горелов подавился, поднес горлышко бутылки к губам. — Третий этаж, триста пятый номер, дверь будет открыта, — резко Соловьёв проводит свободной рукой по экрану телефона, отключая вызов. — Расслабься, выдохни. Как бы парень не старался, а комок воздуха встает прямо в горле, и он ничего не может сделать. Горькая таблетка неприятно шипит на языке, но это не самое главное, что сейчас может волновать кудрявого, так что он жалобно мычит, не в силах сказать и слова. — Лёша, надо! — мужчина резко хватает руку парня, которой он старался сжимать простынь. —Сжимай руку, ломай, выкручивай, но выдохни, я тебя умоляю. Потребовалось несколько секунд, пред тем, как Лёша смог на жалкие мгновения расслабиться, но этих мгновений хватило, чтобы Дима подвел горлышко бутылки к искусанным губам, и парень успешно проглотил таблетку. Победно улыбнувшись, Дима отставил бутылку, сдерживаясь чтобы не отбросить ее и не забрызгать весь номер. — Вот так, молодец, — медбрат выдыхает, укладывая Лёшу обратно на подушки. — Ты герой, Лёшка, теперь главное дыши, хорошо? И Горелов кивает, продолжая моментами крепко сжимать ладонь партнера, а иногда мычать в подушку, стараясь не срываться на крик. Когда его увозили, я, конечно же, напросился с ними. Примерил на себя роль Артура, представившись братом, но думаю, что он не в обиде на меня за это. Капельница, укол обезбола и Лёшка потихоньку перестал сжимать мою ладонь. Уставший, хотя даже двенадцати не было, он тихо шептал мне «прости», а я действительно не понимал за что. Был зол на себя за то, что не заметил каких-то ухудшений, что не предложил сходить к участковому врачу. Но по-настоящему я думал об этом ночью, рядом с его кроватью в больничной палате, а вот в машине скорой осознал, насколько сильно я боюсь его потерять. Кажется, раньше я совсем не воспринимал его болезнь всерьёз, а теперь… теперь я видел его во время приступа и пожелал больше никогда не видеть его в таком состоянии.