Любовник смерти

Я шёл по пояс в густой траве. Ковыль волнами ходил под ветром, перетекая шёлковыми переливами. Запах степи, горячий, сухой, насыщенный горечью полыни омывал моё тело. Я не видел ни конца, ни края этой бесконечной степи. Я шёл несколько часов, пока глаз не зацепился за невысокий утёс. Я побрел к нему, путаясь в длинной траве, продираясь сквозь это беспокойное море. Утёс стоял вне логики, вне времени, выглядя абсолютно чужеродно там, где царит лишь свист ветра, шорох трав и запах юга. У подножия утёса я сел в тень, передохнуть, подмяв под себя эту странную траву, так похожую на развевающуюся лошадиную гриву. Ковыль покрывает поля сражений. Растёт на костях. И режет руки, хотя выглядит как нежнейший шёлк. Поэтому у него дурная слава. Я задумчиво пропустил сквозь пальцы эту гладкость, посмотрел на свою раскрытую ладонь, что была вся в тонких, сочащихся кровью порезах, и приложил руку окровавленной ладонью к утёсу. Мир дрогнул и земля зашевелилась. Мёртвые вставали. Отряхиваясь. Бряцая оружием. Поднимая бунчуки и стяги. Седлая коней. Я забрался на утёс, оглядывая море, уже не травы, а людей. Вернее их останков. Пустые глазницы сверкали тысячами зеленоватых огоньков, вперив взгляды в меня. Рядом со мной зарябил, сгустился воздух и соткалась фигура Бледной Госпожи. Она осмотрелась, улыбнулась и произнесла: — Чувствуешь свою силу, Певерелл? Они пойдут за тобой, если ты захочешь. Я вздрогнул и посмотрел на всё это неупокоенное войско. На эти брошенные кости так и не вернувшихся с войны. — Подари им покой. Подари им перерождение. Сила взметнулась из меня тугой струёй, опала, разлилась по всей степи чёрным дымом, оставив за собой лишь пепел, лишь память, лишь шёпот. Километры пустой земли. А потом пошёл дождь. Он был солёным, как слёзы, и степь ожила, заколосилась, покрываясь разнотравьем, заливаясь щебетом птиц, насыщаясь запахом влажной парящей земли. — Сила всего лишь инструмент. Нож может одинаково перерезать как путы, так и горло. Лишь твой выбор определяет, что окажется под лезвием. Нет чёрных и белых. Есть серые, каждодневно делающие свой выбор. До встречи, Возлюбленный — и Смерть истаяла. А я — проснулся. Несколько минут я лежал оглушённый реалистичным сном. Или это был не сон? Что это было? Я опять на развилке? Но ведь нет никаких событий, в которых мне предстоял выбор. Я даже ущипнул себя тихонько. Как будто во сне я не чувствовал своей взрезаемой травой ладони. Том спал на спине, раскинувшись, я в своём сне-не сне лежал у него под боком. Тихо выбравшись из-под одеяла, я ушёл в ванную. Через полчаса, свежий, но всё ещё под впечатлением, я, подхватив штаны и футболку, босиком вышел в коридор. Слабенькое, какое-то жалкое декабрьское солнце лежало в коридоре на полу бледными бликами. Я добрался до дуэльного зала. Что ж, уважу павших хорошим танцем с мечами. Я вызвал меч Годрика раз, второй и закрутился в вечном танце смерти. Вначале просто разогреваясь, потом круша манекены. Мои самые беспрекословные и терпеливые друзья. А перед глазами стоял сонм* мертвецов, с мерцающими огоньками глазниц. Через час я абсолютно выдохся, бросил на себя очищающее и сел на мат в медитацию, скрестив ноги. Неожиданно подумалось, что я не заметил, как начал творить волшебство просто так, просто усилием воли. Иногда даже не взмахивая рукой. Только вот переносы были либо порталами, либо с домовиком, либо камином. Аппарацию мой организм отторгал. Но остальное просто происходило из моего намерения-желания, как в детстве. И ведь я даже не заметил, когда это произошло. Палочка привычно была в ножнах на правом предплечье, но когда я последний раз брал её в руки не для того, чтобы закрепить на себе, а чтобы использовать? Постепенно все мысли оставили меня, и я сидел в безмолвии и внутренней тишине, сосредоточившись на одной точке. Точка пульсировала, то увеличиваясь и расширяясь, становясь рыхлым, эластичным огромным шаром, то сужалась до твёрдого маленького шарика. Она была похожа на гравикомпенсатор** из какого-то маггловского фантастического романа. Это была моя магия, заключённая в силовой кокон магического ядра. Никогда я не чувствовал свою магию так осознанно, чётко. И точно никогда до этого не визуализировал. Я несколько минут завороженно наблюдал за этой пульсацией, разглядывал структуру, наслаждался биением силы. Постепенно ко мне начали возвращаться чувства: слух, нюх, ощущение себя в пространстве, я слышал утренние звуки дома, слышал запах кофе, почувствовал, как у меня затекли ноги и взгляд. Я распахнул глаза и увидел перед собой Тома, сидящего в зеркальной моей позе. С бесстрастного, даже несколько отстранённого лица на меня смотрели внимательные шоколадные глаза. — Я думал, ты уже не вернёшься, — холодно сказал он. — Я долго был в медитации? — Два часа. Что?! Два часа! Я два часа рассматривал шарик? Но я не чувствовал течения времени. Вообще! — Твой пульс замедлился, ты очень медленно дышал. Правда у тебя не скакала температура. Я побоялся тебя трогать. Просто ждал, когда ты вернёшься. Где ты был? — У ядра. Я два грёбаных часа наблюдал за собственным магическим ядром. Я покажу тебе. И сон, и медитацию. — Сон? — Да, очень странный. Том встал, протянул мне руку. Я расплёл ноги, и меня пронзило тысячами иголочек от хлынувшей в застоявшиеся вены крови, я даже тихонько застонал. Том присел рядом, растирая мои ноги. — Ты всё время стремишься за грань. Что там такого интересного? — Сложно сказать. Боюсь, у каждого она своя. — Чушь. У нас она будет общей. Без меня ты туда больше не пойдёшь.