Любовник смерти

К Лили я так и не попал. Потрясение, вызванное нашими общими воспоминаниями, было слишком сильным. Том перенёс меня в гостиную, укрыл пледом, напоил-таки Умиротворяющим бальзамом. А сам вызвал Лили по зеркалу и перенёс встречу на завтра. Лили забеспокоилась, но Том нашёл слова, чтобы успокоить её. Я был никакой и мог лишь судорожно цепляться за своего Тёмного. Череда эмоциональных потрясений выбила меня из колеи. Я чувствовал себя, с одной стороны, истеричной барышней, с другой стороны, впервые я мог позволить себе быть слабым, не держать лицо, не биться в окровавленных шлеме и латах о непреодолимые обстоятельства, переложить ответственность за решения на чужие плечи. Том был опорой, которая позволяла мне отпустить ситуацию. Это чувство было… потрясающим. Как будто детство наступило сейчас, а не тогда, когда мне было пять или десять. Раньше я всегда оставался один на один с проблемой. Когда меня бил Дадли, унижал дядя Вернон, пытался убить Квирелл, нападал василиск, возродился Волдеморт, умер Сириус, когда я судорожно искал крестражи или шёл на смерть в Запретный лес. Да, в походе за крестражами были Герми и Рон. Но они лишь следовали за мной и моими решениями. Я всё равно был один. Тотальное одиночество перед мятежным и агрессивным миром давило на плечи неподъёмным грузом. Даже с Северусом я вынужден был биться плечом к плечу. Мы были партнёрами, соратниками по борьбе. Сейчас же я оказался за надёжной, непоколебимой спиной Тома. И мои проблемы решали за меня, отодвинув жёсткой рукой. И Тому было плевать на мою силу, опыт, плюшки от Судьбы, Смерти и наследия. Ему было плевать, на то, что я сам мог всё решить. Имело значение лишь его желание оберегать меня. Потому что он любил. А остальное лишь частности. Договорив, Том отложил зеркало, привлёк меня к себе, обнял. Бережно, как хрупкую ломкую вещь. Легко поцеловал в макушку. А потом усыпил, положив руки на виски. Мне не снилось ничего. Только умиротворяющая темнота, тепло и чувство безопасности. Проснулся я под вечер, когда закат красными бликами трогал противоположную окну стену. Потрескивал дровами камин, возился Цербер на своём шестке. Наги вытянулась вдоль меня, приперев к спинке дивана. Я был замотан в одеяло, как гусеница шелкопряда в кокон, основательно и плотно. Я попытался выпутаться из этого кокона и случайно навалился на Нагайну. Она обшипела меня, но даже не подумала сдвинуться. — Цер! Ворон оторвался от чистки перьев, посмотрел на меня и хмыкнул. А потом рявкнул: — Добби! Эльф с хлопком возник рядом с диваном и заозирался. — Твой недалёкий хозяин так запутался в одеяле, что не может вызвать тебя на помощь, — голос Цера сочился сарказмом. Один, за что ты послал мне эту птицу? Где я так провинился перед Асгардом? Честнее было завести себе ещё одну змею. Она была бы не менее ядовитой, но менее разговорчивой. Вон у Гарри Шесса такая лапочка. Лучше кошки или книззла. А кошек я очень люблю. И собак тоже. Но нет, у меня ворон. Злоязыкий, ядовитый и конфликтующий с моим партнёром. Добби увидел моё беспомощное положение, щёлкнул пальцами, и одеяло просто пропало с меня. Я выдохнул с облегчением. Я страшно перегрелся, и сейчас прохлада комнаты была просто благословенной. Наги тут же привалилась мне под горячий бок. Чёртова эгоистичная змея. Воспринимает меня исключительно как грелку. Я выпростал руку и автоматически подгрёб её ближе, поглаживая по гладкой сухой чешуе. Цер перепрыгнул на спинку дивана. Посмотрел на меня, склонив голову на бок. — Иногда мне кажется, что тебе пять лет. И я радуюсь, что ты уже не писаешься. Сам не догадался вызвать Добби? Или забыл, что ты волшебник? — Цер! А мне иногда кажется, что ты перегибаешь палку! — Не кажется. Я действительно её перегибаю, — глумливо выпалил ворон и спрыгнул на подлокотник кресла. Бочком скакнул ко мне ближе. — Мне нравится, как ты негодуешь. И обращаешь на меня внимание. И уткнулся мне в волосы, засранец языкастый. Я поднял свободную руку и погладил его по жёстким до скрипа перьям. Злиться на ворона у меня не получалось. Может и хорошо, что у меня нет ни кота, ни собаки. Они бы сейчас лежали поверх меня вишенками на торте, и места на диване мне бы точно не осталось. И я, скорее всего, избаловал бы их до безобразия. Я хихикнул, представив себе василиска, обвивающего диван и претендующего на моё тепло и внимание. Думаю, конкуренцию ему не смог бы составить даже Цер. Хорошо, что древний змей привык к своему одиночеству или же изначально не такой тактильный, как Нагайна, или такой контактный, как Цербер. — Это что за тройничок? — прошипел Том над моей головой. Наги быстро свалила в сторону камина и затаилась там, собравшись кольцами. Будто сложно заметить огромную, почти четырёхметровую, змею. Цербер же даже не дёрнулся из-под моей ласкающей руки. И клюв из волос не вынул. — Харон, пусть твой ворон знает своё место! — напрямую Том к Церу не обращался, зная, насколько тот непочтителен. Будто апелляция ко мне это изменит. Цер скакнул на спинку дивана, вывернувшись из-под моей руки. Посмотрел на Тома вначале одним глазом, потом другим. И выдал: — А ты знаешь своё место, Тёмный? — я закатил глаза. Началось... Сейчас великий маг, дракон и Тёмный Лорд будет препираться с птицей и, скорее всего, проиграет в этой дуэли, сорвавшись на Жалящие, потому что у него закончатся аргументы. А потом будет ворчать мне, что я распустил своего питомца, и, вообще, обидели бедненького Тома. Я видел, как Том раздул ноздри, его привычное спокойствие пошло трещинами, а глаза полыхнули красным. Цербер стал специалистом по доведению Реддла до точки кипения. — Том! Цер! Заткнитесь оба! Я сейчас уйду, и можете препираться без меня хоть до Рагнарёка! — я вскочил и ткнул в Тома пальцем. — Ты взрослый состоявшийся волшебник, а реагируешь на птицу, как шавка на слона! А ты! — развернулся я к Церберу, — зачем его провоцируешь? Почему хамишь и нарываешься? Тебе что, делать больше нечего? — Нечего! Вы то трахаетесь, то тискаетесь, то совокупляетесь. А я? Когда ты последний раз со мной летал? А этот твой Тёмный, — Цер буквально выплюнул титул Тома, — только и делает, что ревнует. К кому? К птице? Да ему голову пора лечить. Ты хреновый хозяин! А этот твой козёл, — Цер уничижительно посмотрел на Тома, — параноик и психопат! — выплеснувшись, Цер перелетел на свой шесток и развернулся к нам спиной. Весь мой запал иссяк. Я действительно не летал с Цером целую вечность и уделял ему мало внимания. А Том молчал некоторое время, а потом расхохотался. Его низкий вибрирующий смех вызвал во мне мурашки по всему телу. Я обернулся и с удивлением посмотрел на него. — Цербер прав. Я действительно не совсем нормален, когда дело касается тебя, Харон. Я прошу прощения у тебя, Цер, за недостойное лорда поведение. Моя челюсть непроизвольно отвисла, а Цер скакнул на шестке, разворачиваясь к Тому. Склонил голову на бок, рассматривая его с исследовательским интересом, как спирохету под микроскопом. — Извинения приняты, Тёмный, — царственно произнёс он, выдержав мхатовскую паузу. — Я тоже прошу прощения за свою непочтительность. Мой язык иногда быстрее чувства самосохранения. Том склонил голову, принимая ответные извинения и закрепляя перемирие. Я крутил головой, не скрывая своего изумления. Не думал, что эти двое когда-нибудь найдут общий язык. Да что там язык, смогут найти в себе силы принести извинения.