***
Утро действительно выдаётся тяжёлым. С трудом продрав глаза, Хината буквально скатывается на пол, путаясь в одеяле. — Доброе утро… — бурчит он и широко зевает. Взгляд привычно падает на часы, и всего на долю секунды в нём зарождается настоящий ураган паники. Десять. Проспал. Но тут же разумная половина услужливо подсказывает, что у него, вообще-то, выходной и подъем в пять утра необязателен. Из этого рождается весьма логичное желание поспать ещё, которое тут же перебивает громкое урчание в животе. Завтрак от Ханамуры — слишком хорошо, чтобы быть правдой. И слишком хорошо, чтобы пропускать. Полежав ещё немного, Хината поднимает себя титаническим усилием воли и, наспех накинув вчерашнюю одежду, бросает короткий взгляд на сбитую постель. Немного помявшись, он махает рукой и выходит на улицу. «Потом», — с долей превосходства думает он, потягиваясь. У него есть возможность откладывать вещи на то эфемерное «потом», и, чёрт его дери, Хината воспользуется ей по полной. В столовой его уже поджидает сладостный и терпкий запах, а также рассыпчатые группки «одноклассников». Обменявшись с Ханамурой парочкой слов, Хаджимэ берёт тарелку со стопкой блинчиков и приземляется возле Сонии. Девушка одаривает его солнечной улыбкой. — Доброе утро, Хаджимэ. — Доброе. Как Гандам? — с ходу спрашивает Хината, сглатывая слюну. За несколько месяцев он усвоил, что Невермайнд куда охотнее отвечает на вопросы, не связанные с ней напрямую. — Чудесно. — Сония буквально расцветает. На щеках появляется лёгкий румянец, который та тут же застенчиво прячет за тыльной стороной ладошки. — Он почти не вспоминает про… про то, что было. — Уверен, что это твоя заслуга. — Брось, Хаджимэ. Не скромничай. — Такая уж у меня работа. — Жуя, пожимает плечами Хаджимэ. — Как Нагито? Неожиданный вопрос встаёт поперёк горла. Хотя, может, это кусочек блинчика, — Хината уже не уверен. Закашлявшись, он чуть не роняет вилку на пол в отчаянных попытках не задохнуться. — Причём… причём тут он? — отдышавшись, переспрашивает Хаджимэ со слезами на глазах и тянется за стаканом сока. — В последнее время его часто видят в твоей компании, — уклончиво отвечает Сония, наматывая золотистую прядку на палец. — Вот я и предположила… «Правильно предположила», — хмуро думает парень, вытирая рот. — Я слежу, чтобы он не натворил глупостей. — И как? Не творит? — В глазах девушки буквально горит озорной огонёк. Поймав Хаджимэ в хорошем расположении духа, она, видимо, решает оторваться. — А то ты Комаэду не знаешь, — бурчит Хината. — Он с глупостями под руку идёт. — О? А я думал, что это твоя прерогатива. Крайне удивлён. Парень чуть не падает со стула. Второй раз за пять минут, подмечает он, а этого уже более чем достаточно. — Тебя не учили не подкрадываться к людям? — шипит Хаджимэ. — Разве я виноват, что во время еды у тебя отключается вся голова разом? — Ты!.. — Доброе утро, Нагито, — врывается в разговор девушка, пытаясь разрядить обстановку. — Приятно видеть тебя в столовой. Как ты себя чувствуешь? — Уже лучше, спасибо. — Приятно слышать. Комаэда кисло улыбается, понимая, что это всего лишь завешанная мишурой вежливость. И оказывается прав: Невермайнд поднимается на ноги, расправляя юбку, и, одарив парней улыбкой и коротким прощанием, относит тарелку на кухню и скрывается за дверьми. — Я помешал? — Да не особо, — парень вздыхает и махает рукой на стул. — Садись уж, раз припёрся. Нагито медлит, воровато оглядываясь по сторонам, а затем присаживается напротив. — Ты завязал волосы, — удивлённо выпаливает Хаджимэ, больше констатируя факт, чем задавая вопрос. Комаэда задумчиво проводит протезом по приглаженной копне и пожимает плечами. — Это удобно. — Рад, что ты оценил практичность, — добродушно усмехается Хината и вновь возвращается к блинчикам с неугасающим рвением. — Приятного аппетита. — И фебе, — мычит парень. — Не говори с набитым ртом. Хаджимэ, пожалуйста, я думал, подобные манеры остались в детском саду. — Не укашивай мне, што делать. — И показательно запихивает ещё один кусок. — Мой выхотной — мои прафила. Нагито закатывает глаза, едва кривя губы, но вскоре сдаётся, качая головой. — Ты неисправим. — А разве тебе не нравится моя неисправимость? — дожевав, спрашивает Хаджимэ голосом Комаэды. — А я-то думал, чего ты возле меня крутишься. — Тут ты меня поймал. — Хоть бы помялся. — И доставить тебе кратковременную радость победы? Вот уж нет. — Зануда. — О, ты меня раскусил. Я здесь как раз для того, чтобы портить людям веселье. — Он растягивает тонкие губы в пугающей улыбке. — И жизни. Хаджимэ морщится и уводит разговор в другое русло. — Не хочешь прогуляться после завтрака? — Я тебе ещё не надоел? — Ты чертовски к этому близок. — И что же мне делать, когда Хаджимэ неминуемо бросит меня, воспользовавшись моей добротой? — вздыхает Нагито, вяло ковыряясь в еде. — Неужели ты показал своё истинное лицо? — Вот когда это случится, тогда и будем думать. — Пожимает плечами парень, почти буднично отмахиваясь от вопроса. — Так что насчёт прогулки? — Ты прекрасно знаешь мой ответ.***
На этот раз местом назначения становится парк. Обмениваясь короткими фразами, они садятся под тенью раскидистого дерева, прислонившись спиной к стволу. Хаджимэ вытягивает ноги со стоном облегчения и жмурится, запрокидывая голову. Нагито усаживается подле, скромно притянув колени к груди и положив на них руки. — Как проходит твоя реабилитация? — лениво спрашивает Хината между делом. — Я думал, ты мой врач, — ядовито усмехается Комаэда, поправляя капюшон куртки. — Вот ты мне и ответь. — Как только твоё состояние стабилизировалось, я отошёл от дел. — Или, лучше сказать, тебя от них отвели? — …это было обоюдным решением. — Конечно. Честно говоря, я крайне удивлён, что твоё маниакальное желание держать всё под контролем не взяло верх. Как же так получилось, что ты оставил всё на Микан? — Она профессионал в своём деле. Моя помощь ей не нужна. — То-то же я оценил её профессионализм. — Откуда у Микан столько выдержки, вот честно? Как она вообще тебя терпит на осмотрах? — Широкой души человек, а? — улыбается Комаэда, — Таких теперь мало. — Что-то мне припоминается, что в прошлый раз ты отзывался иначе. — Пережитки прошлого. К чему его ворошить? — Действительно, к чему. — Сейчас мы живём душа в душу. Разве не это главное? На языке упрямо маячит вопрос: «Так чего ты накинулся на неё в первый раз?». Хината раскрывает рот, но передумывает в последний момент и вместо этого зевает. Прямого ответа он всё равно не дождётся, да и чуйка подсказывает, что он ему ой как не понравится. С Нагито всегда так. Однако факт того, что Цумики остаётся с ним наедине в закрытом пространстве не даёт покоя. Стоит поговорить с ней позднее. — Земля вызывает Хаджимэ. Приём! — А? — Прекрати думать. — Комаэда подползает ближе, заглядывая в смуглое лицо. — В твоём случае это вредно. — И что мне теперь, с пустой головой сидеть? — кривится Хаджимэ. — А чем это отличается от твоего обычного состояния? — переспрашивает Нагито, хлопая ресницами, и едва успевает подставить руку, когда Хината шутливо толкает его в плечо. — У тебя выходной. Расслабься. — Неужели я слышу от тебя умные слова? — Неужели ты учишься мне отвечать? Они смеются. Как хорошие друзья. Как люди, которые не пытались убить друг друга. Без ярлыков в моменте жилось так легко и приятно. Жаль, конечно, что этот «ярлык» повис на них обоих тяжкой цепью. Подняв глаза, Хината провожает взглядом плывущие по небу облака. На душе вдруг становится так тихо и мирно, как не бывало давно. Сидя под кроной дерева, Хаджимэ чувствует, как по телу разливается приятная истома. Он ожидает, что Нагито окликнет его — скажет что-нибудь. Но тот лишь смирно сидит подле него и, кажется, старается не шевелиться лишний раз. Ерунда. Фантазия разыгралась, ничего более. Однако усталость наваливается на камнем, прогибая, кажется, до самой земли. Хината со вздохом прикрывает глаза, проваливаясь в полудрёму. Он чувствует, как голова виляет в бок, норовя опуститься на плечо Комаэды, и одно лишь это удерживает связь с реальностью. Но чем больше времени проходит, тем слабее становится сопротивление. «Всего разок, — сонно уверяет себя Хаджимэ, — Комаэда всё равно… Он всё равно не против». Он даже не помнит, в какой момент всё же сломился, отдавшись на волю чего-то низменного. Пучина обволакивает его. Только на этот раз она не ледяная и липкая. Вязкая, но приятно прилегающая к телу. И пустая. Блаженно пустая. Парень отдаётся её течению, позволяя утянуть себя вниз, к её центру. В тяжёлый сон. Сон ни о чём и обо всём сразу. Желанный. Вожделенный. Вечный.***
Хината вздрагивает, чуть не подскакивая на месте. — Добрый вечер, — раздаётся над самым ухом. Парень протирает глаза и вертит головой по сторонам. Длинные тени протягиваются по земле. Вечернее зарево догорает совсем рядом с горизонтом. Последние лучи нещадно жгут и слепят, принося отрезвляющее пробуждение. Он проспал целый день. — Чёрт… — Хината тут же выпрямляется, массируя виски. — Почему не разбудил? — А должен был? — интересуется Комаэда. — Это была прогулка, — с горечью отзывается Хаджимэ, — а не мой тихий час. Прости. — Не опускайся до извинений. Комаэда улыбается и, следуя примеру Хинаты, позволяет себе потянуться. Не ерунда. И даже не фантазия. Он действительно всё это время сидел настолько неподвижно, насколько мог. — Почему не ушёл? — недоверчиво спрашивает парень. — Куда бы я делся? — В следующий раз буди меня. — В «следующий»? — усмехается Комаэда. — Я имел в виду… — Хаджимэ запинается. Необдуманные слова получились такими уверенными и приказными — аж дрожь берёт. А теперь он мямлит и мнётся, не зная, чем оправдать свой секундный порыв. — Если ты не против? Наверное? — «Наверное»? — Я правда не знаю, что ты хочешь от меня услышать. — Хината всплёскивает руками, чуть не задев Нагито. — Прости. — Всё в порядке, — снисходительно улыбается он, — Я хочу услышать правду. — Не много на себя берёшь? — Отнюдь. Но если ты не в настроении делиться чем-то со мной — я не настаиваю. В конце концов, кто я такой, чтобы… — Я тебя услышал, — резко встревает Хината, растирая переносицу. Шею всё ещё саднило после непредвиденного полуденного сна, однако дальше этого он чувствует… спокойствие. Более того, он вновь выцепляет то самое, отдалённо знакомое чувство. Он выспался. — Выглядишь не очень, — участливо говорит Нагито, не сводя взгляда с горизонта, за которым медленно скрывается солнце. Хината поджимает губы. — Снова кошмары? Снова в точку. Порой кажется, что ему и не нужно слышать ответ собеседника, — он знает всё наперёд. Другого объяснения просто не находилось. — Ага, — вздохнув, признаёт Хаджимэ. — Они никуда не уходили. — Но сейчас ты выглядел… м-м… спокойным? Тебе что-нибудь снилось? — Нет. — И в прошлый раз? — …ага. — Хината поворачивает голову, впиваясь взглядом в Комаэду. Тот уверенно перехватывает его, не отводя глаз. — К чему ты клонишь? — К тому же, к чему клонил ты, говоря про «следующий раз». — Конкретнее. — Скажем, в этом есть двойная выгода. Для нас двоих. — Давай к сути. — Спи со мной, — на полном серьёзе отвечает Нагито. Повернув голову, он одаривает Хинату непроницаемым взглядом, в котором нет ни намёка на издёвку. Хаджимэ в то же мгновение забывает, как говорить, дышать и, кажется, существовать. Перед ним остаётся только абсолютно спокойное лицо юноши. — Ты ведь… шутишь сейчас? — Нет. «Ну шутит ведь», — нервно смеётся Хината про себя, ища подвох. Это же Комаэда, прости боже. Тот самый Комаэда, который насмехался и издевался над ним. Тыкал ему в лицо Камукурой и беспомощностью. «Тот самый Комаэда, который помог тебе, — возражает кто-то в его голове. — Тот самый Комаэда, который остался с тобой, когда тебе было плохо. Накормил. Позволил выспаться». Хината нехотя соглашается. Нагито действительно имеет неожиданно приятную сторону, показывать которую он соглашался только в присутствии Хаджимэ и только наедине. Сердце сжимается при мысли, и парень сглатывает, не решаясь отвести взгляд от Комаэды. Он… никогда не врал. Ни в симуляции, ни после. Говорил прямо, говорил грубо, едва ли заботясь о чужих чувствах. Но говорил правду. — Если ты… — Хината сжимает пальцы в кулаки, выдирая с корнем пучок травы. — Если ты серьёзно… — Как никогда. Он даже не улыбается, чёрт его дери. Не пытается вывести его на эмоции. «Лучше бы издевался». Потому что искушение велико, и Хаджимэ понимает, что не может отказаться. Потому что он перестаёт отдавать себе отчёт о своих чувствах. Потому что ему нравится эта идея. Змейка лениво опутывает сердце, сжимая его в тисках, и отравляет тело и разум. Перед глазами расстилается дымка, покрывающая весь мир. Кроме него, сидящего напротив. Его, создавшего и пустившего эту блядскую змею. Он страшнее Искусителя. Страшнее яблока раздора. Страшнее карающей длани любого божества. Это выше Хаджимэ. Сильнее. Его разум слаб, податлив. Последняя линия обороны рушится, не успев оказать сопротивление. — Хорошо. Он делает что-то непоправимо гадкое.